Глава 9 Последствия Июнь 1940–февраль 1941 гг.

Глава 9

Последствия

Июнь 1940–февраль 1941 гг.

Падение Франции летом 1940 г. привело ко многим прямым и косвенным последствиям во всем мире. Сталин был глубоко озабочен сложившейся ситуацией, так как его надежды на то, что мощь гитлеровской Германии сильно ослабеет в результате изнурительной войны против Англии и Франции, совершенно не оправдались. Наоборот, Германия теперь значительно усилилась, учитывая тот факт, что большая часть вооружений и автотранспорта французской армии попали в руки вермахта абсолютно целыми и исправными.

На Востоке падение Франции означало серьезный двойной удар для Чан Кайши и китайских националистов. После потери Нанкина они переместили свою промышленную базу в юго-западные провинции Юньнань и Гуанси, вблизи границы с Французским Индокитаем. Считалось, что там безопаснее всего, и к тому же имеется связь с внешним миром. Однако вишистский режим маршала Петена в июле уступил требованиям Японии и согласился на размещение японского военного контингента в Ханое. Так были перерезаны линии снабжения сил националистов через Индокитай.

Наступление японской Одиннадцатой армии в долине реки Янцзы летом 1940 г. рассекло китайскую армию пополам и привело к огромным потерям в живой силе. Сильным ударом для националистов стало падение крупного речного порта Ичжан 12 июня 1940 г. Оно привело также к полной изоляции их столицы Чунцина и позволило корабельной авиации японцев начать постоянные бомбардировки города. В это время года над рекой почти не было туманов, видимость была отличной, чем не преминули воспользоваться японские летчики. Они бомбили не только города и деревни, расположенные вдоль реки, но и плывшие вверх по реке через великие пороги Янцзы пароходы и баржи с ранеными и беженцами.

Агнес Смедли расспрашивала о сложившемся положении одного врача Красного Креста. Тот ответил, что на Центральном фронте из 150 госпиталей осталось только пять. «А как же раненые?» – спросила Смедли. «Доктор промолчал, но я уже догадалась, каким будет ответ на этот вопрос». Смерть была повсюду. «Каждый день, – писала она, – мы видели вздувшиеся трупы людей, медленно плывущие вниз по реке. Иногда они ударялись о борт баржи, и матросы отталкивали их длинными палками».

Когда Смедли добралась до Чунцина, расположенного на высоких скалах в месте слияния рек Янцзы и Цзялин, ей пришлось вздрагивать от частых взрывов. Но это были не разрывы японских авиабомб, это китайские саперы взрывами пробивали туннели в скалах, чтобы оборудовать в них бомбоубежища. Она заметила, что за время ее отсутствия очень многое в городе изменилось и к лучшему, и к худшему. Провинциальная столица, в которой раньше проживало всего 200 тыс. человек, разрослась почти до миллиона жителей. Весьма радовал бурный рост промышленных кооперативов, но крайне правые, чье влияние в Гоминьдане постоянно усиливалось, видели в кооперативах скрытую опору коммунистов. Значительные изменения к лучшему произошли в военно-медицинской службе. В находившихся под контролем националистов районах открывались бесплатные клиники, однако боссы Гоминьдана опять же стремились взять здравоохранение под свой контроль, преимущественно ради собственного обогащения.

Наиболее зловещим из всего происходящего был резкий взлет к вершинам власти начальника службы безопасности генерала Тай Ли, который, предположительно, имел под своим началом 300 тыс. человек – как носивших форму, так и переодетых в штатское. Власть его была так велика, что, по слухам, он давал указания даже самому генералиссимусу Чан Кайши. Генерал Тай Ли подавлял не только любое проявление инакомыслия, но и всякую свободу слова. Китайская интеллигенция спасалась бегством в Гонконг. В таких условиях были запрещены даже самые безобидные с политической точки зрения организации – например, Ассоциация молодых христианских женщин (YWCA).

Находившиеся в Чунцине иностранцы, по словам Смедли, смотрели на китайскую армию с презрением. «Китай, – говорили они, – не в состоянии вести войну; генералы погрязли в коррупции; солдаты – безграмотные кули, а то и просто дети; народ совершенно невежествен; системы медицинской помощи просто не существует». Некоторые из этих обвинений были справедливыми, некоторые несправедливыми, но почти все они были основаны на нежелании признать, что Китай нес на себе чудовищную тяжесть ведения такой изнурительной войны. И европейцы, и американцы абсолютно не понимали, что поставлено на карту, и почти не помогали Китаю. Существенную помощь стране оказывали только китайцы, проживающие за границей. Китайцы из Малайи, с Явы, из США и многих других стран мира присылали большое количество медикаментов для страны. Размеры их пожертвований были огромны. В 1941 г. японские оккупанты заставят их заплатить высокую цену за эту помощь своим собратьям.

