Новые интриги, новые репрессии

Новые интриги, новые репрессии

Сосредоточившись на атомном проекте, Берия временно был оттеснен от решения политических вопросов. Новым фаворитом Сталина стал Андрей Александрович Жданов, ставший его фактическим заместителем по партии и главным идеологом. Выдвижению Жданова способствовал брак его сына Юрия с дочерью Сталина Светланой. Сталин всерьез рассматривал его в качестве своего преемника, рассчитывая, что, связанный отношениями свойства, Андрей Александров никогда не сделает ничего дурного сталинским детям. Вместе со Ждановым на первый план выдвинулись члены «ленинградской команды».

Алексей Александрович Кузнецов, бывший 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, в марте 1946 года был произведен в секретари ЦК и назначен курировать МГБ и МВД. Он также сменил Маленкова в качестве начальника Управления отдела кадров Центрального Комитет-ар Близкий к ленинградской группе и, в частности, к Кузнецову, Михаил Иванович Родионов, бывший секретарь Горьковского обкома, в 1946 году возглавил Совет Министров РСФСР Николай Алексеевич Вознесенский, чья карьера в 1935–1937 годах была связана с Ленинградом и который, благодаря протекции Жданова, в свое время с поста председателя ленинградского комитета по планированию прыгнул в заместители председатели, а потом и в председатели союзного Госплана, в 1947 году был переведен из кандидатов в члены Политбюро. При этом функции Госплана значительно расширились. Однако Сталин вскоре разочаровался в новых выдвиженцах. Жданов много пил, и в последние два года жизни был практически недееспособен. После его смерти, последовавшей в августе 1948 года на почве алкоголизма, Сталин расправился со «ждановцами» в руководстве.

Первым поводом для недовольства стареющего вождя послужила организованная в январе 1949 года в Ленинграде Всероссийская оптовая торговая ярмарка, на которых собирались распродать образовавшиеся излишки промышленных товаров. Она была организована по инициативе Родионова, Кузнецова и Вознесенского без санкции центральных партийных органов. Бюро Совмина разрешило проведение лишь межобластных оптовых ярмарок, а Родионов и ленинградские руководители сделали ярмарку Всероссийской и лишь после начала ее работы известили об этом Маленкова. Политбюро осудило проведение ярмарки. Сталин решил, что пора ликвидировать «ленинградскую группу». В феврале 1949 года последовал новый сигнал: в ЦК поступила анонимка о фальсификациях при выборах Ленинградского обкома партии. На ленинградской партконференции руководители обкома П.С. Попков, Г.Ф. Бадаев, Я.Ф.Капустин и П.Г. Лазутин получили по несколько голосов «против», но было объявлено, что они прошли единогласно. 15 февраля 1949 года. Политбюро приняло постановление об антипартийных действиях ленинградской парторганизации. Срочно прибывший в Ленинград Маленков снял всю местную партийную верхушку. На объединенном заседании бюро ленинградских горкома и обкома партии Георгий Максимилианович обвинил Попкова и его товарищей в антипартийной групповщине и противопоставлении Ленинградской парторганизации Центральному Комитету, а также в попытке создать Компартию России и тем самым расколоть КПСС. Одновременно попали в опалу и покровители ленинградского руководства. В январе 1949 года Кузнецов, а в марте Родионов и Вознесенский лишились своих постов. Арестовали их лишь спустя несколько месяцев: Капустина в июле, а Кузнецова, Родионова и Попкова 13 августа — в кабинете Маленкова. Вознесенский же оставался на свободе до 27 октябрям Его аресту предшествовало постановление Пленума ЦК от 12 сентября 1949 года об исключении Вознесенского из членов ЦК и необходимости привлечения его к судебной ответственности за утрату служебных документов в бытность его главой Госплана. Всего по «ленинградскому делу» было снято с работы более 1,5 тысяч представителей ленинградской номенклатуры, из которых несколько сом человек осудили, а несколько десятков — расстреляли.

Вознесенского и его товарищей расстреляли 1 октября 1950 года после короткого закрытого процесса. Обвинительное заключение, составленное на основании показаний, добытых людьми Абакумова, и отредактированное Сталиным, в частности, гласило: «Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Гурко, Закржевская, Михеев признаны виновными в том, что, объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК. Для этого пытались возбуждать недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б), распространяя клеветнические утверждения, высказывали изменнические замыслы. А также разбазаривали государственные средства (на организацию злосчастной Ленинградской ярмарки. — /Б. С…/)». Насчет Кузнецова Сталин собственноручно вписал в текст обвинительного заключения фразу о том, что он, «обманным путем пробравшись в ЦК ВКП(б) повсюду насаждал своих людей — от Белоруссии до Дальнего Востока и от Севера до Крыма». Родионов предлагал создать не только создать Компартию Российской Федерации, но и учредить собственный российский гимн и флаг — традиционный триколор, но с серпом и молотом. Этого хватило, чтобы приписать подсудимым «русский национализм», намерение перенести столицу из Москвы в Ленинград и чуть ли не отделить Российскую Федерацию от СССР.

