«Мешочек смелости» за пазухой: Алексей Черкасский

«Мешочек смелости» за пазухой: Алексей Черкасский

Искусство дремать без ущерба для биографии

В тяжелые времена реформ и переворотов особенно трудно удержаться на вершине власти и почти невозможно дожить без опалы и отставки до естественной кончины в собственной постели. Еще труднее до самого конца быть «в милости», оставаться окруженным официальным почетом, приободренным неизменной лаской государя. К числу таких редких счастливцев русской истории относится князь Алексей Михайлович Черкасский. Многие современники видели в нем лишь ленивца и глупца, который делал карьеру благодаря удачному стечению обстоятельств да умению ловко дремать с открытыми глазами на бесчисленных заседаниях.

Черкасского из-за особой тучности называли «телом» правительства, тогда как «душой» считали других — более честолюбивых, ловких, пронырливых, вроде Петра Шафирова, или потом, уже при Анне Иоанновне, фельдмаршала Миниха, Андрея Остермана или Артемия Волынского. Но они, эти ловкачи, вдруг куда-то исчезали, проваливались, всходили на эшафот, ехали не по своей воле в Сибирь, а «глупый» Черкасский из года в год неизменно и невозмутимо вел заседания государственных учреждений, пересидев всех своих друзей и недругов, да еще пятерых самодержцев.

Имя свое таскающий

Первое, о чем обычно пишут современники и биографы Черкасского, так это о его фантастическом богатстве. Действительно, он был богатейшим человеком России, владельцем поместий величиной с иные европейские державы с десятками тысяч крепостных крестьян. Современники и потомки суровы к Черкасскому. В нем они обычно не видят никаких достоинств. Жена английского посланника леди Рондо в 1737 году с юмором изображала весьма комическую фигуру нашего героя: «Князь Черкасский, русский, персона значительная во многих отношениях. Прежде всего (и, по мнению многих, самое важное), он очень богат: владеет тридцатью тысячами глав семейств, как рабами, и наследница — его единственная дочь. Затем — фигура князя, которая в ширину несколько больше, чем в высоту, его голова, очень большая, склоняется к левому плечу, а живот, тоже большой — направо. Его ноги, очень короткие, всегда обуты в сапоги, даже на придворных приемах по случаю больших праздников. Но и, наконец, он знаменит своей молчаливостью… он наверняка не станет утруждать себя делами, не будет мешать кабинету своим красноречием».

Язвительный князь M. М. Щербатов (автор скандальной книги «О повреждении нравов в России») в облике Черкасского, напротив, ничего юмористического не усмотрел: «Сей человек — весьма посредственный разумом своим, ленив, незнающ в делах и, одним словом, таскающий, а не носящий имя свое и гордящийся единым своим богатством… Одежды его наносили ему тягость от злата и сребра». Черкасский гордился и своим невероятным хлебосольством, истинно русской щедростью. Да еще, добавим, — гордился родством. Сын боярина, он происходил из ханов Кабарды, его род был связан узами со знатнейшими фамилиями России и даже с династией Романовых. Сам Алексей Михайлович был женат первым браком на двоюродной сестре Петра Великого, Аграфене Львовне Нарышкиной — дочери боярина Льва Кирилловича Нарышкина. После ее смерти супругой князя стала Мария Юрьевна Трубецкая — сестра знатнейшего вельможи, фельдмаршала и боярина князя И. Ю. Трубецкого.

Умственные и деловые качества Черкасского современники ценили так низко, что считали излишним даже обсуждать их. Герцог Бирон — фактический правитель России при Анне Иоанновне — жаловался своему знакомому на трудности в ведении государственных дел: «Остерман уже 6 месяцев лежит в постеле. Князя Черкасского вы знаете, а между тем все должно идти своим чередом».

Строитель Петербурга

И все же не будем спешить: ни богатство, ни знатность, ни родство, ни тучность, ни тем более глупость обычно не спасали людей от опалы, гнева или недовольства самодержца. В личности непотопляемого князя Черкасского есть своя загадка. Для начала приметим, что с юношеских лет он занимался государственными делами вместе с отцом — тобольским воеводой, боярином князем Михаилом Яковлевичем, и, замещая отца, как второй воевода управлял Сибирью — краем огромным и неспокойным.

В петровское время ему давали разные поручения, в том числе и руководство Городовой канцелярией. Это учреждение ведало строительством Петербурга, заготовкой и поставкой строительных материалов. В его подчинении были архитекторы, мастера, работные люди, присылаемые со всей страны. Словом, это была, по-современному говоря, огромная строительная компания, руководителю которой вряд ли удавалось дремать на заседаниях. Как известно, в таких учреждениях во все времена дым стоит коромыслом. А князь Черкасский руководил строительным ведомством, возводившим столицу под грозным присмотром самого царя, не год, не два, а целых пять лет! И царь был им доволен. После этого он перебросил Черкасского на место проворовавшегося губернатора Сибири князя Матвея Гагарина. И там Алексей Михайлович не ударил в грязь лицом. Возможно, он не был так инициативен, как другие администраторы. Как писал один из современников, ему не хватало «мешочка смелости» за пазухой, но он был на своем месте, умел подбирать людей и успешно вел непростые дела.

