Школа баянистов первой Белорусской филармонии

Школа баянистов первой Белорусской филармонии

Здесь Л. В. Пыльцын и дождался назначения в боевую часть:

«И вот однажды, в начале декабря 1943 года меня вызвали в штаб полка на очередную беседу. Беседовавший со мной майор был в полушубке и, несмотря на жарко натопленную комнату, затянут ремнями, будто каждую секунду был готов к любым действиям. Лицо его с заметно повреждённой сверху раковиной правого уха было почти до черноты обветренным. Просмотрев моё ещё тощее личное дело и задав несколько вопросов о семье, об училище и о здоровье, он вдруг сказал: “Мне всё ясно. Пойдёшь, лейтенант, к нам в штрафбат!” Кажется, заикаясь от неожиданности, я спросил: “З-з-за что?” И в ответ услышал: “Неправильно задаёшь вопрос, лейтенант. Не за что, а зачем. Будешь командовать штрафниками, помогать им искупать их вину перед Родиной. И твои знания, и хорошая закалка для этого пригодятся. На сборы тебе полчаса”.

Как оказалось, это был начальник штаба 8-го Отдельного штрафного батальона майор Лозовой Василий Афанасьевич. С ним мне довелось и начать свою фронтовую жизнь в 1943 году, и встретиться через четверть века после войны на оперативно-командных сборах руководящего состава Киевского военного округа. Тогда я был уже в чине полковника и его, тоже полковника, узнал по приметному правому уху.

А тогда, в декабре 1943 года, после тяжких боёв, в которых штрафбат понёс большие потери, в том числе и в постоянном офицерском составе, он отобрал нас, восемнадцать офицеров от лейтенанта до майора, в основном уже бывалых фронтовиков, возвращавшихся из госпиталей на передовую. Я оказался среди них один “необстрелянный”, что вызывало во мне тогда не столько недоумение, сколько гордость за то, что меня приравняли к боевым офицерам».[38]

Штрафной батальон состоял из постоянного и переменного личного состава. К переменному составу относились те, которые прибывали в батальон для «отбытия наказания за совершённые проступки» (то есть штрафники). К числу постоянного состава относились офицеры штаба, командиры рот, взводов, их заместители по политчасти, старшины подразделений, начальники артиллерийского, вещевого, продовольственного снабжения, финансового довольствия и другие. Батальон состоял из штаба, трёх стрелковых рот, роты автоматчиков, пулемётной, миномётной и роты противотанковых ружей, взводов комендантского, хозяйственного, связи. Был в нём и представитель Особого отдела «СМЕРШ» («Смерть шпионам»), и медико-санитарный взвод с батальонным медпунктом, и т. д.

В первые месяцы существования штрафных батальонов в каждой роте и каждом взводе кроме командиров предусматривались и офицерские должности их заместителей построевой и по политической части (политруки). Затем эти должности были упразднены.

В штрафных батальонах должность командира взвода приравнивалась к должности командира роты в обычной части, даже штатная категория была «капитан». Кроме того, денежный месячный оклад у офицеров «постоянного состава» был на 100 рублей выше, чем в обычных частях. Всему постоянному составу штрафных батальонов сроки выслуги в званиях, по сравнению с командным, политическим и начальствующим составом строевых частей действующей армии, сокращался наполовину. И если в обычных и даже гвардейских частях пребывание один день на фронте засчитывал ось за три, то в штрафбатах — за шесть дней!

Поэтому офицеры постоянного состава, шутя, называли свой штрафбат «почти гвардейским». Доморощенные юмористы аббревиатуру «8 ОШБ 1 БФ» расшифровывали не как «Восьмой Отдельный штрафной батальон Первого Белорусского фронта», а как «Восьмая Образцовая Школа Баянистов Первой Белорусской Филармонии».

В период затишья шло укомплектование штрафного подразделения и «переменным составом»: «Пополнение батальона шло очень интенсивно. И не только за счёт проштрафившихся боевых офицеров. Поступая и значительный контингент бывших офицеров, оказавшихся в окружении в первые годы войны, находившихся на оккупированной территории и не участвовавших в партизанском движении (мы так и называли их общим словом “окруженцы”). Было небольшое количество и освобождённых нашими войсками из немецких концлагерей или бежавших из них бывших военнопленных офицеров, прошедших соответствующую проверку в органах СМЕРШ (“Смерть шпионам”)».[39]

А. В. Пыльцын с возмущением пишет об авторах современных публикаций, не находящих «различий между фронтовыми офицерскими штрафными батальонами и армейскими штрафными ротами». При этом в воспоминаниях настоящего, а не литературно-кинематографического ветерана о комплектовании батальона постоянно подчёркивается, что «переменный состав» его состоит исключительно из разных категорий наказанных офицеров.