Действительная причина краха ленинградцев, как можно предположить, заключалось в их попытке выделить Российскую Федерацию в составе СССР в качестве такой же союзной республики, как Украина и Казахстан, Узбекистан и Белоруссия, передать российским органам, прежде всего партийным и правительственным, реальные властные полномочия. Все семь десятилетий своего существования СССР держался благодаря тому, что КПСС одновременно играла роль российской компартии, а компартии других союзных республик играли роль ее филиалов. Фактически Советское государство, федеративное по форме, благодаря единству компартии оставалось унитарным по содержанию. Секретари компартий союзных республик, которых могли в любой момент сместить по звонку из Москвы, не обладали подлинной самостоятельностью в принятии решений. А для Российской Федерации вообще все сколько-нибудь значимые решения принимались в союзном Политбюро, и Совет Министров РСФСР был всего лишь их исполнителем, тем более что ему была подведомственна лишь малая часть российской промышленности. Неслучайно крах СССР в 1991 году наступил в первую очередь из-за противостояния российских и союзных властей. Можно предположить, что Сталин предвидел катастрофические последствия для Союза стремления России к самостоятельности. Жданов и его люди невольно такое стремление своими действиями поощряли. Иосиф Виссарионович же очень надеялся, что его наследники как минимум сохранят все то, что ему удалось приобрести — и новые границы СССР, и огромную сферу влияния в Европе и Азии. Ленинградская команда, как он понял, для этой цели не годилась. Ее необходимо было убрать.

Сталин вряд ли подозревал, что Берия в отношении государственного устройства СССР вынашивает замыслы, хотя и противоположные тем, что были у ленинградцев, но в случае своего осуществления способные вызвать те же самые последствия — крах коммунистической системы и развал Союза. Лаврентий Павлович собирался предоставить больше самостоятельности не только РСФСР, но и другим национальным республикам, что могло поощрить их к сепаратизму. В 1991 году, напомню, катализатором распада, наряду с деятельностью российского руководства, послужило провозглашение

независимости республиками Прибалтики и Грузией и сильное движение за независимость на Украине.

Нет данных, что Берия сыграл какую-либо роль в развертывании «ленинградского дела». Непосредственно расправой с неугодными чиновниками из «северной столицы» занимался Маленков. Но падение ждановской команды было, безусловно, на руку Берии, тем более что его друг Маленков вновь оказался в фаворе у вождя.

В начале 1949 года Сталин отказался от услуг «ленинградской команды». Вновь наиболее близкими к нему членами Политбюро стали Маленков и Берия. В знак особого расположения Сталин наградил Лаврентия Павловича в 49-м сразу двумя орденами Ленина — в связи с 50-летием и за бомбу, за которую также удостоил Сталинской премии 1-й степени.

Маленков почти официально считался преемником вождя. Но вот беда, мастер аппаратных интриг, он не обладал ни волевыми качествами, ни харизмой. Воля была у Берии, кадрового чекиста и крепкого хозяйственника, но, к несчастью, он был грузин, а Сталину хотелось, чтобы его наследник был русским и мог опереться на самый многочисленный народ империи — зря, что ли, с «космополитами» боролись. Поэтому с конца 1949 года у Сталина появился еще один фаворит — Никита Сергеевич Хрущев, назначенный в декабре секретарем ЦК и первым секретарем Московского комитета партии. Он был русским, умел бойко, хотя и не всегда грамотно говорить и завоевывать любовь масс. Возможно, Сталин предполагал, что в первое время после его смерти сохранится коллективное руководство, члены которого будут вести себя примерно как пауки в банке. Что ж, пусть победит сильнейший. А примерный состав участников посмертного турнира Иосиф Виссарионович определил в октябре 1952 года, когда после XIX партсъезда назвал состав бюро Президиума ЦК в составе себя самого, а также Берии, Булганина, Маленкова и Хрущева. Круг наследников Сталин определил довольно точно. После его смерти произошло лишь одно существенное изменение. Малоавторитетного и слишком близкого в то время к Хрущеву Булганина заменил Молотов, что, однако, не помешало Никите Сергеевичу обрести первенство и убрать из Президиума (Политбюро) всех остальных диадохов.

