56. Перелом на востоке

56. Перелом на востоке

По ровным как стол степям между Волгой и Уралом красные и белые будто разыгрывали гигантскую шахматную партию, переставляя фигуры полков и дивизий. Ударная группировка колчаковцев, гоня разбитую 5-ю красную армию, подошла к Самаре на 80-100 км. Понесла поражение 1-я красная армия. Было очищено от красных все течение Камы, заняты Ижевск, Бугульма, Бугуруслан. Это был высший пик военных успехов Колчака. Между тем его штаб прозевал важные ходы противника. Еще в марте, анализируя возможные планы белых, Фрунзе предложил контрудар из района Бузулука — место, удобное тем, что в зависимости от развития событий отсюда можно было действовать в нескольких направлениях. Москва, уже готовившая директивы об отходе за Волгу, его план приняла. 7.04 Фрунзе были подчинены уже четыре армии — разбитая 5-я, потрепанная 1-я, 4-я и Туркестанская общей численностью 80 тыс. чел. Вдвое больше, чем в Западной армии ген. Ханжина. Эти силы постоянно наращивались. Восточный фронт был объявлен главным. Только по партийной мобилизации прибыли 15 тыс. чел. Спешно создавался мощный Самарский укрепрайон во главе с Карбышевым. Этот же талантливый военный инженер разработал систему «противоказачьей» обороны Оренбурга и Уральска. 3 тыс. чел. были мобилизованы в Самаре, шли пополнения из Центральной России, с Западного фронта.

По плану Фрунзе в ударном кулаке сосредоточивались лучшие соединения: 25-я Чапаевская, 24-я Железная, 2-я, 31-я дивизии, Оренбургская кавбригада. Стоит еще раз напомнить, что в условиях гражданской войны понятия дивизий, корпусов, армий были расплывчатыми. Скажем, у красных к способному или удачливому командиру старались попасть люди из других частей. Таким командирам отдавали пополнения, переподчиняли им подразделения соседей. И, например, 25-я дивизия стоила белогвардейских корпусов. Она включала в себя 3 бригады (потом 4), каждая из которых не уступала дивизии. У Чапаева было 11 полнокровных пехотных полков, 2 кавалерийских, 2 отдельных кавдивизиона, бронеотряд, авиаотряд, несколько дивизионов артиллерии, своя командная школа.

Поначалу руководство ударной группой поручалось командарму 1-й Гаю. Но под влиянием поражений он запаниковал, его лучшая 24-я дивизия отступала, разбитая под Бузулуком. Тогда Фрунзе переиграл план. На основе 24-й Гаю поручалось сформировать вторую, вспомогательную ударную группировку восточнее первой, а основные силы подчинялись Зиновьеву, командарму Туркестанской, свежей и не деморализованной колчаковскими ударами. В осажденном казаками ген. Толстова Уральске оставлялась лишь 22-я дивизия Сапожкова, в осажденном Дутовым Оренбурге — кавбригада, стрелковый полк и местные гарнизонные части. Все остальное перебрасывалось для контрнаступления.

Рисковал ли Фрунзе, реализуя такой план? Еще как! Стоило белым взять Уральск с Оренбургом или просто плюнуть на них, блокировать заслонами и оставить в тылу, никуда ведь не делись бы, и массы казачьей конницы Толстова, Белова, Дутова тут же вышли бы на Бузулук с юга, как раз в тылы ударной группировки. Она сама оказалась бы в клещах между казаками и корпусами Ханжина. Но этого не случилось. То ли Фрунзе учел казачью психологию, упрямо удерживающую их у своих «столиц». То ли интуитивно положился на удачу — у него и такое бывало. Но он сделал эту рискованную ставку — и выиграл. А штаб Колчака во главе с Лебедевым так и не смог оторвать казаков от осады городов к маневренной войне. Да и не очень-то старался это сделать. Общение с казаками было делом хлопотным, требовало изрядной дипломатии — а так вроде при деле, и ладно. Штаб будто вовсе забыл про них. В результате 30 тыс. конницы завязло у городских укреплений, а пехота Ханжина наступала по таким удобным для конницы степям, все углубляя выступ прорыва, расходясь и ослабляя линию своего фронта.

