Глава 17. Катастрофа у Переволочны

Глава 17.

Катастрофа у Переволочны

28 июня около 7 часов вечера шведская армия выступила из Пушкаревки. Отход не был похож на бегство, колонны шли под бой литавр и барабанов. Русские не пытались преследовать противника. «В головных колоннах, с сопровождением в 300 человек пехоты, выступала артиллерия и подводы с казной. Далее следовал весь большой, громоздкий обоз. Обоз пехоты придерживался строгой табели о рангах, которую положено было соблюдать между различными подразделениями: вперед были пропущены повозки лейб-гвардии. Однако шедший следом кавалерийский обоз не признавал ничьего старшинства и дефилировал в том порядке, в каком стоял на биваке. Последними шли конница и жалкие остатки пехоты. Замыкал шествие арьергардный отряд, вероятно, составленный из Уппландского резервного конного полка… Король, по-прежнему сидя в коляске, ждал с арьергардом, пока не ушел весь гигантский обоз»134.

Где-то к 11 часам вечера, когда уже окончательно стемнело, шведы достигли Старых Сенжар, то есть отошли от Полтавы на * двадцать верст. Король решил в связи с малой пропускной способностью дорог оставить обоз под прикрытием Уппландского резервного конного полка и Карельского кавалерийского полка дожидаться там рассвета. А артиллерия, подводы с казной и войско продолжили путь к Новым Сенжарам. Когда артил Энглунд П. Полтава. Рассказ о гибели одной армии. С. 228. лерия со своим обозом миновала Старые Сенжары, ее конвой был усилен: вдобавок к тремстам пехотинцам отрядили часть драгун из полка Мейерфельта.

Отступление шведов после Полтавского сражения. За ночь не только кавалерия, но и пехота, и пушки дошли до Новых Сенжар. Артиллерия прибыла туда сразу после полуночи, а пехота – ближе к рассвету. Карл XII прибыл в Новые Сенжары чуть раньше своей армии, около половины второго ночи. Он безумно устал и, когда его внесли в избу, тут же заснул вместе с высшими офицерами, повалившимися на голый пол.

Но отдохнуть удалось совсем недолго. На рассвете королю доложили о приближении русских. Накануне вечером Петр выслал в погоню за шведами Семеновский пехотный полк под командованием князя Голицына и десять драгунских полков под началом Бауэра. Русские двигались очень быстро. Царь приказал «не испустя времени» искать «короля свейского», а тому, кто захватит Карла XII в плен, посулил генеральский чин и награду в сто тысяч рублей.

Шведская артиллерия выступила из Новых Сенжар ранним утром 29 июня, на несколько часов опередив войско.

Начальство не дало долго спать добравшимся до Новых Сенжар солдатам. Пришлось заново пересматривать багаж, выпрягать лошадей из не самых нужных повозок и перепрягать освободившихся животных в телеги, на которые погрузили больных и раненых. Всю пехоту тоже посадили верхом, а оставшееся имущество сожгли.

Между шестью и семью часами утра шведы снова выступили в поход, наметив ближайшей целью Велики. Стоявший у этого местечка драгунский полк генерала Мейерфельта вышел навстречу и соединился с главными силами. Перед выходом шведское командование приняло две меры предосторожности: на север был послан Мейерфельт с поручением искать встречи с царем, а на юг поскакал Юлленкрук для поиска переправы через Днепр.

В задачу Мейерфельта входило задержать преследователей. Он вез с собой важные указания: взятый в плен Пипер наделялся полномочиями приступить с царем Петром к переговорам о мире и об обмене военнопленными. Однако это было лишь уловкой, чтобы заставить русских хотя бы ненадолго отказаться от преследования. К тому же Карл рассчитывал уже следующей ночью получить от вернувшегося Мейерфельта ценные сведения о размерах русского войска и планах его командования.

Мейерфельт наткнулся на русских, проделав в северном направлении всего пять верст. Сначала ему попались навстречу около 8 тысяч драгунов Бауэра, следом за ними шел полк Голицына. Услышав от Мейерфельта о данных ему указаниях, русские войска остановились в ожидании новых приказаний царя. Но Петра не так-то легко было провести. Мейерфельта задержали при главной квартире русской армии, а отменять преследование царские военачальники наотрез отказались. Так что миссия Мейерфельта окончилась провалом, но все же русские войска потеряли около двух драгоценных часов. Лишь ближе к полудню отряды Голицына и Бауэра возобновили преследование.