Сталин ценил Берию за роль в атомном и водородном проектах, но давал понять, что в любой момент может легко от него избавиться. В ноябре 1951 году был арестован ряд руководителей Грузии, ранее близких к Берии, которых обвинили в создании «мегрело-националистической группы» а Комиссию ЦК, приехавшую в Грузию снимать с должности министра юстиции Грузии Аксентия Рапаву, секретаря ЦК Барамию и других членов группы, возглавлял Берия. Сталин устроил ему еще одну проверку: как-то Лаврентий будет сажать своих ставленников. Тогда же арестовали племянника Лаврентия Павловича Теймураза Шавдию, который в начале войны попал ев плен, записался в грузинский легион СС, а потом дезертировал оттуда и сражался в рядах французских партизан. Шавдие дали 25 лет за измену Родине, и дядя ничем не смог ему помочь. А арестованный по тому же делу бериевский помощник и «спичрайтер» академик Академии Наук Грузинской ССР П.А. Шария в конце 70-х вспоминал, что первым пунктом обвинения, инкриминировавшемуся ему лично, было то, что, «будучи свидетелем того, как Берия в разговоре по телефону с Маленковым критиковал Сталина, Шария не доложил об этом Политбюро». А по свидетельству Ф. Благовещенского, академик рассказывал ему, что в марте 53-го «Берия лично поехал на Лубянку освобождать мингрельцев; когда все собрались вместе, Берия, смеясь, напомнил Шарии, что посадил — то его тот, про кого Шария писал, что он величайший гений всех времен и народов». А в беседе со своим сокамерником по Владимирской тюрьме диссидентом Р.И. Пименовым Шария прямо утверждал, что «был арестован в 1952 (вместе с Барамия и др. "мингрельцами") по личному телефонному звонку Сталина, мимо Берии».

Но Берию Сталин трогать не стал. Более того, в феврале 1952 года Лаврентий Павлович укрепил свое положение, когда близкие к нему В.С. Рясной и С.А. Гоглидзе стали заместителями министра госбезопасности партаппаратчика С.Д. Игнатьева.

А вот как послевоенная борьба за власть в Политбюро виделась Василию Сталину во Владимирской тюрьме 19 января 1959 года, когда в связи с началом работы XXI съезда он писал Центральному Комитету партии: «С Маленковым, которому были поручены дела ВВС, мне пришлось сталкиваться часто: в 1941-1942-1943 и в 1945 г., когда ЦК отстранило его от шефства над ВВС и должности секретаря ЦК за обман ЦК (в действительности Маленков был снят с поста секретаря ЦК не в 45-м, а в 46-м году в связи с "авиационным делом", по которому осудили Новикова, Шахурина и др. 4 мая 1946 года Политбюро приняло постановление о выводе Георгия Максимилиановича из Секретариата ЦК, поскольку он "морально отвечает за те безобразия", что были вскрыты в работе авиапромышленности и Главного Командования ВВС — выпуск и приемку недоброкачественных самолетов, и, "зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них ЦК ВКП(б)". - /Б. С./). Мне доподлинно известно, что в так называемом Ленинградском деле Маленков видел возможность своего возвращения на пост секретаря ЦК и с этой целью создал дело, извратил действительность. Прямо говоря, на костях ленинградцев при помощи (очень активной) со стороны Берия, — опять занял пост секретаря ЦК. Вообще, если проследить за ходом карьеры Маленкова и Берия, то легко заметить, как они друг друга тянули и выручали. Вот довольно характерный факт их взаимного сотрудничества на заре их обоюдной карьеры еще до войны. Речь идет о С.Ф. Реденсе, одном из старейших чекистов-дзержинцев. Я его хорошо знал, ибо он являлся мужем сестры моей матери А.С. Аллилуевой. Когда Берия назначили в НКВД, Реденс был для него помехой на должности Нач. упр. НКВД Москвы, ибо Реденс знал Берия по работе в Закавказье с отрицательной стороны и был вхож к т. Сталину в любое время. Берия решил убрать Реденса с дороги. Когда Берия заговорил с т. Сталиным о необходимости ареста Реденса (я случайно был при этом разговоре), т. Сталин резко возразил Берия, и казалось, что вопрос этот больше не поднимется. Но, как было ни странно для меня, — Берия был поддержан Маленковым, Маленков сказал, что знает Реденса по работе г. Москве и поддерживает мнение Берия об аресте. Сейчас я не помню, кем работал в то время Маленков, но, кажется, он имел отношение к кадрам партии (в 1938 г. Маленков был завотделом руководящих парторганов ЦК. - /Б. С./), ибо хорошо помню слова т. Сталина: "Разберитесь тщательно в кадрах с товарищами в ЦК, — я не верю, что Реденс — враг". Как провел в ЦК этот разбор Маленков, я не знаю, но факт, что Реденса арестовали. После ареста Реденса по наушничеству Берия, вход в наш дом Анне Сергеевне был закрыт, но по ее просьбе я просил т. Сталина принять ее. Мне за это посредничество попало и было сказано: "Я не поверил Берия, что Реденс враг, но работники ЦК то же самое говорят. Принимать Анну Сергеевну я не буду, ибо ошибался в Реденсе. Больше не проси"…

