Глава 7 Падение Франции Май–июнь 1940 г.

Глава 7

Падение Франции

Май–июнь 1940 г.

Боевой дух немецких войск в это время был чрезвычайно высок. Экипажи немецких танков, одетые в черную форму, продвигаясь по внезапно опустевшей сельской местности в сторону Ла-Манша, с энтузиазмом приветствовали своих командиров при встрече. Они заправлялись горючим на брошенных бензозаправках и из топливохранилищ французской армии. Их собственные линии снабжения были совершенно не защищены. Единственное, что сдерживало стремительное продвижение немецких войск, так это разбитые французские грузовики и колонны беженцев на дорогах.

В то время как танки Клейста быстро продвигались в сторону Ла-Манша, Гитлера все более беспокоило то, что французы могли нанести им удар с юга во фланг. Азартный игрок по натуре, Гитлер не мог поверить в такой удачный поворот событий. Воспоминания о 1914-м годе, когда вторжение во Францию было остановлено контрударом во фланг, не давало покоя и немецким генералам старшего поколения. Генерал-полковник фон Рундштедт согласился с Гитлером и 16 мая отдал Клейсту приказ остановить танки, пока к ним не подтянется пехота. Но генерал Гальдер, горячо поверивший в смелые планы Манштейна, настаивал на дальнейшем продвижении. На следующий день Клейст и Гудериан снова поспорили, при этом Клейст все время ссылался на приказ Гитлера. После этого они все же достигли компромисса, чтобы «самые боеспособные разведывательные подразделения» начали прощупывать территорию в направлении побережья, а штаб XIX корпуса остался на месте. Гудериан, таким образом, получил долгожданный шанс. В отличие от Гитлера, находившегося далеко от фронта в своей ставке Фельзеннест, Гудериан видел, что французы парализованы дерзким ударом Германии. Оставались лишь отдельные очаги сопротивления, и только остатки некоторых французских дивизий продолжали вести активные боевые действия, несмотря на неизбежность предстоящего полного поражения.

По чистому совпадению в тот же день, когда танковые части были остановлены на время и получили давно заслуженную возможность отдохнуть и привести в порядок свои машины, французы все же предприняли контратаку с юга. В тот момент командиром так называемой 4-й танковой дивизии как раз назначили полковника де Голля. Во французской армии он был главным поборником боевых действий с участием бронетанковых войск, чем восстановил против себя генералов старшего поколения – сторонников позиционной войны. Благодаря горячей приверженности де Голля теории механизированной войны, он получил прозвище «Полковник Мотор». Но 4-я танковая дивизия представляла собой лишь наспех сколоченный набор разношерстных танковых батальонов, с незначительной поддержкой пехоты и почти без артиллерии. Генерал Жорж, дав необходимые указания, напутствовал его словами: «Вперед, де Голль! Человеку, который уже давно придерживается взглядов, применяемых сейчас нашим противником на практике, представилась возможность действовать». Де Голль очень хотел атаковать немцев, будучи наслышан о наглости немецких танкистов. Продвигаясь вперед по дорогам мимо французских войск, они просто приказывали им сложить оружие и идти на восток. Их небрежно бросаемая на прощание фраза «у нас нет времени брать вас в плен» оскорбляла патриотические чувства де Голля.

Он решил нанести удар из Лана на северо-восток в направлении Монкорне – важного транспортного узла, находящегося на маршруте снабжения войск Гудериана. Неожиданное наступление 4-й танковой дивизии застало немцев врасплох, французы едва не захватили штаб 1-й немецкой танковой дивизии. Но немцы отреагировали очень быстро, бросив в бой несколько недавно отремонтированных танков и самоходок. Была запрошена поддержка люфтваффе, и потрепанные части де Голля, не имевшие зенитных орудий и прикрытия с воздуха, были вынуждены отступить. Гудериан, естественно, не уведомил штаб армейской группы Рундштедта о боевых действиях, происходивших в тот день.

Для командования Британского экспедиционного корпуса, отражавшего атаки немецкой армии в своем секторе обороны, проходившем по реке Дейле, стала потрясением услышанная вечером 15 мая новость о том, что генерал Гастон Бийот, командующий Первой группой армий, собирается отвести французские войска к реке Эско. Это означало, что союзникам придется оставить Брюссель и Антверпен. Бельгийские генералы узнали об этом решении только на следующее утро и были глубоко возмущены тем, что их об этом даже не предупредили.

Штаб Бийота был полностью деморализован, многие офицеры плакали. Начальник штаба Британского экспедиционного корпуса был в ужасе от новостей, доставленных английским офицером связи. Он немедленно позвонил в военное министерство в Лондоне и предупредил, что в какой-то момент английские войска, возможно, придется эвакуировать. Для англичан 16 мая стало началом отступления с боями. Батареи Королевской артиллерии, на вооружении которых были 25-фунтовые орудия, заняли позиции на горном кряже неподалеку от Ватерлоо, к югу от Брюсселя. В тот день жерла орудий были направлены в сторону Вавра, откуда в 1815 году на помощь англичанам пришли прусские войска. Но к вечеру следующего дня немецкая армия уже входила в столицу Бельгии.

