Глава 24 КАК ЭТО БЫЛО — 1

Глава 24

КАК ЭТО БЫЛО — 1

Читатель, у которого хватило сил и терпения прочитать сотни предыдущих страниц, должен уже отчетливо представлять себе количественные параметры группировки советских ВВС: число полков, самолетов, аэродромов и летных экипажей. Решить задачу такого масштаба, как уничтожение ВВС западных округов одним первым ударом, можно было единственным способом: массированным применением ракетно-ядерного оружия. Но его-то у немцев еще не было. Не было и обычных средств поражения в количестве, достаточном для нанесения удара одновременно по большей части аэродромов западных округов. Не было даже таких сил, которые люфтваффе смогло сосредоточить 10 мая 1940 года на 300-км фронте вторжения в Бельгию и Францию. Стоит отметить, что и сам величайший преступник и авантюрист понимал и даже вслух признавал непомерность своего замысла: «…необозримые просторы делают необходимым сосредоточение войск в решающих пунктах. Требуется массированное введение в бой авиации и танков в решающем месте. При такой огромности пространства люфтваффе не в состоянии (здесь и ниже выделено мной. — М.С.) одновременно обработать его целиком; в начале войны оно может господствовать только над частями гигантского фронта….» (12)

Уничтожения «всей авиации западных округов» в первые часы войны не могло быть, потому что не могло быть никогда. Самое большее, чего надеялось достичь командование люфтваффе — прикрыть с воздуха ударные танковые группировки «в решающих местах гигантского фронта». Достигнутый же в реальности успех превзошел самые смелые ожидания гитлеровского руководства. Когда цифры обнаруженных на земле советских самолетов перевалили за две тысячи, сам Г. Геринг (толстый и противный, но все-таки военный летчик Первой мировой) поручил специально созданной комиссии осмотреть захваченные аэродромы с целью проверки достоверности докладов немецких командиров…

Что же произошло в первые часы и дни войны?

«Наибольшие потери в первые часы понесли Военно-воздушные силы Западного фронта.

К исходу первого дня войны потери здесь достигли 738 самолетов, причем потери на земле — 528 самолетов и в воздухе — 210.»

 Такова классическая версия советской историографии (выше процитирована правдивая газета «Правда» от 6 декабря 1966 года) Фундаментальная монография М.Н. Кожевникова (27) дает к этим цифрам важное уточнение: «9 САД потеряла 347, 10 CАД — 180, 11 САД — 127 самолетов… За день враг уничтожил 387 истребителей и 351 бомбардировщик ВВС Западного Особого военного округа».

Эти, кочующие из книги в книгу цифры категорически не стыкуются с элементарной школьной арифметикой. В составе трех «смешанных» (по принятой тогда терминологии) авиадивизий первого эшелона ВВС Западного фронта (11 САД, 9 САД, 10 CАД) числилось всего 172 бомбардировщика. Даже если предположить, что все они были уничтожены в первый день (предположение достаточно опрометчивое), то тогда арифметика требует, чтобы количество истребителей, потерянных только в этих трех дивизиях, составило 482 единицы (347+180+127–172), но уж никак не 387. Если же хотя бы некоторые бомбардировщики 9-й, 10-й и 11-й дивизий уцелели, то тогда цифра потерь истребителей арифметически должна стать еще больше. А с учетом потерь истребителей 43 ИАД — еще больше…

Видимо, пора уже задать самый простой и самый важный вопрос — а кто его видел, это «уничтожение советской авиации в результате внезапного удара по аэродромам»? Откуда, собственно, взялась странная гипотеза, которую нам более полувека предлагали в качестве не подлежащей обсуждению аксиомы? На чем основаны эти «общепринятые цифры»?

Территория «белостокского выступа», в котором были развернуты 11, 9 и 10 CАД, была взята в «клещи» пехотными и танковыми дивизиями вермахта в первые 3–4 дня войны. В окружении и при беспорядочном отступлении без вести пропали десятки генералов, тысячи танков и сотни тысяч солдат. Неужели кто-то из участников этой беспримерной катастрофы смог составить достоверный реестр самолетов, уничтоженных на аэродромах ударом с воздуха? С точным указанием перечня повреждений, полученных этими самолетами, с указанием времени налета вражеской авиации? А если такой «реестр» существует, то почему же его так и не опубликовали за истекшие шесть десятилетий?

В выше уже упомянутой, академически-солидной, монографии Кожевникова после цифр потерь авиации Западного фронта стоит ссылка… на популярную книжку «Авиация и космонавтика СССР»! Это так же уместно, как, к примеру, ссылка на роман Жюля Верна в современной монографии по проектированию подводных лодок. Маршал Г.В. Зимин в своей предназначенной для командного состава ВВС работе «Тактика в боевых примерах», повторив положенное заклинание («противнику удалось уничтожить до 1200 самолетов, в том числе 800 на аэродромах»), дает ссылку… на пропагандистскую брошюру «Боевая слава советской авиации», выпущенную в 1953 году! И это при том, что в конце монографии Зимина идет несколько страниц непрерывных ссылок на ЦАМО…

Теперь от школьной арифметики перейдем к тактике и оперативному искусству. Если верить канонической версии, то в трех дивизиях ВВС Западного фронта было потеряно больше половины (654 самолета из 1200) от всех суммарных потерь первого дня войны и две трети (528 из 800) от всех «наземных» потерь. Как такое могло стать возможным? Разумеется, ровными и одинаковыми бывают только телеграфные столбы, но не могла же одна общая для всей советской авиации причина — «внезапный удар по аэродромам» — привести к столь разным результатам. Если вся эта беда случилась от того, что Сталин, «опасаясь дать Гитлеру повод для нападения, запретил привести войска в боевую готовность», то почему же последствия этой злой (или глупой) сталинской воли распределились столь неравномерно? Почему потери в трех дивизиях из двадцати пяти составили половину суммарных потерь?