Штаб дворянских прожектеров

Конечно, после смерти Петра Великого в 1725 году многие сановники расслабились. Но, как видно из документов, Черкасский дремал вполглаза. Этот флегматичный толстяк мог вдруг проснуться и сказать несколько слов, которые в устах этого несуетного и молчаливого вельможи звучали особенно весомо и авторитетно. Так, в начале 1730 года, когда после смерти Петра II члены Верховного тайного совета во главе с князьями Голицыными и Долгорукими задумали ограничить власть императрицы Анны Иоанновны в свою пользу, все вдруг с удивлением услыша ли громкий голос всегда молчащего князя Черкасского. На встрече дворянства с «верховниками» в Кремле именно он, а не кто-то другой смело вышел вперед и потребовал, чтобы будущее государственное устройство России обсуждали не в кулуарах, не в узком кругу «фамильных», а публично, с участием рядовых дворян.

Потом он превратил свой богатый дом в своеобразный штаб дворянских прожектеров и сам стал автором проекта о новом устройстве России, в которой не будет более места бессудным казням, засилью фаворитов, а голос дворянства будет слышен всем. Князь Щербатов писал, что такая активность Черкасского объяснялась обидами, которые нанесли его шурину, князю И. Трубецкому, князья Долгорукие — инициаторы ограничения власти Анны Иоанновны. В этом можно усомниться — слишком далеко пошел по пути реформаторства, защищая честь шурина, прежде столь робкий вельможа. Дело, наверное, в другом: в Черкасском вдруг взыграла кровь его боярских предков, которые в допетровские времена были хозяевами жизни. Тогда цари не принимали ни одного решения, не посоветовавшись с боярами — людьми опытными, влиятельными, богатыми, уважаемыми. Правление же Петра I привело к низвержению старых родов, на которых держался порядок на Руси. Несомненно, в прежние времена князь Алексей Михайлович не остался бы в ближних стольниках, не пачкал и не рвал бы дорогого кафтана на строительных лесах, не собачился бы с подрядчиками, а был бы боярином и сидел бы в Грановитой палате и «думал думу». Обида не за шурина, а за всех знатных, но ныне униженных, желание изменить порядок, навязанный Петром, и позволили Черкасскому найти за пазухой тот «мешочек смелости», которого ему обычно так не хватало! Он стал авторитетнейшим лидером одной из дворянских «партий», и во многом благодаря Черкасскому «со товарищи» хитроумная затея «верховников» провалилась, а самодержавие через 37 дней было восстановлено.

Посредственность, достоинство и долголетие

Но мечтам Черкасского и его соавторов по прожектам не было суждено сбыться. Благодаря поддержке части дворянства и бунту гвардейцев Анна Иоанновна перехватила инициативу, свергла «верховников», а прожекты кружка Черкасского сунула куда подальше. Все вернулось на круги своя, и Черкасский мог вновь мирно дремать на заседаниях. Императрица Анна Иоанновна, получив самодержавное полновластие, не отставила его от дел. И даже прожектерская активность в памятном 1730 году не была поставлена Алексею Михайловичу «в строку». Наоборот, то, что Черкасский и ему подобные боролись с «верховниками», послужило им пропуском к новым чинам и должностям. Такой человек, как Черкасский, — родовитый, тесно связанный кровными и служебными узами со многими знатными вельможами, богатый и влиятельный — был весьма нужен новой государыне.

Назначенный в 1732 году кабинет-министром, в 1740 году он достиг и служебной вершины — стал канцлером России. Но при этом он вел себя спокойно, скромно и незаметно, подпевая сильнейшим да прислушиваясь к советам своего формального подчиненного — вице-канцлера А. И. Остермана. Необыкновенная вспышка гражданской активности Черкасского, поразившая русское общество в 1730 году, прошла, и всю оставшуюся жизнь один из лидеров дворянских прожектеров молчаливо «таскал свое имя». Впрочем, он не был великим немым, а прерывал свое молчание, чтобы на каком-нибудь празднике выйти вперед и, как писал современник, «от имени всего народа [произнести] длинную на шести листах кругом (то есть листах с оборотом. — Е. А.) речь, содержащую благодарение за материнское попечение императрицы о защите оскорбленных ее подданных… при преданнейшем уверении в признательности за дарованное опущение полугодового подушного сбора, многие пожелания о высочайшем здравии и благополучном царствовании». Это он осенью 1740 года во время смертельной болезни Анны Иоанновны тоже вышел вперед и учтиво сказал Бирону: «Я не знаю никого способнее и достойнее вашей светлости к управлению государством… Мудрость и искусство ваши всем известны… Итак, для блага отечества нашего всеусерднейше прошу вашу светлость продолжить ваше попечение о России под каким бы то ни было титулом». Такого солидного и уважаемого вельможу не послушаться было нельзя. Бирон согласился и выбрал «скромный» титул регента Российской империи.

Искусство политического выживания

Впрочем, учитывая, что такое поведение вельмож было обычным, общепринятым, назвать Черкасского проходимцем нельзя. Я точно знаю: материалы Тайной канцелярии не содержат сведений о том, что Черкасский вел себя недостойно. Он ни на кого не доносил, никого не травил, не убивал, у него вообще не было врагов — а это так много для русского государственного деятеля! Черкасский мирно досидел в своем высочайшем в чиновной иерархии кресле великого канцлера до 1742 года и умер в преклонных летах, уже при новой императрице Елизавете Петровне, которая, как и ее предшественники на троне, уважала солидного вельможу. Наверное, в таком поведении толстяка и состояло непонятое окружающими величайшее искусство политического выживания без пожирания ближних своих.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.