Сады и скверы от Адмиралтейства и Сенатской площади — вдоль Невского проспекта до Александро-Невской лавры

Сады и скверы от Адмиралтейства и Сенатской площади — вдоль Невского проспекта до Александро-Невской лавры

Прокладка главной магистрали Петербурга — Невского проспекта — началась в 1711 году. Кроме основной градостроительной задачи Невский проспект должен был выполнить еще и, говоря современным языком, идеологическую роль — связать в одно целое административный центр города — Адмиралтейство, с его духовным центром — Александро-Невской лаврой. Прокладывали одновременно с двух сторон. Пленные шведские солдаты со стороны Адмиралтейства, и монастырские монахи со стороны Лавры. Последние преследовали еще и чисто утилитарные, хозяйственные цели. Лавра особенно остро чувствовала отсутствие удобной транспортной связи с городом. Предполагалось, что и те, и другие строители встретятся у Большой Новгородской дороги, будущей Лиговской улицы. Однако этого не произошло.

Если верить старинному преданию, при прокладке трассы ошиблись как те, так и другие, и Невский проспект, вопреки логике петербургского строительства, предполагавшего открытые прямые перспективы, оказался не прямым, а получил нежелательный излом. Говорят, узнав об этой ошибке, Петр I был так разгневан, что велел уложить всех монахов, а в их вине он ни чуточки не сомневался, на месте образовавшегося излома и примерно высечь. Если верить легенде, царь лично присутствовал при этой экзекуции и старательно следил за точным исполнением своего приговора. Впрочем, истории хорошо известна личная неприязнь царя к «племени монахов».

Строго говоря, ни монахи, ни пленные шведы здесь ни при чем. Существует вполне логичная версия, что излом Невского был заранее предопределен. Задуманное равенство углов между будущими гороховой улицей и Вознесенским проспектом, с одной стороны, и между Невским проспектом и Гороховой улицей — с другой, не позволяло Невскому напрямую выйти к Александро-Невскому монастырю. И поскольку это разрушало одну из главных политических концепций застройки Петербурга, пришлось якобы согласиться на «кривой» Невский проспект. В этой связи, может быть, отнюдь не случайным выглядит появление в петербургской микротопонимике такого названия, как «Старо-Невский», призрачная самостоятельность которого некоторым образом как бы снимала с официального Невского его «вину» за свою кривизну, или, если можно так выразиться, избавляла его от некоего комплекса неполноценности. Да и появление самого топонима «СтароНевский» на самом деле связано не с пресловутым изломом, а с более поздней неудачной попыткой выпрямить Невский проспект. Его продолжением от Лиговского проспекта до Александро-Невской лавры должны были стать Гончарная и Тележная улицы. Этот любопытный замысел осуществлен не был, улицы впоследствии разделили и наглухо перегородили жилые застройки.

Между тем, по общему признанию современников, Невский проспект уже в XIX веке считался красивейшей городской магистралью в Европе. Классическая стройность Невского проспекта вошла в иностранные поговорки. Когда барон Жан Эжен Осман стал префектом Парижского департамента Сены, он предпринял невиданную ранее коренную реконструкцию французской столицы. Но и тогда влюбленные в свой город парижане говорили: «Сколько бы Осман Париж ни ломал, такого Невского не выломал».

Этот почетный статус Невского проспекта поддерживался не только городскими властями. Всякое изменение внешнего облика проспекта вызывало негативную реакцию населения. Особенным внимание фольклора пользовался самый оживленный участок Невского — тротуар вдоль гостиного двора — традиционное место деловых встреч, молодежных свиданий, отдыха и прогулок горожан.

Так случилось, что такие новые для России европейские понятия как «проспект» (от лат. «prospectus» — вид, обзор) и бульвар (от нем. «bollwerk» — аллея посреди улицы) в Петербурге появились одновременно. Вместе с прокладкой Невского проспекта на участке от Адмиралтейства и, по некоторым сведениям, вплоть до Фонтанки, по обеим сторонам были высажены березы. Этот первый петербургский бульвар просуществовал до середины XVIII века. Затем, уже при Павле I, был возобновлен в новых границах — от Мойки до Фонтанки. Бульвар, видимо, представлял собой довольно жалкое зрелище. Во всяком случае в городском фольклоре сохранилась ядовитая эпиграмма и на бульвар, и на самого Павла. Правда, уже после смерти императора:

Поистине был он, покойник, велик,

Поставил на Невском проспекте голик.

Впоследствии границы Невского бульвара менялись, пока наконец не ограничились протяженностью фасада гостиного двора. Здесь то высаживались деревья, то разбивался партерный сквер, то все пространство между тротуаром и галереями гостиного двора просто засеивалось травой. Но всегда это место было вытоптано тысячами ног посетителей гостинодворских лавок и гуляющими горожанами. В городе это место так и называлось «Плешка».

Обычай высаживать вдоль фасада Гостиного двора деревья дожил до наших дней. Может быть, такое бережное отношение к давней традиции не в последнюю очередь связано еще и с тем, что этот зеленый участок является единственным, находящимся буквально рядом с проезжей частью проспекта, и в массовом сознании воспринимается неким подобием городского бульвара. Все остальные сады и скверы Невского проспекта вынесены за красную линию его фасадов, находятся за оградами или на соседних улицах.

Начало и конец Невского проспекта отмечены мощными зелеными парковыми массивами. У стен Адмиралтейства его украшают пышные древесные кроны Александровского сада, замыкает проспект ансамбль Александро-Невской лавры, утопающий в зелени своих знаменитых Некрополей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.