29 июня шведская армия по-прежнему шла вдоль берега Ворсклы. В авангарде двигались обоз и артиллерия, а наиболее боеспособные части находились в арьергарде. Генерал Юлленкрук с группой квартирмейстеров отправились на юг. Энглунд писал: «Юлленкрук еще под Полтавой выяснил у одного мазепинца, что около Келеберды (в тридцати верстах к западу от разрушенного городка Переволочна, вверх по течению Днепра) есть брод, по которому при низкой воде можно на телегах переправиться через реку. Однако в суматохе обрушившегося на шведов поражения Юлленкрук потерял из виду знавшего про брод мазепинца и не сумел потом отыскать его»135.

Эта фраза мне совершенно непонятна, ведь среди отступавших войск Карла были сотни запорожцев. Из них как минимум десятки должны были отлично знать все броды в районе Переволочны и Келеберды.

Не доезжая двух-трех верст до Кобеляк, Юлленкрук встретил начальника шведского поста подполковника Сильверъельма. Тот успокоил генерал-квартирмейстера. На вопрос, известно ли ему место, где можно перейти через Днепр, Сильверъельм ответил: он, дескать, «чуть не каждый день там бывает, знает каждый кустик, и армию на тот берег всенепременно доставит».

Место называлось Тахтаевка и находилось сразу за Переволочной, вверх по течению Днепра. Уровень воды был довольно высокий, и для переправы требовались понтонный мост и лодки или хотя бы только лодки. Но подполковник заверил Юлленкрука, что «раздобудет столько лодок», сколько будет угодно генерал-квартирмейстеру.

Сведения Сильверъельма подтвердил и унтер-офицер из его сопровождения. Все складывалось как нельзя лучше! Генерал-квартирмейстер доехал до Кобеляк, где к нему присоединилось около пятисот драгун Сильверъельма. Теперь переход через Днепр был решенным делом, но Юлленкрук хотел, чтобы король одобрил этот план.

Для переправы через реку целой армии необходимо было навести мост, так что генерал-квартирмейстер написал письмо Левенгаупту с двумя просьбами. Прежде всего он запросил об окончательном решении, которое принял король по поводу переправы через Днепр. Так как времени было в обрез, и генерал-квартирмейстер хотел бы приступить к подготовке переправы немедленно, он также просил срочно прислать ему плотников и артиллеристов (в шведских войсках не было специальных инженерных подразделений) и материалы для моста: канаты, гвозди и якоря. Отряд следовало направить в Переволочну, где были штабеля леса. Там предстояло заняться изготовлением плотов и паромов для последующей их отправки в Тахтаевку.

Затем Юлленкрук двинулся в Кишенку на берегу Ворсклы: там нашлись восемь больших паромов, которые тут же были доставлены в Переволочну.

Маршевые колонны шведской армии достигли Кобеляк далеко за полдень 29 июня.

Несколько слов стоит сказать о преследовавших Карла русских войсках. Еще вечером 27 июня Петр I послал преследовать шведов 10 драгунских полков генерал-лейтенанта Бауэра, а также отряд пехоты князя Михаила Голицына, посаженный на лошадей.

В тот же день Петр приказал киевскому губернатору князю Д. Голицыну немедленно собрать войска из ближайших гарнизонов (Чернигова, Киева, Нежина и Переяславля) и, двинувшись с ними «на берег Днепра к Переволочне, смотреть, где разбитые шведы побегут, не перепускать».

28 июня командование над войсками, назначенными для преследования, было объединено в руках Меншикова, который выступил вдогонку за Голицыным и Бауэром с ротой лейб-эскадрона.

30 июня Петр, взяв с собой роту лейб-эскадрона и Астраханский и Ингерманландский полки, «на лошадях» также выступил к Переволочне в погоню за шведами.