При подходе белых к Волге начало восставать крестьянство. Уже испробовав власти и белых, и красных, оно в критический момент потянулось все-таки к белым. В Черном Яру восстание возглавил эсер Сукин, но был разбит войсками Самарского укрепрайона. В середине апреля вспыхнуло восстание в Симбирской губернии, быстро перекинулось на Самарскую. Возглавлял его бывший офицер Долин, тоже из эсеров. Повстанцами был взят г. Ставрополь (ныне Тольятти). 19.04 в самой Самаре восстал запасной полк, перебив комиссаров. Фрунзе опять пошел на риск, упрямо решив не снимать с фронта ни одного солдата. Против запасного полка выставил местный рабочий полк, 2 батареи, пулеметную роту, отряды ЧК и особотдела. Мятежники были еще не вооружены, они потеряли время, захватывая городской цейхгауз, были при этом оцеплены и разгромлены. Для борьбы с крестьянами по Самарской губернии провели мобилизации — рабочую (каждого второго) и партийную (поголовно), бросили части укрепрайона. К 26.04 восстание было подавлено. По Самаре прошла волна арестов — ее очищали от бывших офицеров, эсеров и «шпионов». Даже в штабе Фрунзе взяли 26 человек.

Незадолго до контрудара обе стороны, игравшие вслепую, неожиданно прозрели. 18.04 чапаевская разведка перехватила белых курьеров связи с секретными приказами. В них указывалось, что между 6-м корпусом ген. Сукина и 3-м корпусом ген. Войцеховского образовался разрыв около 100 км. И говорилось, что 6-й корпус начинает разворот на Бузулук. Еще немного, и он вышел бы на ударную группировку, мог связать ее боем, и планы Фрунзе полетели бы к чертям. Красный командующий решил ударить в брешь колчаковского фронта, назначив операцию на 1.05. Но тут прозрела и другая сторона. 24.04 к белым перебежал командир одной из чапаевских бригад Аваев, прихватив планы контрудара. Узнав об этом, Фрунзе тут же перенес наступление на 28.04, чтобы колчаковцы не успели отреагировать. Первые бои начались раньше. На ст. Михайловское, где сосредоточивалась вспомогательная ударная группировка, вслепую вышла 12-я дивизия ген. Бангерского, и Гай отбросил ее. Точно так же, вслепую, нарвался на основные силы 1-й армии корпус ген. Бакича. Он начал переправу через р. Салмыш севернее Оренбурга. Красные выждали момент, когда часть его войск оказалась на одном берегу, а часть на другом, неожиданно напали на успевших переправиться и нанесли тяжелое поражение.

Ханжин, получив сведения о готовящемся контрударе, подтвержденные этими боями, попытался принять экстренные меры. Чтобы прикрыть брешь во фронте, командиру 6-го корпуса было приказано не позднее вечера 27.04 выдвинуть сюда 11-ю дивизию, занять оборону на рубеже р. Боровка, выслав в сторону Бузулука сильные разведгруппы. А командиру 3-го корпуса — выдвинуть из своего резерва Ижевскую бригаду, расположив ее уступом за 11-й дивизией. Решение было и запоздалым, и ошибочным, только ослабив корпуса Сукина и Войцеховского. Прикрыть стокилометровый участок такими силами все равно было невозможно, их лишь подставили под удар. 11-я дивизия растянулась по степи в редкую цепь развернутых полков…

А в ночь на 28.04 на нее обрушились чапаевские бригады, легко прорвали растянутый фронт, громя белых по частям, и устремились с юга на север, на Бугуруслан. 11-я дивизия оказалась жестоко разбитой. Ее командир ген. Ванюков докладывал: "Потери граничат с полным уничтожением. В полках осталось по 250–300 человек, имеют место массовые сдачи в плен". Серьезное поражение понесла и соседняя, 7-я дивизия ген. Торейкина. Одновременно вспомогательная группировка Гая навалилась на 12-ю дивизию. Полного разгрома здесь не получилось, но тоже одержали победу и теснили белых на север вдоль р. Демы, сковывая возможность маневра силами 6-го корпуса. На отдельных участках кипели упорные бои. Отчаянно сражались ижевцы. В 12-й дивизии ген. Бангерский доложил Ханжину: "Егерский батальон шесть раз ходил в атаку и полностью уничтожен". Но красные либо обходили такие участки, либо давили их численностью. Чапаевская дивизия заняла Бугуруслан, перерезав одну из двух железных дорог, связывающих фронт Западной армии с ее тылом. Восточнее шла 31-я дивизия. А вслед за ними Фрунзе ввел в прорыв свежую 2-ю, две дивизии 5-й армии, Оренбургскую кавбригаду, которая рванулась в рейд, громя белые тылы.

