Ведение

Ведение

Нельзя собрать «факты» и получить «историю».

Иммануил Валлерстайн

25 декабря 1991 года Михаил Горбачев зачитал на советском телевидении свое последнее заявление и покинул пост президента СССР. Над Кремлем был спущен красный флаг, а вместо него без лишних церемоний поднят российский триколор.

Длительная история пребывания Центральной Азии в составе Российской империи и СССР также завершилась. Но точка в цепи событий была поставлена отнюдь не в Беловежской пуще и не отречением Михаила Горбачева.

Ослабление СССР вызвало распад социалистической системы. Это привело к глобальным изменениям в Европе, получившей целую группу государств, в том числе и распадающуюся Югославию, и разводящуюся Чехословакию. Самые серьезные проблемы вызвал вопрос о единстве Германии. Старые страхи, порожденные мировыми войнами, возникли с новой силой. Маргарет Тэтчер выражала глубокую обеспокоенность появлением на карте Европы прежней объединенной и сильной Германии. Но единство Германии осуществлялось на демократической основе. Хотя и не все шло гладко, но объединение состоялось.

Еще больший шок вызвал скоропостижный распад СССР. Это была огромная имперская общность, которая объединяла, казалось бы, несоединимое. В составе Советского Союза пребывали ламаистская Бурятия, католическая Литва, протестантская Эстония, суннитский Туркменистан, шаманистская Якутия. На сессиях Верховного совета СССР соседствовали земледельцы, кочевники, промышленные рабочие и интеллигенты, военные и гражданские, островитяне и жители пустынь.

Крах СССР был столь стремительным, что практически стал для всех, в том числе и для аналитиков, и для политиков, и для разведчиков, полной неожиданностью. Большинство исследователей все-таки предполагали, что кризис примет затяжной характер, а советское руководство сможет принять меры, даже самые жесткие, для сохранения первого в мире социалистического государства. Тем более что консервативная попытка Ю. Андропова придать системе дополнительный импульс расценивалась как вполне вероятный сценарий для нового руководства страны. Не менее привлекательным, хотя бы на словах, был пример КНР.

Мягкое реформирование единой страны выглядело вполне предпочтительно и вероятно.

События августа 1991 года можно считать началом конца СССР. Победа путчистов могла остановить распад страны, законсервировать существующий советский режим на неопределенный период времени. Поражение ГКЧП означало, что никто и ничто не сможет противостоять краху СССР.

В пылу борьбы с ортодоксами, возглавлявшими Коммунистическую партию, демократы не считали необходимым обращаться к ленинскому завещанию, в котором вождь мирового пролетариата обращал внимание на особую роль партии в сохранении федеративного Советского государства. В своих «Последних письмах и статьях» он говорил о роли партийного авторитета, который сможет преодолеть трения государственных органов и национальных республик. Более того, вождь мирового пролетариата прямо называл Коммунистическую партию стержнем СССР, который позволяет преодолевать инерцию распада. Поэтому ликвидация 6-й статьи Конституции СССР, принятой при Л. Брежневе, в которой говорилось о том, что КПСС является ядром политической системы страны, была на деле борьбой против единства государства.

Август 1991 года покончил с Коммунистической партией Советского Союза, возглавлявшей и объединявшей общесоюзные государственные структуры. Закончилось и существование коммунистической доктрины как государственной идеологии СССР.

Монолитности КПСС в августе 1991 года уже не было. Известную самостоятельность по отношению к центральным партийным органам проявляли компартии прибалтийских республик и Закавказья. Положение было весьма серьезным. Настолько, что делегаты, представлявшие коммунистические партии Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана на XXVIII съезде КПСС приняли заявление, в котором наряду с традиционной поддержкой курса партии, осуждением раскольнической деятельности некоторых коммунистов выделялось несколько моментов. Они выступили за сохранение СССР, за обновленную федерацию. «Выступая за полную самостоятельность компартий союзных республик, мы принципиально высказываемся за единую КПСС». Делегаты также выступили за «совмещение должностей Генерального секретаря КПСС и Президента СССР».[1] В то время было понятно, что сохранение единства страны зависит от сохранения единой правящей партии.

