«ЗДЕСЬ ЖИВЕТ МОЯ ДУША» Надежда Васильевна Сидорова
«ЗДЕСЬ ЖИВЕТ МОЯ ДУША»
Надежда Васильевна Сидорова
Об авторе:
Надежда Васильевна Сидорова родилась в 1956 году. Детство провела на Песочной улице в Лесном. В 1981 году окончила радиофизический факультет Ленинградского политехнического института. Работала ведущим технологом на производственном объединении «Светлана». Круг интересов – история Петербурга, туризм, спелеология. Занимается серьезными архивными исследованиями с целью восстановления собственной родословной.
* * *
В Лесном прошли мое детство, отрочество и юность. Моя душа навсегда осталась в милом сердцу Лесном, где я родилась и где в прошлых веках (конец XIX – начало XX) регулярно снимали дачу мои предки – прадед Фотий Яковлевич Владимиров, его жена Ольга, их дети – Лидия, Иван, Дмитрий, Павел. Во взрослой жизни Лидия жила в Лесном эпизодически, а Дмитрий и Павел прожили там всю свою жизнь, там родились их дети и внуки, в том числе и я.
Я хорошо помню старый, дачный Лесной – деревянный, резной, в основном двухэтажный, с разноцветными стеклами в верандах, с крышами, украшенными башенками, со всевозможными декоративными затеями из дерева и кирпича, с «парадными» и «черными» входами в дома, с крылечками под козырьком, которые подпирались резными деревянными столбиками, с деревянными скамьями внутри крыльца…
В память врезался узорчатый, кирпичной кладки, одноэтажный домик, стоявший на нечетной стороне 2-го Муринского проспекта, между Болотной улицей и Институтским проспектом. Этот домик называли «пряничным» – из-за того, что кирпичики его, выступая из основной кладки, создавали дивный орнамент. Я всегда останавливалась, чтобы полюбоваться им, когда наша семья шла мимо в кинотеатр «Миниатюр», в «Круглую баню» или в «Молокосоюз».
Хорошо помню белоснежные стены внутреннего помещения «Молокосоюза». Стены были покрыты белой кафельной плиткой. В торговом зале всегда было как-то особенно аккуратно, опрятно, чисто. Также хорошо запомнился маленький и очень уютный зал кинотеатра «Миниатюр». В годы моего отрочества мне было мучительно больно оттого, что «злые и бестолковые», с моей точки зрения, взрослые, уничтожают всю эту резную (деревянную) и узорчатую (кирпичную) красоту…
Дом моего детства располагался в квартале между Песочной улицей, проспектом Пархоменко (бывшим Английским), ул. Орбели (бывшей Большой Объездной) и Институтским проспектом, рядом с общежитием Лесотехнической академии. Наш дом значился под номером 8/10 по Песочной улице. Перед ним находился палисадник со старинными кленами и дубами, некоторые из них сохранились и поныне. Росло большое количество кустов сирени, жасмина, спиреи. Помню песочницу под березой, скамейки, столик для игры в домино.
В доме была просторная, хорошо освещенная прихожая. В середине симметрично располагались двери в четыре квартиры. И с этой площадки разлетались в противоположные стороны, как крылья птицы, две широкие деревянные лестницы, с удобными и красивыми деревянными перилами. Они упирались в межлестничные площадки, украшенные большими окнами, и «взбегали» дальше в сторону друг друга. В доме были высокие потолки, а из городских удобств – водопровод и канализация. В послевоенные годы дом подключили к централизованной системе обеспечения газом кухонных плит.
И еще несколько штрихов к быту того времени – 1960-х годов теперь уже прошлого века. Белье стирали в специальной дворовой общественной прачечной, куда была проведена водопроводная холодная вода. А для получения горячей топили дровами печь со стоящими на ней котлами, расположенную в центре помещения. Стирали в тазах. Они стояли на лавках, опоясывавших внутреннее помещение прачечной по всему периметру. Освещение было тусклым. Днем прачечная освещалась через маленькие, редкие оконца, а с наступлением темноты – одинокая лампочка. Все семьи, проживавшие в доме, имели ключи от чердака, где у каждого было отведено место для сушки белья…
Все соседки с вечера выставляли на лестничную площадку, близ своей двери, пустые бидоны для молока с деньгами на крышке. Утром бидоны уже были с молоком.
Со времен войны за каждой квартирой была закреплена полоска земли «под огород» в заднем дворе дома, куда выходила «черная» входная дверь. На этих полосках для каждой девочки был построен личный «кукольный» деревянный домик, размером в стандартную колодезную будку. Парадный двор весь утопал в цветах сирени, жасмина, спиреи. Между старыми дубом и кленом все лето, из года в год, висел мой гамак. Эти деревья и один из кустов сирени сохранились до сих пор, хотя дома, конечно, уже давно нет…
Наискосок от парадного входа, на юго-восток, располагалась площадка с очень твердой почвой, через которую напрямик была протоптана тропинка. По ней меня водили в детский сад на углу Институтского и Новороссийской улицы. На месте этой зарастающей хилой порослью кленов площадки до войны был одноэтажный деревянный дом, в него в начале блокады, примерно 13 сентября 1941 года, попала авиабомба, в результате чего погибли все проживавшие в том доме люди.
