«Период полураспада»: погром вертикали власти

«Период полураспада»: погром вертикали власти

Генеральный секретарь ЦК КПСС

Захватить этот пост — задача номер один. Потом разрушающая волна на уровне всего Союза и всей партии пойдет отсюда.

«…высшая власть в стране принадлежала Генсеку — „царю и богу“, по известному выражению. Имея своего человека в лице Генерального секретаря, можно было быть почти абсолютно уверенным в победе…»[394].

«Ни в каких официальных партийных документах нет описания прав и обязанностей Генсека. (…) В партийном уставе всегда указывались только органы коллективной диктатуры — Пленум ЦК и Политбюро, им подобные органы — Оргбюро и Секретариат ЦК, но никогда не указывался Генсек ЦК. Отсюда понятно, что не было надобности фиксировать в уставе его права и обязанности»[395].

Стоит отметить прежде всего, что роль первого человека — Генерального секретаря ЦК КПСС — была явлением с точки зрения управленческих подходов довольно исключительным. В мировой истории довольно часто бывает, что занятие первого поста в государстве предполагает совмещение многих обязанностей, но в СССР по целому ряду обстоятельств это было возведено в чрезвычайно большую степень. По нашим представлениям Генсек был един как минимум в девяти(!) лицах. Давайте вместе подсчитаем, сколько разных постов совмещал человек, занимающий эту строчку в «табели о рангах».

Итак, Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза:

1. Он — наивысшее должностное лицо правящей партии в СССР — первый среди коммунистов в СССР.

2. Высшее должностное лицо (де-факто) в Советском Союзе, именно в этом качестве он воспринимался на международной арене.

3. Первый среди членов Политбюро ЦК КПСС, председательствует на заседаниях Политбюро ЦК КПСС.

4. Глава членов и кандидатов в члены ЦК КПСС, контактирует с ними и дважды в год ведет Пленум ЦК КПСС.

5. На уровне республик надо иметь в виду, что в РСФСР, например, до 1990 г. не имелось своей Коммунистической партии, Генеральный секретарь являлся главой коммунистов этой республики, на него выходили в случае необходимости более 100 первых секретарей обкомов, крайкомов и окружкомов. Причем Н.С. Хрущев и М.С. Горбачев оформили это и юридически: Н.С. Хрущев занимал пост председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР, М.С. Горбачев — председатель Российского бюро ЦК КПСС, генсеку подчинялись 14 первых секретарей ЦК компартий остальных республик.

6. Глава аппарата Центрального Комитета (эти обязанности также частично лежали на втором секретаре ЦК КПСС, ведущем заседания Секретариата ЦК, но Генсек имел полное право руководить любым человеком в аппарате ЦК через его голову; стоит также вспомнить, что сама должность, создаваемая в 1922 г., подразумевала, что Генсек будет координатором аппарата).

7. Как руководитель самой влиятельной партии, как «старший брат» пользовался большим влиянием среди всех стран — членов СЭВ и ОВД, а также других стран, входивших в советский контур управления и влияния в тот или иной период времени: Ангола, Афганистан, Болгария, Венгрия, Вьетнам, Германская Демократическая Республика, Гранада, Камбоджа, Куба, Лаос, Мозамбик, Монголия, Никарагуа, Польша, Румыния, Северная Корея, Сирия, Чехословакия, Йемен, Эфиопия, а также в странах, где имелись коммунистические и рабочие партии — тут список поистине безграничен, включая те же Соединенные Штаты.

8. Совмещал высшие посты в Вооруженных Силах СССР — назывались они то председатель Совета обороны, то более откровенно — Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР. Л.И. Брежнев, кроме того, с марта 1980 г. стал Верховным Главнокомандующим Объединенных Вооруженных Сил государств — участников Варшавского договора. Неизвестно, правда, распространилась ли эта должность на его преемников.

9. Как и в государствах традиционного типа, где глава правящей партии имеет право на занятие поста либо председателя парламента, либо главы правительства, генсеки имели право на совмещение таких постов и активно им пользовались — председателем Совета народных комиссаров (а с 16 марта 1946 г. — Совета Министров СССР) был И.В. Сталин, а с 27 марта 1958 г. по 14 октября 1964 г. этот пост занимал Н.С. Хрущев. Председателями Президиума Верховного Совета СССР являлись Л.И. Брежнев, Ю.В. Андропов, К.У. Черненко, М.С. Горбачев.

Налицо была сверхцентрализация высшей партийной, государственной и военной власти в руках одного лица. Генеральный секретарь ЦК КПСС был чрезмерно загружен. Один человек «в девяти лицах» физически не должен бы справиться с объемом работы. Обычно в таких случаях выручает разделение власти и делегирование полномочий, но этого не делалось. М.С. Горбачев и не собирался руководить, он только боролся с нижестоящими, и, надо признать, весьма успешно: «Прекращение деятельности Секретариата, создание комиссий ЦК, перемещение Лигачева, Яковлева в полной мере отвечали тактическим и стратегическим намерениям Горбачева. В них четко проявилось стремление Генерального секретаря к таким маневрам, которые бы позволяли ему держать все нити управления партией в своих руках и не дозволять сильнейшим личностям типа Лигачева, Яковлева, за которыми стояли определенные партийные и общественные силы, проявить себя, оказать влияние на перемены в партии. Это были выверенные тактические шаги Горбачева, преследующие определенные стратегические цели…»[396].

