4) Источники по истории Смутного времени и первой половины XVII в. (1605–1645)
4) Источники по истории Смутного времени и первой половины XVII в. (1605–1645)
Изложение событий Смутного времени начинается в Пискаревском летописце с обширной статьи 1603 г., где излагается биография Григория Отрепьева. Пискаревский летописец обнаруживает здесь сюжетное сходство и с разрядными записями, и с Новым летописцем: Григорий Отрепьев был в московском Чудове монастыре, стал там дьяконом, служил у патриарха Иова, ушел в северские города, оттуда – в Киев в Печерский монастырь, из Киева – в Литву; в Литве Григорий Отрепьев заболел и на исповеди сказал, что он царевич Дмитрий Угличский. Как доказала В. Г. Вовина, автор Пискаревского летописца не обращался в статье о биографии Григория Отрепьева к Новому летописцу. Оба памятника независимы друг от друга, но, возможно, некоторые сведения попали в Пискаревский летописец из разрядных записей: о пребывании Григория Отрепьева в Чудове монастыре, о северских городах, Киеве, о бегстве в Литву, о болезни и духовной исповеди. О бесспорном заимствовании нельзя говорить, поскольку у разрядных записей и Пискаревского летописца прослеживается лишь общая событийная канва, но нет текстуального сходства.
Некоторые повести Смутного времени также близки по сюжету Пискаревскому летописцу, они излагают те же самые сведения. Из всех сказаний Смутного времени с Пискаревским летописцем особенно сходны сочинения князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского и князя Семена Ивановича Шаховского. Например, в повести князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского читаем о Самозванце: «От юности восхоте мнишеский образ носити. По мале времени пострижения своего изыде той чернец во царствующий град Москву и тамо дойде пречестныя обители архистратига Михаила и великого чюдотворца Алексия, и принят бысть архимаритом и всею братиею в пречестную обитель в крылосный чин; в той же обители поставляетца во дьяконы от патриярха Иова. Отъиде во страну северских градов, и оттоле дошед литовский земли до града Киева. И разболевся же лестию, якобы и до смерти уже пришед, и призвав к себе священника греческия веры исповедует ему лестию вся своя согрешения. И на конец исповедания рече ему слово едино под клятвою, яко он есть царь Дмитрей, сын великого князя Иоанна Московского»[253].
Для сравнения с произведением князя Катырева-Ростовского приведем отрывок из другого сочинения Смутного времени: повести князя Семена Ивановича Шаховского, где сходным образом описывается болезнь Григория Отрепьева: «Разболелся лестию якобы и до смерти уже пришед, повелевает же призвати священника греческия веры и исповедует ему лестию свои согрешения. И на конец исповедания рече ему слово едино под клятвою: яко несмъ, рече, инок, им же мя образом видиши, но сын есмъ царя и великого князя Иоанна Васильевича Московского»[254]. Две повести никак не связаны друг с другом, просто они пишут об одном и том же. Нельзя установить и их общий источник, так как нет прямых текстуальных заимствований. В этих повестях, как и в разрядных записях, не наблюдается текстуального сходства и с Пискаревским летописцем, хотя здесь можно проследить общие сюжетные линии.
Но по сюжету изложение биографии Григория Отрепьева в Пискаревском летописце ближе все же к разрядным записям, а не к повестям Смутного времени, хотя полного текстуального совпадения у Пискаревского летописца с разрядными записями, как уже упоминалось, нет:
21* Пискаревский летописец. С. 206.
22* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907. С. 1.
И в Пискаревском летописце, и в разрядных записях сказано о пострижении Григория Отрепьева в Чудове монастыре в Москве, оттуда он сбежал в северские города, а потом в Литву, говорится также о его болезни, во время которой на духовной исповеди он признался в своем царском происхождении. Но в Пискаревском летописце Григорий Отрепьев сбежал в Киев к князю Адаму Вишневецкому, в разрядных же записях после бегства в Литву будущий Лжедмитрий I очутился в киевском Печерском монастыре. У Пискаревского летописца не прослеживается здесь сходства и со сказаниями Смутного времени. В сочинениях князя Катырева-Ростовского и князя Семена Ивановича Шаховского, несмотря на схожесть изложения событий в обоих, отсутствуют сведения о встрече Григория Отрепьева с князем Адамом Вишневецким. Видимо, составитель свода воспользовался здесь разрядными записями. Нельзя исключить и того, что автор летописи находился в это время в Чернигове, где и получил известия о Лжедмитрии I.
