Итоги первого года

Итоги первого года

В конце сентября 1992 г. Вашингтон посетили два вице-премьера: Александр Николаевич Шохин и Владимир Филиппович Шумейко. Здесь они вели переговоры о судьбе российского долга[162].

Видя, что бывшие советские республики не хотят и не могут платить по советскому долгу, иностранные кредиторы стремились консолидировать его и полностью возложить на Россию. А Россия, изъявляя готовность пойти на это, но, не имея возможности платить даже по своим обязательствам, пыталась добиться реструктуризации внешего долга и отсрочки платежей на длительный срок.

Несмотря на изданные Б. Н. Ельциным после его возвращения из США указы, несмотря на тот крупный шаг, который предполагалось сделать в следующем на году на пути приватизации, к началу октября российскому правительству не удалось получить не только обещанные 24 млрд. долл.[163], но и очередную отсрочку по внешнему долгу[164].

15-18 октября 1992 г. Москву и Петербург посетил директор ЦРУ Роберт Гейтс. Он встречался с министром внутренних дел, министром безопасности, начальником Генштаба, начальником Главного разведывательного управления (ГРУ). Р. Гейтс был принят Б. Н. Ельциным и передал личное послание американского президента Джорджа Буша[165]. Если верить газетам, во время этой встречи директор ЦРУ выставил за дверь русского переводчика, и вел беседу с российским президентом один на один в присутствии только своего переводчика[166].

Мы не знаем, что конкретно обсуждалось на этой встрече, но показательно, что 16 октября Г. Э. Бурбулис, А. В. Козырев, А. Б. Чубайс провели брифинг для иностранных журналистов и заявили, что страна находится в преддверии государственного переворота, который готовит парламент. Была названа и его дата – декабрь месяц, время созыва очередного Седьмого Сьезда народных депутатов[167].

Занимавший тогда пост министра печати и информации Михаил Никифорович Полторанин позднее заявил, будто бы осенью 1992 г. Р. И. Хасбулатов сосредоточил в столице вооруженные формирования, насчитывающие до 5 тысяч человек и с их помощью взял под охрану 75 государственных учреждений; будто бы спикер отдал распоряжение приобрести 40 тысяч автоматов и в этом отношении получил поддержку силовых министров. Поэтому соратники Б. Н. Ельцина предлагали ему распустить Верховный Совет[168].

Это означает, что осенью 1992 г. ближайшее окружение президента толкало его на путь государственного переворота.

Понять Кремль несложно. Заканчивался «трудный год», перетерпеть который просил Б. Н. Ельцин. А обещанных благ не было видно.

Если в 1991 г. Е. Т. Гайдар заявлял, что отпущенные «в свободное плавание» цены вырастут в 3,5 раза, то к концу 1992 г. они увеличились по официальным данным в 26[169], по неофициальным, более чем в 30 раз[170].

Неужели к концу 1991 г. денежная масса в 26–30 раз превышала официальную стоимость товарной массы? Конечно, нет.

«Отпустив» цены в «свободное плавание», правительство бросилось накачивать рынок новыми денежными знаками. За 1992 г. стоимость отечественной валюты в обращении увеличилась с 263 до 1980 млрд. руб., то есть примерно в 8 раз[171]. Это полностью подтверждает, что главный смысл «шоковой терапии» заключался не в переходе к свободным ценам, в чем нас пытались уверить тогда и продолжают уверять сейчас, а в их искусственном повышении.

Зачем же нужно было создавать такую ситуацию?

Прежде всего, чтобы облегчить приватизацию.

«Приватизируется, – разъяснял А. Б. Чубайс, – не оборудование, а бизнес. Юридическое лицо. У юридического лица есть баланс. А у баланса – левая и правая сторона: активы и пассивы. В активах – оборудование, в пассивах – долги, не закрытые обязательства. Тот, кто приобретает предприятие, не только становится хозяином оборудования, но и берет на себя обязательство по долгам. И это радикально влияет на цену»[172].

Стремясь ускорить и упростить процесс приватизации, реформаторы сознательно вели всю российскую экономику к тотальному банкротству.

Но была у этой политики и другая цель.

С ее помощью правительство открывало двери для валютной интервенции. Уже к концу 1992 г. стоимость иностранной валюты, обращавшейся в России, достигла 8 млрд. долл.[173]. А поскольку к этому времени за доллар давали 400 рублей[174], стоимость долларовой массы составила 3,2 трлн. руб. и превысила стоимость рублевой массы.

Таким образом, уже к концу 1992 г. сложилась зависимость нашего внутреннего рынка от иностранной валюты. А поскольку, как считают специалисты, рыночный курс доллара был завышен более чем в три раза, получается, что правительство искусственно создавало эту зависимость[175].