Те, кто пристально изучал этот вопрос (естественно, на Западе), выделяли самым особым образом связку Генеральный секретарь — заведующий Общим отделом ЦК (первое время — особый сектор): И.В. Сталин — А.Н. Поскребышев; Н.С. Хрущев — В.Н. Малин; Л.И. Брежнев — К.У. Черненко, Ю.В. Андропов — П.П. Лаптев, М.С. Горбачев — А.И. Лукьянов, а затем с 1989 г. — В.И. Болдин. Советолог А. Браун (Brown) в заключении к книге[397] в пункте «Элементы силы и авторитета генеральных секретарей» указывает на то, что все генсеки прежде всего опираются на ближайших помощников и советников. То есть опять же вся сила генсеков — в аппарате! А генсек бил по своей опоре…

Политбюро ЦК КПСС

И.В. Сталин все дела предпочитал решать со специалистами, запрашивая их знания по обсуждаемому вопросу. Политбюро собиралось мало — только тогда, когда решались сугубо партийные дела. Как правило, члены Политбюро опрашивались вкруговую в основном по внутрипартийным назначениям (секретарь обходил кабинеты, и на документах ставились визы).

В декабре 1945 г. Политбюро решило навести систему в своих заседаниях — решено, что они будут собираться не реже одного раза в две недели, таким образом, 26 раз в год. Однако в 1946 г. Политбюро собиралось 7 раз, в 1947 г. — 10, в 1948 г. — 7, в 1949 г. — 16, в 1950 г. — 6, в 1951 г. — 5, а в 1952 г. — 4 раза[398].

В 1952 г. Политбюро переименовали в Президиум и расширили: «…истинные причины переименования Политбюро (…) неизвестны. Официальное объяснение, данное от имени ЦК Л. Кагановичем на XIX съезде, было куцым и невразумительным. Каганович сказал, что название Президиум ЦК лучше отвечает обязанностям, которые выполняет Политбюро.

Восстанавливая старое название Политбюро, брежневское руководство повторило Кагановича, только в обратном порядке: название Политбюро лучше отвечает обязанностям, которые выполняет Президиум»[399].

Н.С. Хрущев перенес центр принятия решений в Президиум, где испрашивалось не знание специалиста, а мнение его члена по тому или иному поводу. Его последователи оставили это правило.

На первых порах главным для М.С. Горбачева было кадровое переоснащение высшего партийного и государственного органа. И оно проходит быстро и напористо. Вместо проверенных и испытанных партийцев приходят явные враги СССР и/или люди преданные, заглядывающие в рот говоруну. Из кандидатов в члены переведен В.М. Чебриков (23 апреля 1985 г.); тогда же Е.К. Лигачев из секретарей ЦК, минуя кандидата, становится сразу членом Политбюро и вторым секретарем. Из кандидатов полноправными членами становятся Н.И. Рыжков и Э.А. Шеварднадзе. Появляются кандидаты в члены Б.Н. Ельцин, А.И. Лукьянов, А.Н. Яковлев и тишайший В. Медведев. Были отправлены в отставку члены Политбюро (в хронологическом порядке): секретарь ЦК Г.В. Романов; председатель Совета Министров СССР H.A. Тихонов, первый секретарь МГК КПСС В.В. Гришин; первый секретарь КП Казахстана Д.А. Кунаев (15 декабря 1986 г., официально освободят от обязанностей только на Пленуме ЦК партии 28 января 1987 г.).

До этого были кое-какие ошибки организационно-управленческого плана в работе Политбюро. Например, работа под управлением больного Л.И. Брежнева сводилась к недопустимо малому обсуждению проблем. Но оно оставалось в каких-то рамках приличия. При М.С. Горбачеве же даже эта неблагополучная картина ухудшилась и обрела другой, самый трагический вид: «После того как Генсеком стал М. Горбачев, заседания сделались более продолжительными. Сначала они шли 4–5 часов. А потом, начиная с 1987 г., когда многие заседания затягивались надолго, до позднего вечера, стали делать перерыв на обед. (…)

На заседании он давал возможность высказаться всем желающим. Но чем дальше, тем больше все это представлялось как псевдодемократия — говори, мол, говори, все равно толку мало. Многие пожелания все равно повисали в воздухе»[400].

Политбюро просто выключили из управления партией: заседания «длились долгими часами, с небольшим перерывом на обед. Говорил на этих заседаниях в основном Генсек. Любуясь собой, говорил и говорил без конца»[401]. Но за этим скрывался не только вывод Политбюро из контура управления: все же нужно было принимать какие-то решения. И тогда «издавна у нас за образец коллективности руководства выдавалось Политбюро ЦК КПСС. По форме так и было. (…)

Однако стоило повнимательней присмотреться к механизму принятия решений, как становилось ясно, что всем заправляет Генсек. Он составлял повестку дня заседаний, то есть намечал вопросы для обсуждения, стало быть, нежелательный для него вопрос мог просто не включать в повестку. Он единолично определял, кому из членов Политбюро или приглашенных давать слово, а кого следует придержать. Мог неоднократно прерывать оратора, разражаясь при этом монологами. (…)

Дав ораторам выговориться, Горбачев обычно заключал, что обсуждение состоялось, и предлагал, не всегда вдаваясь в существо обсуждаемых проблем, образовать комиссию, которой поручалось на основе состоявшегося „обмена мнениями“ доработать или переработать представленный проект постановления. Комиссия на основе порой противоречивых и взаимоисключающих предложений, высказанных участниками заседания, по существу, на свой страх и риск готовила вариант документа. Затем новоиспеченный проект представлялся Генсеку, который единолично или с участием одного-двух помощников делал из него все, что хотел. Мнение членов Политбюро на этой (решающей) стадии работы над проектом зачастую уже не спрашивалось.

Таким образом, важный партийный документ — постановление Политбюро — в конечном счете является единоличным изделием Генсека»[402].

Зато, если этого до поры до времени не знали непосредственные участники событий, то это не значит, что такое не было заметно со стороны. Кремлеологи вычислили партийный «метод манипулирования решениями.