В тот же день Рейно отправил послание генералу Максиму Вейгану в Сирию с просьбой прилететь во Францию и принять на себя верховное командование французской армией. Он решил избавиться от Гамелена, что бы ни говорил по этому поводу Даладье. Кроме того, он намеревался сменить некоторых своих министров. Министром внутренних дел должен был стать Жорж Мандель, правая рука Жоржа Клемансо в бытность того премьер-министром, человек, решительно настроенный бороться до конца. Сам Рейно принял на себя военное министерство, а его протеже Шарль де Голль, получивший временное звание бригадного генерала, должен был стать заместителем военного министра. Рейно утвердился в своем решении, когда на следующий день узнал от писателя Андре Моруа, служившего в то время офицером связи, что англичане, хотя и сражавшиеся хорошо, совершенно потеряли веру во французскую армию, особенно в ее командование.

Однако при этом Рейно совершил фатальную ошибку, возможно, под влиянием капитулянтских настроений своей любовницы Элен де Порт. Он отправил своего представителя в Мадрид, чтобы убедить маршала Филиппа Петена, в то время посла Франции во франкистской Испании, стать заместителем премьер-министра. Престиж Петена как победителя в битве при Вердене придавал ему статус героя Франции. Но восьмидесятичетырехлетний маршал, как и Вейган, был больше обеспокоен угрозой революции и распада французской армии, нежели перспективой поражения. Как и многие другие правые политики, он полагал, что Франция оказалась несправедливо втянутой в эту войну по воле Великобритании.

Утром 18 мая 1940 г., всего через восемь дней, после того как Черчилль стал премьер-министром, над Британским экспедиционным корпусом на севере Франции нависла угроза окружения. В этот день Рандольф Черчилль навестил своего отца. Во время посещения премьер-министр брился и попросил сына почитать ему газету, пока он закончит. Вдруг он сказал: «Кажется, я понял, что нужно делать», – и продолжил бриться. Потрясенный сын спросил: «Ты понял, как мы можем избежать поражения. или победить этих негодяев?» Черчилль положил бритву и обернулся: «Конечно, я имею в виду, что мы можем победить их». «Я, естественно, хочу этого всей душой, но не понимаю, как ты можешь это сделать?» – спросил Черчилль-младший. Его отец вытер лицо и очень энергично сказал: «Я втяну в это Соединенные Штаты».

По случайному совпадению именно в этот день, по настоянию Галифакса, правительство отправило в Москву убежденного социалиста сэра Стаффорда Криппса с поручением найти способ наладить отношения с Советским Союзом. Черчилль понимал, что Криппс – неудачная кандидатура, поскольку Сталин ненавидел социалистов едва ли не больше, чем консерваторов. Кроме того, Черчилль считал, что благородный Криппс вряд ли был тем человеком, который сможет найти общий язык с грубым, подозрительным, расчетливым циником, каким был Сталин. Тем не менее Криппс в некоторых отношениях оказался значительно прозорливее премьер-министра. Он уже тогда предсказал, что война положит конец Британской империи и повлечет за собой глубокие социальные изменения.

19 мая немецкий танковый клин, получивший название «танкового коридора», уже форсировал Северный канал. Танковым экипажам Гудериана и Роммеля был необходим отдых, но последний убедил своего командира корпуса, что необходимо в этот вечер дойти до Арраса. Контингент Королевских ВВС во Франции к этому времени оказался уже полностью отрезанным от своих сухопутных войск, поэтому было принято решение вернуть 66 оставшихся во Франции «харрикейнов» в Великобританию. Французы, естественно, восприняли этот шаг как предательство, но потеря аэродромов и крайняя усталость летчиков делали такой шаг неизбежным в любом случае. Королевские ВВС к тому времени уже потеряли четверть своих самолетов.

Значительно южнее Первая немецкая армия генерала Эрвина фон Вицлебена в тот же день пробила первую брешь в «линии Мажино». Это было сделано с целью предотвратить переброску войск к южному флангу «танкового коридора», при том что этот фланг уже начали прикрывать подтягивающиеся немецкие пехотные дивизии, измотанные форсированным маршем.

Полковник де Голль в этот же день предпринял еще одно наступление на севере силами 150 танков в направлении Креси-сюр-Сер. Ему пообещали прикрытие французских ВВС для защиты от «юнкерсов», но из-за плохой связи истребители запоздали. Наступление провалилось, и де Голлю с остатками его потрепанных войск пришлось отойти за реку Эна.

Взаимодействие между союзными армиями так и не было налажено, вследствие чего французы стали подозревать, что Британский экспедиционный корпус уже готовится к эвакуации. Генерал лорд Горт не исключал такой возможности, но на данном этапе еще не начал к ней готовиться. Он не мог получить прямого ответа от генерала Бийота об истинном положении дел к югу от позиций английских войск и о том, какими резервами располагают французы. В Лондоне генерал Айронсайд обратился в адмиралтейство, чтобы выяснить, какое количество малых судов имеется в наличии.

Хотя простые англичане имели довольно туманные представления о серьезности сложившейся ситуации, в стране вдруг стали быстро распространяться панические слухи. Говорили о том, что король с королевой отсылают принцесс Элизабет и Маргарет в Канаду, что Италия уже вступила в войну, и ее армия вошла в Швейцарию, о выброске немецкого десанта, и о том, что «Лорд Гав-Гав» (прозвище пронацистского ведущего радиопередач Уильяма Джойса) в своих радиопередачах из Берлина дает секретные указания немецким агентам в Великобритании.

В то воскресенье, оказавшееся последним днем командования генерала Гамелена, французское правительство посетило службу в соборе Нотр-Дам и молилось о божественном вмешательстве. Американский посол Уильям Буллит, франкофил, плакал во время церемонии.

