Василий Макарович Шукшин (1929—1974)

Василий Макарович Шукшин

(1929—1974)

Василий Шукшин много играл в кинофильмах, работал и как сценарист, но его захватывала литература, он писал рассказы, повести, постоянно влекла его натура великого казачьего атамана Степана Разина. Он написал сценарий для фильма, подобрал актёров, побывал на выборе натуры. Но чиновники так и не разрешили фильм. Сценарий был опубликован в журнале «Искусство кино» в 1968 году, в журнале «Сибирские огни» – в 1971 году, отдельным изданием вышел в 1974.

Роман «Я пришёл дать вам волю» начинается с приезда Kазачьей ватаги Разина в Астрахань. Поход «за зипунами» в Персию закончился. Измученные, уставшие от постоянных боев и лишений казаки с детской непосредственностью радуются солнцу, воде, обильной пище. Споры о том, какой дорогой возвращаться на Дон, многим кажутся несущественными. И только после речи Степана Разина поняли казаки, что им по пути к дому предстоит преодолеть.

В романе Степан Разин сразу предстает крупной личностью во всем обаянии душевных качеств, могучего организаторского и воинского дарования. Чапыгин и Злобин тоже стремились показать рост и возмужание человеческой личности, особенно явственно проявилось это у Злобина. Шукшин же отказался от этого традиционного для исторического романа замысла. Разин у него – сорокалетний воин, достигший полного расцвета. Он обладает всеми качествами, чтобы руководить ватагой донских казаков, сложной по своему составу и противоречивой по своим наклонностям. Чтобы быть признанным вождем такой массы, нужно быть личностью незаурядной. Мало одной храбрости, силы, мужества, стойкости, выносливости – этими качествами обладали многие любители ратных приключений. Степан Разин среди таких храбрецов не выделялся ни силой, ни эффектной внешностью. Прирождённый ум, сметка, воинская хитрость и полководческий талант, бескорыстие и простота в отношениях с людьми – на этих качествах Василий Шукшин акцентирует читательское внимание в первой части своего романа. Разин не предстаёт наперёд всё знающим и предвидящим. Он – человек своей среды и своего времени. А сильнее и глубже остальных он оттого, что умеет вовремя схватить и оценить настроение массы. Стоило одному из казаков бросить реплику о посылке к царю с топором и плахой – казни аль милуй: Степан насторожился. В то время он ещё не знал, что делать, но был уверен в одном: с оружием и с добром надо пройти на Дон, «но пройти надо целыми». А уж потом, на военном совете с есаулами, Степан Разин и сам высказывает ту же в сущности мысль: «С царем ругаться нам не с руки». Обмануть нужно воевод, прикинуться тихими, смирными, ничего худого не таящими за душой. Был грех, каемся. А повинную голову меч не сечёт. Степан Разин на этом и решил сыграть. К тому же он знал о корыстолюбии Прозоровского и князя Львова. Добра много захватили казаки в Персии, можно откупиться от корыстных, обмануть их бдительность.

Вышел Степан из своего шатра проверить сторожевых, услышал в прибрежных кустах женские голоса, и в нём проснулось ребячье желание «напужать»: «Простое крестьянское лицо Разина, обычно спокойное, в минуту азарта или опасности неузнаваемо преображалось. Прищуренные глаза загорались колючим блеском, он стискивал зубы, дышал спокойно, глубоко. Только чуть вздрагивали ноздри… То были желанные мгновения, каких ждала и искала беспокойная, могучая его натура. В сорок лет жизнь научила атамана хитрости, дала гибкий изворотливый ум, наделила воинским искусством и опытом, но сберегла ему по-молодому озорную, неуёмную душу». Умеет он от души повеселиться, умеет и быть справедливым.

Обходит атаман лагерь, многое подмечает его опытный взгляд. Он видит, что лагерь казачий смахивает «скорей на ярмарку, нежели на стоянку войска». Это огорчает Степана. Но сердце его оттаивает при виде бандуриста, перебирающего струны, и старого казака, который неторопко учит молодых казаков сабельному удару. Деятельная его натура не выдержала соблазна помериться с молодыми, показать им своё искусство владения саблей. «Молодые улыбались, смотрели на атамана. Они тоже любили его. И как он рубится, тоже знали». А потом Степан Разин «смятенно» думает над известием, что к казачьему лагерю приближается полста стругов. Этого боя не выдержат уставшие казаки. Нужно уходить. И через несколько минут атаман мрачно сидит на корме последнего струга, часто оборачиваясь, всматривается в астраханские суда.

Стыдно Степану, что воеводское войско гонит казаков.

Борьба идёт в его душе: может, вернуться да помериться силами с царскими стрельцами? Впервые узнаём мы в Степане Разине такое, что трагическим светом освещает всю его фигуру: он вспыльчив, неуёмен в гневе. «Гнев Разина вскипел разом. И нехорош он бывал в те минуты: неотступным, цепенящим взором впивался в человека, бледнел и трудно находил слова… Мог не совладать с собой – случалось». На этот-то раз совладал с собой. События так повернулись, что Разину удалось обмануть князя Львова, а затем и самого воеводу астраханского: войско без боя вошло в Астрахань.

Прекрасны в романе сцены, где действующие лица показаны, так сказать, крупным планом. Иван Черноярец, Фрол Минаев, Фёдор Сукнин, Ларька Тимофеев, Михаил Ярославов, дед Стырь – для каждого из них есть тот главный эпизод, где личность раскрывается во всей её яркой индивидуальности. Но прежде всего, конечно, художника интересует сложная и противоречивая натура Степана Разина.