Для этого существуют два пути — создавать комиссии при (…) Политбюро, наделяя их правами высших органов (…), другой путь — это принимать решения (…) Политбюро „по опросу“. Поскольку в графе „за“ стоит подпись Генсека, то рискованно подписывать в графе „против“»[403].

Более того, боясь разногласий, о которых писалось на Западе, Политбюро оказалось вовлеченным в его игру и, в частности, вывело решение спорных вопросов со своих заседаний. Раз было провозглашено, что Политбюро едино, значит, и нужно было следовать этому нелепому ущемлению. «Традиционно считалось неудобным, чтобы по вопросам, вызывающим разногласия, докладывал руководитель, входящий в Политбюро. Инакомыслие членов Политбюро не приветствовалось. Считалось, что это могло вызвать противоречия политического характера. Поэтому в качестве докладчика должен был выступать не член высшего руководства, выступление которого могло быть более безопасным в политическом смысле. Он в состав Политбюро не входил, но проблему знал досконально. Кроме того, и разговаривать с ним, видимо, было проще»[404].

А потом и вовсе по наблюдению Н.И. Рыжкова, «Политбюро с начала 90-го года практически прекратило свою деятельность». Произошло это, по его опять же сведениям, потому, что «Президентский совет, этот толком не созревший восьмимесячный плод перестройки государственной власти, практически взял на себя функции, которые раньше осуществляло Политбюро ЦК. Естественно, что Политбюро с этого времени практически перестало функционировать»[405].

В 1989–1990 годы Политбюро, этот «некогда всемогущий орган партии превратился, по существу, в консультативный совет при Генеральном секретаре ЦК КПСС. (…) После съезда Политбюро превратилось лишь в формальный представительный орган компартий республик, который из пленума в пленум менял своих представителей от республик, ибо там шел распад партийных структур. Практического влияния на деятельность партии Политбюро уже фактически не оказывало. Сам характер обсуждения вопросов на Политбюро напоминал больше своеобразный симпозиум, где продолжительный обмен мнениями по тем или другим вопросам не приводил к каким-либо обязательным для исполнения решениям. Складывалось мнение, что подобный порядок работы Политбюро в полной мере импонирует Генеральному секретарю ЦК КПСС, выступающему в роли руководителя этого симпозиума, ибо позволяет участникам свободно высказывать наболевшее и тем самым облегчить душу, а ведущему успокоить участников заседания своими назидательными оптимистическими монологами»[406].

Самому решительному разгрому главнейший партийный штаб подвергся на XXVIII съезде КПСС. «Однажды утром, перед началом очередного заседания, Горбачев проинформировал членов Президиума съезда, что первые секретари ЦК компартий союзных республик настояли на создании Политбюро по новому принципу: теперь в ПБ должна быть представлена каждая республика в лице первых секретарей их компартий. Это был еще один сильный импульс к быстро развивающемуся сепаратизму республик. (…) Такое решение оказалось смертельным. Произошло фактическое расчленение партии по национально-территориальному принципу. Она превратилась из единой союзной политической организации в некую партийную федерацию или даже конфедерацию»[407].

После смерти И.В. Сталина на первых пленумах после съездов КПСС Политбюро (а до 1966 г. — Президиум) избиралось числом 11 членов и 6 кандидатов, XX съезд в 1956 г.; 11 + 5, XXII в 1961 г.; 11 + 8, XXIII в 1966 г.; 15 + 6, XXIV в 1971 г.; 16 + 6, XXV в 1976 г.; 14 + 8, XXVI в 1981 г.; 12 + 7, XXVII в 1986 г. Тут же были избраны в члены Политбюро все 15 первых секретарей ЦК компартий союзных республик и еще некоторые руководители центрального звена, итого: 24 человека. Зато ни одного кандидата. Кроме численности важен и состав — Политбюро сразу же утратило функциональные свойства, а превратилось в некий территориально-национальный Малый Хурал по отношению к большому — ЦК, если так можно выразиться. Пусть поздно, но об этом пишут так: «Неэффективной проявила себя новая структура Политбюро и Секретариата ЦК. Вообще, как только из состава Политбюро и Секретариата были выведены высшие должностные лица государства (министр обороны, председатель КГБ и проч.), сам этот орган оказался в подвешенном состоянии»[408].

Каковы были взаимосвязи внутри высшего органа, можно судить по тому, что, как пишут, первые секретари ЦК компартий Азербайджана и Армении H.A. Муталибов и В.М. Мовсисян (а потом — с конца 1990 г. — С.К. Погосян) вообще не разговаривали друг с другом.

Секретариат ЦК КПСС

Его заседания проходили по вторникам. Среда, таким образом, отводилась на подготовку вопросов к Политбюро, которое проходило по четвергам. Было время, когда «содержание и стиль работы Секретариата от начала до конца определял М.А. Суслов. Большая часть присутствующих секретарей и тем более приглашенных на заседание Секретариата работников отделов исполняла обычно роль статистов, внимающих, поддерживающих, возражения были редким исключением. (…) По отношению к ЦК М. Суслов не был „серым кардиналом“, ибо умело, не выпячиваясь и практически неограниченно управлял аппаратом ЦК КПСС. По своей сути он был живым олицетворением партийного консерватизма, начиная от своей старомодной одежды и всем известных калош и до принципов, которые он исповедовал: не думай, не изобретай, делай только так, как было. (…) Всегда четко, лаконично, не позволяя славословить, вел Секретариаты. Только чрезвычайный случай мог стать причиной того, что Секретариат мог продлиться более часа. На выступление — 5–7 минут. Не уложился, уже через минуту М.А. Суслов говорил: „Спасибо“, — и смущенный оратор свертывал свои конспекты. Признаюсь, М.А. Суслова мы (…) вспоминали не раз, когда председательское место в Секретариате ЦК заняли Черненко, Горбачев… и неудержимые многочасовые словопрения захлестнули мутной волной заседания исполнительного органа партии.