Вот как Маленков и Берия обманывали т. Сталина и убирали с дороги честных людей. Вся система Берия и Маленкова была построена на принципе — не наш человек к т. Сталину не должен быть вхож. Создавалась некая изоляция, дабы любая информация к т. Сталину могла поступать только через них или контролироваться ими же.

Из- за молчания и нежелания портить взаимоотношения с Маленковым и Берия (многие члены Президиума ЦК того времени, конечно, могли разоблачить эту пару), чаще всего этот обман сходил с рук. Кто же пытался возражать Берия и Маленкову, убирался, дискредитировался или арестовывался.

Вот другой факт взаимной выручки, в 1945 г. когда на фактах ВВС было доказано, что Маленков лжец, доверие к нему было поколеблено и он был освобожден от должности секретаря ЦК. Но из-за заступничества Берия — окончательное разоблачение Маленкова не удалось. Я ни в коей мере не сторонник умалять вину Шахурина и Новикова, этих холуев Маленкова, но их арест выручил Маленкова. Этим арестом Маленков как бы отошел на задний план и вывернулся, свалив все на этих людей, отведя вину от себя. В 1953 году, реабилитируя Шахурина и Новикова, Маленков полностью предал это дело забвению — извратив суть дела и выставив всю эту группу (и самого себя) как невинно пострадавших. Это гнусная ложь! Маленков был наказан верно, но недостаточно.

Странно, что Серов, знавший это дело, на следствии взвалил на меня вину в желании дискредитировать честного Маленкова…?! Хороша честность! Эта хитрая комбинация (в 1945 г.) снятия основной вины с Маленкова — арестом с шумом и треском была тонко разыграна Берия и Меркуловым. Таким образом Берия и компания выручили Маленкова. Все же Маленков вынужден был притихнуть. К тому же бороться с Ждановым ни Маленков, ни Берия не решались. Ибо Жданов пользовался абсолютным доверием и был безгранично уважаем. После смерти Жданова дело изменилось. Маленков опять начал набирать силу и, как я выше указывал, на костях ленинградцев опять стал секретарем ЦК. После партийной конференции Москвы, когда Попов (первый секретарь Московского обкома и горкома партии в 1945–1949 годах. — /Б. С./) вел себя возмутительно (будучи делегатом конференции и членом МГК, я рассказывал т. Сталину о многих фокусах Попова), т. Сталин сделал серьезное замечание Маленкову: "Как же так, в одном городе — рядом и не видите?!" Маленков обрушился на меня, но меня поддержал Поскребышев, и Маленков умолк.