Во всех этих эпизодах усматривается одна особенность: даже в том случае, если читатели ничего не знают о намерениях В. Шукшина-режиссёра снимать фильм о Степане Разине, каждый из них, мало-мальски знакомый с кино, поймёт, что все эти столь подробно выписанные сцены словно сами так и просятся в руки оператора. Настолько они картинны, пластичны, полны ярких деталей и красочных подробностей. Торг в Астрахани, великий казачий загул, когда удаль и бесшабашность здоровой человеческой натуры разворачивается во всей своей неподдельности и широте («так русский человек гуляет – весь, душой и телом»). Проводы собольей шубы, свадьба по старинному казачьему обряду, сражения на Волге и под Симбирском – вот эпизоды, словно специально отобранные для киноэпопеи.

Сколько замечательных эпизодов создано В. Шукшиным для того, чтобы полностью выявить характер великого атамана, его чувства, помыслы, страсти, ощущения. Читаешь страницу за страницей, вживаешься в этот давно ушедший человеческий мир и снова думаешь о том, насколько несправедливы некоторые критики в своих стремлениях отгородить непроницаемой стеной нашу современность от нашего исторического прошлого, где многое зачиналось, отделить современного русского человека от его отчичей и дедичей. Степану Разину В. Шукшина ничто, как говорится, не чуждо. Он радуется возвращению на Дон, испытывает жгучее чувство ненависти к сильным мира сего всякий раз, как только узнаёт о том, что они мучают невинных людей. «Наслаждался покоем, какой дарила Волга…» Он устал за последние дни: много тревожился, злился, спешил, люто ненавидел всяческие бумаги и пустую болтовню, сам сбивал тюремные замки в Царицыне и сам же принимал участие в казни стрельцов, изменивших его делу: страшен Степан Разин в эти мгновения. «И страшен он всякому врагу, и всякому человеку, кто нечаянно наткнулся на него в неурочный час. Не ломаной бровью страшен, не блеском особенным – простотой страшен, не ломкой своей стылостью. Эти глаза не сморгнут, не потеплеют от страха, они будут так же прямо смотреть и так же примут смерть или увидят смерть чужую – прямо и просто. Когда душа атамана горит злобой, в глазах его, остановившихся, останавливается одно только желание: достать, отомстить». А после казни стрельцов он будет горько оплакивать их судьбу, попытается хоть чем-то заглушить «подступившую к сердцу жалость». В такого Степана Разина трудно не поверить – столько в его поступках, действиях, мыслях и чувствах достоверного, исторически правдивого, по-человечески понятного. И как он радуется отцовству, рассказывая своему Афоньке сказки, поэтические предания о синей птице, каждый раз приносящей синее утро и синий вечер и снова улетающей, и как он радуется солнцу, покою, быстрой скачке, взгляду любимой Алёны. Рисуя эпизоды в Кагальнике, автор подчёркивает, что Степану Разину есть что терять. Дом, жена, сын. Он богат, пользуется уважением и обладает большим авторитетом. Через некоторое время будет у него и неограниченная власть на Дону – станет войсковым атаманом. Только ничто не радует Степана Разина. Есть в нём такая черта, которая резко выделяет его среди остальных: чужую боль переживает как свою собственную, так же остро и глубоко. «А чего у тебя за всех-то душа болит?» – бросает ему Фрол Минаев как упрёк. Вступиться за мужиков, дать им волю, отомстить за поруганное человеческое достоинство безвинно пострадавших, наказать виновных – вот безраздельная мечта Степана Разина, заступника народного. И ничто не мешает выявлению светлых человеческих качеств Степана Разина – ни внутренние противоречия, ни сила внешних обстоятельств, ни тяжесть предрассудков. Впоследствии всё это скажется, отразится и на ходе разинского движения, и на личной судьбе атамана.

Василий Шукшин умно и тонко раскрывает созревание великой мятежной идеи Степана потягаться с царём, показывает его с разных сторон: с друзьями, с казачьей массой, с врагами.

Степан Разин в романе Шукшина живой человек: его характер, мысли и чувства, причуды, увлечения, страсти показаны полно и многогранно. Вот Степан читает письмо от Петра Дорошенки. Письмо оказалось «поганым», тот не хочет поддерживать Степана и уговаривает его отказаться от мысли воевать с царём. Неудачная попытка уговорить Фрола Минаева да ещё это «поганое» письмо привели Степана Разина в ярость: он изодрал письмо и с ожесточением начал стегать клочки плетью. Однако серьёзные опасения Петра Дорошенки глубоко запали в его сердце. Разину нужно сразу же поделиться своими сомнениями. На какое-то мгновение страшно становится ему: нешуточное дело затеяно. И снова накатывает лавина гнева – теперь уже против беспечного деда Стыря, которому всё нипочём: с детской непосредственностью дед Стырь заявляет, что казаки, дескать, идут воевать не против царя, а против бояр, «мы сами за царя заступаться идём».