Генерал Вейган, маленький, энергичный, с морщинистым лицом, чем-то похожий на лису, настаивал на том, что должен отоспаться после длительного перелета из Сирии. Выбор этого монархиста во многих отношениях вызывал удивление, поскольку он терпеть не мог Рейно, назначившего его на должность главнокомандующего. Но Рейно, находясь в отчаянном положении, пытался обратиться к победоносным символам времен Первой мировой в лице Петена и Вейгана – последний был в 1918 г. заместителем маршала Фердинанда Фоша, а ныне служил живым напоминанием о триумфе Франции.

В первый день командования Вейгана, понедельник 20 мая, 1-я немецкая танковая дивизия дошла до Амьена, который накануне подвергся массированной бомбардировке. Батальон Королевского Суссекского полка, единственное подразделение войск союзников, обреченно оборонявшее город, был полностью уничтожен. Подразделения Гудериана также захватили плацдарм на берегу реки Сомма и были готовы к следующему этапу наступления.

После этого Гудериан направил 2-ю танковую дивизию, состоявшую из австрийцев, к Аббевилю, который был взят в тот же вечер. А несколькими часами позже один из ее батальонов дошел до побережья. Замысел Манштейна был реализован. Гитлер был вне себя от радости, он с трудом верил в поступавшие сообщения. Все произошло так неожиданно, что командование немецкой армии не могло решить, что ему делать дальше.

На северной стороне «танкового коридора» 7-я танковая дивизия Роммеля наступала на Аррас, но была остановлена батальоном Уэльского гвардейского пехотного полка. Тем вечером генерал Айронсайд добрался до штаба Горта с приказом Черчилля прорваться через «танковый коридор» немцев для соединения с французами на его южной стороне. Однако Горт указал на то, что основная часть его дивизий держит оборону вдоль реки Шельда, и на данном этапе их нельзя было перебрасывать на другие участки фронта. Готовя свое наступление на Аррас силами двух дивизий, он не имел никакой информации о планах французов.

После этого Айронсайд отправился в штаб Бийота. Великан Айронсайд нашел французского генерала абсолютно подавленным, схватил его за лацканы кителя и встряхнул. Бийот в конце концов согласился начать одновременно с англичанами контрнаступление силами двух французских дивизий. Горт в это не очень поверил, и оказался прав. Как утверждал французский офицер связи, генерал Рене Альтмайер, командир V французского корпуса, получив приказ поддержать англичан, просто разрыдался, упав на кровать. На помощь войскам Горта пришли только незначительные силы кавалерийского корпуса генерала Приу.

Целью контрнаступления англичан в районе Арраса был захват участка к югу от города, чтобы отрезать головные части Роммеля от основных сил. Для наступления насобирали 74 танка «матильда» из 4-го и 7-го Королевских танковых полков, два батальона Даремского легкого пехотного полка, несколько подразделений Нортумберлендского стрелкового полка и броневики 12-го уланского полка. И снова обещанные артиллерийская поддержка и авиационное прикрытие так и не были обеспечены. На глазах у Роммеля его пехота и артиллеристы спасались бегством, а только что прибывшая моторизованная дивизия СС Totenkopf («Мертвая голова») ударилась было в панику, но он быстро подтянул и ввел в бой противотанковые и зенитные орудия, которые сразу открыли огонь по неуклюжим танкам «матильда». Сам Роммель едва не погиб в ходе боя, но опасность, которой он подверг себя, действуя в качестве обычного пехотного офицера, фактически спасла немцев от разгрома.

Другая английская колонна добилась большего успеха, несмотря на то, что большинство ее танков вышло из строя еще до начала боя. Немецкие противотанковые снаряды отскакивали от брони тяжелых «матильд», но многие танки вскоре вышли из боя вследствие технических неполадок, успев, однако, нанести значительный урон немецким механизированным частям. При всей храбрости англичан, их контрнаступлению просто не хватило ни войск, ни огневой поддержки, чтобы достичь поставленной цели. Неспособность французов (за исключением доблестной кавалерии Приу) поддержать их убедила английское командование в том, что французская армия потеряла волю к борьбе. Франко-британский союз, к великому разочарованию Черчилля, был обречен на постепенный развал, и дело шло к взаимным подозрениям и обвинениям. Французы предприняли еще одно контрнаступление в направлении Камбре, но оно также не дало заметных результатов.

В то утро основные силы Британского экспедиционного корпуса подверглись сильной атаке вдоль берегов реки Эско, но англичане отразили атаку с большим мужеством. В тот день сразу два человека удостоились награждения Крестом Виктории. Немцы не могли допустить такие потери в живой силе при следующей атаке на позиции англичан, поэтому подвергли английские позиции обстрелу из артиллерийских орудий и минометов. Весь фронт союзников уже трещал по швам и мог в любой момент рухнуть из-за плохого взаимодействия и отсутствия взаимопонимания между командующими, когда во второй половине дня Вейган созвал в Ипре совещание. Он хотел, чтобы англичане отвели свои войска, а потом организовали более мощное наступление через немецкий коридор в направлении реки Сомма. Однако связаться с Гортом не смогли, поэтому он прибыл с большим опозданием. Договоренность Вейгана с королем Бельгии Леопольдом III о том, что его войска не покинут бельгийскую территорию, привела к катастрофе. Все осложнялось еще и гибелью генерала Бийота – его штабной автомобиль врезался в грузовик с беженцами. Генерал Вейган и некоторые другие высокопоставленные французские офицеры позднее высказывали мнение, что Горт специально не приехал на совещание в Ипре, уже тогда тайно готовясь к эвакуации Британского экспедиционного корпуса, хотя доказательств этого утверждения нет.