Тогда же т. Сталин сказал: "Надо обязательно усилить ЦК твердым и честным человеком". Через непродолжительное время мы (москвичи) увидели секретарем. МК Н.С. Хрущева, а ЦК получил твердого и честного секретаря ЦК. Из всего этого видно, что т. Сталин уже перестал безгранично верить Маленкову, но до полного разоблачения этого человека не дожил Маленков и Берия — одно целое. Поэтому, говоря о Маленкове, нельзя не упомянуть и о Берия (почти как у Маяковского: кто более матери-истории ценен? Мы говорим "Маленков", подразумеваем — "Берия", говорим "Берия", подразумеваем — "Маленков". - /Б. С./). Примерно в этот же период времени (подробности знает т. Игнатьев, бывший в то время министром госбезопасности) мною было передано письмо т. Сталину о неполадках (а вернее безобразиях) в Грузии. В этом письме был прозрачный намек на роль Берия в этих неполадках (Василий действительно передал отцу в начале 1952 года письмо, поступившее из Грузии и сообщавшее о многочисленных фактах коррупции и хищений. Такое же письмо передала Иосифу Виссарионовичу и дочь Светлана. Эти письма дали новый импульс "Мингрельскому делу", косвенно направленное против Берии. 27 марта 1952 года ЦК принял постановление, где отмечал, что выполнение постановления от 9 ноября 1952 года. "О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе Барамия" идет неудовлетворительно. В результате первый секретарь компартии Грузии К.Н. Чарквиани лишился своего поста. — /Б. С./). В этом письме был прозрачный намек на роль Берия в этих неполадках. Дело дошло до того, что т. Сталин решил сам поехать в Грузию и присмотреться — и поехал (причем Берия хотел ехать вместе с т. Сталиным, но ему было в этом категорически отказано), но на этот раз Маленков выручил Берия. Он прилетел в Боржоми и свел все не к тщательному разбору, а к снятию Чарквиани, чем и замял дело, которое повело бы к разоблачению Берия. Все это факты, и их легко проверить. Вмешательства в Грузинские дела Берия мне простить не мог, а Маленков за дела ВВС и МГБ, Попова полностью был солидарен с Берия — отсюда и их месть мне. Ибо т. Сталин начал проверять как Берия, так и Маленкова. Смерть т. Сталина на время спасла Маленкова и Берия орт разоблачения, но разоблачение должно было наступить, и оно наступило. Таковы далеко не полные некоторые наблюдения за поведением Маленкова как коммуниста и государственного деятеля. Ложь, обман, карьеризм и опять ложь его конь.

Еще раз подчеркну, что Маленков был единым целым с Берия. Берусь это доказать, где угодно. Еще несколько слов о Берия. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берия): подлецом, лжецом, лицемером и т. д. — т. е. доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов — я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берия как врага народа, мне кажется, надо в новом свете взглянуть на людей, бывших его друзьями, и на людей, которым он доверял…"

Василий творил легенду об отце — добром гении, который совершал ошибки и даже преступления исключительно под влиянием втершихся к нему в доверие злодеев — Маленкова и Берии. Вот и своего деверя Реденса Иосиф Виссарионович сгубил будто бы только по наветам Берии. Однако в такое трудно поверить. Да и вряд ли столь деликатный вопрос, как предстоящий арест высокопоставленного чекиста, Сталин и Берия обсуждали в присутствии 17-летнего Василия, только что поступившего в Качинское училище. Не тот был человек Иосиф Виссарионович, чтобы по науськиванию Маленкова ли, Берии ли арестовать свояка. В действительности падение Реденса началось еще в августе 38-го, и не столько из-за вражды с Берией (которую отмечает в мемуарах и Хрущев), сколько из-за близости к Ежову. Ведь еще на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года Николай Иванович особо похвалил Реденса за помощь в борьбе с "безобразиями" в работе НКВД. Уже в январе 38-го, когда Сталин стал постепенно готовить прекращение "большого террора", Станислава Федоровича сместили с поста начальника Московского НКВД и направили в Алма-Ату наркомом внутренних дел Казахстана. Накануне 19 ноября, когда на Политбюро обсудили направленное против Ежова заявление начальника НКВД Ивановской области В.П. Журавлева (в результате Николай Иванович вынужден был подать в отставку), Реденса вызвали в Москву и 20 ноября 1938 года арестовали. Но, возможно, письмо Василия все-таки сыграло некоторую роль в решении Хрущева реабилитировать Реденса как жертву "бериевщины". Соответствующее решение Военной Коллегии Верховного Суда СССР состоялось 16 ноября 1961 года.

В то же время, пусть косвенно, но позиции Берии ослабляла и развернувшаяся в последние годы жизни Иосифа Сталина в СССР волна антисемитизма и борьба за "русский приоритет" во всех областях знаний. Вождь рассматривал русский народ как самый восприимчивый к идеям социализма. Проживи Сталин подольше, мы вполне могли бы жить так, как живет сегодня Северная Корея, с голодухи не брезгающая и травой. У Берии же в аппарате МГБ и МВД оставалось немало соратников-евреев, вроде С.Р. Мильштейна или одного из организаторов убийства Троцкого Н.И. Эйтингона. Почти все они стали жертвами чистки органов "по пятому пункту". Самого же Берию молва обвиняла в еврейском происхождении ми покровительстве национальным меньшинствам. А министр госбезопасности Грузии Н.М. Рухадзе, сменивший преданного Берии А.Н. Рапаву, послал в Москву донос, что Берия скрывает свое еврейское происхождение. Правда, к счастью для Лаврентия Павловича, Сталин не поверил экой фантазии. И, в отличие от своего друга Маленкова, Лаврентий Павлович никакого отношения к борьбе с космополитами не имел.

