Анархический подвижник Владимир Галкин

Анархический подвижник Владимир Галкин

Интеллигентское подвижничество первой трети ХХ века остается недосягаемым образцом для нынешней скучной России. Одним из энтузиастов тогдашней «эпохи Просвещения» был Владимир Галкин – старообрядец, революционер, министр начальных классов, футболист и идеолог первобытного коммунизма.

Советской и российской историографии Владимир Афанасьевич Галкин практически не известен, несмотря на свой значительный вклад в эту самую историю. Видимо, потому, что с наступлением сталинской эпохи такие противоречивые персонажи вымарывались из официозных летописей. А противоречий, по меркам средней и поздней советской эпохи и нынешней российско-федеративной, в Галкине было с избытком.

До недавнего времени даже были неизвестны дата и обстоятельства его смерти. К примеру, в диссидентской литературе считалось, что Галкин умер в ГУЛАГе в конце 1940-х. Вот редкий апокриф, связанный с ним и вообще со старыми революционерами:

«В лагере я встретил интересных людей. Это были представители старой российской интеллигенции. Назову некоторых из известных не только мне, но и России: Борис Осипович Богданов – член ЦК меньшевиков в период между февралем и октябрем; Владимир Афанасьевич Галкин – цекист-анархист в период блока большевиков, левых эсеров и анархистов; Борис Осипович Пумпянский – член Петербургского комитета РСДРП(м); Поддубный Алексей Акакиевич – член Харьковского комитета большевиков.

Поддубный, как и все члены подпольного Харьковского комитета, был предан Ильей Эренбургом: в деле каждого, как говорил мне Алексей Акакиевич, имеется личный донос Эренбурга. Поддубный был членом Государственной думы, за его кандидатуру приглашал голосовать избирателей Харьковского округа Владимир Галактионович Короленко, лично его знавший.

С Короленко в личных отношениях находился и Борис Осипович Богданов: он дружил с дочерью Короленко Марией и ее мужем.

О дальнейшей судьбе Пумпянского я ничего не знаю. Поддубный и Галкин закончили жизнь в мордовских лагерях». (Из воспоминаний Н.И. Богомякова, www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=7932).

На самом деле Владимир Афанасьевич пережил Сталина и умер в 1961 году. Некоторые обстоятельства жизни Галкина стали известны благодаря стараниям орехово-зуевских краеведов и старообрядцев Гуслиц – откуда и был он родом. Кое-какая информация о Владимире Афанасьевиче была напечатана в малотиражном сборнике «Гуслицы. Историко-краеведческий альманах. Выпуск 5» (изд-во «Ильинский Погост», 2007, 500 экз.), который был подарен несколько лет назад автору этой статьи старообрядцами из Гуслиц. Также автору в 2007-2008 годах удалось встретиться и поговорить с несколькими стариками, лично знавшими Галкина.

Владимир родился в 1886 году в селе Зуево Богородского уезда Московской губернии, в семье старообрядческого «умника» (так тогда называли высокообразованных людей в этой среде) Афанасия Павловича Галкина. Афанасий Павлович был управляющим красильной фабрики Зимина – известного старообрядческого промышленника (многие потомки этого Зимина известны и сегодня – к примеру, Дмитрий Борисович Зимин, основатель компании «Вымпелком»). Но, несмотря на высокий статус, он продолжал оставаться глубоко верующим человеком и активистом местной общины Белокриницкой («Австрийской») церкви. Так, вместо положенной десятины Афанасий Павлович сдавал 15-20% своего дохода (он также был и контролером меценатского кружка, финансировавшего благотворительные проекты среди старообрядцев Гуслиц).

Детей с ранних лет он приучал строго следовать религиозным обычаям. Во время поста семья А.П. Галкина питалась весьма скудно. Вот, к примеру, старообрядческие поминки, которые были приняты в этом доме: блины с медом, постные щи и каша, похлебка из сухофруктов – обязательно в тарелке, а не из стакана, как это принято у никонианцев.