За что же офицеры попадали в штрафбат?

Например, командир 342-го гвардейского стрелкового полка 121-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии подполковник Федор Ячменев был «для искупления своей вины перед Родиной» направлен в штрафной батальон сроком на два месяца.

В приказе, подписанном первым заместителем народного комиссара обороны Жуковым 29 апреля 1944 года, сказано, что 12 апреля 1944 года «без приказа военного совета армии» подполковник оставил противнику занимаемый рубеж — высоту 267,0. Несмотря на приказ свыше вернуть высоту, полк не смог этого сделать.

«За невыполнение приказа военного совета армии, за оставление противнику выгодных позиций и непринятие мер к восстановлению положения, за прояыенную трусость, ложные доклады и отказ от выполнения поставленной боевой задачи» Ячменев и получил свои 2 месяца штрафбата.[40]

Попасть в штрафники можно было не только из фронтовой части, но из эшелона с пополнением. В датированном июнем 1944 года приказе народного комиссара обороны СССР сказано следующее:

«18 мая с.г. на станции Красноармейская, в эшелоне с маршевым пополнением, следовавшим из 6-й запасной стрелковой дивизии, в результате нераспорядительности офицерского состава красноармейцы, подобрав неразорвавшуюся мину, начали ею разбивать доски для разведения костра и от разрыва этой мины было убито 4 человека и ранено 9 человек. Преступные элементы, находившиеся в составе эшелона, воспользовавшись этим происшествием, вовлекли неустойчивых красноармейцев к нарушению воинской дисциплины, разоружению и избиению офицерского состава».

В результате Сталин приказал снять с должности командующего войсками Харьковского военного округа генерал-лейтенант Калинина. Командиру 6-й запасной стрелковой дивизии генерал-майору Коваленко за «безответственное и халатное отношение к формированию маршевого пополнения» — объявить выговор с предупреждением о неполном служебном соответствии. Взыскание на генерал-майора Коваленко было относительно мягким, с учётом того, что он недавно вступил в командование дивизии и при отправлении эшелона из-за болезни не мог принять участия в его формировании. Проверявших состав эшелона начальника штаба дивизии полполковника Тарасова и командира 166-го запасного стрелкового полка подполковника Григорьева было приказано за формальное и безответственное отношение к формированию эшелона снять с занимаемых должностей и назначить на должность с понижением. А офицерский состав эшелона, «проявивший во время происшествия бездействие» приказано было «лишить военных званий и отправить в штрафную часть».[41]

Младший лейтенант 1082-го стрелкового полка Карамалькин попал в штрафбат за … письмо в редакцию газеты «Красная Звезда». В письме он настоятельно просил вызвать его в Москву для сообщения «серьёзных фактов, разоблачающих больших людей».

Будучи вызван в Москву, Карамалькин представил записку, в которой, как сказано в приказе № 47 30 января 1943 года заместителя народною комиссара обороны СССР генерал-полковника Е. Щаденко: «…подверг критике действия всех своих начальников, начиная с командира роты и кончая командованием армии и фронта. При этом Карамалькин голословно заявил, что многие командиры пробрались на командные должности только для того, чтобы пользоваться высоким авторитетом и спасать свою шкуру… Не будучи непосредственным участником боёв, Карамалькин, пользуясь всякого рода слухами и сплетнями, пытается возвести на свое командование ложные обвинения. Вместе с тем Карамалькин вёл разговоры со своими подчинёнными о том, что вышестоящие командиры посылали людей в атаку, не ставя им определённой задачи, что командиры пьянствуют и т. п.».

Младшего лейтенанта Карамалькина было приказано за «критиканство, попытку оклеветать своих начальников и разложение дисциплины в своём подразделении — отправить в штрафной батальон сроком на 3 месяца, с разжалованием в рядовые».[42]

Угодить в штрафбат можно было по самым разным причинам. У капитана-лётчика разбились два молодых пилота из пополнения — в штрафбат. У интенданта недостача — туда же. Через штрафбат проходили многие освобождённые из плена офицеры. Пьяная драка или неоправданное применение оружия заканчивались тем же. Как-то в штрафбат угодил командир штрафной роты. После боя и тяжёлых потерь в роте получили продукты и водку на уже «мёртвые души». Была организована пьянка, на которой присутствовали и чины военной прокуратуры. Что не помешало им же затем отправить ротного за хищение в штрафной батальон.