Но самый сильный удар по единству страны нанесло формирование самостоятельной компартии Российской Федерации. Ортодоксальные коммунисты сделали то, чего не смогли все вместе взятые демократические группировки. Этот шаг нарушил баланс между центральными и республиканскими органами, по сути поставив под сомнение деятельность ЦК КПСС как полномочного руководящего органа. Несомненно, что кумир ортодоксальных коммунистов И. В. Сталин немедленно расстрелял бы их за подобную инициативу. Тем более что такой прецедент в советской истории уже был. Послевоенное «Ленинградское дело», сфабрикованное в отношении видных деятелей ленинградской партийной организации и руководящих работников, выходцев из Ленинграда, ставило им в вину сепаратизм, противопоставление себя ЦК ВКП(б) и попытку создания компартии РСФСР[2]

Победа над ГКЧП и видное невооруженным глазом шаткое положение М. Горбачева, отражавшее очевидную сомнительность властных полномочий общесоюзных государственных органов, повлекли лавинообразную суверенизацию союзных республик. Несомненный лидер борьбы с ГКЧП Борис Ельцин еще за год до трагических событий, 6 августа 1990 года, в столице Татарстана Казани говорил: «Берите столько суверенитета, сколько сможете». И это пожелание запомнилось всем. А поскольку суверенитет бывает только полным, то и союзные республики сочли, что ход событий просто обязывает их двигаться к независимости.

Парад суверенитетов набирал скорость и стал необратимым. Пример подавала Россия, Декларация о государственном суверенитете которой была принята 12 июня 1990 года. 16 июля 1990 года Верховный совет Украинской ССР провозгласил государственный суверенитет. 3 августа 1990 года был принят закон «Об экономической самостоятельности Украины». Аналогичные документы принимались в других республиках.

Тон задавали также прибалтийские республики, которые были признанными лидерами «тихой борьбы» за выход из состава СССР. Они были признаны независимыми 6 сентября

1991 года. 31 августа 1991 года были приняты Декларации государственной независимости Узбекистана и Кыргызстана. 9 сентября 1991 года на внеочередной сессии Верховного Совета Таджикистана были единогласно приняты: Заявление о государственной независимости Республики Таджикистан, Постановление о внесении изменений и дополнений в Декларацию о суверенитете Таджикской Советской Социалистической Республики (принятую 24 августа 1990 года) и Постановление о провозглашении государственной независимости Республики Таджикистан. Позже идею национального суверенитета стали реализовывать в Туркмении (соответствующая Декларация была принята в октябре 1991 года) и в Казахстане (16 декабря 1991 года).

Как писал впоследствии российский премьер Е. Гайдар: «Первое, что произошло после крушения коммунистического режима, стержнем которого были КПСС и КГБ, – объявление бывших союзных республик о своей независимости».[3] Западные республики бывшего СССР были достаточно известны в мире. Украина и Белоруссия, пусть даже формально и под нажимом Сталина, были членами ООН. Прибалтика уверенно рассчитывала на свое место в Европе. Но вот восточные республики Закавказья и Центральной Азии были практически неизвестны и непонятны для внешнего мира.

В начале 90-х годов XX века интерес к внезапно возникшим новым государствам Центральной Азии обусловливался целым рядом причин негативного свойства. В сборнике «Центральная Азия и мир», изданном на основе материалов симпозиума «Международные отношения Центральной Азии», государства региона отнесены к третьему миру. Соответственно и причины интереса к Центральной Азии можно было свести к следующим факторам:

1) ядерное оружие в Казахстане;

2) кризис и культурная дезориентация могут породить антизападные движения фундаменталистского толка;

3) катастрофические ситуации (война в Таджикистане, экологические последствия монокультуры хлопка, полигон в Семипалатинске);

4) возможные территориальные споры (с Китаем, Ираном);

5) возможное вмешательство России в защиту русского населения.

Все эти обстоятельства нежелательны и порождают нестабильность в регионе.[4]

Моя первая попытка проанализировать процессы, происходящие в регионе, была предпринята в книге «Другая Центральная Азия» (Алматы, 2003). С тех пор прошли годы. «И мне стало казаться, что я либо написал не ту книгу, либо лишь малую часть нужной книги».[5]

За это время в странах Центральной Азии произошли большие изменения. Но в исследованиях многое осталось прежним, в том числе и стереотипы, которые мешают понять регион.