Но вернемся к шведам. К вечеру 29 июня Юлленкрук ответа от короля не получил. Тем не менее, как бы в подтверждение, что его запрос дошел по назначению, появилось четырнадцать плотников, но без гвоздей и якорей, а с одними лишь топорами. К этому времени Юлленкрук уже сам побывал на месте предполагаемой переправы и понял, что осуществить ее будет гораздо сложнее, чем ему показалось вначале. Днепр здесь был довольно широк. Юлленкрук хотел навести мост, а для этого требовалось много судов, которые бы служили понтонами.

Сильверъельм твердо обещал достать сколько угодно лодок, и генерал-квартирмейтер положился на его слово, но, увы, подполковник проявил излишний оптимизм: пока что лодок удалось раздобыть совсем немного. Быстро построить новые суда было сложно из-за нехватки материалов. Между Переволочной и Тахтаевкой почти не было леса, а простиралась степь с небольшими зарослями кустарника и перелесками по окраинам многочисленных болот.

Тут надо отметить роль отряда полковника Яковлева, который еще в апреле 1709 г. основательно разорил район Переволочны и Келеберды. Были сожжены все дома, мельницы, лодки и т. д., а жители перебиты или разбежались. Спору нет, современные правозащитники могут ужасаться, брызгая во все стороны слюной. Но представим себе, что Яковлев оказался бы гуманистом и, прогнав запорожцев, оставил бы все в целости и сохранности.

Шведы нашли бы в Келеберде и Переволочне сотни лодок, разобрали бы дома, мельницы и сараи на плоты и понтонный мост, мобилизовали бы на строительство плавсредств местное население и т. д. Надо ли говорить, что в этом случае шведская армия без особых потерь форсировала бы Днепр.

И тут отступавшие шведы, дабы остановить преследовавших их русских, сами бы сожгли Переволочну и Келеберду, потопили бы все лодки. Это азы военного искусства.

Утром 30 июня передовые русские отряды настигли арьергард шведов. Начались перестрелки. Ранним утром 30 июня Юлленкрук послал людей в Переволочну и к посту у Кишенки узнать, не видно ли шведской армии. Но в обоих местах никого не оказалось.

Работы по подготовке переправы продолжались. Разобрав старую церковь на бревна для моста, шведы попытались сплавить часть из них вверх по Днепру, но веревки лопнули, и лес унесло течением.

Не имея никаких сведений об армии, Юлленкрук уже начал беспокоиться, однако около девяти утра через поле прибежал мальчонка с вестью о том, что «войско идет». Тогда Юлленкрук, чтобы обезопасить переправу, послал за Днепр человек тридцать солдат, которых сам распределил по другому берегу. Он как раз устанавливал два поста на самом обрыве, когда различил вдали, на левом берегу реки, несколько скачущих всадников. Армия действительно была на подходе.

Однако до соединения с главными силами пришлось подождать. Войска около двух часов простояли за Кобеляками, прежде чем продолжили движение. Русская иррегулярная конница несколько раз пыталась напасть на шведский арьергард, но все атаки были отбиты, после чего всадники стали смирно следовать за шведами на расстоянии примерно в две версты.

После полудня шведская армия начала приближаться к Днепру возле Переволочны. Обоз не стал идти вдоль Ворсклы до развалин Переволочны, а повернул чуть севернее вправо и, срезая угол, направился сразу в Тахтаевку. Когда к Переволочне подошел отряд Крёйца, поступили донесения о том, что переправа обеспечена и поставлена под охрану. Эта весть еще больше подстегнула кавалеристов, которые во весь опор поскакали к Тахтаевке.

Около полудня Юлленкрук увидел надвигавшиеся от Переволочны первые скопления конников. Сразу вслед за ними двигался целый поток телег и подвод. К генерал-квартирмейстеру подъехал генерал-адъютант Юлленклу и передал ему распоряжение предстать перед королем, который вот-вот прибудет. «Разве армия не осталась у Кишенки?» – спросил остолбеневший Юлленкрук. Этого генерал-адъютант не знал, а на вопрос Юлленкрука, беседовал ли с королем офицер из караульного поста под Кишенкой, Юлленклу ответил, что конечно же беседовал, но Карл XII захотел сам поехать вперед для разговора с генерал-квартирмейстером. В этот момент подъехал и король. Армия не только не остановилась у Кишенки, но стремглав безрассудно понеслась к Тахтаевке, где, по всеобщему убеждению, ее ждала готовая переправа.