Четкая организация работы Секретариата, следует, однако, признать, не отличалась особым творческим подходом. Его проявить было просто невозможно, ибо все шло по строго заведенному порядку и подчинялось только аналогам»[409].

После смерти М.А. Суслова его вел К.У. Черненко, потом — Ю.В. Андропов, умер Л.И. Брежнев — опять К.У. Черненко, потом — М.С. Горбачев. И наконец, пришла очередь следующего: «…E.K. Лигачев быстро сумел превратить этот некогда рутинный орган в энергично работающий, оперативный, близко стоящий к жизни, способный строго спросить с работника любого ранга. (…) Принцип работы Е.К. в Секретариате был таков: каждый, кто к нам обратился, должен найти конкретное решение хотя бы одного из поставленных им вопросов. Иначе к нам не будут ходить, пояснял он. И в самом деле, в Секретариате до 1988 года шла бурная жизнь, а в приемной ведущего секретаря постоянно находились первые секретари обкомов, председатели облисполкомов, министры, руководители отделов ЦК, председатели творческих союзов, писатели, редакторы газет, театральные режиссеры, ученые из Академии наук, офицеры из фельдъегерской связи и другие нужные люди, которые всегда присутствуют там, где прощупывается пульс реальной власти»[410].

Но такое положение дел устраивало не всех: «…Политбюро в лице Генерального секретаря внимательно следило, чтобы со стороны Секретариата не было ни малейших поползновений на самостоятельную роль.

В 1986 г., сразу после первого горбачевского XXVII съезда, секретарями ЦК были избраны: Бирюкова, Добрынин, Долгих, Зайков, Зимянин, Лигачев, Медведев, Никонов, Разумовский, Яковлев. Самонадеянно доверив Лигачеву руководство этой разношерстной командой, Горбачев как Генсек совершил роковую для себя кадровую ошибку. Он породил энергию, управлять которой оказался не в состоянии. Под напористым председательством Лигачева Секретариат ЦК быстро набрал недюжинную силу, обрел широкую поддержку областных комитетов партии и стал претендовать на самостоятельное участие от лица КПСС в делах не только сугубо партийных, но и государственных»[411].

Надо отдать должное М.С. Горбачеву — терпения наблюдать это «безобразие» ему хватило надолго. Лишь 7 января 1988 г. на заседании Политбюро «в отсутствие Е.К. Лигачева, занятого подготовкой доклада к февральскому Пленуму ЦК по народному образованию, приняли решение о так называемом упорядочении работ Политбюро и Секретариата.

Постановили проводить отныне заседания Политбюро по-прежнему еженедельно, а Секретариата — два раза в месяц. Раньше Секретариат ЦК собирался также еженедельно, то есть накануне каждого заседания Политбюро., а иногда и два раза на неделе. Отмена этого порядка явилась первым шагом на пути к фактическому приостановлению деятельности Секретариата. Первым, но не главным. Главным разрушителем оказался второй.

Он состоял в безобидной на вид договоренности впредь не рассматривать на Секретариате вопросы, решения по которым подлежали последующему утверждению на заседаниях Политбюро. Обосновывалась такая мера необходимостью исключить дублирование в работе Политбюро и Секретариата.

Но что она означала на самом деле? Она означала прежде всего, что из сферы полномочий Секретариата изымались вопросы кадровой политики, поскольку все крупные кадровые назначения предварительно рассматривались на Секретариате и лишь потом принимались решения Политбюро. Далее, эта мера означала, что Секретариат лишился права вырабатывать свое мнение по всем более или менее крупным общепартийным проблемам, вопросам экономической политики, государственного строительства, деятельности общественных организаций, по международным делам и проч. и проч. То есть границы новых полномочий Секретариата были сужены до выполнения им самых рутинных из всех внутрипартийных функций, например, организационного обеспечения общепартийных мероприятий: Пленумов ЦК, совещаний, семинаров.

Названная мера означала также, что отныне на заседаниях Политбюро не могла быть представлена единая точка зрения Секретариата ЦК, поскольку ее при введенных ограничениях невозможно было сформировать. Теперь в работе Политбюро участвовал не Секретариат ЦК как целое, а отдельные, каждый сам по себе, секретари ЦК, большинство из которых не имело в Политбюро права голоса. (…)

Исключение Секретариата в качестве единого органа из Политбюро можно было трактовать де-юре как сильное ограничение на представление в точке схождения высшей партийной и государственной власти позиции КПСС как таковой наряду с позициями, скажем, вооруженных сил, правительства или внешнеполитических ведомств. В этом смысле процесс отдаления партии от государственных рычагов начался у нас на уровне Политбюро еще в январе 1988 года. Прекращение работы Секретариата автоматически вызывало торможение деятельности аппарата ЦК КПСС, так как именно Секретариат выполнял важнейшую функцию взаимоувязывания работы всех подразделений ЦК, направляя их усилия в общее русло»[412].

Но и это не все. Далее, как вспоминает один из членов Политбюро: «В период очередного отпуска (сентябрь 1988 года) Горбачев разработал план реорганизации ЦК. Он предложил создать комиссии по идеологии, по организационным, экономическим, аграрным, международным и другим вопросам, причем каждую из них должен был возглавить член Политбюро. Естественно, такая реорганизация мотивировалась задачами улучшения деятельности ЦК КПСС. Однако на самом-то деле здесь преследовалась и другая цель. (…) Создание комиссий автоматически похоронило Секретариат.