Строго говоря, авиадивизий было значительно больше, чем 25. Вся группировка советских ВВС на западном ТВД включала в себя 48 авиационных дивизий. Исключив из этого перечня дивизии ВВС Ленинградского округа, исключив большое число новых формирующихся соединений, исключив дивизии ДБА (которые в силу своего географического местоположения никак не могли попасть под первый удар), мы и приходим к самой минимальной цифре — 25. Согласитесь, странную логику демонстрируют советские (и примкнувшие к ним российские) историки: события в 3 объектах из 25 считаются «типичными», а ситуация в 22 объектах из 25 считается редким исключением, не заслуживающим даже простого упоминания!

Мы пойдем другим путем. Сначала мы рассмотрим ход событий на флангах советско-германского фронта, затем — в Киевском и Прибалтийском округах и лишь после этого, ознакомившись с типовой картиной, перейдем к рассмотрению обстоятельств небывалого разгрома первого эшелона ВВС Западного фронта.

ЛЕНИГРАДСКИЙ ВО

Наземные войска и авиация Ленинградского военного округа (Северного фронта) в первые три дня войны активных боевых действий не вели. Действия же немецкой авиации ограничились несколькими пролетами разведывательных самолетов в районе Ленинграда (один разведчик был сбит 23 июня зенитной артиллерией, еще один — поврежден зенитным огнем и разбился при возвращении на аэродром). В тот же день, 23 июня, была одержана первая для ВВС Северного фронта победа в воздухе: летчик 158 ИАП лейтенант А.В. Чирков, пилотируя новейший на тот момент истребитель «Як-1», сбил в районе между Псковом и Островом немецкий самолет. Самым значимым эпизодом первых дней стало минирование с воздуха бухты Кронштадта, произведенное на рассвете 22 июня эскадрильей «Юнкерсов» Ju-88 из состава «морской» группы KGr-806.

Несколько более активно действовали ВВС Балтфлота. Уже в 6 часов утра 22 июня (т. е. в то самое время, когда в далекой Москве в кабинете Сталина шло первое экстренное совещание) самолеты ВВС КБФ нанесли бомбовые удары по финским кораблям, высадившим войска на Аландские острова (острова принадлежали Финляндии, но имели статус демилитаризованной зоны) и укреплениям на острове Корпо (30 км западнее финского города Турку). Впрочем, этот авиаудар был практически безрезультатным.

Настоящая война началась ранним утром 25 июня, когда авиация Северного фронта совместно с ВВС Балтийского и Северного флотов нанесла массированный удар по военным объектам (в том числе — аэродромам) Финляндии. Фактор внезапности, сполна использованный советским командованием, дополнялся крайне «неудачной» для обороняющихся географией. Большая часть советских бомбардировщиков выходила на цели со стороны Финского залива. Разместить на воде сотни наблюдательных пунктов службы воздушного наблюдения и оповещения (ВНОС) финны не могли, локаторов на вооружении нищей финской армии не было вовсе; в результате во время первых налетов сирена воздушной тревоги часто звучала уже после разрывов бомб. Не отвлекаясь ни на секунду на обсуждение политических причин, приведших к событиям 25 июня, рассмотрим ход и исход этой — как утверждали советские историки — «первой многодневной операции советских ВВС».

В многократно упомянутой выше монографии генерал-майоpa авиации, доктора наук, профессора М.Н. Кожевникова («Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне») мы можем прочитать следующее:

«Рано утром 25 июня 236 бомбардировщиков и 224 истребителя нанесли первый массированный удар по 19 аэродромам. (здесь и далее выделено мной. — М.С.) Враг, не ожидая такого удара, был фактически застигнут врасплох и не сумел организовать противодействия. В результате советские летчики успешно произвели бомбометание по стоянкам самолетов, складам горючего и боеприпасов. На аэродромах был уничтожен 41 вражеский самолет. Наша авиация потерь не имела. В последующие пять суток по этим же и вновь выявленным воздушной разведкой аэродромам было нанесено еще несколько эффективных ударов. По данным воздушного фотоконтроля, советские летчики, атаковав в общей сложности 39 аэродромов, произвели около 1000 самолето-вылетов, уничтожили и вывели из строя 130 самолетов противника. Командование немецко-фашистских войск в Финляндии и Северной Норвегии было вынуждено оттянуть свою авиацию на дальние тыловые аэродромы…» (27)

Согласитесь, этот текст во многом совпадает со стандартным описанием первого удара люфтваффе по советским аэродромам. И количественные параметры (460 самолетов в «первой волне») вполне сопоставимы с действиями 1-го Воздушного флота люфтваффе в небе Прибалтики. Разница обнаруживается только в результатах. Даже если принять на веру названные выше цифры, получается, что советские ВВС затратили 1000 вылетов для того, чтобы за шесть дней (а вовсе не за шесть первых часов!) уничтожить 130 самолетов противника. Уже эта арифметика как-то слабо сочетается с легендой про неизбежные «1200, из них 800 — на земле».

Документы же командования ВВС Северного фронта, хранящиеся в ЦАМО, и работы современных финских историков рисуют совершенно другую картину. Единственным словом правды в сочинении профессора Кожевникова следует признать название месяца (июнь). Все остальное — на фоне реальных фактов — смотрится как образец «черного юмора».

Фактически операция продолжалась ровно два дня, причем уже на второй день (26 июня) бомбардировочные части ВВС Северного фронта выполнили лишь несколько разведывательных полетов над финской территорией. Общее число аэродромов реального базирования финской авиации, которые стали объектом бомбового удара, было равно семи. Только на одном аэродроме (в г. Турку) был выведен из строя один-единственный самолет финских ВВС. По странной иронии судьбы им оказался трофейный советский бомбардировщик «СБ». Все остальные «удары по аэродромам» были или вовсе безрезультатны, или привели к тяжелым потерям нападающих.