В Пискаревском летописце встречаем одно сообщение о самозванце, отсутствующее в других источниках: Григорий Отрепьев якобы приходил к царице Марфе в монастырь на Выксе и она дала ему крест своего сына Дмитрия Угличского. Р. Г. Скрынников считал рассказ об этом посещении фантастичным[255]. Неизвестно, откуда попал этот рассказ в Пискаревский летописец, т.к. в письменных источниках Смутного времени он отсутствует. По-видимому, автор летописца, как и многие другие современники, знал о скитаниях Григория Отрепьева по монастырям понаслышке[256].
Рассказы о военных походах Григория Отрепьева в анализируемом источнике ближе всего к разрядным записям: и в Пискаревском летописце, и в разрядных записях говорится о том, что самозванец взял Чернигов, называется черниговский воевода – Иван Татев, говорится о добровольной сдаче Путивля, о поражении Григория Отрепьва под Добрыничами, после которого Самозванец ушел в Путивль, о том, что царевич Федор Борисович послал под Кромы Петра Басманова приводить людей к крестному целованию царевичу Федору, об измене окраинных городов, которые целовали крест самозванцу. Текстуального совпадения нет и здесь:
23* Пискаревский летописец. С. 206, 216.
24* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 2–4.
В Пискаревском летописце, в отличие от разрядных записей, сообщены дополнительные известия о том, что Расстрига взял город Монастырев, а воеводы после того, как разбили войска Самозванца под Добрыничами, пошли под Кромы. Но если в Пискаревском летописце сказано, что некоторые люди после смерти Бориса Годунова не стали целовать крести его сыну царевичу Федору, то в разрядных записях за Смутное время жители окраинных городов втайне целовали крест Расстриге. Как видно, между разрядными записями и Пискаревским летописцем нет не только текстуального тождества, но и полной идентичности содержания, несмотря на близость текстов обоих.
Сведения о том, что Григорий Отрепьев послал сначала к Москве дворян Гаврилу Пушкина и Наума Плещеева, о том, что после взятия Москвы царица Мария и царевич Федор были убиты князем Василием Мосальским и дьяком Богданом Сутуповым по его приказу, царевна Ксения была пострижена в монастырь, а Годуновы разосланы по городам, также больше всего напоминают сообщения разрядных записей. В литературных повестях Смутного времени и кратких летописцах XVII в. нет такого полного изложения событий. Например, в «Сказании о Гришке Отрепьеве» говорится только о Гавриле Пушкине и Науме Плещееве: «И отпущает к царствующему граду Москве посланников своих з грамоты с крестоцеловальными, и с ласкою, и з грозою, к бояром, и воеводам, и окольничьим, и дворяном, и стольником, и чашником, и ко всему царскому чину, и к приказным людем, к гостям и торговым людем, и к черным людем, Гаврила Пушкина, Наума Плещеева, объявляя себя, аки истиннаго царевича Дмитрея Ивановича»[257]. В летописце, написанном «выбором из старых летописцев», помимо Гаврилы Пушкина и Наума Плещеева, упоминается и арест царя Федора Борисовича с матерью: «Григорий Отрепьев отпустил к Москве с грамотами Гаврила Пушкина да Наума Плещеева, а нареченного царя Федора Борисовича и царицу матерь его Марью повелевает изымати и посадит до своего указу в крепости»[258]. Текстуального сходства ни у «Сказания», ни у летописца с Пискаревским летописцем нет.
Некоторые статьи Пискаревского летописца напоминают свидетельства современника. Например, к наблюдениям очевидца событий можно отнести известия Пискаревского летописца о том, что Василий Шуйский обличал Лжедмитрия I, тот велел сослать Шуйских, но потом опять их вернул, о боярских свадьбах в Москве при Лжедмитрии I. Воспоминаниями современника может являться и статья о восстании против самозванца: «Всею землею на нево восстали. И у бояр дума на нево, да немногая, тако не от тово ему сталося»[259].
Многие источники Смутного времени пишут, что Лжедмитрия похоронили на Кулишках, а затем сожгли в «аду». Об этом сообщает и автор Пискаревского летописца. Однако полного тождества с другими источниками у Пискаревского летописца здесь не прослеживается, поскольку большинство источников имеют более позднее происхождение, чем Пискаревский летописец, статью о смерти Григория Отрепьева можно рассматривать как воспоминание современника.