Чан Кайши продолжал свои бессмысленные мирные переговоры с японцами в надежде оказать давление на Сталина и заставить его возобновить военную помощь на прежнем уровне. Но в июле 1940 г. смена правительства в Токио привела к тому, что новым военным министром стал генерал Хидеки Тодзио. Он тут же прекратил ведение этих переговоров и решил лишить китайцев всех возможных источников получения материальной помощи извне. Он старался укрепить отношения с Советским Союзом, а также перерезать все существовавшие на тот момент пути поступления помощи. Военное руководство в Токио стало поглядывать на юг, в сторону Тихого океана, и на юго-запад – в сторону британских, французских и голландских владений по берегам Южно-Китайского моря. Их захват должен был обеспечить Японию рисом и лишить националистический Китай всех поставок извне, но больше всего Япония хотела овладеть нефтяными промыслами Голландской Ост-Индии. Любой возможный компромисс с Соединенными Штатами, который бы включал в себя уход из Китая, казался режиму в Токио просто немыслимым, после того как в ходе «китайского инцидента» погибло 62 тыс. японских солдат.

Во второй половине 1940 г. Коммунистическая партия Китая, получив инструкции из Москвы, перешла в наступление на севере страны силами почти в 400 тыс. бойцов. Оно вошло в историю под названием «Битва ста полков». Целью наступления было сорвать переговоры между Чан Кайши и японцами – они не знали, что переговоры уже прекращены, да и вообще никогда не велись всерьез. Коммунисты сумели потеснить японские войска во многих местах, перерезали железную дорогу Пекин–Ханькоу, разрушили много угольных шахт и даже совершили несколько рейдов в Маньчжурию. В результате такой масштабной военной операции китайские коммунисты потеряли 22 тыс. бойцов, что стало для них тяжелой утратой.

В Европе Гитлер демонстрировал поразительную лояльность по отношению к Муссолини, часто к большому огорчению своих генералов. Но дуче, в прошлом наставник фюрера, лез из кожи вон, чтобы не выглядеть его подчиненным. Фашистский лидер Италии хотел вести свою собственную «параллельную войну», отдельно от нацистской Германии. Муссолини не предупредил Гитлера о своих планах захвата Албании в апреле 1939 г. Он просто притворился, что сделал это за компанию с гитлеровским захватом Чехословакии, состоявшимся в марте. Нацистское руководство Германии также неохотно делилось своими секретами с итальянцами, однако всего через месяц после оккупации Албании подписало с итальянцами «Стальной пакт».

Подобно крайне неосмотрительным любовникам, в надежде получить выгоду от существующих взаимоотношений, оба политических лидера вводили друг друга в заблуждение, и оба чувствовали себя обманутыми. Гитлер не поставил Муссолини в известность о том, что планирует сокрушить Польшу, но в то же время ожидал от Муссолини поддержки в противоборстве с Англией и Францией. А дуче полагал, что в Европе не будет никаких крупных конфликтов на протяжении как минимум еще двух лет. После немецкого вторжения в Польшу в сентябре 1939 г. Муссолини отказался вступить в войну на стороне Германии, чем сильно разочаровал Гитлера. Дуче знал, что его страна не готова к войне, и, чтобы не ввязываться в нее, в обмен на свою поддержку потребовал от Гитлера такое количество военного снаряжения, какого Германия позволить себе не могла.

Однако Муссолини все же собирался вступить в войну, но в удобный для него момент, чтобы завоевать колонии и сделать Италию великой державой. Он не хотел упускать возможности, открывшиеся в результате сокрушительного поражения двух великих колониальных держав – Англии и Франции – летом 1940 г. Та невероятная стремительность, с которой Германия провела военную кампанию против Франции, и широко распространенное мнение о том, что Англия будет вынуждена вскоре согласиться на немецкие условия, привели Муссолини в состояние лихорадочной неопределенности. Будущее Европы станет диктовать Германия, почти наверняка став доминирующей силой на Балканах, в то время как Италия рисковала остаться на обочине. Чтобы этого не произошло, Муссолини отчаянно пытался получить право на участие в мирных переговорах. Он счел, что несколько тысяч итальянских солдат, убитых во время кампании против Франции, помогут ему получить заветное место за столом переговоров.

Нацистский режим не возражал против вступления Италии в войну, пусть это и произошло перед самым концом кампании. Однако Гитлер сильно переоценил военный потенциал Италии. Муссолини хвастал тем, что у него восемь миллионов штыков, в то время как на самом деле его вооруженные силы имели в своем составе менее 1.7 миллиона солдат, у многих из которых не было даже винтовки, к которой можно было бы примкнуть штык. Стране катастрофически не хватало денег, сырья и автотранспорта. Чтобы увеличить количество дивизий, Муссолини уменьшил количество полков в них с трех до двух. Из семидесяти трех дивизий полностью оснащены были только девятнадцать. В действительности итальянская армия была вооружена хуже, чем в 1915 г., когда вступила в Первую мировую войну.

Гитлер поступил крайне опрометчиво, поверив басням Муссолини о силе итальянской армии. У дуче был очень узкий военный кругозор, основанный на разрисованных картах в ставке фюрера, где дивизия считалась дивизией, насколько бы неполной, плохо вооруженной и неподготовленной она ни была. Муссолини совершил летом 1940 г. фатальную ошибку, посчитав, что война практически закончилась, в то время как она только начиналась. Ему не могло даже в голову прийти, что вся эта риторика Гитлера о «жизненном пространстве» на востоке когда-либо превратится в конкретные планы. 10 июня 1940 г. Муссолини объявил войну Англии и Франции. В напыщенной речи, произнесенной с балкона Палаццо Венециав Риме, он с большим пафосом заявил, что «молодые и плодовитые нации» сокрушат обессилевшие демократии. Толпа преданных чернорубашечников неистовствовала на площади, но большинство итальянцев было совсем не радо такому развитию событий.