Положение Западной армии стало отчаянным. Ее дух был подорван, боеспособность падала. То там, то здесь возникала паника. Если ижевцы, познавшие на себе коммунизм, потерявшие родных и близких при массовых репрессиях, дрались и стояли насмерть, то мобилизованные сибирские мужики все чаще сдавались или перебегали к красным. На фронт, где наметилась победа, большевики слали новые и новые подкрепления. По степям пошла мешанина красных и белых. Генерал С. Н. Войцеховский, принявший командование ударной, наступавшей к Волге группировкой, хотя и получил высокий чин в период меняющихся скороспелых правительств, был умным и талантливым военачальником. Он начал пятиться от Самары и разворачиваться, чтобы нанести прорвавшимся красным фланговый контрудар. В то же время Тухачевский, которому были подчинены все вошедшие в прорыв части, загорелся идеей окружить дивизии Войцеховского и поворачивал для этого свои войска. Но Войцеховского на старом месте уже не было, он сам пытался обойти Тухачевского. Массы войск кружились наугад, нацеливаясь на слабые места друг друга.

А Чапаев, не очень-то высоко ставивший «мальчишку» Тухачевского, тем более подчиненный ему лишь временно, приказа не выполнил, продолжая выполнение прежнего плана. В результате этой неразберихи части Чапаева и Войцеховского столкнулись на реке Ик лоб в лоб. Удар приняли на себя 4-я Уральская горнострелковая дивизия и все та же Ижевская бригада, перебрасываемая на самые трудные участки. Два дня шел жестокий бой. Но едва противник обнаружился, к месту сражения красные подтянули еще две дивизии. И Войцеховский отдал приказ о срочном отходе к Уфе — только этим он мог спасти остатки своих войск от полного разгрома. 13.05 красные заняли Бугульму, перерезав еще одну линию железной дороги и почтовый тракт — последние пути сообщения Западной армии. Теперь белым частям, еще не успевшим отступить на восток, ничего не оставалось делать, кроме как бросить тяжелое вооружение, имущество и отходить степями и проселками, пытаясь спастись любой ценой.

Военного таланта у Фрунзе, конечно, не отнять. Но нельзя отметить и другого — ему отчаянно везло. Дело в том, что в операции по разгрому зарвавшейся вперед армии Ханжина красные сами зарвались. К середине мая их фронт вдавился в «белую» территорию выступом глубиной 300–400 км и такой же ширины. С юга были казаки, с севера — Сибирская армия. Восстание уральских казаков ширилось. Их отряды взяли г. Николаевск (ныне Пугачев), выходя к Волге. Но скоординировать усилия, направить их на тылы Фрунзе колчаковский штаб так и не смог. Мало того, казаки получили директиву, "взять г. Уральск, а затем действовать на Бузулук или Самару". Совершенно бездарно проторчала в оренбургских степях 14-тысячная Южная группа войск ген. Белова, прикрывая левый фланг фронта, где никаких активных действий не велось и даже демонстраций таковых не предпринималось. Ее могли использовать непосредственно для флангового контрудара, могли бросить на поддержку Толстова, чтобы взять Уральск и совместно атаковать красных. А потом уже и большевики опомнились. Из фронтового резерва к Фрунзе перебрасывались Московская кавдивизия, 3 бригады. Ленин 29.05 дал указание РВС Востфронта:

"…Мобилизуйте поголовно прифронтовое население".

Большинство наспех сколачиваемых частей пополнения были слабыми, неподготовленными, плохо вооруженными. Но они годились для затыкания дыр на «казачьих» направлениях, если не для побед, то для создания видимости сплошного фронта.