Когда-то в детстве я допытывалась у мамы: «Почему в том месте очень твердая почва и растут только кленики-прутики?» И мама рассказала мне о взрыве и взрывной волне, разбросавшей части тел, и о том, что с дерева долгое время свисали длинные волосы и часть руки в зеленой кофте. Этот рассказ был для меня настоящим потрясением. Когда говорят, что Лесной мало пострадал от бомбежек во время блокады, то я всегда возражаю: это не так. В годы моего детства еще не успевшие зарубцеваться бесконечные воронки от авиабомб считались естественным ландшафтом. Я часто играла в одной из таких воронок, располагавшейся в так называемой «задней» части двора нашего дома…
Мой дед, Павел Фотьевич Владимиров, умер в первой декаде декабря 1941 года, не дойдя нескольких метров до парадного входа в наш дом. Его старший брат Дмитрий, живший в то время на Старо-Парголовском пр., 46, придя проститься с умершим, тоже умер, присев рядом с телом моего деда. Их тела более двух недель лежали в неотапливаемой бывшей детской комнате, пока по служебным делам не заехал в город с передовой бабушкин племянник Александр Георгиевич Максимов. Он подкопил из своего пайка какое-то количество хлеба, чтобы передать его своей семье. Но она к тому времени эвакуировалась. Тогда он зашел к тетке в Лесной и, найдя последнюю в полном отчаянии, помог ей довезти обоих покойников до Богословского кладбища. В две пары санок впряглась бабушка, ее 12-летний сын Юрий, 16-летняя дочь и сам Александр. С многочисленными остановками для отдыха они довезли моих дедов до Богословского кладбища.
Половина хлеба из того, что Александр Георгиевич не довез семье, была отдана могильщикам, выделенным администрацией для дробления ямы в замерзшей земле. Вторую половину хлеба употребили на поддержание сил на обратном пути до дома. Была оформлена справка о факте захоронения, но без указания номера участка и могилы. А весной 1942 года семья обнаружила, что на месте упокоя братьев Владимировых вырыты траншея для братского захоронения…
Моя бабушка Мария Александровна (урожденная Максимова) всю блокаду пережила вместе с дочерью и сыном в Лесном, в доме на Песочной улице, 8/10. В семейном архиве хранится письмо, адресованное моей маме, Людмиле Павловне Владимировой, восемнадцатилетним Всеволодом Богоразом – внуком ученого-этнографа Владимира Германовича Богораз-Тана и единственным сыном Владимира Владимировича Богораза. Всеволод был одноклассником моей мамы и ее первой любовью.
«Привет с Большой земли, дорогая Люся, – писал Всеволод. – Извини, что так долго не отвечал на твое письмо, полученное мной 4 августа. Меня перебрасывали из части в часть, мы делали ночные переходы до 40 км. Теперь нахожусь в боевой части. Через два дня идем на передовую. Будем гнать немцев от нашего города. Чувствую себя великолепно, тем более что попал по специальности в танково-истребительное подразделение ИТР. Товарищи прекрасные. Люся, если будет малейшая возможность, прошу, пожалуйста, помоги моей маме, хоть чем-нибудь, ведь она осталась совсем одна. Прощай, дорогая, если можешь, пришли фотокарточку. Твой Всеволод».
И еще одно письмо хранится в семейном архиве. Владимир Владимирович Богораз написал его моей маме с фронта в Лесной 1 октября 1943 года. В нем – горькие слова по поводу гибели на фронте Всеволода…
M.A. Максимова с братом Иваном Александровичем. Фото начала XX в.
«Моя милая, дорогая девочка! – писал Владимир Владимирович Богораз. – Получил твое письмо от 27.IX. Большое за него спасибо. Я тронут твоим вниманием и ценю его. У меня такое впечатление, что самое страшное позади. Жизнь и время должны взять свое. Мы никогда не забудем нашего мальчика, такого чистого, благородного, у которого ум, талант и культура гармонично сочетались вместе, такого нежного и внимательного сына. Но со временем этот дорогой нам образ будет все более бледнеть, уходить куда-то вдаль, терять свое конкретное содержание. Это неизбежно.
Л.П. Владимирова, фото 1943 г. Из семейного архива Н.В. Сидоровой
Рана будет сочиться кровью до конца нашего земного существования, но струйка крови с каждым годом будет тоньше и слабее. И не надо слишком часто оборачиваться назад, к прошлым счастливым дням. Будем делать это только по необходимости. Оставим мертвым – мертвое, живые пусть думают о жизни. Будем глядеть вперед, только вперед.