Одним из самых драматичных эпизодом подобного рода стал налет советской авиации на финский аэродром Йоройнен. В 11 ч 45 мин большая группа (14 или 15, по данным разных источников) бомбардировщиков «СБ» из состава 72 БАП на относительно малой высоте (1000 м, по финским данным) подошла к аэродрому. Тактически грамотные действия командования полка были дополнены и элементом везения — бомбардировщики подошли к аэродрому именно в тот момент, когда 2-я эскадрилья истребительной группы LLv-26 после длительного патрулирования в воздухе с пустыми баками приземлилась на аэродром. В скобках заметим, что именно такая ситуация — налет на аэродром во время заправки вернувшихся с патрулирования самолетов — нередко используется в отечественной историографии для объяснения колоссальных «наземных» потерь советских ВВС: немцы якобы всегда прилетали «не вовремя…» Ударная группа 72 БАП прилетела для бомбежки аэродрома Йоройнен тоже совсем «не вовремя» (с точки зрения финнов). Да только реакция финских летчиков-истребителей оказалась совершенно своевременной и четкой.

Два «фиата» дежурного звена немедленно поднялись в воздух и атаковали многократно превосходящего в численности противника. В результате три бомбардировщика были сбиты непосредственно в районе аэродрома, а остальные, беспорядочно сбросив бомбы, развернулись на обратный курс. Через несколько минут вызванная по радио 3-я эскадрилья LLv-26 перехватила бомбардировщики 72 БАП в районе поселка Керисало (12 км к юго-востоку от Йоройнен). В завязавшемся воздушном бою ударная группа 72 БАП была окончательно разгромлена. Судя по отчету командира финской эскадрильи лейтенанта У. Ниеминена, к концу боя уцелело только четыре «СБ», «за одним из которых тянулся дымный шлейф». Фактически финские истребители сбили не 10 (как было ими заявлено), а 9 бомбардировщиков 72 БАП. Десятый «СБ» был сбит уже над советской территорией советским истребителем. Среди погибших был и командир эскадрильи 72 БАП капитан Поляков. Финская же истребительная группа LLv-26 не потеряла в тот день ни одного самолета — ни в воздухе, ни на земле.

Всего за два дня операции ВВС Северного фронта и ВВС Балтфлота безвозвратно потеряли 24 бомбардировщика. (142) Никакого перебазирования финской авиации «на дальние тыловые аэродромы» не было и в помине. Совершенно фантастические цифры («39 аэродромов», «130 самолетов противника») невозможно даже отдаленно связать с какими-либо реальными событиями…

В целом же, в июне 41-го войска Северного фронта и его мощная авиация продолжали отрабатывать пункт за пунктом уже безнадежно устаревший довоенный план прикрытия. Прорыв немецких танковых дивизий к Шяуляю, Каунасу и Вильнюсу не оказал никакого видимого влияния на решения и действия советского командования в Ленинграде. Да и трудно сказать — знало ли командование Северного фронта о катастрофическом развитии событий в полосе соседнего фронта? С позиций сегодняшнего дня вопрос этот звучит дико, и тем не менее — 24 июня, на третий день войны, штаб Северного фронта отдал Боевое распоряжение №5. Пункт 3 этого документа гласил: «Опытпервых дней войны показал, что в борьбе с немцами огромную роль играет инициатива комсостава. Благодаря проявленной инициативе удалось остановить наступление немецких войск на Западном и Юго-Западном фронтах, за исключением одного участка, где немцам удалось продвинуться до 20 км, благодаря огромному превосходству в силах». (153)

Повторим еще раз — это не текст передовицы в районной многотиражке и не упражнение в «черном юморе». Это Боевое распоряжение штаба фронта. Документ с грифом «Сов. секретно», которым командиры всех уровней должны были руководствоваться в своих практических действиях. Утешая (или обманывая) себя и своих подчиненных, командование обрекло авиацию Северного фронта на пассивное выжидание прорыва немцев к Западной Двине (Даугаве). Выжидание закончилось вечером 1 июля, когда большие группы бомбардировщиков 2 САД нанесли первые удары по немецким мехколоннам. (154) К несчастью, колонны эти уже находились в районе Краслава (40 км восточнее Даугавы), а от авиации Северо-Западного фронта (бывшего Прибалтийского ОВО) остались к тому времени одни воспоминания…

Если основные силы ВВС Ленинградского ВО начали боевые действия против немецких войск с большим опозданием, то на крайнем северном фланге огромного по протяженности округа война в небе началась со значительным «опережением». Впервые немецкие самолеты-разведчики были обстреляны зенитной артиллерией Главной базы Северного флота (Полярный — Мурманск) в 20 ч 50 мин18 июня 1941 года. Вероятно, это были самые первые артиллерийские залпы войны. 19 июня в 11.32 зенитные батареи открыли огонь по немецкому «Юнкерсу» Ju-88, который на большой высоте прошел над Главной базой. Было израсходовано 240 снарядов, увы, безрезультатно. 20 июня в 16.45 еще один неизвестный самолет был обстрелян зенитной артиллерией Северного флота в небе над Североморском. (155) Стоит отметить, что никаких следов пресловутого «приказа Сталина, запретившего сбивать немецкие самолеты-разведчики» в документах и реально состоявшихся событиях не обнаруживается. По самолетам-нарушителям вели массированный огонь, а если и не сбили, то отнюдь не по причине излишнего миролюбия.

