Глава 3 Объект источниковедения: исторический источник – система видов исторических источников – эмпирическая реальность исторического мира

Глава 3

Объект источниковедения: исторический источник – система видов исторических источников – эмпирическая реальность исторического мира

3.1. Система видов исторических источников как проекция культуры

Ряд факторов исторической науки, среди которых выделим в первую очередь переход от линейных моделей к цивилизационным, подразумевающим компаративный анализ разных культур в том числе и в коэкзистенциальном пространстве, и антропологический поворот, предполагающий акцентирование внимания на инаковости разных эпох в истории одной культуры, привел к трансформации эмпирического объекта исторического познания и, соответственно, источниковедения как субдисциплины исторической науки. В качестве объекта понимается уже не отдельный исторический источник, а система видов исторических источников, представляющая фактически проекцию той или иной культуры.

Обоснуем источниковедческий критерий периодизации – различения сменяющих друг друга социокультурных состояний на основе изменения видовой структуры корпуса исторических источников. Существует несколько вполне обоснованных концепций перехода от Средних веков к Новому времени, каждая из которых по-своему объясняет его причины.

Рассматривая исторический источник как объективированный результат творческой активности человека, мы в качестве гипотезы, объединяющей наши наблюдения над изменениями видовой структуры корпуса исторических источников, примем концепцию индивидуализации человека при переходе от Средних веков к Новому времени. Наиболее адекватен для этих целей подход немецко-американского философа Э. Фромма (1900–1980), поскольку он отмечает и вторую сторону процесса индивидуализации – установление «вторичных связей» между человеком и обществом[209]. Дополним лишь, что это связи двух типов, поскольку включают человека не только в коэкзистенциальное, но и в эволюционное (историческое) целое, что в наиболее общем плане проявляется в осознании хода исторического времени.

Особо подчеркнем, что, приняв концепцию Э. Фромма, мы не отрицаем иные причины, обусловившие смену эпох, однако будем считать их факторами, имплицитно включенными в выбранную нами схему, тем более что Э. Фромм уделяет внимание не только следствиям, но и причинам анализируемых им изменений человеческой личности.

Посмотрим, как работает предлагаемая гипотеза на объяснение возникновения новых видов исторических источников: мемуаристики, эссеистики, публицистики (в ее буквальном, а не расширительном понимании), периодической печати[210].

Наиболее четкий индикатор перехода от Средних веков к Новому времени – возникновение мемуаристики. Общепризнанно, что возникновение мемуаристики обусловлено становлением в этот период индивидуальности. И мы вполне согласны с А. Г. Тартаковским (1931–1999), который констатирует единство целевого назначения мемуаров, состоящее в стремлении «запечатлеть для современников и потомства опыт своего участия в историческом бытии, осмыслить себя и свое место в нем»[211]. Такое стремление могло появиться лишь у человека, сознающего свою отделенность от окружающего его социума и понимающего ценность своего индивидуального исторического опыта. Однако А. Г. Тартаковский фактически пишет лишь о потенциальной возможности мемуаротворчества, но оставляет без внимания побудительные мотивы к нему. Мемуаротворчество требует более глубокого психологического объяснения, в частности понимания причин, порождающих стремление к запечатлению исторического опыта индивидуальности. При типологическом изучении мемуаристики как вида исторических источников необходимо подчеркнуть, что индивидуализация – это не только выделение себя в коэкзистенциальном целом, т. е. осознание своей обособленности от сосуществующих одновременно других личностей и относительной самостоятельности внутри социальной группы, но и осознание своего места в эволюционном целом, т. е. в историческом процессе или, более конкретно, в чреде поколений. Соответственно, и создание вторичных связей с социумом идет как в коэкзистенциальном, так и в эволюционном (историческом) плане. Причем этот процесс характеризуется различной степенью отрефлексированности – от целенаправленного конструирования своих социальных связей до подсознательного включения в социум, например через механизм идеологического воздействия в тоталитарном государстве. Мемуары с психологической точки зрения как раз и имеют целью осознанное создание таких связей, особенно в их исторической составляющей.

Функция публицистики как вида исторических источников состоит в заявлении позиции личности, осознающей себя частью определенной социальной группы, следовательно, и в прямом установлении связей между личностью и обществом и различными социальными группами внутри общества, т. е. связей коэкзистенциальных.