Он испытывает сложные чувства. То от боли и злобы искажается его лицо, то умоляюще просит он своих есаулов побыстрее дать чарку вина, чтобы заглушить кипящую злость. А потом снова раздумья, стоит ли на царя идти, ведь царь «крутенек»: «Он вон в Коломенском лет пять назад сразу десять тыщ положил… москалей своих. Да потом ишо две тысячи колесовал и повесил». Может, без войны всё обойдется? По всему чувствуется, что возвращается к Степану его доброе расположение духа. В голосе уже слышится ирония, добродушная улыбчивость, когда он задаёт эти вопросы. Эпизод кончается безудержным весельем: Степан Разин и его ближайшие помощники лицедействуют перед собравшимися казаками, изображая встречу царя с донскими казаками. Стырь, игравший царя, не всегда справлялся с ролью, и Степан снова приходил в ярость при виде его беспомощности. Вся сцена полна бесшабашной удали. Степан не боится потерять атаманского достоинства: вот набрасывают на него седло по приказу «царя». И Стырь садится верхом. Но сквозь шутовское веселье отчётливо различимо главное: мечта о воле, о стремлении самим решать вопросы собственной жизни. Знает Степан, какую волю можно ждать от царя. На этот счёт он не заблуждается: «Царь нам показал, какая будет его воля! Запивай её, чтобы с души не воротило!» И загуляли не шуточно. Весь день запивали «волю царёву, усердствовали. Усердствовал и сам атаман. Пил, обнимал Сёмку Резаного, Матвея Иванова, плакал… Потом свалился и уснул». «Вот вам и грозный атаман! Весь вышел. Эх, дитё ты, дитё… И нагневался, и наигрался, и напился – всё сразу», – говорит о нём Матвей Иванов.

Обаятелен образ, созданный Шукшиным: горячий, порывистый человек бурного темперамента и клокочущих страстей. Его Степан Разин проявляется и как талантливый полководец, способный руководить огромными воинскими массами. Все его начинания и планы достаточно умелы, глубоки и остроумны. Он успешно окружает Царицын, с наименьшими потерями разбивает стрелецкое войско Лопатина, посланное из Казани, осаждает Астрахань и руководит штурмом. Автор романа сообщает об этом походя, не задерживая внимания на общеизвестном. Главное – характер Степана Разина. Интересны отношения Степана Разина и Матвея Иванова, рязанского мужика, искателя мужичьей правды на земле.

Умный, гордый, независимый и самостоятельный в суждениях и мыслях, он сразу выделился среди ближайших помощников атамана. Только пришёл в казачье войско, а уже смело высказывает свои мысли и предположения.

Именно Матвей Иванов вместе с Василием Усом уговаривал Степана Разина двинуться в глубь России «городками да весями», где много недовольных крестьян могло бы влиться в казачье войско: «Через Воронеж, Тамбов, Тулу, Серпухов… Там мужика да посадских, чёрного люда, – густо. Вы под Москву-то пока дойдёте – ба-альшое войско подведёте». Однако Степан Разин, не ведая того, совершил «первую большую промашку» – выбрал традиционный казачий путь: Волгой. Сказалось его своевольство, горячность «с дуринкой». «Баран самовольный» – так назвал его Василий Ус после того.

Сколько раз проявлялось это самовольство в Степане Разине и сколько оно могло бы принести разлада и смуты, если б не быстрая отходчивость. Такой характер обиду долго не держит. Казалось бы, люто должен он возненавидеть Матвея Иванова за то, что тот каждый раз, когда обсуждаются серьёзные вопросы, перечит атаманской воле. Этого Степан не любил в своих помощниках. И есаулы не перечили. А вот пришлый мужик принародно начинает поучать его, великого атамана, противоречить. Матвей, например, просит пощадить «мальчонку», оказавшегося вместе с царицынским воеводой в башне, взятой разинцами штурмом. Но атаман не пощадил и мальца. Жестокость эта, может, и заронила первые семена сомнения в праведности пути, выбранного мятежным атаманом. Правду жестокостью не добудешь. Бояре жестокостью насаждают свою власть – Разин пользуется теми же средствами.

«Зачем же ты, – обращается к Степану Матвей Иванов, – злости своей укорот не делаешь? Чем виноватый парнишка давеча, что ты его тоже в воду посадил? А воеводу бил!.. На тебя же глядеть страшно было, а тебя любить надо».

Сам тон этого разговора для атамана непривычен.

А между тем Матвей Иванов упрекает его не только в жестокости, но и в том, что тот подавляет своей властью других, идущих против его замыслов. Так, на военном совете Разин предлагает есаулам высказаться о дальнейшем маршруте похода, но стоило Василию Усу предложить пойти вверх по Волге, как Разин обрывает Уса; стоило Матвею Иванову высказать всё, что думает он о царицынской расправе, как Степан Разин бросает в его сторону презрительное – «лапоть».

«– Ну вот… А велишь говорить. А чуть не по тебе, так и лапоть. А всё же послушай, атаман, послушай. Не всё и сапогу ходить посуху…

– Я не про то спрашивал.

– Так ведь если думать, то без спросу надо. Как уж есть…»

Хороший урок преподносит атаману рязанский мужик.

Но пройдёт время, прежде чем атаман поймёт это. Степан вздумал силой одолеть непокорного пришельца, показать собравшимся свою власть. Выстрел, направленный в Матвея, правда, не достиг цели – пуля угодила в икону Божьей Матери: вовремя помешал Василий Ус.

Психологически тонко разрабатывает этот эпизод В. Шукшин: поднявшие восстание казаки воевали против бояр, против притеснителей народных, но вовсе не собирались сбрасывать с престола царя, отменять Бога и весь жизненный уклад, утвердившийся на Руси: сникли его советчики, едва увидели, куда завела выходка атамана, присмирели, соглашаются со всем, что он ни скажет. И запала в сердце атамана обида на самого себя. Не узнать ему теперь, о чём думают есаулы, почему такое произошло?.. Да, непривычно было донским казакам. Раз есть атаман, значит, он знает – что делать, куда вести, знает – кого убивать, кого миловать. Таков незыблемый порядок в казачьем войске. Никто не ожидал, что Матвей Иванов вернётся на совет и тем более будет продолжать свою линию гнуть.