22 июня немецкая авиация звеньями и отдельными самолетами бомбила корабли, базы и аэродромы ВВС Северного флота — без какого-либо ощутимого результата. Первый из серии результативных ответных ударов был нанесен 24 июня «девяткой» «СБ» из состава 72 САП. После бомбового удара по немецкому аэродрому Хебуктен (рядом с норвежским городом Киркенес) на аэродроме наблюдался пожар, а по данным радиоразведки флота, «в 18.53 радиостанция Киркенес оповестила свои самолеты о повреждении аэродрома». При возвращении с задания один «СБ» был сбит немецкими истребителями. В тот же день была одержана и первая победа в воздушном бою: старший лейтенант Б. Сафонов (будущий лучший ас заполярного неба) на истребителе «И-16» в 19.40 сбил немецкий «Юнкерс-88» из состава бомбардировочной группы KG-30. В последующие десять дней в воздушных боях погибли командиры бомбардировочной (H/KG-30) и истребительной (IV/JG-77) авиагрупп люфтваффе.

Ранним утром 25 июня восемь «СБ» из состава 72 САП вылетели на бомбежку финского аэродрома Луостари, на который к тому времени перебазировалась единственная в Заполярье истребительная эскадрилья 1./JG 77. Низкая облачность и туман не позволили выполнить задание, но за первым ударом последовали следующие. До конца дня Луостари атаковали мелкими группами самолетов еще пять раз. Потерь самолетов обе стороны не понесли (если не считать один «СБ», потерявший ориентировку, что привело к вынужденной посадке в безлюдной тундре).

Аэродром Луостари был не единственным объектом воздушных атак 25 июня. Авиация Северного флота пыталась бомбить норвежский порт Киркенес, но встретив сильный туман, возвратилась на базу. Бомбардировке подвергся финский порт Лиина-хамари в районе Петсамо. Вечером 25 июня ВВС флота нанесли бомбовый удар по дальнему норвежскому аэродрому Банак, на котором базировались немецкие бомбардировщики. 26 июня 1941 года. ВВС Северного флота производили одиночные и групповые налеты на Петсамо, Киркенес, Луостари и Вадсё. Бомбардировщики из состава 137 БАП фронтовой авиации совершили два дальних рейда в глубь Финляндии и подвергли бомбовому удару аэродромы Рованиеми и Кемиярви (более 400 км по прямой от Мурманска). Увы, базировавшееся в Рованиеми звено дальних разведчиков люфтваффе потерь в самолетах не понесло. Несколько более эффективными были действия немецкой авиации. 29 июня в ходе налета на аэродром Ваенга на земле уничтожено 6 советских самолетов. Всего же в июне 41 —го потери советской авиации в Заполярье составили 38 самолетов, из них на аэродромах — 8. Наиболее ожесточенные бои развернулись в июле 1941 года — немцы отчаянно рвались к Мурманскому порту и железной дороге, связывающей Заполярье с Большой землей. Поздним вечером 3 июля (слово «вечер» в данном случае обозначает лишь время — солнце же в тех краях в июле не заходит за горизонт) восемь «Юнкерсов» под прикрытием шестерки «мессеров» в очередной раз пытались атаковать советский аэродром Ваенга. В завязавшемся воздушном бою «ишаки» и «чайки» сбили два самолета противника (что подтверждается немецкими документами), не потеряв безвозвратно ни одного самолета — ни в воздухе, ни на земле. Несколько забегая вперед, отметим, что самый крупный налет на аэродром Ваенга немцы произвели 6 августа — пятью эшелонами с разных высот и направлений аэродром атаковали 36 бомбардировщиков люфтваффе. Результат — уничтожен один «Пе-2», еще три самолета получили повреждения.

7 июля ощутимый ответный удар нанесла авиация Северного флота. Девять СБ из состава 72 САП отбомбились по аэродрому Хебуктен. С высоты 3 км на летное поле было сброшено 36 ФАБ-100, 12 зажигательных бомб и кассеты с осколочными бомбами малого калибра. По докладам экипажей, на земле было уничтожено 15 самолетов противника(немецкиедокументы подтверждают потерю двух самолетов). (133)

Подводя итог краткому обзору действий и потерь ВВС Северного фронта и Северного флота, мы можем сделать вполне определенный вывод: в северных широтах волшебная палочка под названием «удар по аэродромам» решительно отказалась работать — как в советских, так и в немецких руках. В Заполярье общие потери советской авиации (от всех причин, включая аварии) в июле 411-го составили 80 самолетов, из них на аэродромах потерян 21 самолет — ровно одна десятая от исходной численности группировки. И это не за один день, а за целый месяц боев.

ОДЕССКИЙ ВО

На южном фланге войны советская авиация в состава ВВС Одесского округа (Южного фронта) и ВВС Черноморского флота насчитывала 53 эскадрильи (640 экипажей) истребителей и 37 эскадрилий (290 экипажей) бомбардировщиков. Немцы (4-й авиакорпус 4-го Воздушного флота люфтваффе) имели в своем распоряжении 12 эскадрилий (150 экипажей) истребителей и 12 эскадрилий (100 экипажей) бомбардировщиков. Низкая укомплектованность бомбардировочных частей люфтваффе не случайна — эскадры KG-4 и KG-27 изрядно повоевали до этого на всех прочих фронтах и понесли значительные потери (так, например, в составе группы II/KG-4 при штатной численности 40 самолетов насчитывалось всего 24 «Хейнкеля», из них боеготовых — 8). Кроме того, с первых часов войны в боевых действиях приняли участие соединения румынской авиации (в общей сложности располагавшей 8 эскадрильями истребителей и 11 эскадрильями бомбардировщиков). Если не принимать во внимание ТТХ самолетов румынских ВВС и уровень подготовки летного состава, то наличие румынской авиации снижало арифметическое превосходство советской стороны до «всего лишь» двукратного.