Прежде всего, продолжаются споры о том, что такое Центральная Азия. Каковы ее географические границы? Какие государства или регионы составляют это понятие? Существует несколько версий. Но пока что можно констатировать следующее: «никто, ни внутри региона, ни вовне его этого не знает (или, что то же самое, все ключевые игроки дают на этот вопрос разные ответы)».[6]

Известно, что название «Центральная Азия» стало общеупотребительным после появления одноименного сочинения А. Гумбольдта. В этом фундаментальном труде территории к югу от Алтая вплоть до северного склона Гималаев были отнесены к Центральной Азии. Ф. Рихтгофен в книге «Китай» дал определение Центральной Азии как «континентальной области древних водных бассейнов, не имеющих стока в океан», он же наметил западную и восточную границы края, включив в него земли от водоразделов Памира на западе до водоразделов исполинских рек Китая и Большого Хингана на востоке.[7]

До революции российские исследователи оперировали понятиями «Центральная Азия», «Средняя Азия» и «Туркестан». В советское время, исходя из новых политических и идеологических реалий, использовалось определение «Средняя Азия и Казахстан». Отличительной чертой советских восточных республик было проведение уникального эксперимента по строительству социализма, минуя капитализм, в то время как соседние народы и государства, отставшие в своем развитии, продолжали существовать в условиях колониальной или полуколониальной зависимости от европейских держав. Таким образом, наименование «Средняя Азия и Казахстан» в советское время было политической категорией, определяющей границы социалистического прогресса и колониальной стагнации. Поэтому понятие «Центральная Азия» не входило в перечень терминов, одобренных коммунистической идеологией и принадлежало зарубежной, буржуазной науке.

В то же время и в европейской литературе шли дискуссии о географических границах Центральной Азии, которые также не были свободны от идеологических стереотипов. Расширительные толкования включают в регион не только пять восточных государств СНГ, но и Синьцзян, Афганистан, Алтай, Монголию, Поволжские республики и области России, частично Иран, Сибирь, Пакистан, Индию.

В силу политических или иных соображений могут быть обиды по поводу включения или, наоборот, исключения того или иного региона из Центральной Азии. Например, В. С. Бойко в своей статье «Российский Алтай в геополитике Центральной и Внутренней Азии в 1990-е – начале 2000-х годов (к постановке проблемы)» пишет: «Столь же неоправданно исключение российского Алтая из Центральной/Большой Центральной Азии. Такая практика используется рядом финансовых и иных транснациональных (образовательных и иных) институтов при разработке программ международного сотрудничества ориентированного лишь на постсоветские государства – бывшие среднеазиатские республики СССР, реже – Монголию. Аналогичная ситуация складывается и в отношении Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, столь же бесспорной части Центральной Азии, но данная "нестыковка" объясняется скорее изоляционизмом самой китайской стороны, чего нельзя сказать о России, которая через Алтайский край и Республику Алтай в силу исторических обстоятельств и современных реалий естественно и сознательно "интерферируется" с другими территориально-государственными анклавами Большой Центральной Азии через формализованные (Координационный совет государств Алтайского региона и др.) и иные механизмы международного сотрудничества». Автор включает в понятие Большая Центральная Азия наряду с республиками южного пояса бывшего СССР северные регионы Ирана и Афганистана, Синьцзян, Монголию, южносибирские окраины России и часть Поволжья.[8]

Дискуссия по поводу наименования региона, но не его географии, была закончена политиками. В 1991 году президент Республики Казахстан Нурсултан Назарбаев на саммите глав государств тогда еще Средней Азии предложил отказаться от формулировки советского периода «Средняя Азия и Казахстан» в пользу словосочетания «Центральная Азия», охватывающего все постсоветские страны этого региона. Такую самоидентификацию новых государств, избравших для своего географического «адреса» общепринятое в западной литературе определение, отрицать бессмысленно. Она уже стала не только официально употребляемой, но и общепринятой. Тем самым Н. Назарбаев и его коллеги – руководители государств региона – хотели не только подчеркнуть свое стремление к западным оценкам, региональную идентификацию, но и отказ от российско-советского периода истории как главенствующего в национальной истории.

Итак, в силу данных резонов в настоящей книге понятие «Центральная Азия» означает пять бывших советских республик, а ныне независимых государств – Узбекистан, Казахстан, Туркменистан, Таджикистан, Кыргызстан.

До настоящего времени Центральная Азия рассматривалась прежде всего как поле «Большой игры». Англо-российское соперничество, породившее этот термин, уже давно кануло в Лету. Центральная Азия стала группой независимых государств. В течение XX века менялся и состав игроков. Поэтому российско-советскому или британскому представлению о регионе пришлось уступить место американскому, российскому и вновь оценить китайский взгляд на регион. Естественно, что многочисленные хитросплетения политики привели к тому, что регион рассматривался как объект внешней политики с точки зрения тех или иных игроков. Даже через двадцать лет независимости исследователи центральноазиатских государств продолжают следовать в фарватере зарубежной, прежде всего российской, методологии и политических интересов. И это ставит вопрос об идентичности региона, совпадении официальных и реальных оценок собственной истории и современности.

Игра продолжается? Игра окончена? Что впереди? Ответов может быть предостаточно. И в этой книге, надеюсь, самый верный…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.