А Матвей появился снова и снова заговорил независимо. Он предупреждает, что враг хитёр и коварен, что всего можно ждать, что могут накликать на восставших «Божью немилость»: «И выйдет, что вы – враги человеческие, а ведёт вас сам сатана под видом Стеньки Разина. А идёте вы все – бить и резать. Вот где беда-то. Тут вам и конец. С войском воевать можно, войско можно одолеть, народ не одолеешь». И снова хватается Степан за свой пистоль, и снова Василий Ус сбивает его с табурета, и снова Степан наставляет пистоль на могучую грудь своего помощника и только чуть-чуть спустя нехотя поднимается с пола, понимая, что такая «игра» может серьёзно повредить ему в дальнейшем. После этого атаман приблизил к себе Матвея.

И вместе с тем Степан Разин обладал редким человеческим даром – способностью увлекать людей, подчинять их своей воле. Люди идут за ним. «У тебя… дар какой-то – идти за тобой легко, даже радостно… Конечно, это всё оттого, что самому тебе не дорога жизнь», – говорит Степану Фрол Минаев, один из ближайших его есаулов.

Шукшин не пытается скрыть, что в разинском движении, особенно в его начале, много было традиционно казачьего гулевания, даже разбойства… Вот в присутствии митрополита Разин, словно в пьяном бреду, обрушился с саблей в руках на иконостас астраханского собора, поднял руку на то, что в народе воспринималось как нечто святое и неприкосновенное.

Необузданна натура атамана… Ведь Разин пришёл к митрополиту только затем, чтобы узнать, почему тот не одобряет иконки, которые создаёт безногий богомаз Алёшка Сокол. Разглядывая иконку, Степан спокоен, ничто не предвещает бури, но, встретив отпор со стороны митрополита, он приходит в ярость. И так всякий раз, когда кто-то смеет перечить ему. А тут ещё митрополит обзывает Разина «анчихристом», растоптавшим Бога. Не раз уже Степану приходилось сталкиваться с религиозными чувствами своих ближайших помощников, не говоря уж о всей массе восставших. Вот почему он только «болезненно сморщился», стараясь подавить в себе неприязненные чувства к митрополиту, он ещё спокоен, сдержан. И, только выйдя из храма, схватил за грудки митрополита: нахлынули на него воспоминания о той ужасной пытке, которой подвергли его любимца Сёмку Резаного. Как может святой отец говорить о милосердии, о добре и вере, о терпении, когда церковь благословляет жестокие пытки и казни, когда призывает к расправе с простым людом только за то, что стало ему невтерпёж гнуть спину перед сильными мира сего.

Слова митрополита, призывающего к добру и терпению, привели атамана в ярость. «Всю Русь на карачки поставили с вашими молитвами… Мужику и голос подать не моги – вы тут как тут, рясы вонючие!» Степан Разин мог бы застрелить митрополита, если бы не трезвый голос Матвея Иванова, упросившего не делать глупости, которая может дорого обойтись разинскому движению, может отпугнуть народ. Степан медленно остывал, но при виде митрополита, спокойно клавшего земные поклоны перед Богородицей, его снова охватило бешенство. С яростью он сорвал икону Божьей Матери, «трахнул её об угол», рванулся к иконостасу и начал его рубить. Не только митрополит, но и Алёшка-богомаз осудили его действия. Страшно стало Алёшке от этих кощунственных ударов сабли…

Разин разбойничает в церкви, беспробудно пьянствует после каждой удачи на своём пути, считается только со своими вздорными порывами, приводящими порой к трагическим последствиям, – всё это Шукшин не сбрасывает со счёта, как это делали до него романисты. Это придаёт историческую достоверность, подлинность. Без таких бурных страстей, без настоящего половодья чувств нет реального Степана Разина. И в этом же одна из причин его трагического конца.

Степан Разин у Василия Шукшина обнажён в проявлении своих чувств, словно ему нечего скрывать в своих мыслях, поступках и действиях.

Он внимательно следит за тем, чтобы справедливо дуванили захваченное добро астраханских бояр. Сам распоряжается заселением голи астраханской в дома побитых начальных людей. Знает атаман сердце человеческое, знает, как и чем увлечь его. Нет в нём той затаённости, которая порождает в сердцах людских недоверие, страх, подозрительность. Ему прощают сумасбродства и дикие выходки, потому что верят в его удачливую звезду, силу и мужество. И сам он прост, открыт, доверчив, щедр и бескорыстен.

И что же произошло? Почему через несколько месяцев его не поддержат даже на Дону?

В «Записках иностранцев о восстании Степана Разина» есть упоминание, которое помогло писателю понять отношение между атаманом и его ближайшими сподвижниками: «Мятежники разделились и не могли решить между собой, кому вверить главное командование. Ибо ежели бы силы мятежников, число которых умножилось до двухсот тысяч человек, соединились и действовали согласно, нелегко было бы государеву войску противостоять им и одолеть их».