Ранним утром 22 июня 1941 года в небе над аэродромами Одесского округа появилась армада разномастных самолетов (немецкие «Хейнкели» и «Мессершмитты», английские «Бленхеймы», итальянские «Савойя-Маркетти», французские «Потезы», польские бомбардировщики PZL-37 «Лось» и истребители PZL-11). Противник атаковал 6 аэродромов (из общего числа 107, включая оперативные), на которых базировались подразделения трех полков 20 CАД (4 ИАП, 55 ИАП, 45 БАП) и одного полка 21 САД (67 ИАП). Таким образом, вражескому удару подверглись 4 полка из 12, входивших в состав ВВС округа. Одессу и Кишинев противник в первые дни войны не бомбил (румынский диктатор Антонеску по соображениям политическим не хотел начинать свой «крестовый поход за освобождение Бессарабии» с бомбардировок жилых кварталов густонаселенных городов).

Советские летчики и зенитчики повсеместно оказали жесткий отпор. Румынская авиация потеряла безвозвратно 11 самолетов, в том числе 9 двухмоторных бомбардировщиков. (156) Немцы потеряли безвозвратно один «мессер», сбитый в районе г. Балта; по меньшей мере три «Хейнкеля-111» получили повреждения (эти цифры могут быть несколько занижены, т. к. потери 22 июня могли быть отражены в документах люфтваффе в последующие дни). В рапортах советских истребителей названы, разумеется, значительно большие цифры, но и дюжина боевых самолетов, уничтоженных за один день, была ощутимой потерей для противника (прежде всего — для малочисленных румынских ВВС).

Наиболее активно в тот день действовали истребители 67 ИАП. Летчики полка совершили 117 боевых вылетов (в среднем 2 на один исправный самолет — для советских ВВС это весьма высокий показатель) и заявили о 18 сбитых самолетах противника. Собственные потери составили 6 самолетов, из которых лишь один может быть отнесен к разряду «уничтожен противником на аэродроме» (при разбеге «И-16» попал в воронку от взрыва авиабомбы и перевернулся). Ни одного самолета не потерял 22 июня 4 ИАП, правда, и боевые успехи этого полка, принявшего на вооружение 60 «мигов», были весьма скромными (достоверно сбит один «Бленхейм»). Впрочем, это могло быть связано и с отсутствием достойного противника — полк базировался в районе Кишинев — Григориополь, где вражеская авиация особой активности не проявляла.

Ни одной безвозвратной потери не было и в 55 ИАП, хотя как минимум три «мига» были повреждены при налете противника на аэродром Бельцы. Самыми тяжелыми потерями дня оказалась потеря на земле 5 бомбардировщиков (3 «СБ» и 2 «Пе-2») из состава 45 БАП. (156) В целом, безвозвратные потери ВВС Одесского ВО составили чуть более одного процента (!) от исходной численности боевых самолетов. Всего, с учетом поврежденных и учебных машин, потери ВВС округа можно «дотянуть» до 25–30 единиц. Разумеется, стерпеть такое попрание мифа о «первом уничтожающем ударе по аэродромам» отечественные историки не могли. И вот уже в книге Д. Хазанова образца 2006 года появляется фраза: «Потери оказались значительно большими, чем было указано в первоначальной сводке (23 самолета). По немецким… данным только самолеты 4-го авиакорпуса сбили 16 русских самолетов и еще 142 уничтожили на земле». (156)

Многоточием я заменил два замечательных в своей разоблачительной откровенности слова: «явно преувеличенным». Спорить с этим определением не приходится — отчеты летчиков о числе уничтоженных ими на земле самолетов представляли собой «охотничьи рассказы» в самом разнузданном смысле этого выражения (выше, в Главе 22, были приведены цифры заявленных и реальных «наземных» потерь люфтваффе). Зачем же надо было, имея отчеты командиров советских авиаполков о числе вылетов и потерях (именно на них, с указанием номеров архивных дел, ссылается в своей книге Д. Хазанов), тащить «в строку» рассказы Мюнхгаузенов из люфтваффе?

Апелляция к «охотничьим рассказам» немецких летчиков — это уже новое слово в борьбе за сохранность замшелого мифа. Традиционный подход в данном случае был другим: «миф мифом укрепляют». Задним числом была разработана такая «легенда»: командование Одесского ВО якобы не побоялось нарушить пресловутый «запрет Сталина» и по собственной инициативе привело авиацию округа в боевую готовность, рассредоточилось и замаскировалось. Вот поэтому и потери от первого удара по аэродромам были минимальными.

Увы, эта версия с одной стороны лжива, с другой — ошибочна. Лжива она в том смысле, что «коллективный сталин» (т. е. высшее военно-политическое руководство СССР) в последние дни перед началом войны отправлял одну за другой директивы о повышении боевой готовности, о маскировке и рассредоточении авиации во все без исключения округа, и ВСЕ командующие ВВС не только получили эти шифровки, но и отчитались об их выполнении! Представление же о том, что в Одесском округе приказы выполнялись лучше, чем где бы то ни было, просто ошибочно.