Немцы тоже не пришли в восторг от попыток Муссолини искупаться в лучах славы вермахта. Статс-секретарь рейхсканцелярии видел в союзнике по «Оси» «циркового клоуна, скатывающего красную дорожку после выступления акробата и пытающегося сорвать все аплодисменты». Многие сравнивали объявление войны Муссолини уже почти побежденной Франции с поведением шакала, пытающегося отхватить часть добычи, убитой львом. Оппортунизм дуче был поистине бесстыдным, но за ним скрывалось нечто намного худшее. Муссолини сделал свою страну заложником и жертвой своих собственных амбиций. Он понял, что ему не удастся избежать союза с Гитлером, где последний будет играть главенствующую роль. И все же он продолжал в своем воображении питать иллюзии, что Италия сможет вести политику, направленную на колониальную экспансию, в то время как вся остальная Европа будет втянута в смертельный конфликт. На деле же слабость Италии приведет эту страну к полной катастрофе и принесет много проблем для Германии.

27 сентября 1940 г. Германия подписала Тройственный пакт с Италией и Японией. Отчасти целью заключения этого пакта было удержать США от вступления в войну, которая находилась в стадии затишья после неудачной попытки поставить на колени Англию. Во время встречи Гитлера и Муссолини, которая состоялась 4 октября на перевале Бреннер в Альпах, Гитлер заверил дуче в том, что ни Москва, ни Вашингтон никак не среагировали на заключение Тройственного пакта. Гитлер хотел добиться от Муссолини заключения континентального альянса Германии и Италии для борьбы против Англии.

Фюрер сначала намеревался оставить Средиземноморье в сфере интересов Италии, но вскоре после падения Франции понял, что это не так-то просто. Он был вынужден балансировать между противоречащими друг другу интересами Италии, вишистской Франции и франкистской Испании. Франко хотел получить Гибралтар, а также Французское Марокко и некоторые другие африканские территории, принадлежащие Франции. Но Гитлер не хотел провоцировать недовольство «Французского государства» маршала Петена и верных ему войск в колониальных владениях. С его точки зрения было бы намного лучше, если бы вишистская Франция сама поддерживала порядок в интересах Германии как внутри страны, так и в своих североафриканских колониях до тех пор, пока не закончится война.

После окончания войны он спокойно смог бы отдать французские колонии либо Италии, либо Испании. Но Гитлер, несмотря на свою, казалось, безграничную власть, которую он получил после поражения Франции, так и не сумел убедить своего должника Франко, своего вассала Петена и своего союзника Муссолини поддержать стратегию создания континентального блока против Англии.

22 октября бронированный спецпоезд Гитлера «Америка», имевший в своем составе два паровоза и две платформы с зенитками, остановился на станции Монтуар-сюр-ле-Луар. Здесь состоялась встреча между Гитлером и заместителем Петена Пьером Лавалем, который пытался получить гарантии определенного статуса для режима Виши. Гитлер в ходе встречи ушел от предоставления каких-либо гарантий, одновременно с этим пытаясь убедить режим Виши присоединиться к антибританской коалиции.

Блестящие вагоны «Америки» продолжили свой путь к границе Испании, где на следующий день в пограничном городишке Андай состоялась встреча между Гитлером и Франко. Поезд каудильо задержался в пути из-за плохого состояния испанских железных дорог, и долгое ожидание вывело Гитлера из себя. Два диктатора обошли строй почетного караула, состоявшего из солдат личного эскорта фюрера Fuhrerbegleitkommando, который выстроился на перроне станции. Одетые в черную форму, огромного роста немецкие солдаты горой возвышались над невысоким пузатым Франко, у которого с лица не сходила самодовольная и одновременно заискивающая улыбка.

Когда Гитлер и Франко начали переговоры, словесный поток каудильо не дал фюреру возможности даже открыть рот. К такому положению дел Гитлер абсолютно не привык. Франко говорил об их братстве по оружию во время Гражданской войны в Испании и благодарил за все, что Гитлер сделал для Испании. Он взывал к alianza espiritual («духовному союзу») между двумя странами. Затем он выразил свое глубочайшее сожаление по поводу того, что Испания не в состоянии немедленно вступить в войну на стороне Германии из-за царившей в стране крайней нищеты. Большую часть встречи, длившейся три часа, Франко бессвязно распространялся о своей жизни и прошлом. По окончании встречи Гитлер сказал, что он лучше вырвет три, а то и четыре зуба, чем еще раз встретится с испанским диктатором.

В конце концов Гитлеру удалось прервать поток слов каудильо и сказать, что Германия уже выиграла войну. Англия висит на тоненькой ниточке надежды, что ее спасут или Советский Союз, или Соединенные Штаты, но американцам понадобится как минимум полтора или два года, чтобы подготовиться к войне. Единственная угроза, которую еще представляла Англия, заключалась в том, что она могла захватить острова в Атлантическом океане или с помощью де Голля вызвать беспорядки во французских колониях. Именно поэтому он и хочет создать «широкую коалицию» против англичан.