В Пискаревском летописце нашли отражение и документальные источники Смутного времени. Из грамот царя Василия Шуйского взяты свадебная запись Григория Отрепьева сандомирскому воеводе Мнишку, письма Расстриги к папе римскому, письма кардинала Малагриды к самозванцу, в которых говорится о намерении Лжедмитрия I ввести в России католичество, "расспросные речи" пана Бучинского, излагавшие замысел Григория Отрепьева уничтожить русских бояр и заменить их поляками. Текст всех этих документов приведен почти буквально. Кроме Пискаревского летописца, грамоты Василия Шуйского встречаем и в двух повестях Смутного времени таких, как «Иное сказание» и «Сказание о Гришке Отрепьеве». В «Ином сказании» из документов взято только сообщение о намерении Лжедмитрия I расправиться с православными христианами: «И учиниша сей окаянный гонитель со своими злосоветники иайя в 18 день недельный бояр и гостей и всех православных християн»[260]. В «Сказании о Гришке Отрепьеве» приведен тот же самый факт: «И положил злой свой совет и росписати повеле, которому воеводе боярина которого убити»[261]. Однако в Пискаревском летописце грамоты Василия Шуйского изложены гораздо подробнее, чем в сказаниях Смутного времени.
В Пискаревском летописце два раза говорится о военных действиях при царе Василии Шуйском против Ильи Муромца, назвавшегося царевичем Петром.
В первый раз об этом упоминается кратко: воеводы царевича Петра Истома Пашков и Иван Болотнков стояли в Коломенском, потерпели поражение от царских воевод, после чего Истома Пашков перешел на сторону Шуйского, а Иван Болотников ушел в Калугу; царские воеводы пошли к Калуге, но ее не взяли, после чего Болотников ушел в Тулу к царевичу Петру, а Василий Шуйский взял Тулу. В другой раз о военных походах против царевича Петра и Ивана Болотникова говорится подробнее: сообщается о том, что войска Ивана Болотникова потерпели поражение на реке Восьме, названы имена казненных в Путивле царевичем Петром бояр. При описании походов царевича Петра и Ивана Болотникова составитель Пискаревского летописца, видимо, мог обратиться к разрядным записям.
К разрядным записям близки и сведения Пискаревского летописца о Тушинском воре – Лжедмитрии II, его убийстве в Калуге князем Петром Урусовым, а также о том, что царь Василий Шуйский послал в Новгород Михаила Скопина-Шуйского просить помощи у шведов, о поражении московского и шведского ополчения в Цареве-Займище, о поражении литовцев на Медвежьем броду, битве на Ходынке, походе князя Ивана Ивановича Шуйского по Троицкой дороге против Лисовского, об освобождении при царе Василии Шуйском сандомирского воеводы Мнишка, его дочери Марины и литовских людей, бывших пленниками в Москве, о голоде осажденного в Кремле польского гарнизона, когда поляки, по разрядным записям, «всякое скверно и нечисто ядяху, и сами себя тайно побиваху, и друг друга съедаху»[262]. (По Пискаревскому летописцу, «люди людей ели, и собаки, и кошки, и всякое поганое»[263].) При описании пожара Москвы в 1611 г. в Пискаревском летописце уточняется: «Умысля опять Михайло Салтыков да Фетька Андронов с Литвою, велели Москву жечь… марта 19 день, во фторник Страстныя недели»[264], в разрядных же записях назван только день пожара: «Москву выжгли на Страстной неделе, во вторник»[265]. Другие сообщения Пискаревского летописца и разрядных записей о событиях 1611–1612 гг. очень близки, но и там полного текстуального сходства нет. И в Пискаревском летописце, и в разрядных записях сказано об убийстве во время пожара Москвы князя Андрея Васильевича Голицына:
25* Пискаревский летописец. С. 216.
26* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 22.
В разрядных записях это событие передано с подробностями, опущенными в Пискаревском летописце: сказано, что князя Андрея Васильевича Голицына убили поляки и литовцы по инициативе Михаила Глебова и Федора Андронова, зато в Пискаревском летописце названа причина убийства – защита князем православной веры. Ни у Пискаревского летописца, ни у разрядных записей не наблюдается полного сходства текста и содержания, хотя речь идет об одном и том же событии. Не исключено, что составитель Пискаревского летописца воспользовался более ранними, не дошедшими до нас разрядами. О вражде казаков и дворян, стоявших под Москвой, убийстве Прокофия Ляпунова упоминается и в Пискаревском летописце, и в разрядных записях, причем в Пискаревском летописце это сообщение более пространное, чем в разрядных записях:
27* Пискаревский летописец. С. 216.
28* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 22.
Характеристика Кузьмы Минина в Пискаревском летописце – «смышлен и язычен» – в других источниках не встречается. Во всех них, в том числе в кратких летописцах, о Кузьме Минине говорится просто как о выборном человеке из посадских людей. Например, Никифоровский краткий летописец сообщает о Кузьме Минине следующее: «7120 – Приходил в Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович Пожарский, и множество войска под Москву, а с ним был товарищ нижегородец посатцкий человек Козма Минин для великого собрания»[266]. Шибанский летописец пишет то же самое: «7120 – Приходил в Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович Пожарский, собрав многие войски, приходил под Москву, да с ним был товарищ нижегородец постацкий человек Козьма Минин»[267]. Похожая статья встречается и в еще одном кратком летописце: «Приходил в Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович Пожарский собрал множество войска и приходил под Москву, а с ним был товарищ нижегородец посадский человек Козма Минин и стали для очищения Московского государства»[268].
Пискаревский летописец содержит слишком мало сведений о Кузьме Минине, что не позволяет судить о личном знакомстве летописца со старостой нижегородского ополчения. На их основании нельзя сказать, был ли автор в Нижнем Новгороде и встречался ли с Кузьмой Мининым. Возможно, однако, что составитель Пискаревского летописца располагал какими-то современными ему источниками.
Изложение похода князя Дмитрия Пожарского из Нижнего Новгорода к Москве, как и многие другие статьи Пискаревского летописца о военных действиях, тоже очень напоминает разрядные записи:
29* Пискаревский летописец. С. 217–218.
30* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 22.
В приведенных выше отрывках, как и в остальных, при общем сходстве содержания фиксируются некоторые отличия: в Пискаревском летописце князь Дмитрий Пожарский пришел в Ярославль из Нижнего Новгорода, но ничего не сказано о Кузьме Минине и его участии в создании ополчения; в разрядных записях точно названо место, где расположился лагерь князя Дмитрия Пожарского, – Арбатские ворота в Москве, тогда как Пискаревский летописец просто сообщает о том, что князь Дмитрий Пожарский пришел из Ярославля в Москву. В Пискаревском летописце рассказано и о покушении на князя Дмитрия Пожарского, когда Иван Заруцкий послал казаков и детей боярских его зарезать, но ошибочно ранили какого-то сына боярского. В. Г. Вовина отметила, что из всех источников, повествующих о Смутном времени, только в Пискаревском и Новом летописцах говорится о покушении на князя Дмитрия Пожарского. В то же время, писала В. Г. Вовина, попытка убийства князя Пожарского, при общем сходстве, в обоих памятниках изложена по-разному: «В Новом летописце указаны имена двух казаков, посланных из Москвы Иваном Заруцким убить князя, в Пискаревском летописце – это некие безымянные казаки и дети боярские; по Пискаревскому летописцу казак поразил случайно сына боярского, который „вел“ князя, по Новому летописцу казак Степанко тоже ошибся и „перереза“ ногу казаку Роману»[269]. На этом основании исследовательница предположила, что существовали какие-то неизвестные нам источники о покушении на князя Дмитрия Пожарского[270]. Они отразились в Пискаревском и Новом летописцах, но не были использованы в других сочинениях о Смутном времени.
Невозможно установить, из какого источника взяты сведения Пискаревского летописца о жизни Марины Мнишек в Коломне, когда «чины у ней были царьския все: бояре и дворяне, и дети боярския, и стольники, чашники и ключники, и всякие дворовые люди… А боярыни у нея были многия от радныя, и мать Трубецкого князя Дмитрея была же»[271].
Неизвестно и происхождение рассказа о жизни Ивана Заруцкого: «А он с поля пришел к Астрахани, и тут его пустили честно, по царьскому обычаю, и двор ему поставили, а воеводу астраханского князя Ивана князя Дмитреева сына Хворостинина убил, и почал жити по царьскому чину… И он, Ивашка, умыслил лутчих людей в Астрохани побити, кои не любят, и стал побивати… И в ту же пору пришли с Терки многие люди черкасы. И пустили их в город. И он, Ивашко, з женкою Маринкою и с малым Иванком побежали из града Волгою вверх. А за ним погналися многие люди из Астрахани, и угнали их. Казаки, кои с ними, стали бити челом и миритца межю собою, стали крест целовать, чтобы государь их пощадил, а его, Иванка, и женку Маринку, и малого отдали… И государь его повеле казнити и с малым и з женкою»[272].