Снимая таможенные барьеры для импорта, Е. Т. Гайдар обещал обеспечить изобилие. Действительно пустые полки в магазинах заполнились товарами. Исчезли очереди.

Однако стоимость импорта в 1992 г. по сравнению с предшествующим годом (в сопоставимых ценах) не увеличилась, а сократилась[176], сократился и объем отечественного производства[177].

Откуда же появилось «изобилие»? Ответ элементарно прост.

Под влиянием «шоковой терапии» уровень жизни населения упал по меньшей мере в два раза и достиг уровня 1913 г.[178] Следствием этого явилось снижение покупательной способности населения страны.

Вот и весь секрет.

Очереди исчезли не потому, что стало больше товаров, а потому, что люди стали меньше покупать.

Сокращение внешнеторгового товарооборота произошло и в других бывших советских республиках. «Если объем внешнеторгового оборота в 1990 г. составлял в СССР 210,7 млрд. долл., – констатировал в 1993 г. А. Вольский, – то в СНГ к 1991 г. в отношении стран дальнего зарубежья он сократился до 119,4 млрд. долл., а к 1993 г. – до 83,8 млрд. долл.»[179].

Для иностранного капитала начавшаяся в 1992 г. экономическая интервенция (валютная и товарная) представляла собою один из способов завоевания российского рынка. Нашим реформаторам она была нужна, чтобы создать необходимые условия для приватизации государственной собственности.

Поскольку на протяжении всего 1992 г. положение в стране продолжало ухудшаться, происходила консолидация оппозиции.

Еще 1 марта состоялось совещание лидеров общественных организаций с целью создания единого фронта[180].

Через полтора месяца в Краснодаре состоялось «Всероссийское совещание руководства республик, краев областей и национальных автономий». Оно высказалось против «дальнейшего ухудшения социально-экономического положения людей» и предложило осуществить «срочную корректировку экономической реформы»[181].

21 июня заявила о своем возникновении новая организация «Гражданский союз». Ее лидерами стали вице-президент России Александр Владимирович Руцкой и руководитель Российского союза промышленников и предпринимателей Аркадий Иванович Вольский. «Гражданский союз» тоже заявил, что будет добиваться корректировки политики реформ[182].

29 июня были сформулированы десять требований объединенной оппозиции: в том числе – лишение президента дополнительных полномочий, отставка правительства Е. Т. Гайдара, формирование правительства «национального доверия», отмена приватизации[183].

24 октября в Москве состоялся учредительный конгресс Фронта национального спасения (ФНС). В нем участвовало около двух тысяч делегатов[184] из 103 городов России[185]. В руководство новой организации вошли девять сопредседателей (Михаил Георгиевич Астафьев, Сергей Николаевич Бабурин, Геннадий Андреевич Зюганов, Валерий Александрович Иванов, Владимир Борисович Исаков, Илья Владиславович Константинов, Альберт Михайлович Макашов, Николай Александрович Павлов, Геннадий Васильевич Саенко)[186].

3 ноября лидеры «Гражданского союза» встретились с Б. Н. Ельциным, предложили ему свою экономическую программу «Двенадцать шагов к возрождению» и поставили вопрос о кадровых переменах[187]. По некоторым данным, прежде всего речь шла об отставке Е. Т. Гайдара и А. В. Козырева[188].

Вскоре после этого, 6 ноября, Политсовет «Гражданского союза» выступил с обращением. В нем говорилось: «В последние дни некоторые общественные объединения и должностные лица потребовали ввести в стране прямое президентское правление, распустив Съезд народных депутатов и Верховный Совет. Этому посвящено заявление Политсовета РДДР, а Демократическая Россия в лучших традициях обличаемой ею партноменклатуры организует поток телеграмм с мест, призванных изобразить «всенародную поддержку» данной акции».[189]

Между тем 21 ноября 1992 г. на страницах «Советской России» появилась статья С. Н. Бабурина, Ю. Голика, И. А. Шашвиашвили и Н. Н. Энгвера под названием «Агенты влияния»[190]. Она положила начало дискуссии вокруг вопроса о роли зарубежных спецслужб в развале СССР и происходящих в России событиях[191]. В эпицентре этой полемики оказался Институт Р. Крибла, а ее острие было направлено против президента и его ближайшего окружения[192].

Одним из следствий этой кампании стало решение отправить в отставку некоторых ненавистных оппозиции лиц. 25 ноября получил оставку руководитель российского телевидения Е. В. Яковлев. Лишился портфеля министр информации М. Н. Полторанин. Был упразднен пост государственного секретаря, который занимал Г. Э. Бурбулис[193].

Некоторые увидели в этом начало «ползучего» или «скрытого» переворота.