Гитлер хотел захватить Гибралтар, этого же хотели Франко и его генералы, но мысль о том, что операцией будут командовать немцы, не вызывала у них энтузиазма. Франко также опасался, что англичане в отместку захватят Канарские острова. Он был потрясен настойчивыми требованиями немцев отдать им один из Канарских островов и базы в Испанском Марокко. Гитлера также интересовали Азорские острова и острова Зеленого Мыса, принадлежавшие Португалии. Азорские острова не только представляли собой великолепное место для базы немецкого флота в Атлантике. Как гласила сделанная позднее запись в журнале Верховного главного командования вермахта: «Фюрер видит ценность Азорских островов в двух аспектах. Он хочет использовать их для нападения на Америку и хочет обладать ими после окончания войны». Гитлер уже мечтал о новом поколении «бомбардировщиков с дальностью полетов в 6 тыс. км», чтобы иметь возможность нанести удар по Восточному побережью Соединенных Штатов.

Ожидания Франко, что Французское Марокко и Оран будут обещаны ему еще до вступления в войну на стороне Германии, поразили Гитлера как неописуемое нахальство, и это еще мягко выражаясь. Говорят, Гитлер даже распространялся относительно Франко, что тот вел себя как «еврей, который торгуется за самое святое, что у него есть». Затем, во время новой вспышки гнева в присутствии своего окружения, уже по возвращении в Германию, он назвал Франко «иезуитской свиньей». Правительство Франко с новым пронацистским министром иностранных дел Рамоном Серрано Суньером, горячо желающим вступить в войну, все же опасалось раздражать Англию, хотя и было идеологически близким к Германии. Жизнеспособность Испании зависела от импорта, часть которого поступала из Англии, но прежде всего Испания зависела от импорта зерна и нефти из США. После трех лет опустошительной Гражданской войны страна находилась в ужасном состоянии. На улицах испанских городов часто можно было увидеть людей, падающих в голодный обморок. Англичане, а за ними и американцы, умело применяли экономическое давление на Испанию, хорошо понимая, что Германия абсолютно не в состоянии оказать ей какую-либо экономическую помощь. Поэтому, когда стало ясно, что Англия не собирается идти на соглашение с немцами, правительство Франко, находившееся в критическом положении из-за острой нехватки в стране топлива и продовольствия, могло разве что выразить странам «Оси» свою моральную поддержку и пообещать вступить в войну позднее, когда-нибудь. Это, однако, не мешало Франко обдумывать возможность собственной «параллельной войны» – вторжения в Португалию, которая была традиционным союзником англичан. К счастью, этому плану так и не суждено было осуществиться.

После встречи в Андае спецпоезд фюрера вновь направился в Монтуар, где Гитлера уже ожидал сам Петен. Он приветствовал фюрера так, словно они были равными по статусу политическими деятелями, что Гитлеру сразу не понравилось. Старый маршал выразил надежду на то, что отношения с Берлином будут строиться в духе сотрудничества, но его требование о том, чтобы Германия предоставила гарантии целостности колониальных владений Франции, было сразу отвергнуто без всяких церемоний. «Это Франция начала войну против Германии, – ответил Гитлер, – и теперь ей придется заплатить за это “и деньгами, и территорией”». Фюрер, которого Петен раздражал гораздо меньше, чем Франко, оставил вопрос открытым. Он все еще хотел, чтобы вишистская Франция присоединилась к его антибританскому альянсу. Но в конце концов Гитлер пришел к выводу, что на «латинские» страны рассчитывать нельзя, если речь идет о создании континентального блока.

Гитлер колебался относительно продолжения войны против Англии на Средиземном море после того как его военные стратеги пришли к выводу, что шансы на успех при вторжении в Южную Англию будут ничтожны. Теперь все его мысли сосредоточились на вторжении в Советский Союз, хотя и здесь он колебался и склонялся к тому, чтобы отложить начало операции. На всякий случай в начале ноября Верховное главное командование вермахта подготовило план захвата Гибралтара и островов в Атлантике, получивший кодовое название операции «Феликс».

Осенью 1940 г. Гитлер надеялся отрезать Британию от остального мира и изгнать из Средиземного моря Королевские ВМС, а уже после этого начать самую важную военную операцию своей жизни – вторжение в Советский Союз. Он был убежден, что самый простой способ вынудить англичан пойти на переговоры – это нанести поражение Советскому Союзу. Для немецких военно-морских сил настали печальные времена, поскольку с этого момента приоритет в вопросах вооружения перешел к сухопутным войскам и люфтваффе.

Гитлер определенно был готов помочь итальянцам в их планах начать наступление из своей колонии Ливии на английские соединения, дислоцированные в Египте и в районе Суэцкого канала. Это могло связать определенную часть британской армии и таило угрозу регулярным связям Англии с Индией, Австралией и Азией. Однако итальянцы, которые с удовольствием готовы были принять помощь люфтваффе, были не очень рады видеть в своей зоне боевых действий наземные силы вермахта. Они знали, что немцы тут же захотят взять на себя все руководство событиями.

Гитлера особенно интересовали Балканы, поскольку они представляли собой основание его южного фланга для вторжения в Россию. После оккупации Советским Союзом Бессарабии и Северной Буковины Гитлер, не желая в то время нарушать советско-германский пакт, посоветовал румынскому правительству «принять все как есть, до поры до времени». Затем он решил послать в Румынию военную миссию и войска, чтобы обезопасить нефтепромыслы в Плоешти. Единственное, чего Гитлер не хотел, так это чтобы Муссолини взорвал Балканы своим вторжением в Югославию или Грецию из оккупированной итальянцами Албании. Фюрер оказался в этом вопросе не на высоте, понадеявшись на инертность итальянцев.