«Лицо войны ужасно, – писал домой 20-го мая немецкий солдат 269-го пехотного полка. – Города и деревни полностью разрушены, везде разграбленные магазины, ценные вещи вдавлены в землю коваными солдатскими сапогами, повсюду натыкаешься на брошенный скот, а между домами печально бродят собаки… Во Франции мы живем, как боги. Если нам нужно мясо, режем корову и выбираем только лучшие куски, выбрасывая остальное. Спаржа, апельсины, салат, орехи, какао, кофе, масло, ветчина, шоколад, шампанское и вино, коньяк, пиво, табак, сигары и сигареты – всего этого полно. Из-за длинных переходов на марше мы отбиваемся от своих частей – тогда с винтовками в руках мы вламываемся в дома и утоляем голод. Ужасно, да? Но человек привыкает ко всему. Слава Богу, что дома у нас такого не бывает».

«На обочинах дорог стоит огромное количество разбитых и сожженных французских танков и грузовиков, – писал своей жене ефрейтор-артиллерист. – Конечно, среди них есть немного и немецких, но все же таких на удивление очень мало». Некоторые солдаты жаловались на то, как мало у них было работы. «Здесь очень, очень много дивизий, которые не произвели ни одного выстрела, – писал ефрейтор 1-й пехотной дивизии, – а на фронте враг бежит от нас. Французы и англичане, которые были равными нам противниками в Первой мировой войне, сейчас отказываются принять наш вызов. Наши самолеты полностью господствуют в небе. Мы не видели ни одного вражеского самолета, в небе только наши. И представьте себе: такие важные позиции, как Амьен, Лан, высоты Шмен-де-Дам мы заняли за считанные часы. А в прошлую войну за них приходилось драться годами».

В этих торжествующих письмах на родину не упоминались происходившие время от времени кровавые расправы над английскими и французскими военнопленными и даже мирными жителями. Не говорилось там и о более частых массовых расстрелах захваченных в плен солдат французских колониальных войск, особенно сенегальских стрелков, которые своей храбростью приводили в ярость расистски настроенных немецких солдат. Немецкие соединения, включавшие в себя части дивизии СС Totenkopf, 10-й танковой дивизии и полка Grossdeutschland расстреливали их иногда по пятьдесят или сто человек за раз. По общим оценкам, до 3 тыс. солдат колониальной армии были расстреляны сразу после взятия в плен во время Битвы за Францию.

Порт Булонь в тылу английских и французских войск находился в состоянии хаоса; часть моряков его гарнизона была мертвецки пьяна, другие же уничтожали береговые батареи. Для участия в обороне города здесь высадились батальоны Ирландского и Уэльского гвардейских полков. Когда 2-я немецкая танковая дивизия 22 мая подходила к порту с севера, она попала в засаду, устроенную подразделением 48-го полка французской армии. В это подразделение входили в основном солдаты, служившие при штабе. У них на вооружении были противотанковые орудия, с которыми они, к сожалению, не очень умели обращаться. Эти французские солдаты отважно защищали свои позиции, что сильно отличалось от позорных сцен, происходивших в это время в самой Булони, но их сопротивление вскоре было сломлено, и 2-я танковая дивизия продолжила свое наступление на порт.

Два преграждавших им путь британских гвардейских батальона имели слишком мало противотанковых орудий и вскоре были вынуждены отступить в город, а затем на внутренний периметр порта. Когда стало ясно, что Булонь удержать не удастся, эсминцы Королевского флота начали эвакуацию английских тыловых подразделений. Это произошло 23 мая. Необычный бой завязался между немецкими танками и английскими военными кораблями, когда те вошли в порт. Они открыли огонь по немецким танкам из орудий главного калибра. Французский начальник гарнизона, получивший приказ сражаться до последнего человека, был вне себя. Он обвинил англичан в дезертирстве, что привело к дальнейшему ухудшению отношений между союзниками. Все эти события заставили Черчилля принять решение во что бы то ни стало отстоять Кале.

Этот город, несмотря на усиление обороны четырьмя батальонами и некоторым количеством танков, имел мало шансов выстоять, хотя приказ гласил, что «во имя солидарности союзников» эвакуации не будет. 25 мая 10-я танковая дивизия Гудериана при поддержке авиации и тяжелой артиллерии начала обстреливать старую часть Кале, куда отступили оставшиеся союзные войска. Оборона города длилась весь следующий день. Пламя горящего Кале можно было видеть из Дувра. Французские войска сражались, пока у них не закончились боеприпасы. Французский командующий ВМС в этом районе принял решение сдаться. Англичане, которые понесли серьезные потери, вынуждены были сделать то же самое. Оборона Кале, хотя и была обречена на поражение, все же задержала продвижение 10-й танковой дивизии к Дюнкерку.

В Великобритании настроение гражданского населения было стабильным – в значительной степени благодаря тому, что люди не знали о положении на континенте. Но брошенная Рейно фраза: «Только чудо может спасти Францию», – просочившаяся в прессу 22 мая, вызвала большую тревогу. Страна вдруг стала просыпаться. Все приветствовали Закон о чрезвычайных полномочиях, как и арест сэра Освальда Мосли, возглавлявшего Британский союз фашистов. Институт социальных исследований Mass Observation отмечал, что в целом настроение было более решительным в деревнях и сельской местности, чем в крупных городах, и что женщины отличались значительно меньшей уверенностью, чем мужчины. Представители среднего класса также были настроены более панически, чем представители рабочего класса. Было принято говорить: чем белее воротничок, тем меньше в нем уверенности. Самой высокой доля пораженцев была среди богатых людей и представителей высших слоев общества.

