Владимир Соловьев

Владимир Соловьев

Сильнейшее влияние на философию русского символизма и его поэтику, русский культурный ренессанс, а также на формирование «нового религиозного сознания» оказал Владимир Сергеевич Соловьев (1853, Москва – 1900, с. Узкое под Москвой), русский философ-идеалист, поэт, критик и публицист. Философская система Вл. Соловьева – «великий синтез» христианства, платонизма, немецкого классического идеализма и научного эмпиризма – стремилась к «нравственному оправданию добра» (так называлась его отдельная работа), разрешению вечной проблемы «быть или не быть правде на земле». Правда – христианский идеал и нетленная Красота – София, Божественная Премудрость, предвечная гармония Истины и Любви стали доминантами его философско-поэтического мышления. Соловьев верил в возможность «теургического делания», а историю видел как постепенное возрастание духовного состояния человечества и достижение им богочеловечества. Эта идея легла в основу его знаменитых лекций «Чтения о Бого-человечестве» (1871–1881), которые взбудоражили общественное мнение открывавшейся грандиозной смысловой перспективой духовного и культурного совершенствования и создания цивилизации принципиально нового качества.

Космическая тема решалась у Соловьева нетрадиционно. Беря за основу платоновский миф об эротическом восхождении, философ-поэт в трактате «Смысл любви» (1884) доказывал, что совершенная любовь восстанавливает целостность человека и мира и способна даровать бессмертие.

«Философия всеединства», суть которой состоит в идее, что истина есть сущее всеединое, носит не только философский, но и мифопоэтический характер. Ее главная мысль заключалась в необходимости достижения «истинного всеединства», в котором «единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех». Отрицая вослед за славянофилами западную философию как отвлеченную рассудочность, Соловьев противопоставляет ей интуитивное, образно-символическое постижение мира, укорененное в религиозных, нравственных и эстетических чувствах личности. Философом-поэтом была предопределена цель русского символизма (достигаемая в любой форме – поэтической, публицистической, философско-религиозной, поведенческой, политической) – не познание, а преобразование мира, не жизнесозерцание или жизнеописание, а «жизнестроение», не приспособление личности к существующему миру, несовершенному и обыденному, но «преосуществление» и созидание реальности – в соответствии с предельными идеалами Божественной Истины, Добра и Красоты. «Метафизика всеединства» Соловьева, а также его поэтическое творчество послужили импульсом развития русского символизма. Но сам Соловьев критически относился к первым символистским опытам представителей новой поэзии, писал пародии на декадентов и брюсовские сборники «Русские символисты».

В философской лирике Соловьева важную роль играют темы двоемирия, поэтика намеков и недосказанностей, отсылки к вечным образам и темам:

Хоть мы навек незримыми цепями

Прикованы к нездешним берегам,

Но и в цепях должны свершить мы сами

Тот круг, что боги очертили нам [16].

Поэтика Соловьева – поэтика символов, той таинственной недосказанности, за которой скрывается тайна и глубина совершенной и одухотворенной жизни, божественное соприсутствие: «Новое что-то вдали начинается / Вместо погибшей весны»; «…Перед неведомым склоняются колени»; «…Что-то совершается, но – не здесь, не там»; «Ангел иль демон мне в сердце стучится, / Форму принять мое чувство боится» [17], – позволяла открыть многоплановость бытия, мистическую глубину жизни и личности. Соловьеву важно передать чувство соприсутствия в мире Бога и Софии. Он создает ряд образов – космических символов, которые призваны подчеркнуть полярность материального и духовного. Поэт наделяется властью выявлять «невидимое», «непостижное уму».

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами —

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

В стихотворении «Зачем слова? В безбрежности лазурной…» земное трактуется как «сон», который необходимо «отряхнуть», чтобы увидеть нетленную Красоту и вечную Истину:

И в этот миг незримого свиданья

Нездешний свет вновь озарит тебя,

И тяжкий сон житейского сознанья

Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

Поэма «Три свидания» (1899) и так называемый «Софийный цикл» открывают в русской поэзии тему Вечной Женственности, Подруги Вечной, мистическая любовь к которой дарует запредельное знание о мире и его законах. Соловьев, развивая идею Софии, определил многие искания Д. Мережковского, А. Блока и А. Белого, в творчестве которых присутствует идеал Вечной Женственности. Соловьев предвосхитил «дух» символизма, его надежды на обновление мира:

Знай же: Вечная Женственность ныне

В теле нетленном на землю идет.

В свете немеркнувшем новой богини

Небо слилося с пучиною вод.

Продолжая традиции Ф. Тютчева, А. Фета и А. К. Толстого, Соловьев ввел в русскую поэзию не свойственную ей ранее мистико-философскую и исповедально-интимную ноту, открыл возможности специфически символистской образности, которая позволяла охватить земное и небесное, личное и надличное, мгновение и вечность. Строфа из стихотворения Соловьева «Бедный друг! Истомил тебя путь.»..» воспринималась современниками-поэтами как программная:

Смерть и время царят на земле —

Ты владыками их не зови.