«…Несмотря на достаточный запас времени с момента объявления тревоги до налета противника, части все же не смогли уйти из-под удара с наименьшими потерями и нанести ущерб противнику. Неприятель ушел безнаказанно, а мы понесли большие потери на земле из-за преступной халатности и неорганизованности…. Рассредоточение материальной части было неудовлетворительным во всех полках…. Маскировки, можно считать, нет; особо плохо в 55-м ИАП…» Это строки из приказа, в котором командир 20 CАД генерал-майор Осипенко подвел итоги первого дня войны. (156)

Как согласуется эта убийственная оценка с достаточно оптимистичной картиной, описанной нами выше? Отлично согласуется. Все познается в сравнении. Командир 20 CАД сравнивал действия и достижения своих подчиненных не с легендой про «уничтожающий первый удар люфтваффе» (откуда бы он мог ее знать вечером 22 июня?), а с требованиями Уставов и Наставлений, задачами и реальными возможностями вверенной ему дивизии. 20 CАД — это самая крупная авиадивизия Одесского округа (325 самолетов по состоянию на 1 июня 1941 года) и лучше всех вооруженная (122 новейших «МиГ-3» в двух истребительных полках). Если после столкновения с такой махиной «летающий авиационный музей» румынских ВВС смог, потеряв десяток самолетов, вернуться на свои базы, то это вполне можно было оценить словами «неприятель ушел безнаказанно…»

Еще одним штрихом в картине «необычайной организованности» в ВВС Одесского ВО может служить советский самолет «Су-2», сбитый в первый день войны Покрышкиным (да, наш лучший ас, трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин начинал свой боевой путь в 55 ИАП, том самом, где «маскировки не было вовсе»). Самолет принадлежал 211 БАПу той же 20 CАД, но «большевистская конспирация» дошла до того, что летчикам-истребителям никто не показал этот новый для советской авиации бомбардировщик даже на картинке!

После явной неудачи, постигшей немецко-румынскую авиацию 22 июня, активность боевых действий в воздухе заметно снизилась. Стороны собирались с силами, вели воздушную разведку и обменивались спорадическими ударами малых групп самолетов. Несравненно более значимые события происходили в те дни на аэродромах Крыма.

Читателю, знакомому с отечественной мемуарной литературой и исторической публицистикой, должна быть известна «Легенда про адмирала Кузнецова и Севастополь». Краткое содержание легенды: нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов «не побоялся нарушить запрет Сталина» и отдал судьбоносный приказ о приведении флота в боевую готовность, в результате чего первый налет немецкой авиации на Севастополь был успешно отбит, причем с большими потерями для агрессора. При чуть более подробном рассмотрении фактической стороны дела выявляются интересные подробности. Во-первых, директива наркома ВМФ, отправленная в 01.12 22 июня 1941 года командованию флотов, практически дословно повторяла аналогичную Директиву №1, отправленную часом ранее командованию военных округов за подписью наркома обороны Тимошенко, включая печально известные двусмысленные указания («не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения… тщательно маскировать повышение боевой готовности… никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить…»)

Во-вторых, в ту роковую ночь порядка на флоте было не меньше, но и не больше, чем в остальных родах войск Вооруженных Сил СССР. На главной базе Черноморского флота события развивались следующим образом. В 2.15 22 июня штаб ПВО Черноморского флота отдал приказ о введении режима светомаскировки в Севастополе. Для полной гарантии централизовано отключили «главный рубильник» энергоснабжения города. Севастополь погрузился в кромешную тьму южной летней ночи, в которой ослепительно сияли огни двух маяков: Инкерманского и Херсонесского. Проводная связь с ними оказалась прервана (предположительно — диверсантами). Посыльный из штаба флота до Инкерманского маяка так и не добрался, и маяк, дальность видимости которого составляла 24 морские мили, продолжал гореть, уверенно демаскируя город и порт.

В 2.35 22 июня радиолокационная станция РУС-1 на мысе Тарханкут обнаружила воздушную цель, идущую с запада. В 3.05 звукопеленгаторные станции зафиксировали шум авиационных моторов на удалении 20 км от Севастополя. Техника сработала безупречно. Сложнее было с людьми. Командиры всех рангов начали лихорадочно выяснять, на кого можно переложить ответственность за принятие решения об открытии огня. Командующий ЧФ вице-адмирал Октябрьский зачем-то начал звонить в Москву, начальнику Генерального штаба Жукову, хотя флот Жукову отнюдь не подчинялся. Оперативный дежурный по штабу флота (им в ту ночь был флагманский химик ЧФ капитан 2-го ранга Н.Т. Рыбалко) получил, в свою очередь, от адмирала Октябрьского доброе наставление: «Имейте в виду, что если в воздухе есть хоть один наш самолет, Вы завтра будете расстреляны». Если верить воспоминаниям самого Рыбалко, он и начальник штаба флота контр-адмирал И.Д. Елисеев приняли все же решение открыть огонь по неизвестным самолетам. Однако И.С. Жилин (на тот момент — командующий ПВО флота) в своих воспоминаниях утверждает, что ни от начальника штаба флота, ни от начальника штаба ВВС Черноморского флота полковника Калмыкова он не смог добиться никаких конкретных указаний, и сам, на свой страх и риск, приказал командирам частей ПВО «все самолёты, которые появятся в районе Севастополя, считать вражескими, освещать прожекторами и открывать по ним огонь».

Первый бомбардировщик появился над Севастополем в 3.13 22 июня. Он был обнаружен и освещен прожекторами, но в тот же момент поступил приказ выключить прожектора и не открывать огонь. Начальник штаба 61-го зенитно-артиллерийского полка И.К. Семёнов объяснял это приказом, поступившим из штаба ПВО флота, но Жилин указывает на нечеткие действия самого командира полка… Как бы то ни было, в первом налете на главную базу ЧФ в Севастополе приняло участие четыре (по другим источникам — 5 или даже 9) немецких бомбардировщиков «Хейнкель» Не-111 из состава авиагруппы KG-4. Самолеты выходили на цель по одному, с большими временными интервалами (15–25 минут) и сбрасывали донные магнитные мины на парашютах. Зенитная артиллерия ПВО Севастополя израсходовала 2150 снарядов. Кроме того, ураганный огонь по немецким бомбардировщикам вела зенитная артиллерия кораблей ЧФ. Запись в Журнале боевых действий и свидетельства многих участников событий говорят о том, что один «Хейнкель» был сбит и упал в море в 4.10, однако, судя по немецким документам, группа II/KG-4 безвозвратных потерь в тот день не имела. (158)