Многие были уверены в том, что нелепые слухи, например, о том, что генерал Гамелен был расстрелян как предатель или совершил самоубийство, специально распространялись некоей «пятой колонной». Однако Mass Observation сообщил министерству информации, что «имеющиеся в настоящее время свидетельства говорят о том, что слухи передаются праздными, напуганными и подозрительно настроенными людьми».

23 мая генерал Брук, командир II корпуса, записал в своем дневнике: «Ничто, кроме чуда, не может теперь спасти Британский экспедиционный корпус, и конец уже близок!» Но, к счастью Британского экспедиционного корпуса, неудавшееся контрнаступление под Аррасом все же сделало немцев более осторожными. Рундштедт и Гитлер настаивали на том, что необходимо вначале закрепиться на захваченной территории, а уж только потом начинать новое наступление. Задержка же 10-й танковой дивизии в Булони и Кале означала, что Дюнкерк в тылу англичан еще не был захвачен.

Вечером 23 мая генерал-полковник фон Клюге приостановил наступление тринадцати немецких дивизий вдоль «линии канала» (как называли оборону побережья англичане), на западной стороне складывающегося котла окружения вокруг Дюнкерка. Он простирался чуть более чем на пятьдесят километров от Ла-Манша вдоль реки Аа и отходящего от нее канала через Сент-Омер, Бетюн и Ла-Бассе. Двум танковым корпусам Клейста были срочно необходимы техническое обслуживание и ремонт машин. Его танковая группа уже потеряла половину своих танков и бронеавтомобилей. За три недели 600 немецких танков были подбиты или имели серьезные неисправности, а это составляло чуть более шестой части общей численности танков вермахта на всех фронтах.

Гитлер одобрил приказ Клюге на следующий день, но это не было, как часто полагают, его личным вмешательством в руководство войсками. Главнокомандующий сухопутными войсками Германии генерал-полковник фон Браухич, которого поддержал Гальдер, вечером 24 мая отдал приказ продолжать наступление, но Рундштедт при поддержке Гитлера настоял на том, что сначала нужно подтянуть пехоту. Они хотели сохранить свои танковые силы для наступления через реки Сомма и Эна, которое должно было состояться раньше, чем основная часть французской армии сможет провести перегруппировку. Наступление через каналы и болота Фландрии представлялись им неоправданным риском, в то время как Геринг пообещал, что его люфтваффе смогут предотвратить любую попытку англичан эвакуировать свои войска. Хотя немецкие пехотные дивизии и продвигались вперед довольно быстрыми темпами, прилагая все усилия, чтобы не отстать от танковых формирований, они все же сильно отстали. Поразительно, но факт: Британский экспедиционный корпус и большинство частей французской армии имели в своем распоряжении гораздо больше автомобилей, чем подразделения немецкой армии, в которой только шестнадцать из 157 дивизий были полностью моторизованными. Остальным же приходилось полагаться на конную тягу для транспортировки артиллерии и грузов.

Англичанам вновь улыбнулась удача. В засаду попал немецкий штабной автомобиль с документами, в которых говорилось, что следующее немецкое наступление начнется на востоке, под Ипром, между позициями бельгийской армии и левым флангом англичан. Генерал Брук убедил лорда Горта в необходимости перебросить одну из его дивизий, дислоцированных для нового контрнаступления на этом участке, чтобы закрыть брешь.

Узнав о том, что французы не в состоянии нанести удар через Сомму, Энтони Иден как военный министр вечером 25 мая дал указания Горту о том, что спасение Британского экспедиционного корпуса должно стать «первостепенной задачей во всех отношениях». Поэтому Горт должен отвести английские части к побережью Ла-Манша для последующей эвакуации. Военный кабинет был вынужден теперь посмотреть правде в глаза. Французская армия не могла оправиться от разгрома, и военному кабинету было необходимо рассмотреть все возможности ведения войны против Германии в одиночку. Горт уже предупредил о том, что Британский экспедиционный корпус может потерять все свое снаряжение. Он также опасался, что эвакуировать удастся лишь небольшую часть личного состава корпуса.

Иден еще не знал, что на издерганного Рейно повели атаку маршал Петен и генерал Вейган. Петен поддерживал контакты с Пьером Лавалем – политиком, ненавидевшим англичан и ожидавшим своего часа, чтобы сменить Рейно на его посту. Лаваль вошел в контакт с итальянским дипломатом, чтобы прозондировать возможность ведения переговоров с Гитлером через Муссолини. Вейган как главнокомандующий обвинял политиков в «преступном недостатке благоразумия», что проявилось в их вступлении в войну. Поддерживаемый Петеном, он требовал отозвать гарантии со стороны Франции не заключать сепаратного мира. Их главной задачей было сохранение армии для поддержания порядка. Рейно согласился на следующий день лететь в Лондон для проведения консультаций с английским правительством. Надежды Вейгана, что можно убедить Муссолини не втягиваться в войну, пообещав ему дать больше колоний, или что с ним можно вести мирные переговоры, были совершенно необоснованными. Заявление Гитлера об одержанной им победе спровоцировало ранее колебавшегося Муссолини на заявление немцам и своему собственному Генеральному штабу о том, что Италия вступит в войну после 5 июня. И сам Муссолини, и его генералы знали, что Италия совершенно не способна вести успешные наступательные операции. Тем не менее они рассматривали возможность нападения на Мальту, но затем решили, что в этом нет необходимости, поскольку они смогут завладеть островом вскоре после падения Великобритании. В один из последующих дней Муссолини якобы заявил: «На этот раз я объявлю войну, но вести ее я не буду». Главной жертвой этой чудовищной по своим последствиям уловки должна была стать его из рук вон плохо оснащенная опереточная армия. В свое время Бисмарк со свойственным ему сарказмом заметил, что у Италии очень хороший аппетит, но очень плохие зубы. Это замечание во всей своей полноте трагически подтвердилось во время Второй мировой войны.