На это мало обращали внимания до В. Шукшина. А между тем это обстоятельство предопределило столь быстрое поражение. Все, писавшие о разинском движении, так или иначе воспроизводили образ Василия Уса, присоединившегося к Степану Разину со своим крупным отрядом. Сам долгое время ходивший в атаманах и привыкший повелевать, Василий Ус вынужден был подчиниться авторитету грозного атамана, но только внешне, надеясь снова обрести самостоятельность и полноту власти. Чапыгин и Шукшин серьёзно задумывались над этими проблемами. Легче всего создать впечатление единства и сплочённости между разинскими есаулами, как у Степана Злобина. Но исторические факты говорят о другом: не будь острых противоречий в разинском движении, не так легко и быстро оно было бы разгромлено и смято. Чапыгин, а вслед за ним и Шукшин попытались показать предельно реально исторические лица, участников восстания.

Василий Шукшин по-настоящему влюблён в своего героя. Но эта влюблённость не переходит в любование. Он сжился со своим героем и настолько проник в его характер, помыслы и мечтания, что всё тайное и, казалось бы, недоступное становится явным и зримым. Отсюда и детальность в разработке характера. Но отсюда же возникает и главный недостаток романа – в нём нет исторического колорита, которым насыщен роман Чапыгина, и почти нет острой классовой борьбы, которая подготавливала и питала разинское движение, что составляет наиболее яркие страницы романа Злобина.

В образе Степана Разина В. Шукшин воссоздаёт тип человека эмоционально подвижного, легкоранимого: чужая боль и беда входят в его душу и становятся источником мучительных страданий. И как уж издавна повелось на Руси, страдания эти человек пытается залить вином, забыться в пьяном разгуле. Тем тяжелее становится похмелье, потому что всё пережитое и выстраданное с ещё большей силой и обострённостью входит в его сознание и сердце. Таков и Степан Разин. Если не знать об этой черте характера Степана Разина, то некоторые эпизоды романа могут представить его как разбойника и бандита.

Вот один из них: «Обмывали Самару. Всего было вдоволь – разошлись вовсю. Снова, как и в Астрахани, Степан Разин предаётся этому бездумному и беззаботному гулеванию. Дорвались казачки до воли – вволю есть, вволю пить, вволю гулять». И на фоне этих картин довольства и бездумья пьяный Степан заводит песню, которая своей трагичностью контрастирует с весельем. А тут ещё старуха кликуша ворвалась в казачий круг и стала оплакивать живого и всемогущего атамана, предрекая ему скорую погибель.

Не успела пройти оторопь от её причитаний, как «нанесло ещё одного неурочного». Именно неурочного. Ведь все знали, что когда атаман в хмельном гневе, то лучше ему с плохими вестями не показываться. А «неурочный» этот возвратился от шаха с плохими вестями – двух посланцев Разина шах велел зарубить и бросить собакам, да и самого Степана Разина грозил взять и скормить свиньям. «Неурочный» не успел договорить последнего слова, хлопнул выстрел, и он повалился казакам на руки.

Поверхностное прочтение этого эпизода мало что даёт. В. Шукшин не случайно обращает внимание, что «неурочный» как-то уж больно радостно сообщает атаману о том, что глубоко и остро терзает его. Радость благополучно возвратившегося оттуда, где он только что потерял своих товарищей, настолько не вязалась с этой трагической вестью, что Степан не мог перенести кощунства этой радости и насильственно пресёк её. А когда осознал, что сделал, содрогнулся сердцем. «Дикая боль» надолго поселилась в его глазах. «Господи, господи, господи-и! – стонал Степан. И скрёб землю, и озирался. – Одолел меня дьявол, Ларька. Одолел гад: рукой моей водит. За что казака сгубил?» Сурово молчали есаулы, им тоже было жаль казака. И вдруг вся эта сцена приобретает какой-то неожиданный, чисто «игровой» поворот. Ларька настолько зол на Степана, что, казалось бы, готов срубить ему башку. «И рука бы не дрогнула», – бросает он Степану.

«– Ларька, – как в бреду, с мольбой искренней, торопливо заговорил Степан, – рубни. Милый!.. Пойдём?.. – Он схватил есаула за руку, повлёк за собой. – Пойдём, Фёдор, пойдём тоже. – Он и Фёдора тоже схватил крепко за руку. Он тащил их к берегу, к воде. – Братцы, срубите – и в воду, к чёртовой матери. Никто не узнает. Не могу больше: грех меня замучает. Змей сосать будет – не помру. Срубите! Срубите! Богом молю, срубите!.. Милые мои… помогите. Не могу больше. Тяжело. – Степан у воды упал на колени, вытянул шею. – Подальше оттолкните потом, – посоветовал. – А то прибьёт водой…

Верил он, что ли, что други его верные, любимые его товарищи снесут ему голову? Хотел верить? Или хотел показать, что – верит? Он сам не понимал… душа болела. Очень болела душа. Он правда хотел смерти. Пил много последнее время… Но не вино, нет, не вино изъело душу. Что вино сильному человеку. Он видел, он слышал, знал: дело, которое он взгромоздил на крови, часто невинной, дело – только отвернёшься рушится… Так – на пиру вселенском, в громе славы и труб – сильное, чуткое сердце атамана слышало сбои и смятение. Это тяжело. О, это тяжело чувствовать. Он скрывал боль от других, но от себя не скроешь».

Весь этот эпизод, как и многие другие, словно создан для большого трагического актёра, способного тонко и глубоко передать всю гамму душевных переживаний Степана Разина. Его душевные страдания угадал только Матвей Иванов, увидевший в его гульбе и диких выходках безверие в начатое дело.