Юлленкрук доложил о нехватке материалов и рабочей силы, объясняя, почему он считает, что армии лучше было остановиться у Кишенки. В ответ король лишь пробормотал: «Да-да, надо поворачивать». Карл и в самом деле развернулся и отъехал назад, но недалеко: он встал на луговине у реки, где начали скапливаться артиллерия, войска и значительная часть обоза.

Прискакал на рекогносцировку к Днепру и Левенгаупт. Место, выбранное Юлленкруком для перехода через реку, не понравилось генералу: по его мнению, оно напоминало тупик, ловушку.

Шведские колонны одна за другой спускались с плоскогорья в простиравшуюся вдоль реки долину. Полки перемешались с обозом, создав невообразимую неразбериху из повозок и солдат. Вся армия собралась в единую массу, растянутую от окрестностей Переволочны до самой Тахтаевки.

Позиции у Тахтаевки были непригодны для боя. С одной стороны – Днепр, с другой – господствующая возвышенность, на которой русские могли установить артиллерию. Вокруг – топи и небольшие болотца.

Судя по всему, Карл XII находился в прострации. Шведской армии следовало отходить к Переволочне и там форсировать Ворсклу между Переволочной и Кишенками.

Но время было потеряно, и вечером 30 июня повернуть назад армию, да еще в виду русской конницы, было чрезвычайно сложным делом. Тем более что переправа с помощью немногочисленных плавсредств уже началась.

Первым переправился подполковник Сильверъельм с отрядом из трехсот кавалеристов, следом за ним Мазепа со своей охраной, пасынком, женщинами, обозом, несколькими сотнями запорожцев и других казаков, а также шведской ротой конных егерей.

Но Днепр был широк, течение его быстро, в ряде мест возникали водовороты. Рядовым казакам из окружения гетмана велено было перебираться собственными силами. Коней сцепляли вместе и заводили в реку, один казак держал на поводу первую лошадь, а остальные плыли, положив голову на круп той, что была впереди них. Когда передний казак уставал, он мог отдохнуть, уцепившись за гриву или хвост первого коня. Однако даже привычным казакам нелегко было перебраться через широкую реку, и многие из них утонули.

До шведского командования, видимо, стало постепенно доходить, что переправа не состоится. Перебросить целую армию за Днепр около Тахтаевки было очень сложно, а скорее невозможно. Но пока что никто не собирался отказываться форсирования Днепра и был избран альтернативный вариант: идти к Кишенкскому броду через Ворсклу. Еще некоторое время возможность переправы через Днепр никем не подвергалась сомнению. Весь генералитет собрался в одной из палаток короля. Карл XII отдал Крёйцу приказ найти более подходящее для переправы место, но так как уже наступали сумерки, генерал-майор решил (довольно-таки легкомысленно, хотя и по вполне понятным причинам) отложить рекогносцировку до рассвета.

Энглунд хорошо передал панику, охватившую шведскую армию на берегу Днепра: «Смятение и страх были настолько сильны, что солдаты преисполнились решимости так или иначе одолеть широкую реку. Однако лодок и плотов было очень мало, их не могло хватить на всех. Имевшиеся в наличии неказистые плавательные средства мгновенно стали цениться на вес золота. В разлагающей, деморализующей, панической обстановке, девизом которой было “спасайся, кто может”, ратники помчались на берег и силой захватили плоты, построенные под присмотром Юлленкрука. Тот, кто не сумел добыть себе средство передвижения с помощью рукоприкладства, начал строить сам. Даже полковники и другие высшие офицеры побросали свои части и принялись сооружать для себя подобия судов. Кто-то, подгоняемый страхом, лихорадочно искал бревна или любое дерево. Снежный ком покатился с горы и мгновенно вырос в лавину. Начали разбирать дома и разламывать повозки. Воины перерывали свои пожитки, отбирая самое важное, то, что хотели бы спасти вместе с собой. В стремнину сталкивались донельзя жалкие сооружения: солдаты пытались пересечь реку на зарядных ящиках или клеенчатых чехлах от артиллерийских фур, на связанных вместе ободьях колес, на сцепленных телегах или на шатких плотах из тоненьких молодых деревец.