Письмо В.В. Богораза с фронта в Лесной, адресованное Л.П. Владимировой, в связи с гибелью В. Богораза. 1 октября 1943 г. Из семейного архива Н.В. Сидоровой
И ты, моя милая, хорошая девушка, увидишь еще впереди много, много счастливых дней. Для тебя твоя первая любовь и ее печальный конец – только эпизод, случай, углубляющий познание жизни, дающий закалку воли и сердцу, выявляющий перед тобой твои собственные, самые лучшие, до сих пор, возможно, скрытые качества…»
Л.П. Владимирова (справа) с мужем и светловолосыми детьми, рождение которых предсказал в письме с фронта по поводу гибели единственного сына В.В. Богораз. Фото 1963 г. Из семейного архива Н.В. Сидоровой
В этом письме Владимир Владимирович предсказал, что у моей мамы в будущем родятся двое светловолосых детей, при том что мама у меня всегда была темноволосой. Письмо очень поэтично и оптимистично, несмотря на то что написано по поводу гибели единственного сына. Горькое и одновременно очень мужественное…
Владимир Германович Богораз-Тан в 1925 году переехал из Лесного в центр города, на Торговую улицу (ныне – ул. Союза печатников), а его сын Владимир Владимирович остался жить на Большой Объездной, в доме 6-Б. Потом он переехал в только что отстроенный дом на 2-м Муринском пр., 3. Его квартира располагалась на втором этаже. Здесь хранилась огромная домашняя библиотека.
Сам Владимир Владимирович был человеком очень эрудированным и образованным. Когда моя мама вместе со мной изредка заглядывала к нему в гости, он всегда быстро проэкзаменовывал меня, с искренним удивлением находил многочисленные пробелы в моем знании иностранной литературы и набрасывал мне на ближайшие месяцы списочек из 20–40 авторов, коих мне следует немедленно прочесть. При этом мои доводы о том, что для поступления в Политехнический институт мне нужны знания только по русской литературе, в расчет категорически не принимались. Я не обижалась на его вечное недовольство мной, ибо критиковал он меня в очень мягкой и корректной форме, и это было характерно для жителей Лесного той поры.
С большой теплотой я вспоминаю сейчас многочисленных старых дам из «бывших» (как их потихоньку называли), с ними мне посчастливилось жить в одном дворе. Их речь и манеры поведения всегда были очень сдержанны, лаконичны и строги, но при этом их отличали тактичность и доброта в отношениях с окружающими людьми.
Дом, где прошло мое детство в Лесном, был деревянный, двухэтажный, построенный по типовому проекту для сдачи внаем дачникам. В торцах дома располагались веранды в два этажа – восемь веранд, по числу квартир. В дневное время суток входные двери в квартиры было не принято запирать. Это же относилось и к дверям веранд первого этажа, через которые также можно было войти в квартиры. Если гуляющий ребенок видел на веранде отдыхающую с книгой в руках пожилую хозяйку квартиры, то он знал, что можно зайти «поболтать», что ему будет оказан теплый прием. Хозяйка отложит книгу, побеседует с гостем, покажет, как можно изготовить какую-нибудь поделку из бумаги или шнура, и очень вежливо предложит еще немного погулять.
На все праздники жильцы двух домов нашего двора вскладчину покупали для всех детей сладкие призы в виде кульков бумаги, набитых доверху конфетами, печеньем, фруктами (особенно радовали мандарины). Каждый ребенок должен был, взобравшись на деревянный помост возле дворовой общественной прачечной, прочесть что-то наизусть, спеть или станцевать. За «выступление» ребенок награждался долгожданным кульком.
За гуляющим ребенком присматривали всем двором. Если ребенок заходил на ту часть двора, куда окна родительской квартиры не выходили, то соседи стучали в стенку условным стуком, означавшим: «Ваш ребенок в поле моего зрения. С ним все в порядке». Речь и манеры поведения взрослых были безукоризненные и то же самое всем двором пытались привить детям. Меня чаще всего наставляли и поправляли сестры Прокофьевы – Лидия Ефимовна и Валентина Ефимовна. Помню слова родственников о том, что одна из сестер окончила Екатерининский, а другая – Смольный институт…
В школьные годы я жила в другой части Лесного – близ бывшей улицы Карла и Эмилии. Это был в то время район только что построенных «хрущевок» с редко где уцелевшими еще двухэтажными старинными дачными домами, они расселялись или уже были расселены. «Хрущевки» заселялись людьми из разных социальных слоев, по общей очереди на жилье, и я очень долго пребывала в шоке от того, что взрослые люди позволяют себе вести себя «не комильфо». Ужас вызывала бабуля Дуня со второго этажа соседнего дома, мужественно охранявшая лужайку со старым дубом под окном своей квартиры. Завидев любых детей, она очень громко кричала прямо из окна: «Вон с моего огорода!», хотя под окном кроме дуба и травы ничего, не росло. Шокировали семейные скандалы среди соседей по парадной, нередко перетекавшие на территорию лестничной клетки.
Мне было дискомфортно, и я часто возвращалась на Песочную улицу, теперь уже в гости к бабушке, в деревянный двухэтажный дом, из которого моя упорная родственница никуда не желала переезжать довольно долгое время, невзирая на отсутствие там ванной и горячей воды…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.