Всё чаще вспоминает Разин о неудачах Ивана Болотникова и Василия Уса. «Одни идут, другие смотрят, что из этого выйдет. И эти-то тыщи сегодня с тобой, завтра по домам разошлись. У Ивана потому и не вышло, что не поднялись все. Как по песку шёл: шёл, шёл, а следов нет. И у меня так. Из Астрахани ушёл, а хоть снова туда поворачивай – не опора уж она, бросовый город. И Царицын, и Самара… Пока идёшь, всё с тобой, всё ладно, прошёл – как век тебя там не было. Так-то, челночить без конца можно. Надо Москву брать… Царя вниз головой на стене повесить – чтоб все видели. Тогда отступать некуда будет. А до Москвы надо пробиться, как улицей, с казаками. Эти мужицкие тыщи – это для виду, для утехи. Все они никогда не подымутся. А тыщи эти пускай подваливают – шуму много, и то ладно…» Так думал Степан Разин, не догадываясь, что в этих думах его самая роковая ошибка, приведшая к трагическому концу дело всей его жизни. Слишком мало знал он мужиков, не понадеялся на них, на их силу, стойкость, мужество.

От Матвея Иванова Разин узнает, какому царю и какому богу могли бы поклоняться мужики: если уж никак нельзя без царя, то пусть он просто не мешает мужикам землю пахать да ребятишек растить. «Всё другое он сам сделает, свои песни выдумает, свои сказки, свою совесть; указы свои… Скажи так мужичку, он пойдёт за тобой до самого конца. И никогда не бросит. Дальше твоих казаков пойдёт. И не надо его патриархом обманывать – что он вроде с тобой идёт». А Бог мужику нужен такой; чтобы не ползать перед ним на карачках, не бояться его, а по-свойски, по-соседски с ним разговаривать, делить с ним свою нужду и радости.

Василий Ус никак не может примириться с тем, что он ходит на вторых ролях. Федька Шелудяк с Василием Усом «лаются». Ларька Тимофеев настороженно вслушивается в умные речи Матвея Иванова, с завистью смотрит, как тот входит в доверие к атаману. И стоит посадить такого вот, как Ларька, на воеводское место, как сразу начинаются самоуправство, смуты и разброд. Движение только началось, а Степан уже видел, как оно рассыпается в прах. В Астрахани оставленные им атаманы не могут ни о чём сговориться, междоусобствуют, в Царицыне Прон Шумливый самоуправствует хуже боярина. На Дону с опаской смотрят на войну, какую затеял Разин. Ждал помощи от запорожских казаков, но и эти надежды оказались неоправданными. Он взвалил на свои плечи непосильный груз. И от сознания бессилия повернуть дело в надлежащее русло становился раздражительным, вспыльчивым, безумным.

В. Шукшин по-новому задумался над тем, почему Степана Разина постигла неудача. Дело не только в стихийности восстания, в распылённости сил, в незрелости восставших и исторических обстоятельствах. Дело и в самом характере Степана. Разин впервые показан как трагическая личность. Трагедия его в том, что он перестал принадлежать самому себе. Если раньше он был всего лишь гулевым атаманом, которому многое сходило с рук, то сейчас народ по-другому смотрит на него. А натура-то осталась, неукротимый характер трудно переделать, хотя Степану и удаётся что-то в себе преодолеть, от чего-то отказаться. Крупинка по крупинке собирается в его сердце та непомерная тяжесть, которая приводит его к страданиям. В самоистязании он доходит до того, что просит, умоляет своих есаулов прикончить его, настолько непосильны мучения, возникшие от неправедных поступков. Шукшин создаёт сцены напряжённой трагедийности, явственно обрисовывает высоту личности Степана Разина, способного так мучительно и страстно переживать свои собственные поступки и ошибки.

Шукшин, в частности, должен был объяснить, почему же после поражения под Симбирском Разин не получил поддержки. Ведь всего полгода прошло с тех пор, как он был полновластным хозяином на Дону, и вдруг перед ним закрылись ворота Черкасска, и никакие уговоры не помогли. Значит, произошло за это время такое, что остановило казаков. Степан Разин призывал бороться за святые вольности казацкие, но сразу понял, что эти призывы не затрагивают казачьих сердец. Тогда стал он просто звать «охотников вольных» на гульбу, звать тех, кто хочет погулять по чистому полю, «красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить». И таких по станицам и хуторам нашлось немного. Зачем им уходить от своих куреней, когда всего довольно, к тому же царь выдаёт хлеб и жалованье за воинскую службу. Да и поняли на Дону, что звезда Степана Разина начала закатываться. Казаки любят удачливых атаманов, а после поражения под Симбирском Степан Разин только терял – терял друзей, терял города, которые совсем недавно перед ним широко открывали ворота. Он понадеялся на Дон, поспешил туда, бросив многотысячное мужицкое войско. Сказалась ограниченность казака, воспитанного в духе пренебрежения к «лапотникам». Потому-то так легко и просто Ларька Тимофеев, единственный из оставшихся в живых есаулов, расправился с думным дьяком Василия Уса – Матвеем Ивановым, который советовал Степану Разину вернуться на Волгу и возглавить 300 тысяч поднявшихся крестьян различных национальностей. Может, судьба Степана Разина и сложилась бы по-другому, но атаман попытался использовать один-единственный шанс – в открытом сражении со старшинами взять верх, порубить их и снова, как прежде, своим именем и авторитетом повести за собой казачьи массы. Слишком неравны оказались силы. И вот, закованный в цепи, раненый Степан Разин перед отправлением в Москву снова возвращается к разговору с Фролом Минаевым, начатому около года назад в глухой степи.