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

В поэме «Три свидания» поэт описывает свои мистические встречи с Вечной Подругой. Они, по признанию автора, произошли в Москве в 1862 г. за воскресной обедней, когда ему было всего девять лет; в Британском музее осенью 1875 г., когда Соловьев был уже магистром философии и доцентом Московского университета; в пустыне возле Каира в начале 1876 г. Чтобы скрыть всю серьезность этих мистических и в то же время реальных судьбоносных встреч, поэт прибегает к шутливому тону и использует прием самоиронии, которые исчезают, когда говорится о внутреннем просветлении, возможности духовного «прорыва» и «прозрения»:

Еще невольник суетному миру,

Под грубою корою вещества,

Так я прозрел нетленную порфиру

И ощутил сиянье божества.

В поэме «Три свидания» внешний мир подчиняется внутренней идее, поиску сокровенной сущности – Души мира, светоносной и софийной. Путь поэта-пророка и поэта-мыслителя осмысливается как верность интуиции и духовным порывам, как восхождение к «заветному храму» (стихотворение «В тумане утреннем неверными шагами…»). Основным в творчестве Соловьева является желание правды и бессмертия, победы над грехом и смертью, противодействие мировой бессмыслице, пересоздание мира по законам Истины. Это возможно, считает поэт, если признавать всю действительность в целом, в ее единстве материального и духовного, человеческого и божественного, помнить, что «И над живой водой в таинственной долине / Святая лилия нетленна и чиста». Как автор богословских работ («История и будущность теократии», «Россия и вселенская церковь») и христианский мыслитель, который публично в 1881 г. призвал помиловать убийц Александра II, Соловьев был уверен в необходимости христианского всепрощения. В этом контексте им рассматривается проблема исторического и вселенского призвания России:

О Русь! В предвидении высоком

Ты мыслью гордой занята,

Каким ты хочешь быть Востоком,

Востоком Ксеркса иль Христа?

Русские символисты восприняли как откровение поэзию и философию Соловьева. Масштаб поставленных задач, система взглядов Соловьева определили теургию Вяч. Иванова, поэтику А. Белого, поэзию А. Блока. В статье «Рыцарь-монах» (1910) А. Блок говорит о решающем влиянии Соловьева на символизм. Он увидел в земном облике Соловьева «невидимый образ» рыцаря, отрекшегося от земных благ ради постижения и утверждения вечных божественных истин. Блок подчеркивал, что Соловьев как монах боролся с хаосом, а как философ – «с безумием и изменчивостью жизни» [18]. В духе соловьевского учения «метафизики всеединства», Софии как Вечной Женственности Блок определял общую цель символистского искусства: «Все мы, насколько хватит сил, должны принять участие в освобождении пленной Хаосом Царевны – Мировой и своей души. Наши души – причастны Мировой. Сегодня многие из нас пребывают в усталости и самоубийственном отчаянии; новый мир уже стоит при дверях; завтра мы вспомним золотой свет, сверкнувший на границе двух, столь несхожих веков. <…> Это знамение явил нам, русским, еще неразгаданный и двоящийся перед нами – Владимир Соловьев» [19].

Культурфилософские образы Соловьева – Душа мира, Вечная Женственность, Вечная Подруга, София – стали для символистов, особенно младших, ключевыми образами-символами, за которыми скрывались тайна Богородицы, Божественная Премудрость, разлитая в природе немеркнущая красота, истинная суть таинственной русской души и Родины. Символисты учились у Соловьева образности, совмещающей реальный и надреальный планы, воссоздающей и состояние души, и «сущность мира», которая «от века вневременна и внепространственна» [20].

Но идеи Соловьева, широко и разнопланово интерпретированные символистами, показали свою внутреннюю противоречивость: единое не снимает противоречия между частной личностью и миром; Красота, понимаемая в узком, а иногда и в инфернальном планах, противоречит Добру и Истине. Все русские символисты – последователи Соловьева, развивавшие и воплощавшие его идеи, пришли к результатам, которые отрицали грандиозный утопический проект философа-поэта: человечеству было далеко до состояния богочеловечества; соединение христианства, исторически разделенного на западную и восточную формы, оставалось невозможным; культура не преодолела границ между искусством и жизнью; теургическое творчество не стало достоянием народа, а было глубоко элитарным; соборность оборачивалась «муравейником» или «легионом». Напряженно вглядываясь в будущее России, в свете своего духовного, мистического и теургического опыта, символисты (и старшего и младшего поколений) пророчествовали о страшных испытаниях и катастрофах, нашествии «грядущих гуннов», близкой революции, «крушении гуманизма», трагической миссии России «явить урок» великого страдания и последующего духовного очищения.

Сочинения

Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974.

Соловьев Вл. Красота в природе. Философия искусства и литературная критика. М., 1991.

Литература

Блок А. Рыцарь-монах. Владимир Соловьев и наши дни // Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962. С. 446–454.

Лосев А.Ф. Соловьев. М., 1983.

Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М, 1995.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.