Кульминацией антисемитской кампании стал процесс над членами Еврейского Антифашистского Комитета (ЕАК). 12 августа 1952 года в подвале Лубянки были расстреляны 13 членов ЕАК, в том числе бывший глава Совинформбюро Соломон Лозовский, поэты Исаак Фефер, Лейба Квитко, Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Давид Гофштейн, режиссер Вениамин Зускин, редакторы и переводчики Совинфорбюро и ЕАК Илья Ватенберг, Эмилия Теумин, Чайка Ватенберг-Островская, Леон Тальми, историк Иосиф Юзефович, главврач Боткинтской больницы Иосиф Шимиелович. К смертной казни их приговорили 18 июля за "объединение еврейских националистов на борьбу против национальной политики партии и Советского государства" и "шпионаж в пользу США". Заместитель министра Госконтроля Соломон Брегман не предстал перед судом из-за тяжелой болезни сердца. Он умер в тюремной больнице 23 января 1953 года. Суд над ними был закрытый и неправый, но нельзя сказать, что скорый, и длился два месяца и десять дней.

ЕАК был создан в феврале 1942 года, прежде всего для сбора средств в пользу СССР среди зарубежных еврейских общин и пропаганде за рубежом участия евреев в Великой Отечественной войне и советских военных усилий в целом. Первоначально Сталин рассчитывал использовать в своих целях видных деятелей Бундла Генрика Эрлиха и Виктора Альтера, оказавшихся на присоединенной к СССР части Польши и арестованных НКВД. С началом войны им были вынесены смертные приговоры за связь с польской разведкой и "буржуазно-националистическому подполью". Однако 27 августа 19е41 года расстрел заменили 10 годами тюрьмы. Берия предложил им сотрудничать с НКВД, Альтер и Эрлих согласились и были освобождены. Эрлиха предложили сделать председателем ЕАК, Михоэлса — его заместителем, а Альтера — ответственным секретарем. В октябре 41-го соответствующее предложение было направлено Сталину. Не дожидаясь ответа, бундовцы развернули бурную деятельность. Они вошли в контакт с дипломатическими представителями Англии и США, предложили создать в странах антигитлеровской коалиции дочерние антифашистские комитеты для местных евреев и даже сформировать в США Еврейский легион, который затем следовало отправить на советско-германский фронт. Эрлих собирался выехать в Лондон, чтобы стать представителем Бунда при польском правительстве в изгнании, а Эрлих — в США для формирования легиона. Подобной самодеятельности ни Сталин, ни Берия терпеть не собирались. 4 декабря 1941 года оба бундовца были арестованы (их вызвали в Куйбышевское управление НКВД под предлогом, что им надо ознакомиться с ответом Сталина на их письмо). Альтера и Эрлиха обвинили… в шпионаже в пользу Германии. Во главе же ЕАК 15 декабря 1941 года поставили Соломона Михоэлса. 14 мая ф1942 года Эрлих повесился, а Альтера 17 февраля 1943 года расстреляли. Официально же было объявлено, что их расстреляли еще 23 декабря 1941 года.

Создание ЕАК никак не повлияло на усиление государственного антисемитизма. Уже 17 августа 1942 года начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров направил секретарю ЦК А.С. Щербакову записку, где выражалось беспокойство по поводу того, что "в управлениях Комитета по делам искусств во главе учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)… В Большом театре Союза ССР, являющемся центром великой русской музыкальной культуры, руководящий состав целиком нерусский… Такая же картина и в Московской государственной консерватории… Все основные кафедры возглавляют евреи… Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Лэ Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов". Александров предлагал "разработать мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров" и "провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства". Эти мероприятия были осуществлены в последующие месяцы и годы.

ЕАК курировал Вячеслав Молотов, чья жена Полина Жемчужина была хорошо знакома со многими членами Комитета и, по свидетельству посла Израиля в Москве Голды Меир, проявляла интерес к идеям сионизма. Молотов же после войны попал в опалу, и дело ЕАК стало одним из способов компрометации ставшего неугодным Сталину сановниках.