Здесь, в этом разговоре, выявляются два различных характера, два разных взгляда на жизнь. Фрол Минаев, умный, серьёзный, относится к той категории людей, которых принято называть «себе на уме». Он готов вместе со Степаном пойти в Крым или на калмыков, но идти на Москву и тряхнуть царя ему не по душе. Он осторожен, не любит рисковать. Он видит слабые места разинского движения уже в самом начале его. И разумеется, не видит выгоды в поддержке движения, которое заранее обречено на провал, потому что верится ему: не одолеть Степану с его войском целый народ, не одолеть державу.

«Не пойдут мужики за Степаном», – убеждённо говорит Фрол Минаев, и не пойдут просто потому, что «они с материным молоком всосали, что царя надо слушаться». Идут за Степаном только те, кому «терять нечего, рванина», которым «погроблить да погулять», и вся радость.

Яростно протестует Степан Разин против такой философии, философии раба, привыкшего принимать жизнь такой, какая она есть, ничуть не задумываясь о её противоречиях, не заботясь о других, лишь бы самому было хорошо и уютно на земле. Фрол не бегал ни от татар, ни от турка, ни от шаховых людей. Но там он «свою корысть, что ли, знал». Вот, оказывается, в чём дело, «за рухлядь какую-нибудь не жалко жизнь отдать, а за волю – жалко». Сурово говорит ему Разин: «Тебе кажется, за волю – это псу под хвост. Вот и я говорю – раб ты. По-другому ты думать не будешь, и зря я тут с тобой время трачу. А мне, если ты меня спросишь, всего в свете воля дороже… Веришь ты: мне за людей совестно, что они измывательства над собой терпют. То жалко их, а то – прямо избил бы всех в кровь, дураков». В чём же смысл жизни? В том, чтобы сладко есть да мягко спать, наслаждаться другими земными благами? Напрочь отвергает Степан Разин такую философию. И он не чужд земных наслаждений, и он порой со всей широтой своей души и щедростью отдаётся разгулу; не прочь приласкать какую-нибудь красотку, и он готов и сытно поесть и всласть пожить, но всё это не главное в его жизни. Если б только для этого человек рождался, то лучше б он не появлялся на свет. Зачем цепляться в таком случае за жизнь? Что был человек, что не был – ведь всё равно, людям, миру не холодно и не жарко от такой жизни. Такие люди, как Фрол, вызывают у Степана недоумение, жалость, не понимают они своего предназначения на земле: «Не было тебя… и не будет. А народился – и давай трястись, как бы не сгинуть! Тьфу! Ну – сгинешь, что тут изменится-то?»

Степан Разин верит, что таких, как Фрол, не много на Руси, что найдутся люди, которые пойдут за ним сражаться за волю и справедливость. Он не раскрывает полностью свои мечты и замыслы, понимая, что перед ним враг. Только после пленения в Кагальнике, после тяжких поражений Степан Разин мужественно и смело признаётся в своей самой горькой ошибке. Читателю совершенно ясно, какую ошибку имеет в виду Степан: прав Матвей Иванов, нельзя было бежать из-под Симбирска и бросать крестьянские рати. Горько раскаивается и тяжко страдает донской атаман, что не послушался доброго совета.

Но, и закованный в цепи, Степан Разин остаётся сильным, стойким, мужественным. Он твёрдо верит, что его дело не пропало даром: «Не пропадёт эта думка – про волю. Запомнют её. Вот и – дал. Не теперь, после – умней станут… Похрабрей маленько – возьмут. Нет, Фрол, ты меня не жалей. Ты мне позавидуй, правда. Великое дело – сковали! Ну – сковали… Ну – снесут в Москве голову. Что же? Всякому мёртвому земля – гроб. Ты не помрёшь, что ли? А думу, какую я нёс, её не скуешь. Ей, брат, голову не срубишь».

Степан Разин мечтал о том, чтобы люди не делились на холопов и бояр, чтобы все они были вольными казаками, по своей воле собирались в круг и выбирали атаманов. «И чтоб даней они никому не платили, а только как нужда объявится, то делили б на всех поровну и с дворов собирали. А всякие промыслы и торговлишку вели бы по своей охоте. Только чтоб никому выгоды не было: чтоб никто обманом ли, хитростью ли не разживался. А как кто будет промышлять али торговать убыточно для других: разорять того и животы дуванить. А судьи чтоб были – тоже миром излюбленные… Чтоб не судили они только слабого да невинного, а всех ровно…» Вот думы, которыми поделился атаман с царем в свой последний час: нет, он не губил души людские, наоборот, он их распрямлял, заронив в них мечту о вольности святой. До последней минуты Степан Разин сохранял спокойствие, мужество, «стойкость и полное презрение к предстоящей последней муке и смерти». Только услышав мольбу брата Фрола о пощаде, Степан Разин, уже изувеченный, крикнул ему: «Молчи, собака!» Крикнул «жестко, крепко, как в недавние времена, когда надо было сломить чужую волю».

Итак, три романа о Степане Разине Чапыгина, Злобина и Шукшина, три изображения одной и той же исторической личности, одних и тех же событий и фактов прошлого, три разных по языку как строительному материалу, по всей образной системе. И каждый из них по-своему интересен, понятен, оправдан велением своего времени.