Об Иване Заруцком, его бегстве в Астрахань, намерении убить «лутчих» людей, аресте и казни, помимо Пискаревского летописца, повествует также Новый летописец. Но и здесь нет полного сходства. Сведения Нового летописца в отдельных случаях достовернее. Например, в Пискаревском летописце сказано, что вместе с Иваном Заруцким, Федором Андроновым в Москве была казнена и Марина Мнишек, тогда как в Новом летописце говорится о ее естественной смерти. Об этих событиях не сказано ни в Сокращенном временнике, ни в кратких летописцах. В своей заключительной части Сокращенный временник использовал краткие летописцы и существенно отличается от Пискаревского летописца: «7121 – На Дмитриев день Селунского бояре взяли Москву, Китай-город, а литовских людей побили»[273]. Эта статья встречается во многих кратких летописцах. Краткий летописец от крещения св. Владимира пишет: «7121 – На Дмитриев день Селунского взяли Московского государства Китай-город и литовских людей побили»[274], Никифоровский летописец приводит те же известия: «7121 – На Митриев день Селунского бояре Московское государство Китай-город литовских людей побили»[275], аналогичное известие читается в еще одном кратком летописце: «7121 – На Дмитриев день Селунского Московского государства бояре и все православные христиане взяли Московское государство Китай-город и литовских людей побили»[276].
В Пискаревском летописце, как и в Новом, мы встречаем любопытные повести о чудесах, случившихся в Смутное время. При описании чудесных явлений в Пискаревском летописце могли быть использованы повести и сказания Смутного времени. Слишком малый объем текстов не позволяет говорить о прямом заимствовании. Статья Пискаревского летописца о видении сыну головы Истомы Артемьева Козьме в Архангельском соборе, когда он услышал в храме голоса, напоминает рассказ из «Иного видения». Совпадение текста в обоих источниках почти дословное:
31* Пискаревский летописец. С. 217–218.
32* Иное видение. С. 185.
Очевидно, Пискаревский летописец сократил здесь известие «Иного видения», убрал слова о том, что церковь Архангела Михаила является местом погребения великих князей.
Статью из другого сочинения Смутного времени, «Иного сказания», в Пискаревском летописце напоминает описание другого чудесного явления – в церкви Рождества Богородицы загорелась свеча «сама по себе». Возможно, все статьи о чудесах попали в Пискаревский летописец не непосредственно из «Иного сказания» и «Иного видения», а из какого-то другого источника, который нашел отражение и в этих сочинениях.
В Пискаревском летописце помещен также и рассказ о видении нижегородца Григория о посте, когда люди в Московском государстве должны были поститься три дня и три ночи, чтобы освободиться от нашествия иноземцев. На него обратила внимание В. Г. Вовина. Она заметила, что краткое сообщение Пискаревского летописца о посте содержит отсутствующее в «Повести о видении нижегородца Григория» сравнение событий в Нижнем Новгороде с «древним чюдом» в Ниневии, такое же, как и в Новом летописце. Исследовательница пришла к выводу, что в статье о посте нашла отражение не непосредственно «Повесть о видении нижегородца Григория», а ее обработка в другом сказании[277].
В конце Пискаревского летописца помещено несколько кратких записей о событиях времени царя Михаила Федоровича Романова. Это, прежде всего, статья об избрании Михаила Романова на царство. Затем следуют три приписки 1625, 1626, 1645 гг.: в первой говорится о персидских послах от шаха Аббаса, которые прислали царю Михаилу Федоровичу погребальную ризу Христа, во второй – о пожаре Москвы, в третьей – о смерти царя Михаила Федоровича. Все эти заметки встречаются и в кратких летописцах XVII в., но у них нет полного сходства с Пискаревским летописцем. Например, только в Пискаревском летописце указана причина пожара 1626 г.: «На Варварском кресце в Ыпацком переулке загорелся двор Петровой жены Третьякова»[278].