Самой серьезной акцией ЕАК стало предложение в 19з44 году создать Еврейскую автономную республику в северной, степной части Крыма. Предварительно Михоэлс и секретарь ЕАК Шахно Эпштейн обсудили эту идею с Молотовым. Предлагалось две возможные территории для еврейской автономии: Крым и бывшая республика немцев Поволжья. Но Поволжье Молотов отверг, посчитав политически некорректным, что евреи будут селиться вместо депортированных немцев. В результате этого разговора Михоэлс и члены ЕАК подготовили официальное письмо в партийные и правительственные инстанции с просьбой создать Еврейскую автономную республику в Крыму. Проект создания "еврейской Калифорнии в Крыму" курировало ведомство Берии. Расчет был на то, что под него удастся получить средства от богатых еврейских общин США, создать альтернативу Израилю для советских евреев, а заодно и создать условия для засылки агентуры в Америку по "еврейской линии". Однако письмо не имело результата, поскольку противоречило как общему курсу на усиление государственного антисемитизма, так и намерению Сталина сменить старую команду Молотова, Маленкова, Берии и Микояна, управлявшую страной в годы войны, новой, ленинградской командой во главе со собственным сватом Андреем Ждановым, сделавшим борьбу с космополитизмом и "русский приоритет" в советской империи стержнем новой идеологической компании.

Уже 12 октября 1946 года министр госбезопасности Виктор Абакумов направил в ЦК записку. "О националистических проявлениях некоторых работников ЕАК". Подобная акция не могла быть предпринята без предварительной санкции Сталина. Начались аресты евреев, от которых выбивали показания об антисоветской и националистической деятельности ЕАК. В конце 1947 года родственница первой жены Сталина К.А. Аллилуева показала, что ее знакомый историк И.И. Гольдштейн настроен антисоветски. От Гольдштейна получили показание на его знакомого З.Г. Гринберга, который в свою очередь, был знаком с Михоэлсом. Тот был арестован в конце 1948 года и после интенсивного допроса показал, будто Михоэлс в 1946 году говорил ему о намерении использовать для создания Еврейской республики брак дочери Сталина Светланы с евреем Григорием Морозовым. Из Гринберга выбили также показания, будто Михоэлс проявляет повышенный интерес к личной жизни вождя, что было расценено как умысел на теракт. Сталин распорядился немедленно уничтожить Михоэлса. 13 января 1948 года великий режиссер и актер глава ЕАК Соломон Михоэлс был убит в Минске сотрудниками МГБ. Убийство было инсценировано как несчастный случай — наезд грузовика, но тотчас распространились слухи, что Михоэлса убило. Чтобы перевести стрелки, МГБ само запустило слух, что режиссера убили "польские фашисты" (эта версия звучала и на процессе 1952 года). Михоэлса, из-за его популярности в стране и мире, решили убить тайно, без суда.

26 марта 1948 года Абакумов представил в ЦК и Совмин записку, где утверждал, что руководители ЕАК ведут антисоветскую и шпионскую работу в пользу американской разведки.

20 ноября 1948 года Политбюро приняло постановление о роспуске ЕАК. Был также закрыт Еврейский театр, другие еврейские культурные учреждения и органы печати. В конце 1948 — начале 1949 года были арестованы почти все фигуранты процесса 1952 года, а также ряд других евреев из числа деятелей науки, культуры си номенклатурных руководителей среднего звена. Следователям быстро удалось получить требуемые показания от секретаря ЕАК Фефера, на которых и строилось все обвинение. Но дело затянулось на три с лишним года. Дело, вероятно, было в том, что наверху никак не могли выработать сценарий будущего процесса. К тому же в июле 1951 года был арестован Абакумов, в связи с чем сменилась команда следователей. Ряд подследственных так и не признал своей вины. Открытый же процесс имел смысл только в том случае, если бы удалось убедить в виновности членов ЕАК хотя бы часть мировой общественности. Обвинения же были просто смехотворны. Пересылавшиеся за границу пропагандистские материалы, в том числе и предназначенные для знаменитой "Черной книги" о геноциде против евреев, выдавались за шпионские сведения, а частные разговоры о растущем проявлении антисемитизма в СССР пи о возможности формирования еврейской дивизии для участия в Великой Отечественной войне, а затем — для борьбы с арабами в Палестине, — за антисоветскую деятельность. Процесс сделали закрытым. Еще до начала суда, 3 апреля и1952 года, новый глава МГБ Сергей Игнатьев представил Сталину проект приговора. Всех подсудимых предлагалось расстрелять, кроме академика Лины Штерн, крупного физиолога. Ее планировалось сослать на 10 лет. Сталин приговор утвердил, снизив срок ссылки Штерн до 5 лет.

На суде не признали своей вины Лозовский, Шимиелович, Брегман и Маркишд Последний, впрочем, поддержал обвинения против других членов ЕАК в национализме и антисоветской деятельности, напомнив, что еще в 1944 году подал донос в парторганизацию Совинформбюро о националистической и контрреволюционной деятельности руководства ЕАК. Но это его не спасло, равно как и активно сотрудничавшего со следствием и судом Фефера. Он, как и Юзефович, заявил, что был секретным осведомителем органов госбезопасности, что, однако, не избавило несчастных от казни.