Перед историческими романистами давно уже стоит дилемма: точно ли следовать фактам истории, ничего не домысливая и не фантазируя, или же передать дух эпохи, создать правдивые образы. Одни точно следуют историческим фактам, сдерживают, ограничивают себя. Другие берут только основные факты, оставляя за собой право домысливать, особенно там, где нет исторических свидетельств. Главное, чтобы писатель воплощал в своём произведении историческую правду, передавал дух и атмосферу эпохи, правдивость человеческих отношений. Но сколько пришлось повоевать Чапыгину за своё право художника не придерживаться слепо исторических фактов!

В своё время было высказано немало суждений, будто Чапыгин «понимает историческую действительность как действительность, непохожую на современность, будто для него вообще основной интерес исторического материала заключается в несходстве исторической действительности с действительностью современной, в этих её дифференциальных признаках, в том, что эту историческую действительность непосредственно отделяет от современности». Вот почему, дескать, «так сильна у Чапыгина моментами экзотика нравов, характеров, быта, и резко бросается в глаза описательный характер произведений его» (Звезда. 1935. № 7).

Роман Чапыгина называли «антиисторическим», он, дескать, «построен на неверной исторической концепции», «пропитан значительно больше влияниями русского буржуазного историка Костомарова, чем марксистской историографией». «Разин в романе часто изображается в излюбленной буржуазными романистами манере: пьяным и озорным» (30 дней. 1936. № 3).

Да, в романе есть неточности, преувеличения и отклонения от исторических фактов, но ведь это художественно оправданные отклонения. Чапыгин прекрасно осознавал задачи романиста. Горькому он сообщал, что закончил роман по замыслу до конца – начал встречей с Ириньицей и кончил её смертью. В сюжетной завершённости он видел своё художественное достижение. И судьба Ириньицы, как и судьбы многих других действующих лиц романа, по-настоящему и глубоко волнует сегодня. Вспомним боярина Киврина и его сына, боярыню Морозову, вспомним ещё раз все сцены, в которых ярко, сочно передаются быт эпохи, колорит времени, обычаи и нравы русских людей, вспомним фигуру Степана Разина, вспомним всё это и поймём, насколько односторонни и несправедливы были некоторые критики в оценке романа.

Несправедливым в оценке этого исторического художественного полотна был и Ст. Злобин. Полемизируя с американским ученым Леоном И. Тварогом, Ст. Злобин называет роман А. Чапыгина «Разин Степан» – «первым романом стихийного и страстного протеста против салонно-барской интерпретации Разина и крестьянских революционных движений в России». А. Чапыгину Ст. Злобин отводил роль яростного ниспровергателя буржуазных толкований личности Степана Разина. И только. Более того, по уверению Ст. Злобина, роман Чапыгина – «импрессионистичен»: «В этом романе больше всего эмоции, импульсивного разрушительного порыва, направленного против лживого, барского, искажающего изображения Степана Разина». «Ни серьёзного исследования источников, ни анализа документации, ни марксистского научного подхода к рассмотрению, сопоставлению и отбору фактов и документов у А. Чапыгина нет, да и быть не могло». Ст. Злобин отказывает А. Чапыгину в звании исторического советского писателя в «теперешнем нашем понимании», А. Чапыгин всего лишь «страстный партизан, для которого партизанская борьба против деникинщины, колчаковщины и иностранных империалистических интервентов слилась воедино с разинской борьбой против боярщины и насилий ХVII века» (Иностранная литература. 1958. № 4).

Степан Злобин следовал другой концепции: исторический роман должен отличаться максимальной для художественного произведения точностью и документальностью, приближением к классовой правде. Действительно, с этой точки зрения его роман бесспорен. Точно изложены исторические факты, показаны картины жестокого угнетения крестьянства, боярского своеволия и злодейства. Но все это порой производит впечатление иллюстрации к социологическим выкладкам. Да и сам Степан Разин местами становится чересчур мудрым и всезнающим, начисто лишённым стихийного бунтарства и бессознательных порывов.

Это и понятно. В то время, когда Ст. Злобин писал свой роман, господствовали социалистический реализм и теория бесконфликтности. И образ Степана Разина в трактовке Злобина не случайно приобретает некий идеализированный романтический ореол.

Василий Шукшин не стремился охватить все стороны исторической действительности в её движении, развитии. Он взял небольшой отрезок времени. Степан Разин у Шукшина показан крупным планом, показан как сложная, многогранная, противоречивая личность. В. Шукшин следовал в своих художнических исканиях за Чапыгиным.

Хочется закончить этот разговор словами Василия Шушина: «Я высоко ценю прежние произведения о Разине, особенно роман Чапыгина. Хорошо их знаю и не сразу отважился на собственный сценарий и роман… Успокаивает и утверждает меня в моём праве вот что: пока народ будет помнить и любить Разина, художники снова и снова будут к нему обращаться, и каждый по-своему будет решать эту необъятную тему. Осмысление этого сложного человека, его дела давно началось и на нас не закончится. Но есть один художник, который создал свой образ вождя восстания и которого нам никогда, никому не перепрыгнуть, – это народ. Тем не менее каждое время в лице своих писателей, живописцев, кинематографистов, композиторов будет пытаться спорить или соглашаться, прибавлять или запутывать – кто как сможет тот образ, который создал народ».

Шукшин В.М. Я пришёл дать вам волю. М., 1974.

Шукшин В.М. Собр. соч.: В 3 т. М., 1984—1985.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.