Такова была реальная картина событий 22 июня 1941 года в Севастополе. В мемуарах одного нашего уважаемого флотоводца (о фамилии которого мы деликатно промолчим) читаем: «В четверть четвертого могучие лучи прожекторов разрезали безоблачное звёздное небо и закачались маятниками, ощупывая небосвод, по которому, нарастая с каждой секундой, разливался монотонный гул. Наконец, со стороны моря появилась устрашающая армада низко летящих самолётов. Их бескрайние вороньи ряды (выделено мной. — М.С.) поочередно проносились вдоль Северной бухты… Мрачные силуэты неизвестных еще бомбардировщиков то вспыхивали в лучах прожекторов, то пропадали в пустоте неба…»

«История отпустила нам мало времени». Именно эту фразу должен был произнести Гитлер вечером 21 июня 1941 года (а если бы он еще и догадался застрелиться именно в этот вечер, не дожидаясь 30 апреля 1945 года — всему миру было бы гораздо лучше). Не было у люфтваффе, соединения которого вели войну от Бреста на Буге до Бреста на атлантическом побережье Франции, от Северной Африки до Северной Норвегии, «бескрайних вороньих рядов» самолетов. Даже для удара по такой важной цели, как Главная база Черноморского флота, немцы не смогли выделить хотя бы одну эскадрилью бомбардировщиков в полном составе. Истребителей, способных прикрыть бомбовозы в дальнем рейде к берегам Крыма, у немцев летом 41-го не было вовсе. Вот по этой простой причине «первый уничтожающий удар» по кораблям, базам и аэродромам Черноморского флота так и не состоялся.

Первый удар (правильнее будет сказать — «комариный укус») люфтваффе оказался в июне 41-го последним. Уже на следующий день немцам на данном направлении стало не до ночных полетов к Севастополю.

Уничтожение румынских нефтепромыслов в Плоешти и важнейшего черноморского порта Констанца (через него шел значительный объем экспорта румынской нефти) неизменно присутствовало в планах командования советской авиации. Первыми к выполнению этой задачи приступили ВВС Черноморского флота (что же касается ВВС Южного фронта, в составе которых было 5 бомбардировочных полков, 192 экипажа, 220 самолетов, то они не произвели ни одного вылета на Плоешти или Констанцу — и это при том, что расстояние в 300–350 км до этих объектов делало возможным применение любых бомбардировщиков, включая легкие «Су-2»).

Первый налет на Констанцу состоялся уже в ночь на 23 июня. В нем приняло участие три бомбардировщика «ДБ-3ф» из состава 2 МТАП и четыре «СБ» из состава 40 БАП ВВС Черноморского флота. Было израсходовано несколько десятков фугасных бомб, до ФАБ-500 включительно. Правда, бомбовый удар, нанесенный из-за облаков с достаточно большой высоты (от 3,5 до 5 км), каких-либо существенных разрушений в порту Констанцы не произвел; значительная часть бомбовой нагрузки упала в море.

Утром 23 июня по румынским объектам был нанесен первый (единственный и последний за все лето 1941 года) подлинно массированный удар. В налете на Констанцу приняли участие 60 бомбардировщиков морской авиации (33 ДБ-3 и 27 «СБ»). В числе прочих объектов был атакован и ближайший к Констанце аэродром Мамайя, правда, без существенного ущерба для румынских самолетов. Всего в течение 23 июня для бомбардировки Констанцы и Сулины (еще один румынский порт) было произведено не менее 88 вылетов, сброшено (по данным разных авторов) от 42 до 53 тонн бомб, включая 54 ФАБ-500. (156, 179) В Констанце взорвались два склада с боеприпасами, начались многочисленные пожары. Все советские самолеты, кроме одного «СБ», сбитого румынским истребителем, вернулись на базы.

Не говоря уже об огромном, без преувеличения, стратегическом значении румынской нефти для обеспечения смертоносной деятельности военной машины Германии, все, что связано с нефтью (нефтепромыслы, нефтеперерабатывающие заводы, хранилища нефтепродуктов), является самой «лакомой», самой вожделенной мишенью для бомбардировочной авиации. Нефть горит. Горит ярким пламенем, и это пламя позволяло решить почти неразрешимую для техники начала 40-х годов задачу прицельного ночного бомбометания. Главное — один раз хорошо и надолго зажечь вражеский объект.

Немцы это тоже понимали — но история отпустила им мало времени. А «королевской Румынии», которая в 1940 году переметнулась на сторону фашистской «оси», времени было отпущено еще меньше. В результате наземная ПВО Констанцы располагала 18–20 батареями зенитной артиллерии и дюжиной прожекторов; ПВО пожароопасного Плоешти — также примерно 12–15 прожекторами и 30 зенитными батареями. (156) Одна батарея — это, как правило, четыре орудия, ведущих стрельбу по данным от одного прибора управления огнем (ПУАЗО). Таким образом, в небо Плоешти или Констанцы смотрело порядка 80—120 орудий.

Много ли это? Наземная ПВО Баку имела на вооружении 420 орудий среднего калибра, 320 орудия малого калибра и зенитных пулеметов, 564 прожекторных станции. 2-й корпус ПВО, прикрывавший Ленинград, имел на вооружении порядка 600 орудий калибра 85 мм, 246 орудий калибра 76 мм, 60 орудий малого калибра, 230 зенитных пулеметов и 483 прожекторные станции. К началу первых немецких налетов, 22 июля 1941 года в системе ПВО Москвы было 1044 зенитных орудия (в основном 85-мм), 336 зенитных пулеметов, 618 прожекторных станций. (41) И это при том, что основным средством советской ПВО была вовсе не зенитная артиллерия, а истребительная авиация, насчитывающая в районе Москвы и Ленинграда многие сотни истребителей.