Лошадей привязывали друг к дружке и загоняли в поток. Солдаты, у которых не оказывалось никакого средства передвижения, пробовали перебираться вплавь, некоторые – держась за что-нибудь, другие без всякой помощи. Однако река, как говорилось выше, была широкая и быстрая. Сильный ветер еще более затруднял переправу. В воду заходили группами по 10—20 воинов, а на ту сторону чаще всего выбиралось только несколько человек, остальные тонули. Судя по всему, большинство рискнувших плыть нашли смерть в волнах. Оставшиеся на берегу с ужасом взирали на то, как течение одного за другим поглощает и солдат и лошадей, отчего желание переправляться вплавь несколько поуменьшилось. Зрителям попытка переплыть Днепр казалась чистейшим самоубийством. Эскадронный пастор Смоландского кавалерийского полка пишет: “Когда увидели мы, с какими стенаниями народ на тот берег перебраться пробовал, решили мы со товарищи, что лучше останемся всем скопом и будь что будет, в любом случае доля более завидная, нежели с собой в реке покончить”. Борьба за редкие суденышки продолжалась. Люди дрались и валили друг друга в воду. Тем, кто, предположим, конфисковал плавательное средство, предлагали огромные деньги, чтобы они взяли с собой других. Отчаявшиеся люди готовы были заплатить за перевоз все более крупные суммы, цены при всеобщей панике быстро росли: место для одного человека стоило 10, 20, 30, даже 100 дукатов. Ключом к спасению стал в ту ночь кошелек. Предприимчивые личности организовали нечто вроде паромной переправы, гоняя свои суденышки взад-вперед по широкой реке»136.

О полной дезорганизации войск генералы вечером доложили королю. Юлленкрук сказал, что «солдат обуял страх и * стоит им только завидеть неприятеля, как они массой перейдут к врагу, остальные же утопнут в реке». «Они будут драться, коль скоро я прикажу им!» – резко отозвался король. Занервничавший генералитет стал упрашивать короля попытаться спасти хотя бы самого себя. Левенгаупт преклонил колена возле кровати Карла XII и со слезами на глазах принялся излагать ему опасное положение армии, однако король нетерпеливо оттолкнул его, прошипев: «Вы, генерал, сами не знаете, что говорите». Однако Левенгаупт, нисколько не смутившись, продолжал доказывать свое и с мрачной безнадежностью заявил, что при теперешней обстановке «ничего иного не приходится, кроме как в полон идти либо всем убитыми быть». В конце концов король поддался на уговоры. Он спасет себе жизнь, переправившись через Днепр, однако при одном непременном условии: армия должна идти в Крым.

Новым главнокомандующим был назначен Крёйц. Когда Левенгаупт услышал об этом назначении, а также о том, что его самого отряжают сопровождать короля в переправе за реку, он, по своему обыкновению, усмотрел в этом подвох и тут же вызвался взять командование войсками на себя. Карл согласился. Решили, что король в сопровождении высших офицеров и немногочисленного конвоя как можно скорее переберется на тот берег.

Армии же следовало уничтожить весь обоз, чтобы затем налегке пересечь Ворсклу и по левому берегу Днепра направиться в Крым. Из Крыма войска должны были идти в Очаков, где их будет ждать король.

Солдатам приказано было сжечь все подводы и имущество, а на освободившихся таким образом лошадей посадить тех, кто еще оставался пешим. Запасы провианта следовало распределить между всеми. Каждый полк должен был получить и боеприпасы – столько, сколько можно было раздать на руки. Походную казну также предстояло полностью раздать. Ни одному полку не разрешалось предпринимать попытки переправиться через Днепр, все должны были быть готовы с рассветом выступить в поход. Были намечены некоторые меры по замене недостающих пехотных офицеров. Кроме того, предусматривалось сжечь знамена рот, которые были слишком малочисленны, чтобы защищать их. Созвав всех майоров, довели эти приказы до их сведения.