С севера над прорывом нависала сохранившая силы Сибирская армия. Командовал ею Рудольф Гайда, военфельдшер австрийской армии, ставший капитаном чехословацкого корпуса, а при безалаберной Директории перешедший на русскую службу с чином генерал-лейтенанта. Вообразив себя спасителем России, он сформировал себе пышный конвой, одетый в форму русского императорского конвоя, только на погонах вместо вензеля Романовых был личный вензель Гайды. Набивал свой поезд подарками и подношениями освобожденных городов, стоившими целые состояния. Окружал себя невероятной помпой, оркестрами и роскошью. Очень недалекий, бездарный в военном отношении, он обладал, ко всему прочему, склочным характером. Когда направление Западной, а не Сибирской армии было признано главным, Гайда воспринял это как личное оскорбление, а поражение Ханжина встретил с удовлетворением, будто справедливость наконец-то восторжествовала. В довершение этот выскочка поцапался с другим выскочкой, 26-летним Дмитрием Лебедевым, начальником штаба Верховного Правителя. Когда Ставка Колчака начала слать ему один за другим приказы помочь Западной армии, Гайда эти приказы игнорировал. Он считал унизительным, что ему, герою освобождения Сибири и Урала, указывает какой-то «юнец». Полученные из Омска директивы о действиях на юг называл бездарными и невыполнимыми. И вместо юга активизировал наступление на север. Корпус Пепеляева отбросил красных еще на 45 км и 2.06 взял г. Глазов. Под угрозой оказалась Вятка — цель заманчивая, но в стратегическом отношении абсолютно уже не нужная.

Ханжину оставалось надеяться только на собственные силы. Он и попытался это сделать, организовать с востока контрудар, чтобы срубить под основание клин, вбиваемый красными. Для этого в районе Белебея сосредоточивались все стратегические резервы — Волжский корпус Каппеля и сильный Украинский полк им. Тараса Шевченко. Действительность порушила все расчеты. В прорыв уже вошли силы, большие, чем вся Западная армия. Узнав о сосредоточении, Фрунзе сам решил уничтожить Каппеля. 25-я дивизия, рвущаяся к Каме, разворачивалась на 180 градусов для атаки на Белебей с севера, 31-я, развернувшись на 90 градусов, — с запада, а 24-я, теснившая 6-й корпус по течению р. Демы, чуть изменив направление, атаковала с юга. Каппель попал в ловушку. Под одновременным тройным ударом его корпус стал терпеть поражение. Приданный полк им. Шевченко перешел на сторону красных — хохлы решили, что при начавшемся отступлении они таким способом быстрее попадут на родину. Понадобилось все мастерство Каппеля, чтобы сложными маневрами, прикрываясь арьергардами и контратаками, вывести свои части из окружения и избежать полного разгрома.

В это время прорыв Пепеляева на Глазов обеспокоил Москву — создалась угроза награбленным в Вятской губернии крупным запасам хлеба. Да и со стратегической точки зрения дальнейшее движение Фрунзе на восток при нависающей с севера 50-тысячной Сибирской армии было бы безумием. Поэтому Фрунзе приказали остановиться на рубеже р. Белой, из его подчинения изымалась 5-я армия Тухачевского с приданными ей 25-й и 2-й дивизиями, чтобы совместно со 2-й и 3-й красными армиями начать операцию против Гайды. Фрунзе брыкался как мог, доказывая необходимость добить колчаковцев, ездил к командующему фронта, отстаивал на военном совете, телеграфировал в ЦК и Ленину. И снова ему крупно повезло — его не послушались! До сих пор во всех спорах с начальством ему, вышедшему из недр партии, теми же апелляциями к Ленину и в ЦК всегда удавалось настоять на своем, а тут вот не удалось, 25-ю и 2-ю дивизии оставили, а 5-ю армию отобрали, перенацелив на север…

Тем временем Ханжин пытался собрать боеспособный кулак на подступах к Уфе. Этого уже не получилось, разбитые и деморализованные колчаковские войска, преследуемые большевиками и прижимаемые к полноводной реке Белой, уходили на правый берег. Водный рубеж подарил небольшую передышку. Остатки армии приводились в относительный порядок и были сведены в три группы: Волжскую Каппеля, Уфимскую — Войцеховского и Уральскую — Голицына. Несколько ошибок допустил Колчак. Он снял Ханжина, на которого Лебедев ловко сумел свалить вину за собственные грубые ошибки. Командующим был назначен К. В. Сахаров, совершенно не обладавший стратегическими талантами. С юнкерских лет сослуживцы прозвали его "бетонной головой", и выдвигался он только благодаря железной решительности и готовности выполнить любой приказ. Он и у Колчака выделился этой бездумной уверенностью, совершенно не считающейся с реальностью.