Поначалу все выглядело так, будто Муссолини вообще ничего не собирался предпринимать. Итальянский военно-морской флот, несмотря на прежние воинственные заявления, даже не выходил в открытое море, разве что сопровождал транспортные караваны, идущие в Ливию. Не желая вступать в бой с англичанами на море, итальянцы просто дали возможность своей авиации иногда бомбить Мальту. А в Ливии генерал-губернатор маршал Итало Бальбо не предпринимал никаких действий, настаивая на том, что перейдет в наступление, как только немцы начнут вторжение в Англию.

Англичане в Египте не преминули померяться силами со своим итальянским противником. Вечером 11 июня, сразу же после объявления Муссолини войны, 11-й гусарский полк английской армии на своих устаревших бронетранспортерах «роллс-ройс» двинулся на запад и с наступлением темноты пересек ливийскую границу. Они направились к фортам «Маддалена» и «Капуццо» – двум главным пограничным узлам обороны. Устроив засады в нескольких местах, англичане захватили семьдесят пленных.

Итальянцы пали духом. Никто даже не удосужился поставить их в известность о том, что их правительство объявило войну Англии. 13 июня оба форта были захвачены и разрушены. Через два дня солдаты все того же 11-го гусарского полка взяли в плен на дороге между Бардией и Тобруком еще почти сотню итальянцев. Среди них оказался толстый итальянский генерал, ехавший в штабной машине Lancia в сопровождении «подруги» на последних месяцах беременности, которая не была ему женой. Это вызвало настоящий скандал в Италии. Но намного важнее для англичан было то, что генерал вез с собой все схемы обороны Бардии.

Маршал Бальбо не долго командовал в Ливии. 28 июня бравые итальянские зенитчики, слишком рьяно выполнявшие свои обязанности, сбили по ошибке самолет маршала над Тобруком. Менее чем через неделю назначенный вместо Бальбо маршал Родольфо Грациани пришел в ужас, получив от Муссолини приказ начать 15 июля наступление на Египет. Дуче считал поход на Александрию уже «решенным вопросом». Нетрудно предугадать, что Грациани сделал все, что было в его силах, чтобы перенести дату начала операции. Вначале он заявил, что не может начать наступление в самый разгар лета, а затем – что у него не хватает нужного снаряжения.

В августе герцог д’Аоста, вице-король Итальянской Восточной Африки, одержал легкую победу, вступив из Абиссинии в Британское Сомали и вынудив немногочисленных защитников этой колонии отступить через залив в Аден. Но д’Аоста хорошо понимал, что его положение безнадежно, пока маршал Грациани не завоюет Египет. Зажатый с запада Англо-египетским Суданом и Британской Кенией, в условиях, когда Королевские ВМС полностью контролировали Красное море и Индийский океан, он понимал, что не сможет наладить снабжение своих войск до тех пор, пока итальянская армия не захватит Египет.

Муссолини потерял всякое терпение, а Грациани все тянул с началом наступления. В конце концов, 13 сентября итальянская армия перешла в наступление. Она имела явное численное превосходство над англичанами, располагая пятью дивизиями против трех дивизий неполного состава английских войск и войск стран Британского содружества. 7-я английская танковая дивизия «Крысы пустыни» имела всего 70 танков на ходу.

Итальянцы умудрились заблудиться еще до того, как дошли до границы с Египтом. В соответствии с планом, британские войска осуществляли отход с боем и даже оставили Сиди-Баррани, но тут итальянцы прекратили наступление. Муссолини настаивал на том, чтобы Грациани продолжал наступать вдоль прибрежной дороги, тянувшейся до города Мерса-Матрух. Но в это время началась подготовка к вторжению в Грецию, и войска Грациани не получили топлива и боеприпасов, необходимых для продолжения наступления.

Немцы несколько раз предостерегали Муссолини от нападения на Грецию. 19 сентября дуче заверил Риббентропа, что не начнет вторжение в Грецию или Югославию, не завоевав сначала Египет. Казалось, итальянцы согласились с тем, что их главной мишенью должна стать Англия. Но затем, 8 октября, Муссолини, узнав, что Германия направила свои войска в Румынию, посчитал, что немцы относятся к нему с пренебрежением. Его министр иностранных дел граф Чиано просто забыл ему сказать, что Риббентроп упоминал об этом во время своего визита в Италию. «Гитлер постоянно ставит меня перед свершившимися фактами, – сказал дуче 12 октября Чиано. – На этот раз я отвечу ему тем же».

На следующий день Муссолини отдал приказ Верховному командованию вооруженных сил начать разработку планов немедленного вторжения в Грецию с территории Албании, уже оккупированной итальянцами. Ни у кого из высокопоставленных офицеров итальянской армии, и в первую очередь у командующего итальянской армией в Албании генерала Себастьяно Висконти Праска, не хватило смелости предупредить дуче об огромных проблемах с транспортом и снабжением, которые могут возникнуть во время проведения зимней кампании в горах Эпира. Приготовления шли в полном беспорядке. По экономическим причинам большая часть итальянской армии была демобилизована. Те подразделения, в которых не хватало солдат, нужно было переформировать. В соответствии с планом, для проведения кампании было необходимо двадцать дивизий, но для переправки такого количества войск через Адриатическое море требовалось не менее трех месяцев. Муссолини же хотел начать наступление 26 октября, меньше чем через две недели.