Если вдуматься, было допущено серьезное нарушение Устава КПСС, поскольку в нем прямо говорилось о Секретариате как о постоянно действующем органе ЦК. Это беспрецедентный факт в партии за последние десятилетия. При этом вольно или невольно хитрость состояла в том, что никто даже речи не вел о ликвидации заседаний Секретариата, никто вроде бы на них и не покушался. Однако после создания комиссий заседания Секретариата прекратились сами собой. Партия оказалась лишенной оперативного штаба руководства»[413].

Другому запомнилось следующее: 3 октября 1988 г. на Политбюро ЦК КПСС выступил Генсек: О Секретариате. Было по сути дублирование Политбюро. Не следует определять ему жесткий план. Заседать по мере необходимости. Больше опираться на совещания у секретарей ЦК Необходимость проведения Секретариата будет определять Генсек. Вести заседания Секретариата по очереди ежемесячно. (Так Горбачев свел функции секретариата на нет. Провел сам пару заседаний, несколько Медведев. И все[414]). Такая Комиссия ЦК обладала только функциями совещательными, но никак не директивными.

29 ноября 1988 г. по постановлению Пленума ЦК КПСС было создано 6 комиссий: Комиссия по вопросам партийного строительства и кадровой политики (председатель — Г.П. Разумовский; число членов — 24); Идеологическая комиссия (В.А. Медведев; 24); Комиссия по вопросам социально-экономической политики (H.H. Слюньков; 20); комиссия по вопросам аграрной политики (председатель — Е.К. Лигачев; заместитель председателя — В.П. Никонов; 21); Комиссия по вопросам международной политики (А.Н. Яковлев; 22); Комиссия по вопросам правовой политики (В.М. Чебриков, 20). Затем, в 1990 г. учреждена Комиссия ЦК КПСС по военной политике (О.Д. Бакланов, 19). Все они были «с неясными полномочиями и задачами, оказавшимися в конечном счете чисто витринными, декоративными образованиями»[415].

Но, может, был все же какой-то толк от работы комиссий? А как же! Но только не для партии… 16 октября 1989 г. Комиссия ЦК КПСС по вопросам партстроительства и кадровой политики приняла судьбоносное решение: упразднила учетно-контрольную номенклатуру должностей. Для нашего повествования это самый важный рубеж. Ранее было правилом, чтобы все назначения на должности проводились через партийные органы, которые могли отследить весь предыдущий жизненный путь кандидата, его верность (хотя бы формальную) стране. Теперь этого не было, итог известен… 20 июня 1990 г. Верховный Совет СССР добавил к этому решение о запрете совмещения партийных и государственных должностей. Президент СССР и Генеральный секретарь ЦК КПСС, как и всегда, оказался выше этого закона. А может быть, и не читал: не может же юрист знать все акты…

Однако и этого для М.С. Горбачева и К? оказалось мало. Чтобы окончательно похоронить Секретариат, понадобилось расширить его, а чтобы этому придать вид законности, внесли изменения в Устав партии на XXVIII съезде КПСС. Ввели институт членов Секретариата. Кто туда вошел? Председатель колхоза из Московской области, рабочий из Мариуполя, секретарь парткома МГУ, секретарь парткома Новолипецкого комбината, ткачиха из Ферганы. На последнем Пленуме в истории КПСС 25–26 июля 1991 г. вместо секретаря парткома МГУ, избранного в полноправные секретари ЦК, членом избран первый секретарь Нижегородского горкома. Предпоследний в истории Секретариат (7 августа 1991 г.), где первым вопросом стоял вопрос об энергоснабжении. На заседании выступил новый член Секретариата Мальцев: «Первая фраза, которую произнес Мальцев, звучала так: „Я не компетентен в этом вопросе, но хочу сказать следующее“. И говорил почти десять минут. Мы переглянулись с коллегами. Это было первое выступление нового члена Секретариата на первом в его жизни заседании высшего руководящего органа партии. Если ты не компетентен, то о чем можно говорить? Тем более, твои слушатели — крупнейшие специалисты (…), руководители этой отрасли. (…)

Допускаю, что первое выступление могло быть неудачным, что по нему опрометчиво судить в целом о человеке. Но ведь важен стиль, подход. А он не отличался от прежних секретарей. Стремление всех и по любому поводу поучать, чувствовать себя выше и умнее, наверное, еще долго будет проявляться в начальниках. Глядя на оратора, подумал с горечью: эти люди как политики обречены на неуспех. Хотя в этом их вины нет»[416].

Отсюда и горькая фраза О.С. Шенина (вел Секретариат в 1990–1991 гг. в отсутствие часто болевшего В. Ивашко) на одном из последних заседаний: «А зачем, собственно, нужен Секретариат ЦК? Что он решает? Кто эти решения выполняет?»[417].

Центральный Комитет КПСС

При М.С. Горбачеве было три состава членов и кандидатов в члены ЦК КПСС. Они были избраны на трех съездах партии соответственно: XXVI (март 1981 г. — март 1986 г.); XXVII (март 1986 г. — июль 1990 г.); XXVIII (июль 1990 г. — ноябрь 1991 г.). Всего за 1985–1991 г. состоялось 23 Пленума. В их власти было снять Генсека-предателя. Почему такое не произошло, мы сейчас по возможности расскажем. Каждый шаг М.С. Горбачева был тщательно обдуман и отрепетирован.