Одновременно с упорядочением остатков Западной армии Колчак и его Ставка наконец-то категорическими приказами допекли Гайду. А может, он сам смилостивился, когда сняли «соперника» Ханжина. Он приостановил наступление на Вятку и повернул на юг Екатеринбургский ударный корпус, предназначенный для развития успеха у Глазова. Этот корпус форсировал Каму и нацелился на тылы Фрунзе. Вот тут красным пришлось бы туго, если бы Фрунзе перед этим отстоял свой план. Но вмешательство Троцкого и комфронта Самойло исправило его упущение как раз вовремя! Перед корпусом Гайды оказались не тылы, а развернутый к бою фронт 5-й армии. Мало того, самоуверенный Гайда действовал совершенно безграмотно, даже не вел разведки. Его войска, движущиеся наугад, сами вошли в клещи между двух красных дивизий. В районе села Бейсарово корпус был атакован с двух сторон и разбит, а еще через 2 дня прижат к Каме и уничтожен. 5-я армия начала форсировать Белую в устье, при слиянии с Камой, угрожая важнейшей коммуникации Сибирской армии — железной дороге на Екатеринбург. В разрыв, образовавшийся после разгрома корпуса, двинулись части 2-й красной армии, с фронта перешла в наступление 3-я. И Сибирская белая армия вслед за Западной тоже вынуждена была начать отход.

А между войсками Фрунзе и Сахарова началось сражение за Уфу. Первоначально красные планировали форсировать Белую южнее города, где начала действия 1-я армия. Но и колчаковцы стянули сюда значительные силы — всю группу Голицына, 8-ю дивизию из группы Войцеховского, сибирских казаков. Переправа была сорвана. Зато в 17 км севернее Уфы, у Красного Яра, Чапаеву удалось захватить 2 парохода. Сюда же согнали лодки, и образовалась вторая переправа. Сахаров поначалу счел ее демонстрацией. Главные силы оставил на юге, а к Красному Яру направил 4-ю горнострелковую дивизию при поддержке авиаотряда из 16 машин. Но именно сюда Фрунзе перенес главную переправу. Он сосредоточил здесь 48 орудий, а вслед за 25-й двинул сюда и 31-ю дивизию. Под прикрытием массированного артогня с правого берега оборона была прорвана, красные захватили значительный плацдарм. 8.06 на нем началось жестокое сражение. Уральские стрелки несколько раз атаковали, схлестывались в штыковых, неоднократно прижимали красных к реке. При налетах аэропланов был ранен Чапаев, контужен Фрунзе. Но при неравенстве сил и подавляющем превосходстве красной артиллерии одолеть колчаковцы не смогли.

На следующий день Сахаров подтянул сюда две дивизии Каппеля, ижевцев. Тогда-то и произошла знаменитая "психическая атака". Только в кино она показана неверно. У Каппеля не было офицерских полков, черно-белой марковской формы, корниловских черепов вместо кокард и черных махновских знамен. А ижевцы и у Колчака продолжали воевать под красным знаменем, а в атаки ходили с «Варшавянкой». Сама же идея «психической» тоже была грубой ошибкой Сахарова. «Психическая» предназначена, чтобы обратить противника в бегство — но сзади у красных была река. Белых встретил шквальный огонь десятков орудий и пулеметов. Жестоко выкошенные, неся огромные потери, каппелевцы все же сошлись в рукопашной. За первой атакой последовали вторая, третья, но сбросить красных так и не смогли, за ночь на плацдарм переправилось немало свежих сил. На поле боя остались тысячи трупов.

А потом перешли в наступление красные. Вечером 9.06 они с двух сторон ворвались в Уфу, перерезали железную дорогу на Челябинск. Остатки колчаковцев отступали на восток, к Уральским горам. После поражения между Волгой и Уралом Белое Движение на востоке медленно, но неуклонно покатилось к своей гибели. В июне Колчаку еще удалось избежать полного разгрома, но спасли его не Антанта, не собственные войска, а Юденич и Деникин. Армия Родзянко вышла из Эстонии, рухнул красный Южный фронт, и Фрунзе стало нечем преследовать колчаковцев. Его 2-ю дивизию перебрасывали частью под Петроград, частью под Царицын, 31-ю — под Воронеж, 25-ю — на Уральск, где создалась угроза соединения казаков Толстова с войсками Врангеля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.