Немцы знали об этих приготовлениях, но полагали, что итальянцы не начнут наступление в Греции, пока не продвинутся в Египте и не возьмут Мерса-Матрух. Гитлер узнал о надвигающемся вторжении в Грецию, когда в своем бронированном поезде возвращался в Германию после встреч с Франко и Петеном. Вместо того чтобы проследовать до Берлина, спецпоезд фюрера повернул обратно. Гитлер отправился во Флоренцию, а министерство иностранных дел Германии срочно попросило Муссолини встретиться там с фюрером.

Ранним утром 28 октября, незадолго до начала встречи с Муссолини, Гитлеру сообщили о том, что вторжение в Грецию только что началось. Фюрер был в ярости. Он догадался, что дуче завидует немецкому влиянию на Балканах, но Гитлер предвидел и то, что итальянцев на Балканах может ожидать большой сюрприз. Больше всего Гитлер опасался того, что такой поворот событий может привести к появлению в Греции английских войск и баз бомбардировщиков, которые смогут оттуда нанести удар по нефтепромыслам в Плоешти. Безответственность Муссолини могла даже поставить под угрозу начало операции «Барбаросса». Но фюрер смог совладать со своей яростью к тому времени, когда спецпоезд остановился на платформе во Флоренции, где его ожидал Муссолини. На состоявшейся в Палаццо Веккьо встрече вопрос вторжения в Грецию лидеры двух стран едва затронули, разве что Гитлер предложил помощь одной авиадесантной и одной парашютно-десантной дивизий, чтобы предотвратить захват англичанами острова Крит.

В 3 часа утра того же дня итальянский посол в Афинах предъявил греческому диктатору генералу Иоаннису Метаксасу ультиматум, срок которого истекал через три часа. Метаксас ответил одним словом: «Нет». Но фашистский режим не интересовал его ответ, будь он положительным или отрицательным. Вторжение, в котором участвовало 140 тыс. солдат и офицеров, началось через два с половиной часа.

Итальянские войска начали наступление под проливным дождем. Они не смогли далеко продвинуться. Дождь шел двое суток подряд не переставая. Потоки воды и вышедшие из берегов реки снесли почти все мосты, а те, что не были смыты водой, взорвала греческая армия, которая хорошо знала о надвигающемся вторжении, которого в Риме не скрывали. Грунтовые дороги превратились в непроходимые болота.

Греки, обеспокоенные тем, что вторжение в их страну могут начать и болгары с северо-востока, вынуждены были оставить четыре дивизии в Восточной Македонии и Фракии. Греческая линия обороны проходила от озера Преспа на границе с Югославией через горы Граммос и затем вдоль быстрой речки Тиамис до морского побережья напротив южной оконечности острова Корфу. У греков было очень мало танков и противотанковых орудий, почти не было современных самолетов. Но их самым главным преимуществом была всеобщая, полная ненависти к врагу, решимость отразить нападение презираемых ими «макаронников», как они называли итальянцев. Даже греческая община в Александрии была охвачена патриотическим порывом. Около 14 тыс. человек отправились из Александрии в Грецию, чтобы вступить в бой с итальянцами, а средства, собранные александрийскими греками, превысили оборонный бюджет всего Египта.

5 ноября итальянцы возобновили наступление, но смогли прорвать греческую оборону только на побережье и к северу от города Коница, где дивизия альпийских стрелков Julia смогла продвинуться больше чем на двадцать километров. Но Julia, одно из лучших соединений итальянской армии, не получив никакой поддержки, вскоре очутилась практически в окружении. Вырваться из него смогла только часть дивизии, и генерал Праска отдал приказ своим войскам перейти к обороне на всем протяжении фронта в 140 километров. Верховное командование итальянской армии в Риме вынуждено было отложить начало наступления в Египте и перебросить войска для усиления армии в Албании. Заявления Муссолини, что он оккупирует Грецию за пятнадцать дней, оказались пустым хвастовством, однако он все еще не сомневался, что его армия все же добьется победы. Гитлера абсолютно не удивило такое унижение его союзника, ведь он уже предсказывал, что греки – лучшие солдаты, чем итальянцы. Генерал Александрос Папагос, начальник Генерального штаба греческой армии, уже подтягивал резервы, готовя контрнаступление.

Еще один удар по итальянской гордости был нанесен в ночь на 11 ноября, когда английский флот нанес удар по итальянской военно-морской базе в Таранто с помощью самолетов «фэйри сордфиш», базировавшихся на авианосце Illustrious, а также силами эскадры, состоявшей из четырех крейсеров и четырех эсминцев. Три итальянских линкора: Littorio, Cavour и Duilio,– были поражены торпедами, в ответ на что итальянцы смогли сбить только два английских самолета. Cavour был потоплен. Адмирал сэр Эндрю Каннингем, главнокомандующий британскими силами в Средиземном море, мог быть спокоен – ему больше незачем было опасаться итальянского флота.