Задержка с приведением приговора в исполнение, возможно, объяснялась тем, что параллельно готовилось еще несколько процессов над евреями, в том числе по печально знаменитому "делу врачей". Одним из фигурантов должна была стать Полина Жемчужина, сосланная в феврале 1949 года. В конце 1952 года ее доставили в Москву. Вероятно, и Молотова собирались сделать одним из обвиняемых. Членов ЕАК могли оставить в живых как будущих свидетелей. Лозовский как-никак был заместителем Молотова. Но Сталин в конце концов решил несчастных расстрелять, полагая, что в будущих процессах обойдется без них. Процессы над еврейскими "буржуазными националистами" призваны были помочь утверждению русского имперского сознания, которое Сталин рассчитывал использовать для укрепления своей власти. Кроме того, евреи должны были стать козлами отпущения за все трудности послевоенной жизни. Лишь смерть вождя помешала постановке новых политических процессов.

После смерти Сталина Берия добился реабилитации кремлевских врачей и лишения наград офицеров МГБ, убивших Михоэлса. Он также предложил реабилитировать осужденных по делу ЕАК, но дело застопорилось из-за его ареста. Реабилитировали членов ЕАК только 22 ноября 1953 года. Военная Коллегия Верховного Суда постановила, что "некоторые из осужденных в период работы в ЕАК присваивали себе не свойственные им функции: вмешивались от имени Комитета в разрешение вопросов о трудоустройстве лиц еврейской национальности, возбуждали ходатайства об освобождении заключенных евреев из лагерей, а также в своих отдельных литературных работах, письмах и разговорах иногда допускали суждения националистического характера. Воспользовавшись этим, Абакумов и его сообщники возвели эти действия… в государственные контрреволюционные преступления". Коллегия отменила приговор "за отсутствием состава преступления". Постановление не было опубликовано, дабы не дать пищу "сионистам", и сваливала всю вину на уже расстрелянного Абакумова, поскольку открытая критика Сталина еще не началась. Лишь по возвращении в печать имен Михоэлса, Квитко, Фефера и других расстрелянных люди могли судить об их реабилитации.

"Борьба с космополитами" неожиданно принесла Берии определенные выгоды. Абакумов совершил роковую ошибку, запытав до смерти в камере-холодильнике одного из "врачей-вредителей", Якова Гиляровича Этингера, личного врача Берии, кстати сказать. Этингер скончался 2 марта 1951 года. 4 июля 1951 года Абакумов был снят с поста министра госбезопасности, а 12 июля арестован. Расследовавшая деятельность Абакумова комиссия в составе Маленкова, Берии, М.Ф. Шкирятова и С.Д. Игнатьева констатировали: "В ноябре 1950 года был арестован еврейский националист… врач Этингер. При допросе старшим следователем МГБ т. Рюминым арестованный Этингер, без какого-либо нажима (избиения резиновыми дубинками серьезным средством давления, разумеется, не считали. — /Б. С./), признал, что при лечении т. Щербакова А.С. имел террористические намерения в отношении его и практически принял все меры к тому, чтобы сократить его жизнь. ЦК ВКП(б) считает это признание Этингера заслуживающим серьезного внимания. Среди врачей несомненно существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства (стареющий Сталин все чаще задумывался о смерти и подозревал, что кто-то из докторов может искусственно укоротить его век. — /Б. С./). Нельзя забывать преступления таких известных врачей, совершенные в недавнем прошлом, как преступления врача Плетнева аи врача Левина, которые по заданию иностранной разведки отравили В.В. Куйбышева и Максима Горького (Вячеслав Менжинский и Максим Пешков в перечне выпали из-за малозначительности этих фигур с точки зрения начала 50-х. — /Б. С./)… Однако министр государственной безопасности Абакумов, получив показания Этингера о его террористической деятельности… признал показания Этингера надуманными и прекратил дальнейшее следствие по этому делу… Таким образом, погасив дело Этингера, Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства…"

Таким образом, Лаврентий Павлович избавился от опасного конкурента в борьбе за контроль над органами госбезопасности. Новый шеф МГБ Игнатьев был человеком Маленкова и враждебности к Берии пока не проявлял. Это позволило последнему укрепить центральный аппарат МГБ своими людьми, хотя этого было явно недостаточно для установления контроля над ним. Но по крайней мере Берия мог надеяться, что новый министр не будет копать против него, Берии, как это делал Абакумов, рискнувший даже арестовать некоторых из любовниц "лубянского маршала".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.