Однажды попал в штрафбат инженер-майор, осуждённый за сексуальный шантаж. Домогался девушек-военнослужащих, пугая их отправкой в штрафную роту. На самом деле женщин в штрафные подразделения отбывать наказание не посылали. В итоге пришлось стать штрафником самому майору. Очень он был непопулярен среди товарищей и из-за совершённого, и из-за трусости. Его периодически надо было спасать от самосуда.

Но трусость в штрафбате была явлением редким. Подавляющее большинство «переменного состава» рассчитывало честно заработать возвращение утраченных званий и орденов. Основанием для этого было ранение или особые отличия в бою. Можно даже было получить новую награду — чаще всего медаль «За отвагу». А вот орден «Славы», которым также иногда награждали штрафников, мог быть впоследствии и источником неприятностей. Да-да, тот самый солдатский орден «Славы», три степени которого в шестидесятые годы справедливо приравняли к Золотой Звезде Героя. Этот орден предназначался для солдат, а не для офицеров (за исключением младших лейтенантов авиации). И если на груди восстановленного в прежнем звании офицера был орден «Славы», то легко было догадаться — он побывал в штрафбате.

Как видно из документов, утверждение Александра Пыльцына о том, что в штрафбат посылали отбывать наказание исключительно бывших офицеров полностью подтверждается.

Вот как он описывает свою первую боевую операцию:

«Задача состояла в следующем: в ночь на 19 февраля незаметно для противника перейти линию фронта и, избегая боевого соприкосновения с ним, смелым броском выйти ему в тыл и дойти до западной окраины Рогачёва. Л там, во взаимодействии с лыжным батальоном захватить город и удерживать его до подхода основных сил армии. На всё это нам отводилось трое суток, из расчёта чего и были выданы боеприпасы и сухой, далеко не богатый паёк (консервы, сухари и сахар). Моему разведвзводу была поставлена задача выполнять роль авангарда» .[43]

Показательно, что по воспоминаниям А.В.Пыльцына в состав батальона входили огнемётчики:

«Взвод огнемётчиков выпустил несколько мощных огненных струй по скоплениям немцев и по выходам из блиндажей…».[44]

Такое описание сильно расходится с традиционным представлением об «одной винтовке на троих». В батальоне были свои пулемётчики, и подразделения противотанковых ружей (ПТР), и огнемётчики, вооруженные «РОКСами» — ранцевыми огнемётами с жидкостью «КС».

«Вскоре поступила команда “действовать”, как и было предусмотрено заранее — громить тылы, чем мы активно и занялись. Панику в стане врага нам удалось посеять большую. Батальон действовал и группами, и собираясь в один, довольно мощный кулак. Мелкие наши группы уничтожали технику противника. Затем эти орудия и миномёты взрывали или приводили в негодность другим способом…» .[45]

А. В. Пыльцын пишет: «Хочу обратить внимание читателя на то, что наш батальон постоянно пополнялся новым оружием в достаточном количестве. У нас уже были ещё не широко применяемые в войсках новые автоматы ППШ вместо ППД. Получили мы и новые противотанковые ружья ПТР-С (т. е. Симоновские) с пятизарядным магазином. И вообще недостатка в оружии мы никогда не испытывали. Об этом я говорю потому, что нередко в послевоенных публикациях утверждалось, будто штрафников гнали в бой без оружия или давали одну винтовку на 5–6 человек и каждый, кто хотел вооружиться, желал скорейшей гибели того, кому оружие досталось.

В армейских штрафных ротах, когда их численность превышала иногда тысячу человек, как мне рассказывал уже через много лет после войны офицер Михайлов Владимир Григорьевич (к сожалению, теперь уже покойный}, командовавший тогда такой ротой в 64-й армии, бывали случаи, когда просто не успевали подвезти нужное количество оружия и тогда, если перед выполнением срочно поставленной боевой задачи не оставалось времени на довооружение, одним давали винтовки, а другим — штыки от них. Свидетельствую: это никак не относилось к офицерским штрафбатам. Оружия, в том числе и самого современного, там всегда хватало».[46]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.