Произошедшие перемены вызвали тревогу и за океаном, где на состоявшихся 4 ноября выборах Джордж Буш потерпел поражение[194]. Продолжавший до инаугурации нового президента Билла Клинтона исполнять президентские обязанности Д. Буш в конце ноября позвонил Б. Н. Ельцину и, если верить последнему, попросил его «не отдавать без борьбы Гайдара и Козырева»[195].

Если бы речь действительно шла об отставке Е. Т. Гайдара и А. В. Козырева, то их американским покровителям было бы все равно, как они будут сданы: с борьбой или без борьбы. Поэтому, вероятнее всего, Д. Буш дал понять Б. Н. Ельцину, что Вашингтон не желает их ухода со своих постов, а следовательно, не желает изменения избранного Россией курса внешней и внутренней политики.

Обращение президента США приобретало особое значение, так как именно в это время Россия продолжала вести переговоры о судьбе своего внешнего долга и возможных кредитах.

Дело в том, что состоявшееся в ночь с 30 на 31 октября заседание Парижского клуба вновь отказалось предоставить России очередную отсрочку[196]. Обсуждение вопроса о судьбе российского внешнего долга перенесли на 24 ноября[197].

Первоначально камнем преткновения для его решения, как уже отмечалось, являлась «проблема солидарной ответственности стран СНГ по долгам СССР». Почти весь 1992 г. прошел в переговорах вокруг «нулевого варианта»[198]. В результате почти все бывшие союзные республики согласились отказаться от претензий на советские активы за рубежом в пользу России, а Россия взяла на себя их долги. Последней 23 ноября это сделала Украина[199].

Таким образом, решение вопроса о судьбе советского внешнего долга вступило в завершающую стадию, что позволило Москве выторговать новую отсрочку по внешнему долгу – до конца года[200].

Однако принципиально она не изменила ее положения. По одним данным, для обслуживания внешнего долга в 1992 г. ей требовалось 10 млрд. долл.[201], по другим – около 20 млрд. долл.[202], по третьим – «более 29 млрд. долларов»[203]. Между тем за десять месяцев Россия смогла уплатить менее 1,5 млрд. и к концу декабря обещала увеличить выплаты лишь до 3,0 млрд.[204]. В 1993 г. ей предстояло заплатить уже 30 млрд. долл.[205], а с учетом неплатежей 1992 г., как минимум, 38 млрд[206].

Это означает, что наша страна продолжала балансировать на грани финансового банкротства.

Б. Н. Ельцин и его окружение возлагали надежды на обещанные 24 млрд. долл. Между тем, как отмечает в своих воспоминаниях Б. Клинтон, «международные финансовые институты отказались предоставлять эти средства, пока Россия не перестроит свою экономику»[207].

Спасти Россию от финансового банкротства могла только реструктуризация внешнего долга.

В таких условиях 1 декабря 1992 г. открылся Седьмой сьезд народных депутатов[208]. 2-го числа Е. Т. Гайдар отчитался о проделанной за год работе[209]. 5-го после ожесточенных прений[210], она была признана неудовлетворительной[211].

На случай подобного развития событий был подготовлен специальный указ[212], проект которого, как утверждает И. И. Андронов, существовал уже 13 ноября[213]. Указ имел название «О порядке функционирования органов государственной власти в переходный период» и предусматривал приостановку с 5 часов утра 4 декабря деятельности Сьезда народных депутатов, а также расширение полномочий президента до «введения в действие новой конституции»[214].

От этого шага было решено воздержаться сначала, видимо, до того, как завершится обсуждение деятельности правительства, затем до голосования по кандидатуре Е. Т. Гайдара на пост премьера, которое состоялось 9 декабря. «За» проголосовали 467 депутатов, «против» – 486[215].

Такой исход, утверждает А. В. Коржаков, оказался для президента настолько неожиданным, что он был готов покончить с собой[216]. Вечером отправился в сауну, закрыл дверь изнутри, пустил пар и «отключился»[217]. «Пришлось, – пишет А. В. Коржаков, – вышибать дверь» и «вытаскивать» президента оттуда[218]. Данный факт признает и сам Б. Н. Ельцин[219].

Что на самом деле произошло в тот вечер, мы не знаем.

Как бы там ни было, А. В. Коржаков утверждает, что с этого момента президент стал меняться на глазах. Изменения касались не только его внешнего вида, не только характера, но и поведения[220].

«Он, – вспоминает А. В. Коржаков, – сильно переживал противостояние с Хасбулатовым и Руцким, впал в депрессию, даже начал заговариваться»[221]. И далее: «Когда я недавно читал в книге Медведева, одного из бывших руководителей охраны Брежнева, как нарастал маразм у Брежнева, то ловил себя на мысли, что это полная аналогия с Ельциным»[222].