Вот он готовится выступить на праздновании 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции с весьма крамольным для того времени докладом, составленным Агитпропом А.Н. Яковлева. Если пойти по стандартному пути: обсуждение на Пленуме, то тогда сам текст может вызвать протесты членов ЦК. Тогда Горбачев счел невозможным их обойти: Пленум состоится. Но сам доклад Горбачев не будет зачитывать на Пленуме. Он подготовит нечто другое: доклад о докладе. Не обсуждение юбилейного доклада, а информация о нем — таков был замысел. С точки зрения формального одобрения доклада высшим партийным органом этого было достаточно: узнали, промолчали — значит, согласились. Формально членам ЦК не возбранялось и обсуждать доклад. Но Генеральный секретарь и Политбюро не предлагали начать обсуждение. Предложить это, если такое желание появится у членов ЦК, должен был на свой страх и риск кто-то из них. Принятый в партии со сталинских времен стиль общения давал основания надеяться, что никто такой инициативы не проявит[418]. Здесь можно сказать, что М.С. Горбачев воспользовался модернизированным методом Н.С. Хрущева, который выступал со своим антисталинским докладом на заседании после XX съезда вопреки воле части Президиума ЦК.

В состав членов ЦК на первом же горбачевском съезде, естественно, оказалось невозможным набрать 100 % предателей. И среди членов пошли разговоры, что линия М.С. Горбачева не совсем понятна и ведет страну к катастрофе. Выводы тоже были сделаны — раскритиковать его и провести выборы нового Генсека, пока не поздно. Однако если в 1964 г. при схожей ситуации КГБ был на стороне советских патриотов, то ныне — после 15-летнего руководства им Ю.В. Андроповым он был на стороне предателей и, видимо, из прослушивания узнал об этом. Надо сказать, что, по информации одного из непосредственных наблюдателей, сначала чистку думали провести на XIX конференции, но потом отказались от замысла[419].

И в апреле (1989 г.) все пенсионеры были выведены из высших органов партии: 83 члена ЦК, 27 кандидатов в члены ЦК и 12 членов Центральной ревизионной комиссии: «Из состава ЦК ушло немало умных, опытных и принципиальных, преданных истинной перестройке людей»[420].

После XXVIII съезда М.С. Горбачев сам лично назначил новый состав. Но и этот состав был нелояльным. На апрельском (1991 г.) Пленуме М.С. Горбачеву устроили обструкцию, но его поддержало «демократическое» крыло, и пост Генсека был за ним сохранен. Из события видно, что сторона, пытавшаяся атаковать, не была жестко консолидирована и не имела даже самого простого продуманного плана выступлений, координации совместных усилий. Другая сторона просто не была готова к такому обороту событий — она могла бы как-то ликвидировать попытку в зародыше: от самых примитивных форм, скажем, убийства инициаторов, до каких-то виртуозных форм с применением всего набора технологий по оболваниванию членов ЦК.

Во время августовских событий в Москве мог быть собран и Пленум — условия для этого были, но он так и не состоялся. Картина предстает довольно пестрая: разные силы и представлявшие их разные люди действовали в этом отношении довольно бессистемно. Да и что они могли сделать? Соберись он — не соберись, от этого бы ничего не менялось: он уже давно решал столь мало, что не мог бы повлиять на обстановку. На пресс-конференции 21 августа 1991 г. Дзасохов сказал: «…Мы в Секретариате ЦК КПСС выступили за то, чтобы Пленум ЦК, а это четыреста человек и география нашей страны, собрался бы немедленно, двадцатого числа. Многие члены Центрального Комитета уже прибыли в Москву, особенно из отдаленных районов. Но условия, которые подоспели (…), не позволили нам сделать это». «Относительно проведения Пленума слухи по ЦК действительно ходили. Пленум предполагалось провести не в Кремле, как обычно, а в комплексе зданий на Старой площади. Точнее — в Малом конференц-зале в шестом „А“ подъезде. (…)

Однако Пленум решили не проводить, и прибывшие члены ЦК из отдаленных районов покупали билеты на обратный путь. С некоторыми из них я столкнулся у железнодорожной кассы управления делами ЦК. Они были в недоумении: велено ехать назад».

Против проведения Пленума ЦК был и В.А. Ивашко. Причем объяснялось все причинами весьма субъективного свойства: «Логика рассуждений заместителя Генсека такова.

— У меня перед глазами еще стоял апрельский Пленум, на котором М.С. Горбачев ставил вопрос о своей отставке, — признавался Ивашко. — Я председательствовал на этом Пленуме, там остался хороший кусок моей жизни, и впечатления были еще живы. Я отчетливо себе представлял, что Пленум сразу же поставит вопрос: „Где Генеральный секретарь?“ На этот вопрос я, естественно, ничего вразумительного ответить не мог, тем более что пошли уже всевозможные слухи. Даже сам факт созыва Пленума без Генерального секретаря означал бы своего рода переворот в партии…»[421].

Рядовой член ЦК КПСС: «…Я безуспешно пытался дозвониться в ЦК: ведь на 20 августа предполагался созыв Пленума. Глухо. Наконец кто-то взял трубку и ответил, что Пленум… отменен»[422].

Последний Пленум ЦК КПСС все же состоялся. Но только аж… 13 июня 1992 года в здании «Правды». Присутствовало 68 членов ЦК и 14 членов ЦКК. Но никакой абсолютно роли он уже не играл — поезд давно ушел и без машиниста.

Аппарат ЦК КПСС

Это была организация, о самом факте существования которой простым людям можно было только догадываться. Как только это позволили, то в открытых письмах спрашивали: «Можно ли покритиковать ЦК? Или хотя бы поинтересоваться, как работает этот орган? Какие изменения произошли в нем за три года, с апреля 1985 года? Как идет перестройка в самом ЦК КПСС? (…)

Мы не знаем, что такое его постоянно действующий аппарат, какова его структура, численность, организация работы, принципы подбора кадров и их подготовки, условия работы (…)

Мы не знаем элементарных вещей о Политбюро и Секретариате ЦК. Например, чем занимается, за какой участок работы отвечает каждый из членов Политбюро и секретарей ЦК? (…) Об американских сенаторах и конгрессменах мы порой осведомлены лучше, чем о своих руководителях»[423].