Утром в воскресенье 26 мая, когда английские войска отходили к Дюнкерку в сильную грозу – «удары грома смешивались с грохотом артиллерии» – военный кабинет собрался в Лондоне, еще не зная о намерениях Муссолини. Лорд Галифакс высказал мнение о том, что правительство должно рассмотреть возможность найти подходы к дуче, чтобы узнать, на каких условиях Гитлер был бы готов принять предложение мира. Он даже в частном порядке встретился накануне с послом Италии, чтобы выяснить этот вопрос. Галифакс был убежден, что без перспективы помощи со стороны США в обозримом будущем Великобритании не хватит сил в одиночку сопротивляться Гитлеру.

Черчилль считал, что свобода и независимость Великобритании превыше всего. Он использовал документ, подготовленный начальниками штабов всех родов войск, который был озаглавлен «Британская стратегия при некоторых возможных обстоятельствах» – эвфемизм, означающий капитуляцию Франции. Этот проект документа предусматривал вероятность того, что Британии придется воевать в одиночку. Некоторые предположения, как потом показал ход событий, оказались неоправданно пессимистичными. В документе предполагалось, что основная часть Британского экспедиционного корпуса во Франции будет утрачена. Адмиралтейство не надеялось эвакуировать из Франции более 45 тыс. человек, а начальники штабов опасались, что люфтваффе смогут разрушить авиазаводы в центральной части Англии. Другие предположения были слишком оптимистичны. Например, начальники штабов прогнозировали, что военная промышленность Германии будет ослаблена из-за недостатка сырья. Странное предположение, если учесть, что под контролем Германии должна была оказаться большая часть Западной и Восточной Европы. Но главный вывод состоял в том, что Великобритания, очевидно, сможет выстоять против агрессии при условии, что удастся сохранить Королевские ВВС и ВМС. Это был основной довод в поддержку позиции Черчилля против позиции Галифакса.

Черчилль отправился в здание адмиралтейства на деловой завтрак с только что прилетевшим в Лондон Рейно. Из беседы с Рейно стало ясно, что весьма положительная оценка ситуации генералом Вейганом всего пару дней назад на данный момент сменилась полным пораженчеством. Французы уже рассматривали возможность сдачи Парижа. Рейно даже сказал, что он никогда не подписал бы сепаратный мир, но его могут заменить таким политиком, который это сделает. На него уже оказывали давление с целью убедить англичан подписать – «ради пропорционального уменьшения нашей собственной контрибуции» – условия передачи Гибралтара и Суэца итальянцам.

Когда Черчилль возвратился в военный кабинет и передал содержание беседы с Рейно, Галифакс снова предложил попытаться наладить контакты с правительством Италии. Черчиллю нужно было разыгрывать свои карты осторожно, поскольку его собственная позиция была не слишком надежной. Он не мог рисковать открытым разрывом с Галифаксом, к которому лояльно относились слишком многие консерваторы. К счастью, Черчилля начал поддерживать Чемберлен, относившегося к нему с большим уважением и радушием, несмотря на существовавшую между ними ранее вражду.

Черчилль утверждал, что Великобритания, даже если она будет искать мирного соглашения, не должна быть привязана к Франции. «Мы не должны быть втянуты в такое положение прежде, чем будем в состоянии серьезно бороться». Нельзя было принимать никакого решения, пока не будет ясно, какую часть экспедиционных сил удастся спасти. В любом случае условия Гитлера препятствовали бы «завершению нашего перевооружения». Черчилль справедливо полагал, что Гитлер предложил бы Франции значительно более мягкие условия, чем Великобритании. Но министр иностранных дел настаивал на том, чтобы не отказываться от идеи ведения переговоров. «Если бы мы пришли к позиции обсуждения условий, не требующих уничтожения нашей независимости, с нашей стороны было бы глупостью не принять их». И снова Черчиллю пришлось делать вид, что он соглашается с идеей установления контактов с Италией, хотя на самом деле он старался выиграть время. Если бы основная часть Британского экспедиционного корпуса была спасена, его собственное положение и положение его страны значительно упрочилось бы.

В тот вечер Энтони Иден послал Горту сигнал, подтверждающий, что тот должен «отступить к побережью… вместе с французской и бельгийской армиями». Тогда же вечером вице-адмирал Бертрам Рамсей в Дувре получил приказ начать операцию «Динамо» – эвакуацию Британского экспедиционного корпуса морским путем. К сожалению, в послании Черчилля Вейгану, подтверждавшем отступление к портам Ла-Манша, ничего не говорилось об эвакуации. Просто без должных оснований предположили, что при сложившихся обстоятельствах это уже будет очевидным. Этот факт серьезно ухудшит отношения между Великобританией и Францией.

Приостановка продвижения немецких танковых дивизий дала возможность штабу Горта подготовить новый периметр обороны, создав линию укрепленных деревень при одновременном отходе основных сил Британского экспедиционного корпуса. Но французское командование во Фландрии было вне себя, узнав, что англичане планируют начать эвакуацию. Горт полагал, что Лондон сообщил об этом генералу Вейгану тогда же, когда он сам получил распоряжение отвести войска к побережью. Он был уверен, что французы также получили приказ производить посадку, и был потрясен, узнав, что все обстояло иначе.