«Новые распоряжения практически не утихомирили страсти. Приказание сжечь весь обоз вызвало массу “скандалов и буйства”, поскольку у многих, особенно среди старших офицеров, были солидные и богатые повозки, ломившиеся от трофеев и собственного добра. Если некоторые полки, придерживаясь буквы приказа, сожгли все, то у других работа по уничтожению продвигалась туго. Не исполнялся и строжайший запрет на попытки переправиться через реку. При всеобщей нервозности достаточно было увидеть лейб-драгун, которые делали это с высочайшего позволения, чтобы многие полки соблазнились последовать их примеру. Даже в густой ночной тьме продолжалось неорганизованное сколачиванье плотов. Удержать народ было немыслимо. На тот берег была перевезена часть больных и раненых; как и следовало ожидать, множество остальных исчезло в днепровских водоворотах.

Король, уже сидя в коляске, продолжал обсуждать план похода. Вокруг его экипажа стояла в напряженном ожидании горстка людей. Было около десяти вечера, пора бы уже начинать переправу. Юлленкрук, который тоже получил приказание сопровождать короля, вынул из экипажа наклеенную на доску карту и отдал ее Левенгаупту, предварительно показав генералу, по каким местам армия недавно прошла и где она находится теперь. В качестве дополнительной помощи Левенгаупту с войском в походе на Крым король оставил татарских проводников. Наконец стали прощаться; Левенгаупт, пожелав всем счастливого пути, сказал, что у него есть одна просьба. “Какая же?” – поинтересовался Карл. Генерал попросил короля за свою верную службу не допустить, чтобы его “несчастная жена и дети в случае потери кормильца вынуждены были пойти по миру”. “Ваша просьба будет исполнена”, – ответил король и протянул Левенгаупту руку для поцелуя. Дернувшись, коляска тронулась и укатила в кромешную тьму»136.

И вот кортеж с королем добрался до берега Днепра у Тахтаевки. Первыми перевезли на ту сторону драбантов, которых оставалось всего около 80 человек. Королевский экипаж спустили в две связанные между собой лодки, в которых сидели на веслах двенадцать драбантов. В виде дополнительного конвоя переправили еще конников и двести человек пехоты из Сёдерманландского полка под предводительством майора Сильверспарре. Чтобы посадить верхом эту пехоту, на другую сторону было также переброшено более ста обозных лошадей. Лошадей перегоняли либо отдельными группами, либо на буксире за лодками, в которых ехали люди. Немногочисленные лодки беспрерывно сновали тудасюда, но переправа происходила медленно и была очень опасна. Некоторые необходимые повозки разобрали, перевезли на ту сторону по частям, а там снова собрали. Переправили через реку и довольно много раненых, но почти исключительно офицеров, поскольку, как горько пишет один из участников похода, лодок было «не более, чем хватало для высокопоставленных и знатных особ, которые, удобно сидючи, и были перевезены». Среди переправленных в ту ночь за Днепр были генерал-майоры, полковники и подполковники, а также генерал-адъютанты, два директора канцелярии, гофинтендант, военный советник, епископ, множество канцеляристов и восемнадцать пасторов. Помимо них на другой берег была доставлена значительная часть придворного штата: конюхи, кухмистеры, мастеровые, слуги, бывший мундшенк, тафельдекер и другие. «Крысы бежали с корабля». Многие офицеры и рядовые, ослушавшись приказа, на собственный страх и риск перебрались через Днепр и присоединились к королевскому отряду. В общей сложности на тот берег попало около трех тысяч человек, включая не только шведов, но также запорожских и других казаков.

Утром 1 июля Левенгаупт, командовавший шведами, оставшимися на левом берегу Днепра, приказал сжечь обоз. Однако выполнить это было непросто, поскольку подводы были разбросаны на протяжении многих верст от Тахтаевки до Переволочны.

Рано утром группировка Меншикова общей численностью 9 тысяч человек – драгун, казаков и пехоты – вошла в соприкосновение со шведами. Меншиков действовал достаточно грамотно, и его левый фланг сумел перекрыть отход шведам к Переволочне. Шведы оказались в ловушке.