Как пишут о нем теперь, этот орган «представлял собой весьма сильную и авторитетную в глазах общественного мнения организацию, укомплектованную высококлассными и (…) хорошо вышколенными, дисциплинированными сотрудниками. В структуре аппарата было двадцать отделов с общим числом ответственных работников в них около двух тысяч человек. Техническую сторону деятельности этого, сравнительно небольшого коллектива обеспечивали чуть более тысячи технических работников.

По существу, аппарат ЦК КПСС тех лет являлся ведущей структурной единицей не партийного, но партийно-государственного руководства. Все крупные государственные решения до их принятия соответствующими правительственными органами проходили предварительную политическую, а также и техническую экспертную проработку в ЦК. В качестве экспертов в таких случаях ЦК имел возможность привлекать лучших специалистов науки, культуры, производства. С другой стороны, на аппарат ЦК с учетом его высокого управленческого авторитета нередко возлагалась по воле Политбюро ЦК КПСС заглавная организаторская функция при выполнении решений, принятых государственными органами. Особенно часто такое случалось в зимнюю пору для развязывания сложных узлов на железных дорогах и в энергетике, а в остальные месяцы — для проведения ответственных сельскохозяйственных кампаний»[424].

Кстати, как сейчас выясняется, аппарат ЦК КПСС был наделен и своей АСУ. Ее генеральным конструктором (системным администратором) был доктор экономических наук В.В. Соломатин[425].

Аппарат ЦК пережил довольно длительную историю, где наиважнейшими моментами были его довольно перманентные преобразования (Приложение № 3). М.С. Горбачев заговорил о реконструкции аппарата ЦК КПСС уже 19 марта 1985 г. — меньше чем через неделю(!) после избрания Генсеком. «Он сетовал — аппарат разбух невероятно. Особенно — Общий отдел, полно бездельников»[426]. И это не удивляет, ибо, «став Генсеком, он первым делом повысил себе зарплату. Вторым — постановил, что его жена будет получать из партийной кассы командировочные деньги. На украшения. Эта мелкая деталь у многих в аппарате ЦК сразу же остудила жар завышенных ожиданий»[427]. Хороша же мелкая деталь! Тем более для большевиков, где принцип нестяжательства считался высшим благом! Отсюда «в отделах ЦК уже в 1986 году в частных беседах можно было слышать из уст ответственных товарищей, что избрание Горбачева Генсеком — ошибка»[428]. (Да, а ошибка, как мы помним от Талейрана, будет похуже, чем преступление!)

Содержание разговоров, естественно, доходит до М.С. Горбачева, и аппаратчиков-«бюрократов» начинают разгонять: начинается самая трагическая в истории страны карусель! 3 марта 1987 г. в ЦК состоялась встреча М.С. Горбачева с представителями (в ранге завсектором и выше) трех отделов ЦК: организационного, пропаганды и сельскохозяйственного. Присутствовали товарищи А.Н. Яковлев, Г.П. Разумовский, В.П. Никонов. Примечательно, что Е.К. Лигачев в этот момент был в командировке в Саратовской области. «Впервые столь откровенно было выражено негативное отношение Генерального секретаря к аппарату ЦК. Критика аппарата за бездеятельность была воспринята большинством работников как вопиющая несправедливость. В самом деле, начиная с 1983 года нагрузки на людей многократно возросли, особенно с момента, когда во главе Секретариата ЦК стал Е.К. Лигачев. Он, а в его лице весь Секретариат, считался ответственным по линии Политбюро за организацию работы аппарата ЦК. При нем многие работники забыли об отдыхе, рабочий день продолжался нередко по 12–14 часов, одна на другую накатывались командировки»[429].

Согласно записке М.С. Горбачева от 24 августа 1988 г. «К вопросу о реорганизации партийного аппарата», разосланной всем членам Политбюро, одобрившим ее, структура аппарата ЦК менялась: должно было остаться 9 отделов. Из 1940 ответственных и 1275 технических работников сокращение должно было коснуться 700 человек. С горечью теперь фиксируются «нововведения»: «Наибольшие перемены в деятельности ЦК КПСС последних лет были связаны с именами М.С. Горбачева и Е.К. Лигачева. Эти лидеры, как ни различны они в своих характерах, имели и много общего. Именно они (…) принесли в аппарат ЦК КПСС многословный и суетливый стиль обкомов с многочасовыми и многословными заседаниями Секретариата, нескончаемой чередой различного рода всесоюзных совещаний, конференций, встреч, слетов. Именно это время заполнили многочисленные всесоюзные совещания по разным хозяйственным вопросам с утомительно-назидательными докладами-монологами секретарей ЦК КПСС. Носили они, как правило, агитационно-просветительский характер и были для дела маловразумительными.

(…) Вместе с упрощением и демократизацией громоздкого бюрократического механизма аппарата ЦК началось заметное снижение уровня организационной работы партии. Происходило это оттого, что, разрушая, охотно отказываясь от старых, отживших методов партийной работы, новые провинциальные лидеры не предложили ничего конструктивного, ибо плохо себе представляли цели, пути реформирования партии»[430].

М.С. Горбачева «вполне устраивал обстрел аппарата ЦК, казавшегося ему недостаточно послушным. К тому же в силу своего положения работники ЦК раньше других членов партии начали понимать истинный смысл маневров Горбачева, и это его беспокоило. Показательно, что несколько лет он не собирал аппарат ЦК, чтобы обсудить положение дел и начистоту поговорить о ходе перестройки. Лидер партии исколесил весь мир, облетел многие страны и континенты, встречался с людьми разных убеждений, профессий и званий, однако не хотел встретиться и объясниться с работниками, которые были его естественной опорой и помощниками. Ему хватало времени лишь для того, чтобы ставить подписи под решениями о реорганизациях и переделках аппарата, держать его в состоянии тревоги и неуверенности»[431].