14 ноября генерал Папагос начал контрнаступление, зная, что имеет численное превосходство на албанском фронте, пока к итальянцам не подошли подкрепления. Его солдаты, обладая большим мужеством и выносливостью, продвигались вперед. К концу года греки оттеснили итальянскую армию обратно в Албанию, заставив ее даже отступить на пятьдесят-семьдесят километров от границы вглубь страны. Итальянские подкрепления, увеличившие армию до 490 тыс. солдат и офицеров, ничего не решили. В апреле следующего года, к тому времени, когда Гитлер начал свое вторжение в Грецию, итальянская армия потеряла почти 40 тыс. убитыми и еще 114 тыс. человек получили ранения, заболели или обморозились. Претензии Италии на статус великой державы лопнули, как мыльный пузырь. Какие-либо мысли о «параллельной войне» у дуче в дальнейшем никогда не возникали. Муссолини больше не был союзником Гитлера – он стал его подчиненным.

Хроническая военная слабость Италии вскоре стала очевидной и в Египте. Генерал сэр Арчибальд Уэйвелл, главнокомандующий британскими войсками на Ближнем Востоке, имел внушительный список обязанностей, отвечая за Северную Африку, Восточную Африку и Ближний Восток в целом. Он начал кампанию, имея под своим командованием в Египте всего 36 тыс. солдат и офицеров, которым противостояла Ливийская армия итальянцев, насчитывающая 215 тыс. человек. На юге герцог д’Аоста имел под своим началом почти четверть миллиона солдат, большинство из которых, правда, составляли туземные войска. Но вскоре на помощь Уэйвеллу стали прибывать и англичане, и войска стран Британского Содружества.

Уэйвелл, молчаливый, очень образованный и любящий поэзию человек, не внушал Черчиллю доверия. Драчливому премьер-министру нужен был человек-огонь, особенно здесь, на Ближнем Востоке, где итальянцы были так уязвимы. Черчиллю не терпелось. И к тому же он недооценивал все сложности ведения войны в пустыне. Уэйвелл опасался, что Черчилль будет вмешиваться в его планы, и поэтому не сказал ему, что готовит контрнаступление под кодовым названием операция «Компас». Он сказал об этом Энтони Идену, находившемуся в то время с визитом в Египте, и то лишь тогда, когда его попросили помочь грекам оружием, которого у них так не хватало. Говорят, что когда Черчилль, по возвращении Идена в Лондон, услышал о планах Уэйвелла, «он мурлыкал от удовольствия, как шесть кошек сразу». Он тут же начал подталкивать Уэйвелла начать наступление как можно раньше, не позднее текущего месяца.

Командиром оперативной армейской группы в Западной пустыне был генерал-лейтенант Ричард О’Коннор. Жесткий и решительный человек невысокого роста, О’Коннор имел под своим командованием 7-ю танковую и 4-ю индийскую дивизии, развернутые приблизительно в сорока километрах к югу от главных итальянских позиций в Сиди-Баррани. Небольшое подразделение, отряд «Селби», выдвинулся по прибрежной дороге из Мерса-Матрух, чтобы нанести удар по Сиди-Баррани с запада. Корабли английского флота находились неподалеку от побережья, готовые в любой момент оказать артиллерийскую поддержку. О’Коннор уже создал на пути наступления замаскированные склады боеприпасов и топлива.

Поскольку было известно, что у итальянцев в Каире множество тайных агентов, включая людей в окружении короля Фарука, сохранять полную секретность было крайне сложно. Поэтому, чтобы создать впечатление, что он не планирует никаких активных действий, генерал Уэйвелл накануне наступления отправился вместе с женой и дочерьми на скачки в Гезире, а затем устроил вечеринку в клубе.

Когда ранним утром девятого декабря началась операция «Компас», англичане поняли, что им удалось достичь полной неожиданности. Индийская дивизия, на острие атаки которой шли танки «матильда» 7-го Королевского танкового полка, заняла главную оборонительную линию итальянцев на краю Сиди-Баррани менее чем за 36 часов. Подразделение 7-й танковой дивизии, наступающее в северо-западном направлении, перерезало прибрежную дорогу между Сиди-Баррани и Букбуком. Одновременно главные силы дивизии атаковали дивизию Catanzaro, занявшую позиции перед Букбуком. 4-я индийская дивизия овладела Сиди-Баррани к концу дня 10 декабря, после чего четыре итальянские дивизии, дислоцированные в этом районе, сдались на следующий день. Букбук также был захвачен британскими войсками, а дивизия Catanzaro разгромлена. И только дивизия Cirene, дислоцированная в сорока километрах к югу, смогла уйти от поражения, быстро отступив к перевалу Халфайя.

Войска О’Коннора одержали ошеломляющую победу. Потеряв всего 624 человека, они взяли в плен 38 тыс. солдат и офицеров противника, захватили 237 орудий и 73 танка. О’Коннор хотел продолжать наступление, но ему пришлось остановиться. Большую часть 4-й индийской дивизии пришлось перебросить в Судан, чтобы помочь отразить атаки войск герцога д’Аоста в Абиссинии. Взамен 4-й индийской дивизии О’Коннор получил 16-ю австралийскую пехотную бригаду, которая была передовым соединением прибывшей позднее 6-й австралийской дивизии.