Эти три заметки 1625, 1626, 1645 гг., возможно, являются записями, современными описываемым событиям. Так, в статье о смерти Михаила Федоровича сказано: «И бысть во граде Москве плач велик и причитанье во всем народе от четвертого часа ночи по седьмой час дни»[279]. Точно указанное время говорит о том, что статью писал современник. В Пискаревский летописец три заметки 1625–1645 гг. могли быть внесены переписчиком свода. Они отделены от основного текста несколькими чистыми листами. Значит, эти заметки могли появиться уже после того, как была написана основная часть памятника. Хотя Я. Г. Солодкин считает статьи 1625 и 1626 гг. непосредственным продолжением текста свода, основываясь на их стилистическом единстве с основной частью Пискаревского летописца, все же, скорее всего, они являются именно приписками, не связанными композиционно с Пискаревским летописцем. Памятник заканчивается статьей об избрании на царство Михаила Романова и довольно подробным описанием событий первых лет его царствования. Краткий характер заметок 1625–1645 гг. позволяет о них и говорить как о приписках. Что касается стилистического сходства между первыми двумя записями и основным текстом свода, то его можно объяснить тем, что Пискаревский летописец был обработан одним человеком, переписчиком рукописи.
Подведем основные итоги. Описание событий Смутного времени представлено в летописце на основании разнообразных источников. Создатель Пискаревского летописца мог располагать летописью конца XVI в., общей ему и Сокращенному временнику, разрядными записями, повестями и сказаниями, а также мог воспользоваться своими собственными наблюдениями как современника и некоторыми документами. В Пискаревском летописце, вероятно, нашли отражение какие-то неизвестные источники о князе Дмитрии Пожарском и Марине Мнишек. К особенностям обработки источников в Пискаревском летописце относится то, что составитель включал в свое повествование документы, не изменяя их текста. Близко к тексту переданы и литературные источники – повести и сказания. В Пискаревском летописце много говорится о военных событиях Смутного времени, при этом всегда даны годы походов. Здесь могли найти отражение разрядные записи, из которых были взяты точные даты. Полного текстуального совпадения у разрядных записей и Пискаревского летописца нет. Не исключено, однако, что автор редактировал свой источник.
Теперь, после изучения источников различных периодов, использованных при создании летописца, можно дать общую характеристику состава источников памятника. В своей начальной части он основан на Воскресенской и Никоновской летописях, хотя полного текстуального сходства между ними не прослеживается. Как дополнение к этим летописям составитель Пискаревского летописца использует Летописец начала царства и летописец 1554 г., а также летопись, общую Пискаревскому летописцу и Сокращенному временнику. Последняя нашла отражение не только в начальной, но и в оригинальной части Пискаревского летописца, большинство сообщений об опричнине заимствовано именно оттуда. До 1422 г. Пискаревский летописец, возможно, опосредованно заимствовал ряд известий из Типографской летописи. При этом не исключено, что Типографская летопись могла читаться в составе летописца северного происхождения, возникшего, вероятно, в Кирилло-Белозерском монастыре.
Источники известий о Смутном времени выявить трудно. Пискаревский летописец здесь очень близок Новому летописцу, но их сходство не позволяет определить ни общий им источник, ни говорить о заимствовании одним памятником известий другого. Сообщения о Смутном времени в Пискаревском летописце очень напоминают разрядные записи за этот период, но и в этом случае не наблюдается прямых текстологических заимствований. Статьи о Смутном времени могли основываться и на некоторых источниках нелетописного происхождения – документах, повестях, сказаниях. К особенностям обработки источников как в начальной, так и в оригинальной части Пискаревского летописца можно отнести то, что составитель памятника редактировал свои источники, из-за чего невозможно проследить прямое текстуальное заимствование.
Пискаревский летописец сохранил сведения, отсутствующие в других письменных памятниках. Это сообщение об Адашеве и Сильвестре, некоторые статьи об опричнине, основанные, скорее всего, на записи устных рассказов.
Ни в одном письменном источнике не встречается столько подробных известий о строительстве и книгопечатании в Москве в годы правления Федора Ивановича и Бориса Годунова, а также о Кузьме Минине. Но они не похожи по форме на устные рассказы (здесь, скажем, точно указывается время события). Скорее всего, эти статьи представляют собой записи современного событиям источника, возможно основанного на разрядах.
Записи устных рассказов, сведения об Адашеве и Сильвестре, заметки о строительстве и книгопечатании времен Федора Ивановича и Бориса Годунова, о нижегородском купце Кузьме Минине делают Пискаревский летописец уникальным памятником, сообщающим новые подробности исторических событий.
К особенностям обработки источников в Пискаревском летописце относится то, что летописные источники передаются близко к тексту. Это же можно сказать и о повестях Смутного времени. С источниками документального происхождения, за исключением окружных грамот царя Василия Шуйского, а также разрядами такой текстуальной близости нет, но изложение ряда событий в Пискаревском летописце и в разрядных книгах совпадает.
Как и Новый летописец, Пискаревский летописец дает подробное изложение событий Смутного и может быть важным источником для истории того периода.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.