Отметим также существование редко встречающегося в корпусе источников российской истории вида, занимающего промежуточное место между мемуаристикой и публицистикой. Это эссеистика, несомненно относящаяся к источникам личного происхождения, что уже свидетельствует о связи развития этой формы деятельности с процессом индивидуализации. Эссеистика, в отличие от публицистики, призванной выражать мнение той или иной социальной группы, презентирует взгляды отдельной личности. Но она создается с целевой установкой на публикацию, т. е. подразумевается наличие интереса к индивидуальному мнению отдельной личности со стороны общества, следовательно, предполагает создание коэкзистенциальных связей отдельной личности и общества.

Аналогичную функцию, однако с иной направленностью – не от личности к обществу, а от общества к личности – выполняет периодическая печать. Возникновение периодической печати как средства воздействия на личность связано как с процессом эмансипации личности, так и со стремлением подчинить ее идеологическому влиянию или какой-либо общественной группы, или государства. С одной стороны, периодическая печать срастается с публицистикой, с другой – она призвана создавать коэкзистенциальные связи в обществе в целом, что может быть обусловлено внедрением государственной идеологии или же оппозиционностью к ней.

Итак, мы видим, что рассматриваемая гипотеза вполне способна объединить наши наблюдения над возникновением новых видов исторических источников.

При сравнении видовой структуры корпуса исторических источников разных стран в ее эволюции мы увидим не только отмеченные черты сходства, но и глубокие отличия. Например, в российском Средневековье мы практически не обнаруживаем биографики, что, несомненно, сказывается на характере летописей (в сопоставлении с западноевропейскими хрониками) и агиографии. В Новое время мы, как уже отмечалось, не обнаруживаем в России в сколько-нибудь сформированном виде такого распространенного в Западной Европе исторического источника, как эссеистика, при весьма значительном развитии публицистики. Кстати, отметим двоякий перевод на русский язык – как «опыт» и как «очерк» – французского слова essai в названиях произведений. Второй вариант перевода, очевидно, стал результатом поиска адекватного (максимально близкого) к эссеистике вида российских исторических источников.

Кроме возникновения новых видов исторических источников отметим существенные изменения в тех, которые существовали и в предшествующий период, – в законодательстве и актовых источниках.

Что касается актовых источников, то значительное увеличение числа их разновидностей свидетельствует об активизации личности в частно-правовой сфере.

Наиболее характерной чертой западноевропейского и североамериканского законодательства Нового времени можно назвать фиксацию прав личности, что не требует пояснения характера связи с принятой нами объясняющей гипотезой. В российском законодательстве Нового времени такого рода нормы отсутствуют, если не рассматривать в качестве таковых активно проводимую в XVIII в. фиксацию прав сословий. Однако если оставаться в рамках заявленного гуманитарного подхода, то мы сможем обнаружить в российском законодательстве XVIII в. целый ряд черт, позволяющих квалифицировать его как законодательство Нового времени. Дело в том, что российское законодательство в гораздо меньшей степени испытало влияние римского права, чем западноевропейское. Поэтому при относительно самостоятельном его развитии в качестве системообразующего фактора в эволюции российского законодательства Нового времени выступает изменение соотношения обычая и закона как источников права. Данный фактор вызывает установление целого ряда новых принципов российского законодательства, таких как «Незнание закона не освобождает от ответственности», «Закон обратной силы не имеет». Это ведет к установлению порядка обязательной публикации законодательных актов. Все эти изменения свидетельствуют о новом характере взаимоотношений личности и государства, по крайней мере о том, что государство признает существование личности если не через признание ее прав, то через признание ответственности.

Изменение характера государственного управления, проявившееся, в частности, в изменениях в законодательстве, породило и такой новый вид исторических источников, как статистика. Назначение статистики – реализация обратной связи в системе управления, сбор и анализ информации для принятия управленческих решений. Естественно, что такой вид деятельности мог возникнуть лишь тогда, когда личность (в том числе и законодатель) начинает осознавать изменения в эволюционном целом и стремится повлиять на направленность и ход этих изменений.

Таким образом, анализ видовой структуры корпуса исторических источников и ее трансформаций позволяет не только обозначить границы и провести различение культур как в эволюционном (историческом), так и в коэкзистенциальном пространстве, но и имеет существенное значение при изучении отдельно взятого исторического источника, поскольку позволяет понять автора в контексте его культуры, эксплицировать неотрефлексированные составляющие целеполагания при создании продукта культуры – исторического источника.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.