Сражение под Переволочной. А – Шведский боевой порядок. Б – Русский боевой порядок. В – Запасные лошади русского корпуса.

Левенгаупт допустил серьезную ошибку, вступив с русскими в переговоры. Следовало атаковать их, пока не подошли основные силы, и сделать попытку уйти в Крым, согласно королевскому приказу.

В итоге генерал Крёйц в сопровождении полковника Дюккера и капитана Дугласа поскакал к русским.

Меншиков на переговорах со шведами действовал методом кнута и пряника. Он предложил, если шведы сдадутся в плен, оставить и офицерам и рядовым все их имущество, включая обозное. А в случае отказа Данилыч угрожал начать бой, в котором «никакой пощады и милости не будет учинено».

В 11 часов утра шведское командование получило условия капитуляции в письменном виде, за подписью Меншикова. «Аккорд» был изложен по-немецки и содержал шесть пунктов, из которых последний был вставлен в виде дополнения в самом конце документа, что говорило о поспешности, с которой велись переговоры.

В первом пункте заявлялось, что войско под командой Левенгаупта, а также все прочие люди, к нему принадлежащие, отдаются в плен Его Царскому Величеству.

Во втором пункте рядовым предписывалось, сдав все оружие, стать военнопленными с возможностью последующего обмена или выкупа. Впрочем, личное имущество, кроме оружия, боеприпасов и лошадей, им разрешалось сохранить. Офицерам позволено было сохранить и коней.

Согласно пункту третьему, всем шведским офицерам дозволялось полностью сохранить свое обозное имущество, а по заключении мира их должны были отпустить на волю без размена или выкупа. Помимо всего прочего офицерам обещали, что они «будут содержаны честно» и получат позволение отлучаться на время «под честной пароль».

В четвертом пункте устанавливалось, что артиллерия, боеприпасы, знамена и штандарты, музыка и казна целиком переходят к царю.

Пятым пунктом шведы обязались выдать русским всех запорожцев.

В шестом, последнем, пункте, который, как уже говорилось, был добавлен в виде приложения, всему командному составу давалась возможность сохранить своих служителей, а также оговаривалось, что высшие статские чины – комиссары, аудиторы, секретари и полковые пасторы – могут, наравне с офицерами, удержать свои багажи и служителей.

Спешка при проведении переговоров явствует также из того, что Крёйц уже после заключения соглашения вспомнил о выдаче солдатам из казны месячного жалованья и попытался добиться и этой уступки.

Русские войска двинулись с обрыва вниз, к застывшим в ожидании шведским силам. Теперь шведы увидели, что их противник тоже явно выдохся. Трудный марш измотал в русских полках и солдат, и коней. Когда драгунский полк Бауэра спускался по песчаным откосам, юный прапорщик Густаф Абрахам Пипер обратил внимание на то, что в каждом эскадроне валилось от изнурения до двадцати лошадей.

Как уже говорилось, шведы попросту сдали русским запорожцев и малороссийских казаков. Энглунд писал: «Самым постыдным в соглашении был пункт пятый: из него следовало, что “запорожцы и другие изменники, которые ныне у шведов находятся, имеют выданы быть Его Царскому Величеству”. И вот теперь этих союзников и соратников, которых сами же шведы подбили на бунт против царя и которых король обещал защищать, безо всяких передавали русским. А их месть была ужасна.

Мятежных казаков, которые были взяты в плен в битве 28 июня, уже казнили жесточайшим образом. Вокруг Полтавы и по близлежащей степи на каждом шагу попадались их тела в самых жутких видах и положениях: кто-то болтался на виселице, другие были живыми посажены на кол, третьи, с отрубленными руками и ногами, но тоже еще живые, висели на колесе, на котором их колесовали... “и разными другими способами бунтовщики казнены были”. Столь же быстро расправились победители и с попавшими к ним в плен дезертирами из русской армии. Шведских военнопленных, в частности, заставили смотреть, как сажали на кол перебежавшего к королю бригадира Мюленфельса…

На берегу Днепра русские организовали охоту за изменниками-казаками. Их сгоняли вместе, “как скотину”, не только мужчин, но и женщин с детьми, которые следовали с обозом. Преданным своими союзниками, брошенным своими вожаками, им оставалось только умереть. Русские забивали их на месте. Кое-кто пытался напоследок оказать сопротивление, столь же отчаянное, сколь и бесполезное; другие топились в Днепре.