Многих сотен истребителей для обороны румынских нефтепромыслов у люфтваффе не нашлось, и в Румынию была направлена одна-единственная истребительная группа III/JG-52, на вооружении которой (вместе с самолетами штаба эскадры) числилось 47 «Мессершмиттов». Правда, это были «мессера» самой новейшей модификации Bf-109 F-4. К началу войны группа базировалась в районе Бухареста, но после первых же ударов советской авиации по Констанце немцы спешно перебазировали две эскадрильи истребителей на аэродром Мамайя.

Утром 24 июня очередная волна бомбардировщиков ВВС Черноморского флота (14 ДБ-3 и 18 «СБ») была встречена «мессерами». Несмотря на яростные атаки противника, советские летчики прорвались к Констанце и сбросили две сотни бомб, включая 12 ФАБ-500. Потери были очень тяжелыми — 10 самолетов (три ДБ-3 и семь «СБ»), т. е. каждый третий, не вернулись на крымские аэродромы. Понес потери и противник — один истребитель был сбит в воздухе огнем бортовых стрелков советских бомбардировщиков и рухнул в море (в докладах экипажей было заявлено 11 сбитых «мессеров»). На аэродроме Мамайя было уничтожено три немецких и один румынский истребитель — этот эпизод стал первым и последним успешным ударом по аэродромам противника на черноморском ТВД в июне 41-го. (147, 156)

Следующая серия налетов на Констанцу состоялась 25 июня, значительно меньшими силами и с еще худшими последствиями: из 11 бомбардировщиков 2 МТАП было сбито пять. Уцелевшие вернулись на базу с сотнями пробоин. Учитывая тактику, выбранную командованием ВВС флота — серия последовательных ударов крохотными группами в 2–3 самолета по объекту, прикрытому несколькими десятками истребителей противника, приходится удивляться лишь тому, что шесть бомбардировщиков все же уцелели.

На рассвете 26 июня в очередной рейд к Констанце вылетело звено ДБ-3 и девять «СБ». На этот раз пара «илов» не дошла до цели «из-за неполадок в матчасти», а эскадрилья «СБ» потеряла 4 машины из 9. (179) Стоит отметить, что истребители III/JG-52 заявили о 15 сбитых самолетах противника. Правда, в этот день, 26 июня 1941 года к действиям авиации флота присоединились, наконец, части дальнебомбардировочной авиации. Однако из пяти вполне укомплектованных авиаполков (а всего их было семь) 4-го корпуса ДБА в налете на объекты Румынии принял участие только один 21 ДБАП, который, имея 50 боеготовых самолетов, выполнил всего 17 боевых вылетов. Даже эти хилые силы была разделены на три группы, которые атаковали Констанцу, Плоешти и столицу Румынии Бухарест. До Констанцы долетело лишь пять ДБ-3, три из которых были сбиты немецкими истребителями. На Бухарест с большой высоты (7 км) было сброшено два десятка бомб, результатом чего была лишь паника среди гражданского населения и один сбитый при отходе от города бомбардировщик. Всего из 17 самолетов ДБА в тот день было потеряно (по разным причинам) семь. (156)

Вечером 26 июня нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов отдал приказ приостановить бомбардировочные рейды ВВС Черноморского флота. Разумеется, Верховное командование в Москве не могло согласиться с такой пассивностью в решении стратегически важной задачи, и уже 30 июня поступил приказ возобновить удары по объектам Румынии. На этот раз главной целью были выбраны нефтепромыслы Плоешти.

Первый налет бомбардировщиков ВВС флота на Плоешти состоялся вечером 1 июля. Из шести вылетевших «ДБ-3ф» до цели дошли только два, остальные повернули назад по причине очередных «неполадок в матчасти». Значительно большими силами (23 бомбардировщика «СБ» и два «ДБ-3ф») были атакованы портовые сооружения Сулины, Тульчи и Констанцы (т. е. командование ВВС флота продолжало решать свои «ведомственные задачи», упорно не желая отвлекаться на бомбардировки нефтепромыслов). 4-й авиакорпус ДБА отправил в рейд на Плоешти 14 самолетов, из которых 4, не доходя до цели, вернулись из-за «отказов матчасти», 5 «не нашли» во тьме ночи Плоешти и отбомбились по Бухаресту.

4 июля, в сильный туман, 9 бомбардировщиков 2 МТАП снова бомбили Констанцу, еще два ДБ-3 были сбиты истребителями противника. После этого нарком ВМФ отдал приказ, запрещающий использование бомбардировщиков днем. ВВС флота окончательно перешли к более безопасной — и практически безрезультативной — неприцельной бомбардировке малыми группами самолетов ночью.

Тут самое время вспомнить о том, что в составе ВВС ЧФ была своя собственная истребительная авиация (три авиаполка и три отдельные эскадрильи), на вооружении которой находилось более 300 самолетов, включая 19 новейших «МиГ-3». А в двухстах километрах от Констанцы находились передовые аэродромы ВВС Южного фронта, на вооружении которого было порядка 600 самолетов-истребителей, включая 189 «мигов». Казалось бы, каждый бомбардировщик в налете на Констанцу или Плоешти можно было прикрыть целой эскадрильей истребителей. Казалось бы.

Неразрешимых технических проблем не было. «Миги» и «чайки» имели дальность полета более 600 км. Дальность полета «ишака» была меньше (440 км), но еще в 1939 году были разработаны, испытаны и запущены в серийное производство подвесные топливные баки, с использованием которых дальность полета «И-16» превысила 600 км. Баки изготовлялись из специального картона, который при попадании пули или осколка не давал заусениц, препятствующих самозатягиванию отверстия в каучуковом протекторе. Последние производственные серии «И-16» в обязательном порядке комплектовались парой подвесных баков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.