С 27 мая 2-й батальон Глостерширского полка и один батальон Оксфордского и Бакингемширского легкого пехотного полка обороняли Кассель, находящийся к югу от Дюнкерка. На удаленных фермах англичане повзводно держались против значительно превосходящих сил противника, в некоторых случаях в течение трех дней. К югу от них мощным атакам подвергалась английская 2-я дивизия, переброшенная для обороны участка побережья Ла-Манша от Ла-Бассе до Эра. Когда у измученного боями и сильно поредевшего 2-го Королевского Норфолкского полка закончились снаряды для противотанковых орудий, солдаты просто выскакивали из окопов и бросали ручные гранаты под гусеницы танков. Оставшихся в живых солдат батальона окружили и взяли в плен эсэсовцы из дивизии Totenkopf. В тот вечер они убили девяносто семь пленных. На участке, где оборону держала бельгийская армия, солдаты 255-й немецкой дивизии отомстили за понесенные ими потери у селения Винкт, расстреляв 78 мирных жителей якобы за то, что некоторые из них «были вооружены». На следующий день солдаты Leibstandarte-SS Adolf Hitler под командованием гауптштурмфюрера Вильгельма Монке расстреляли в городке Ворму около девяноста английских военнопленных, в основном солдат Королевского Уорикширского пехотного полка, отступавшего в арьергарде английской армии. Так кровавая война против Польши отозвалась эхом на Западном фронте, который принято было считать цивилизованным.

К югу от Соммы английская 1-я танковая дивизия предприняла контратаку против захваченного немцами плацдарма. И снова не было ни французской артиллерии, ни авиационной поддержки. В результате 10-й гусарский полк и 2-й драгунский полк потеряли 65 танков, подбитых преимущественно немецкими противотанковыми орудиями. Более удачное контрнаступление провела 4-я танковая дивизия де Голля против немецкого плацдарма под Аббевилем, но и эту атаку немцы отразили.

27 мая в Лондоне военный кабинет собирался трижды. Второе совещание, проведенное после полудня, отражало, пожалуй, самый критический момент войны, когда нацистская Германия могла одержать победу. Именно тогда усиливавшееся противостояние Галифакса и Черчилля перешло в открытую форму. Галифакс был еще более настроен на то, чтобы использовать Муссолини в качестве посредника и узнать, какие условия Гитлер может предложить Франции и Великобритании. Он считал, что в случае промедления предложенные условия могут быть только хуже.

Черчилль решительно выступал против такой слабой позиции и настаивал на продолжении войны. «Даже если бы нас победили, – говорил он, – мы не были бы в худшем положении, чем то, в котором мы окажемся, прекратив борьбу. Поэтому давайте противиться тому, чтобы нас стащили вниз по скользкому склону вместе с Францией». Он понимал, что, вступив в переговоры, они не смогут «вернуться назад» и снова поднять в народе дух сопротивления. Черчилль имел скрытую поддержку Клемента Эттли и Артура Гринвуда – двух руководителей Лейбористской партии, как и сэра Арчибальда Синклера – руководителя Либеральной партии. Главный довод Черчилля убедил и Чемберлена. Во время этого бурного совещания Галифакс ясно дал понять Черчиллю, что уйдет в отставку, если его позиция не будет принята, но Черчиллю все-таки удалось его успокоить.

Еще один удар пришелся на вечер того же дня. После прорыва бельгийской линии обороны по реке Лис король Леопольд IIІ решил капитулировать. На следующий день немецкая Шестая армия приняла его безоговорочную капитуляцию. Генерал-полковник фон Рейхенау и его начальник штаба генерал-лейтенант Фридрих Паулюс продиктовали условия в своей ставке. Следующая капитуляция с участием Паулюса окажется его собственной, в Сталинграде, меньше чем через три года после этих событий.

Французское правительство внешне резко осуждало «предательство» короля Леопольда ІІІ, но в душе ликовало. Один из капитулянтов выразил эти настроения, заявив: «Наконец-то у нас есть козел отпущения!» Но англичане вряд ли были удивлены падением Бельгии. Горт, действуя по совету генерала Брука, предусмотрительно отвел свои войска за линию фронта, которую удерживали бельгийцы, чтобы воспрепятствовать прорыву немцев между Ипром и Комином на восточном фланге.

Генерал Вейган, теперь уже официально проинформированный о том, что англичане решили вывести свои войска, пришел в бешенство из-за отсутствия искренности с их стороны. К сожалению, он только через день отдал своим войскам приказ об эвакуации, и в результате французы вышли к побережью гораздо позже, чем англичане. Маршал Петен заявил, что отсутствие поддержки со стороны англичан должно привести к пересмотру подписанного Рейно в марте договора о том, что стороны обязуются не заключать сепаратный мир.

28 мая днем военный кабинет снова собрался на совещание. На этот раз, уже по требованию премьер-министра, совещание прошло в Палате общин. Вновь разгорелась борьба между Галифаксом и Черчиллем, при этом премьер еще решительнее протестовал против переговоров в какой-либо форме. Он доказывал, что даже если бы англичане встали и ушли из-за стола переговоров, «мы бы увидели, что от всей той решимости, на которую мы сейчас опираемся, ничего не осталось».

Сразу же после окончания совещания военного кабинета Черчилль созвал заседание кабинета министров в полном составе. Он сообщил, что рассматривал вопрос о ведении переговоров с Гитлером, но убежден, что условия Гитлера низведут Великобританию до положения «порабощенного государства», управляемого марионеточным правительством. Кабинет выразил Черчиллю свою самую горячую поддержку, и преимущество над Галифаксом было достигнуто. Великобритания была готова бороться до конца.