«Форсированное разрушение по политическим мотивам аппарата ЦК КПСС и партийного аппарата в целом, осуществленное после XIX Всесоюзной партконференции М.С. Горбачевым и его окружением, имело, на мой взгляд, отрицательные последствия для страны. Прежде всего оно привело к резкому снижению реального управленческого потенциала государственных органов. Вслед за этим наступило многократное увеличение численности управленческой бюрократии и одновременно — утрата какого-либо политического контроля за его стяжательскими устремлениями. (…)

В течение 1989 года штатная численность сотрудников (…) была сокращена по аппарату ЦК КПСС — на 536 ответственных работников. Проведено данное сокращение штатов было в два приема, совпадавших по времени, первый с подготовкой к выборам народных депутатов СССР, второй — народных депутатов РСФСР.

Следующая, третья волна сокращений прокатилась по профессиональным структурам КПСС в 1990 году, вычеркнув из штатных расписаний около 45 тыс. работников, в том числе по штату ЦК — 603 из 1494»[432].

В то же время начались и нормотворческие нововведения: «Положением об Отделе организационно-партийной работы» (1986 г.) в обязанности отдела вменялась подготовка материалов (записки, проекты постановлений) к заседаниям Политбюро и Секретариата, организация и контроль исполнения принятых решений, информация руководства ЦК о их реализации.

Стоило убрать эти функции — и работникам аппарата ничего не оставалось кроме, как протирать штаны[433].

В результате «все смешалось в нашем большом партийном доме»[434].

Партийный аппарат

Во всей КПСС он был далеко не однородным. Он был разным по иерархии, по предназначению и возможностям: «Особыми полномочиями в партийном аппарате пользовались оргтоделы. „Орговики“ фактически осуществляли кадровую политику и в партии, и в государстве в целом. Цэковский орготдел монопольно решал ее в общегосударственном масштабе. (…)

Заведующий орготделом в партийном комитете был, образно говоря, „кум королю и сват министру“. Все номенклатурные партийные и государственные кадры и весь депутатский корпус — от сельских Советов и до Верховного Совета СССР — были в руках „орговиков“. Орготделы были главным звеном в осуществлении кадровой политики партии»[435].

Вот одно из «открытий» М.С. Горбачева: «В партии не главное аппарат. Главное — направленность, стиль работы, политика партии, ее динамизм». Уж чего-чего, а динамизма потом хватало…

«Первые секретари райкомов являлись главной силой партии. В сельских райкомах они, как правило, были выходцами из числа руководителей совхозов, колхозов, то есть людьми, хорошо знающими местные условия, местное население. В городских районах — это были в своем большинстве представители крупных рабочих или научно-исследовательских коллективов.

Их также не обвинишь в незнании жизни. Значит, отрицательное восприятие в райкомах некоторых действий Генсека не могло быть объяснено одним лишь пресловутым желанием сохранить „место и привилегии“, тем более что председатели колхозов или директора предприятий жили не в пример лучше райкомовских секретарей.

Выходит, дело было в другом. В том, что отдельные новации воспринимались на районном уровне как умозрительные, надуманные, не вызванные реальными потребностями практики.

В этих условиях руководству КПСС в лице ее Генсека следовало пересмотреть свою политику: либо убедить райкомовский актив в ее жизнеспособности, либо устранить райкомы со своего пути. М.С. Горбачев и его ближайшее окружение сделали выбор в пользу третьей возможности, и в течение 1990–1991 г. штаты райкомов и горкомов подверглись сокращению на 50, 60, а то и на 70 процентов. Райкомы оказались фактически обескровленными»[436].

Московский городской комитет КПСС. 24 декабря 1985 г. на место первого секретаря МГК КПСС был избран Б.Н. Ельцин. Первым делом он провел подготовку к январскому Пленуму, который сместил все неугодное ему бюро: «Я считал, что аппарат горкома, особенно те люди, которые проработали с Гришиным долгие годы, должны быть заменены. Эти аппаратчики были заражены порочным стилем эпохи застоя — холуйством, угодничеством, подхалимством»[437].

Всего же из 33 первых секретарей райкомов будет снято 23 человека. В частности, 26 июля 1986 г. «за провал в организации работы по обеспечению населения плодоовощной торговли в районе, а также за ряд других серьезных упущений» с поста первого секретаря Киевского райкома партии был снят А. Коровицын. Через семь месяцев он покончит с собой. После этого даже «Е.К. Лигачев сдерживал реформаторские порывы Б.Н. Ельцина (…) при его попытках решительно перекроить структуру партийных органов и партийного аппарата в Москве»[438]. Кстати сказать, когда снимали Б.Н. Ельцина с поста первого секретаря МГК, никто ему не припомнил этой трагедии[439]. Как-то забыли они своего «товарища»…

Коммунистическая партия Советского Союза

Уничтожение КПСС есть организационный феномен. И оно было проведено очень точно, искусно и в кратчайшие сроки. Расчет производился давно, ибо главное свойство КПСС заключалось в ее роли колоссальных скреп, которыми держалась советская система. Это отмечалось как коммунистическими жрецами, так и (на более качественном уровне) американскими советологами: «Интеграция системы. Самая важная функция, выполняемая КПСС, и самая очевидная — это интеграция системы: обеспечение единства и согласованности в политической системе, которая иначе может испытывать недостатки в этих качествах. Программа партии по социализации — это важная часть ее интегральной функции, а также является осуществлением политических прерогатив набора новобранцев, но вопрос тут намного шире.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.