А человек, оставивший их на произвол судьбы, генерал от инфантерии граф Адам Людвиг Левенгаупт, в это время обедал у человека, распорядившегося убивать их, генерала от кавалерии князя Александра Даниловича Меншикова. Они вкушали трапезу в столовом шатре, который был раскинут высоко на холме и из которого виднелся строй русских войск»137.

Всего в плен сдалось около 20 тысяч шведов. Среди них было 3 генерала, 980 офицеров, 12 575 унтер-офицеров и рядовых. В числе нонкомбатантов были 40 пасторов, 231 музыкант, 945 мастеровых, 34 придворных короля, 25 королевских лакеев и т. д., всего 3 402 человека. Среди сдавшихся было 1 657 шведских женщин и детей. Под Переволочной русским досталась и вся шведская артиллерия – 31 орудие (21 пушка, 2 гаубицы и 8 мортир). И, наконец, в руки победителям попали огромные средства: основная казна армии составляла два миллиона монет разного рода и достоинства, в кассах полков находилось около 400 тысяч монет и в денежных ящиках Мазепы – свыше 300 тысяч монет. Энглунд писал: «Очень быстро выяснилось, что не все собираются с преувеличенной строгостью придерживаться различных пунктов аккорда. Обозные пожитки шведских офицеров, вопреки соглашению, отнюдь не были оставлены в покое: такие предметы, как драгоценные украшения, роскошные ковры, столовые и чайные приборы из золота и серебра, золотая и серебряная парча, а также собольи шубы и шкурки были немедленно отобраны. Бесчисленное множество экипажей и подвод сменили хозяев, а их содержимое было поделено между русскими. Все трофеи, которые шведские ратники награбили за свои походы, “собственный пот и кровь на то положа”, были утрачены. Победители грабили награбленное. С солдатами обходились по-разному. Если одним соединениям позволено было сохранить все (были даже полки, которые разоружили только два дня спустя), то другие неприятель обобрал самым основательным образом. Некоторых шведов в буквальном смысле слова раздели до нитки: с них сняли даже носильное платье. Раздетых догола, их большими партиями связывали друг с другом и “гнали и понукали, как быдло”.

Во второй половине дня началось разоружение шведских войск. Полк за полком шведы двинулись к лагерю русских. Пехотным частям предстояло складывать оружие перед русским гвардейским полком, поэтому первой шла лейб-гвардия. Пехотинцы отдавали честь мушкетами и опускали их на песок, после чего снимали с себя шпаги и патронные сумы. Гвардейский капрал Эрик Смепуст, входивший в роту Уксеншерны, впоследствии грустно писал в своем дневнике: “Сами можете представить себе, с каким сердцем мы такое проделывали”. Эскадроны шведских кавалеристов тоже направились к месту, отведенному им для сдачи оружия. Перед шеренгой застывших на месте русских драгун из полка Бауэра один за другим проходили одетые в синие мундиры эскадроны. Минуя драгун, они бросали наземь свои литавры, свои штандарты, свои шпаги и карабины. Юный прапорщик Пипер назвал это “скорбной церемонией, на которую невозможно было взирать без слез”. По мере прохождения полков бряцающая груда оружия, штандартов и инструментов росла, превращаясь в гору. Под косыми лучами солнца безоружные всадники удалялись прочь. Многие плакали. А возле Днепра предавали огню документы из походного архива. Два канцелярских чина, Тун и Гранберг, собственноручно поджигали огромные кипы бумаг, которые тут же охватывались пламенем и таяли, оставляя после себя сажу и пепел. Мимоходом Бальтасар Тун отметил про себя, что во многих из пачек, которые он швырял в огонь, были черновики сочинений, принадлежавших перу королевского министра пропаганды Улофа Хермелина: целое собрание памфлетов и депеш, в которых прославлялось величие и могущество Швеции»138.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.