Гитлер, не желая использовать свои поредевшие танковые части, ограничил их наступление на Дюнкерк. Они должны были остановиться сразу же после того, как немецкая артиллерия сможет начать обстрел порта. Артиллерийский обстрел и бомбардировка города развернулись в полную силу, но этого было недостаточно, чтобы помешать операции «Динамо», т. е. эвакуации. Бомбардировщики люфтваффе, все еще летавшие, как правило, со своих баз в Германии, не имели надежной поддержки истребителей, и их часто перехватывали эскадрильи английских «спитфайров», взлетавшие с расположенных значительно ближе аэродромов в графстве Кент.

Английские военные, которым пришлось ждать в дюнах или забитом людьми городе своей очереди на погрузку, проклинали летчиков Королевских ВВС, не понимая, что английские истребители перехватывали немецкие бомбардировщики еще на подходе к побережью. Люфтваффе, несмотря на хвастливые заявления Геринга, нанесли англичанам сравнительно небольшие потери. Мягкие дюны также снижали убойную силу бомб и снарядов. Гораздо больше солдат союзников было убито на берегу истребителями, которые обстреливали их на бреющем полете.

К тому времени, когда наступление немецких войск возобновилось с участием пехоты, сильная оборона англо-французских войск предотвратила их прорыв. Те немногие солдаты, которым удалось выбраться из деревень, превращенных в опорные пункты обороны, были измучены, страдали от голода и жажды, многие из них были ранены. Солдат с более серьезными ранениями приходилось оставлять. Немцы находились со всех сторон, и отступление было очень напряженным, ведь невозможно было определить, где наткнешься на вражеские войска.

Эвакуация началась 19 мая, когда вывезли раненых и тыловые части, но к основной части операции приступили только в ночь на 26 мая. После обращения, переданного по Би-Би-Си, адмиралтейство связалось с добровольцами – владельцами небольших судов: яхт, речных баркасов, прогулочных катеров. Им было назначено место сбора – сначала в районе Ширнесса, а затем близ Рамсгита. В операции «Динамо» были задействованы около 600 судов, и почти все они имели в экипажах моряков-любителей, которые дополнили силы более чем 200 кораблей Королевских ВМС.

Дюнкерк можно было без труда заметить с большого расстояния как с моря, так и со стороны суши. Из горящего города, который немецкая авиация подвергла жестокой бомбардировке, поднимались в небо столбы дыма. Пылали нефтяные цистерны, испуская густые клубы черного дыма. Все дороги, ведущие в город, были забиты брошенными и неисправными военными автомобилями.

Отношения между английскими и французскими старшими офицерами, особенно в штабе адмирала Жана Абриаля, командующего французским Северным флотом, становились все более враждебными. Не могли улучшить ситуацию и грабежи, устраиваемые в Дюнкерке и английскими, и французскими войсками, причем каждая из сторон винила в них другую. Водопровод не работал, поэтому многие военные утоляли жажду вином, пивом или более крепкими напитками, напиваясь допьяна.

Пляжи и порт были заполнены войсками, выстроившимися в очередь на погрузку. При каждом налете люфтваффе, когда завывали сирены заходивших на бомбежку, как «стая огромных дьявольских чаек», «юнкерсов», солдаты спасались бегством. Стоял оглушительный грохот, многоствольные зенитные установки стоявших у мола эсминцев, палили изо всех сил. Как только налет заканчивался, солдаты бросались назад, боясь потерять свое место в очереди. Некоторые не выдерживали напряжения, но помочь им было практически нечем.

Ночью солдаты стояли в море по плечи в воде, ожидая пока их подберут спасательные шлюпки и лодки. Большинство из них были так измотаны и беспомощны в промокшем обмундировании и ботинках, что морякам приходилось с ругательствами втаскивать их через борт за ремни военной формы.

Королевские ВМС пострадали ничуть не меньше, чем спасаемые ими солдаты. 29 мая, когда Геринг под напором Гитлера бросил на Дюнкерк свои главные силы, десять эсминцев и множество других судов были потоплены или серьезно повреждены. Эти потери заставили адмиралтейство отвести от Дюнкерка крупные эскадренные миноносцы, которые были совершенно необходимы для защиты юга Англии. Но уже на следующий день их вернули, потому что эвакуация резко замедлилась, а каждый такой эсминец мог забрать до тысячи солдат за один раз.

В этот же день Гренадерский гвардейский, Колдстримский гвардейский и Королевский Беркширский полки 3-й пехотной дивизии вели тяжелые оборонительные бои на внутреннем периметре обороны. Им едва удавалось сдерживать атаки немецких войск, которые в случае успеха положили бы конец дальнейшей эвакуации. Французские войска 68-й дивизии продолжали удерживать западный и юго-западный секторы по периметру Дюнкерка, но напряжение внутри англо-французского союза возросло до крайности.

Французы не сомневались, что англичане при эвакуации отдадут предпочтение своим солдатам и офицерам, и из Лондона действительно поступили на этот счет противоречивые приказы. Французские военнослужащие часто подходили к пунктам погрузки англичан, но им не разрешали садиться на корабли, что, естественно, приводило к ужасным сценам. Солдаты-англичане, раздраженные тем, что французы несли с собой какие-то тюки, когда им было приказано оставить все личные вещи, сталкивали их с ограждений гавани в море. Известен эпизод, связанный с тем, что английские военные внезапно отправили от берега судно, предназначенное для французов. При этом немало французских солдат, пытавшихся взобраться на борт, оказались сброшенными в море.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.