Главной целью наступления англичан была Бардия – портовый город в Ливии, у границы с Египтом. По личному приказу Муссолини маршал Грациани сосредоточил вокруг Бардии шесть дивизий. Пехота О’Коннора перешла в наступление 3 января 1941 г. при поддержке оставшихся «матильд». После трех дней боев итальянцы сдались частям 6-й австралийской дивизии. В плен было взято 45 тыс. солдат и офицеров противника, захвачено 462 полевых орудия и 129 танков. Командующему итальянскими войсками в этом регионе генералу Аннибале Бергонцоли, прозванному за пугающую растительность на лице Электрические Усы, удалось бежать на запад. Британские войска потеряли всего 130 человек убитыми и 326 ранеными.

Тем временем английская 7-я танковая дивизия наступала с целью отрезать от основных сил противника город Тобрук. Две австралийские бригады спешили ей на помощь из Бардии. Тобрук также сдался. В руки британцев попало еще 25 тыс. военнопленных, 208 орудий, 87 бронетранспортеров и 14 проституток итальянской армии, которых отправили в монастырь в Александрии, где они были вынуждены томиться до самого окончания войны.

О’Коннор был крайне обеспокоен, когда услышал, что Черчилль предложил Греции послать ей на помощь британские войска и авиацию, что ставило под вопрос продолжение наступления в Ливии. К счастью, Метаксас отказался. Он считал, что любая помощь меньше чем в девять дивизий несла в себе риск вмешательства в конфликт немцев, не давая никакой надежды сдержать их.

Тем временем в Восточной Африке продолжался развал итальянской колониальной империи. 19 января 1941 г., когда 4-я индийская дивизия в полной боевой готовности уже находилась в Судане, части генерал-майора Уильяма Платта начали наступление на попавшую в окружение неповоротливую армию герцога д’Аоста в Абиссинии. Двумя днями позднее в сопровождении майора Орда Уингейта в страну вернулся император Хайле Селассие, чтобы участвовать в ее освобождении. На юге, с территории Кении, началось наступление британских войск под командованием генерал-майора Алана Каннингема, младшего брата адмирала Каннингема. Итальянская армия, страдающая от крайне плохого снабжения, была не в состоянии долго оказывать сопротивление.

В Ливии О’Коннор принял решение пойти ва-банк и окружить основную часть итальянских войск на прибрежном выступе Киренаики. С этой целью он направил 7-ю танковую дивизию напрямую через выступ к заливу Сидра, расположенному к югу от Бенгази. Но многие английские танки на марше вышли из строя из-за поломок, а ситуация со снабжением войск была тяжелейшей, поскольку линии снабжения растянулись почти на 1300 километров от Каира. Перед сильно укрепленными позициями итальянцев в районе Мечили, к югу от горного массива Джебель-Ахдар, О’Коннор приказал дивизии на время остановиться. Но высланные в разведку броневики, а также самолеты Королевских ВВС обнаружили признаки массового отступления итальянцев. Маршал Грациани начал эвакуировать итальянские войска из Киренаики.

4 февраля гонка, которую английские кавалеристы назвали «скачки с препятствиями в Бенгази», развернулась в полную силу. 7-я танковая дивизия, в первом эшелоне которой шел 11-й гусарский полк, продвигалась вперед через труднопроходимую местность, чтобы не позволить остаткам Десятой итальянской армии выскользнуть из окружения. 6-я австралийская дивизия преследовала отступающего противника вдоль побережья и 6 февраля вошла в Бенгази.

Узнав о том, что итальянцы приступили к эвакуации Бенгази, командир 7-й танковой дивизии генерал-майор Майкл Крейг выслал вперед летучий отряд, чтобы перерезать итальянцам дорогу к отступлению у городка Беда-Фомм. Этот отряд в составе 11-й гусарского полка, 2-го батальона стрелковой бригады и трех батарей Королевской конной артиллерии добрался до дороги в самый нужный момент. По ней двигались 20 тыс. итальянцев, отчаянно пытавшихся вырваться из окружения. Англичане боялись, что эта волна итальянцев, намного превосходящая их по численности, просто сметет все со своего с пути. Но в тот самый момент, когда казалось, что их вот-вот захлестнет эта людская масса, появились легкие танки 7-го гусарского полка. Они атаковали левый фланг итальянских войск, вызвав среди них страшную панику и хаос. Бой продолжался до заката.

Сражение разгорелось с новой силой на рассвете следующего дня, когда к итальянцам подошли танки. Но британский летучий отряд тоже начал получать подкрепления, по мере того как подтягивались части 7-й танковой дивизии. Более восьмидесяти итальянских танков были уничтожены, когда пытались прорвать кольцо окружения. В это время австралийцы, наступающие из Бенгази, начали давить на итальянцев сзади. После того как последняя попытка прорваться провалилась утром 7 февраля, генерал Бергонцоли сдался подполковнику Джону Комбу из 11-го гусарского полка. Электрические Усы был самым старшим по званию офицером, оставшимся в Десятой армии.

Сколько хватало глаз, повсюду на земле, съежившись под дождем, сидели одной огромной толпой обессиленные и жалкие итальянские солдаты. Когда одного из подчиненных Комба запросили по радио, сколько пленных взял 11-й гусарский полк, говорят, он ответил с подлинно кавалерийской бесшабашностью: «О, я думаю несколько акров».

Через пять дней после этих событий в Триполи приземлился самолет, на борту которого находился Эрвин Роммель. За ним следовали передовые части того, что впоследствии войдет в историю как немецкий Африканский корпус.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.