Если отставка Е. Т. Гайдара подействовала на Б. Н. Ельцина таким образом, то его разговор с Д. Бушем, по всей видимости, был достаточно жестким. Видимо, американский президент дал понять своему русскому «другу», что от решения судьбы Е. Т. Гайдара зависит его собственная судьба.

Заместитель спикера С. А. Филатов вспоминает, что в ночь с 9 на 10 декабря его тайно пригласил к себе Г. Э. Бурбулис. Исходя из того, что накануне за Е. Т. Гайдара проголосовали 467 депутатов, было решено увести их со съезда и тем самым лишить его кворума[223].

10 декабря в 10.00, как только открылось утреннее заседание, Б. Н. Ельцин попросил слова и выступил с обращением к стране. Выразив парламенту недоверие и назвав в качестве выхода из сложившегося положения референдум, он предложил своим сторонникам покинуть съезд и собраться в Грановитой палате[224].

Предполагалось, что после этого С. А. Филатов возьмет микрофон и объявит перерыв. Однако Р. И. Хасбулатов передал микрофон другому своему заместителю Юрию Михайловичу Воронину, который продолжил заседание[225].

Когда Б. Н. Ельцин и его сторонники покинули зал, была произведена новая регистрация народных депутатов. Она показала, что на 10.23 из 886 явившихся к началу заседания депутатов в зале остались 715[226], при конституционном кворуме 694[227]. Между тем из 171 депутатов, покинувших зал[228], за президентом в Грановитую палату последовало не более 150[229].

Сразу же после выступления Б. Н. Ельцина трансляция работы сьезда по телевидению прекратилась. Зато началась трансляция заседания в Грановитой палате. Одновременно народных депутатов лишили междугородней связи. В Кремле появились дополнительные вооруженные силы. На Красную площадь вышла колонна грузовиков (около 200 машин) с транспарантами в поддержку президента. Было подготовлено решение о закрытии газет «Комсомольская правда», «Правда», «Рабочая трибуна», «Сельская жизнь», «Советская Россия». Приведена в состояние повышенной готовности служба «Скорой помощи». Из Грановитой палаты Б. Н. Ельцин отправился на АЗЛК и обратился к рабочим завода с призывом о поддержке[230].

Когда на сьезд были приглашены силовые министры, они заявили о своей приверженности Конституции[231].

Что стояло за всем этим, еще предстоит выяснить. Слишком многое в тех событиях напоминало спектакль, который, как будто бы нарочно, был приурочен к состоявшейся вечером того же дня встрече А. Н. Шохина с послами «семерки». Проинформировав их «о работе российского правительства в сложившейся политической обстановке», вице-премьер выразил надежду, что «предстоящие переговоры с Парижским клубом» позволят России получить «щадящий режим» для погашения внешнего долга[232].

А 14 декабря, на заседании Совета министров иностранных дел ОБСЕ в Стокгольме состоялось выступление А. В. Козырева, которое произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Поднявшись на трибуну, он неожиданно заявил, что Россия вносит коррективы в свою внешнюю политику. Поскольку она видит для себя угрозу со стороны НАТО и ЕЭС, поэтому решила наметить «пределы сближения с Западом». Вместе с тем она намерена «отстаивать свои интересы» на территории СНГ, используя для этого «все доступные средства», не только экономические, но и военные[233].

То, что произошло после этого в зале, трудно описать. Это был шок. Еще не прошло оцепенение, охватившее дипломатов и журналистов, как А. Козырев заявил, что его выступление – это демонстрация того, что Запад может услышать, если в России победит оппозиция[234].

Начавшиеся по инициативе председателя Конституционного суда Валерия Дмитриевича Зорькина переговоры между президентом и парламентом завершились принятием постановления «О стабилизации конституционного строя РФ». Постановление аннулировало «резкие заявления», сделанные накануне противоборствующими сторонами, и «заморозило» принятые съездом поправки к Конституции[235]. Одновременно была открыта возможность для вынесения вопроса о новой конституции на референдум[236].

14 декабря, на своем последнем заседании сьезд решил вопрос о новом премьере[237]. Несмотря на то, что из пяти предложенных съезду кандидатур большинство голосов набрал Ю. В. Скоков, Б. Н. Ельцин вручил портфель премьера не ему, а следовавшему за ним Виктору Степановичу Черномырдину. Перед новым премьером была поставлена задача, продолжая прежнюю политику гайдаровских реформ, разработать «стабилизационную программу» и начать ее осуществление[238].

Вскоре после съезда Борис Николаевич отправился на отдых. На Внуковском аэродроме в присутствии В. С. Черномырдина он поручил В. Ф. Шумейко сформировать новый кабинет[239]. Этим самым Виктору Степановичу дали понять, кто будет реальным хозяином в возглавляемом им правительстве.

Ходили слухи, что окружение президента имело на нового премьера компромат, с помощью которого собиралось держать его в своих руках[240].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.