Накопив на работе достаточно денег, Галкин ушел с фабрики и открыл собственную гостиницу. Она, перестраивавшаяся несколько раз, стояла в Орехово-Зуеве (дом принадлежал потомкам основателя даже в советское время) до сноса в 1998 году и все это время носила простонародное название «Галкин дом». Именно в этой гостинице тайно останавливался Владимир Ильич Ульянов, приехавший в Орехово-Зуево в 1895 году изучать фабричный вопрос. К этому времени Владимир Афанасьевич был уже руководителем местного кружка «самодумов» – религиозно-народнической организации, боровшейся с самодержавием и с бесправием трудящихся. В нее входили такие известные старообрядческие купцы и «умники», как А.И. Липатов, С.И. Морозкин, С.М. Зрячкин, сестры Блиох.

Володя Галкин в юности прошел путь, характерный для многих старообрядцев. Сначала он закончил пять классов в училище Викулы Морозова, затем – Мальцевское реальное училище во Владимире. В 1906 году Галкин поступил в Высшую вольную школу Петра Францевича Лесгафта в Санкт-Петербурге. К началу петербургского периода он уже был стойким анархистом, поклонником идей Петра Кропоткина. Правда, Галкин придерживался взглядов анархистов-безначальцев – крайней формы этого движения. Одно из воззваний безначальцев гласило: «Берите топор, ружье, косу и рогатину! Зажигайте барские усадьбы и хоромы, бейте становых и исправников… Нападайте в одиночку, воюйте с боевыми дружинами, бейте в набат». Как потом вспоминал Владимир Афанасьевич, его политические взгляды сложились во многом благодаря мировоззрению отца, считавшему, что государство российское суть царствие Антихриста, а потому люди здесь должны жить самоуправлением и народным братством, отвергая всякое начальство. Идея анархического коммунизма как раз подходила под учение отца и его кружка «самодумов».

В этот же период – 1904-1908 годы – Владимир Галкин принимает активнейшее участие в создании первых футбольных команд в России. Футбол тогда рассматривался старообрядческими промышленниками и купцами как средство отвлечения рабочих от пьянства, а также воспитания командного духа. Руководить первыми футбольными командами выписывали англичан, так что каждая уважающая себя заводская команда имела и тренера-англичанина, и несколько «легионеров». Но клубы в Орехово-Зуево создавались не только по заводскому принципу, но и по идеологическому. Так, Володя Галкин организовал футбольную команду из анархистов, его приятель Василий Грызлов – из членов РСДРП, Михаил Танаев – из эсеров.

Но футбол для Владимира Галкина все же оставался на втором плане, а на первом – создание мощной анархической организации. На пике своей силы – в 1906-1909 годах – этот кружок состоял примерно из 70-100 человек. Организация выполняла еще одну функцию – в ней отсиживались московские товарищи, особенно во время первой русской революции 1905-1907 годов. Место было выбрано не случайно: старообрядцы исторически отказывались сотрудничать с полицейской охранкой, а потому карательным органам так и не удалось наладить среди них агентурную сеть доносчиков и провокаторов. Сейчас уже неизвестно, кто скрывался за этими псевдонимами, но позднее Галкин писал, что «от полиции у нас прятались товарищи „Никифор“, „Иннокентий“, „Леонид“, „Дубина“, „Писатель“».

В доме Галкина хранилось и оружие. В 1956 году в здании, в двойной стене, были обнаружены патроны, которые принадлежали боевой орехово-зуевской дружине. Они вместе со стеной были вывезены в Московский областной краеведческий музей города Истры. Старообрядческая анархическая бригада Галкина практиковала «прямое действие»: убивала полицейских, жестоких чиновников, освобождала заключенных из-под конвоя и помогала бегству товарищей из тюрем. Особый жанр составляли экспроприации – на них шли самые опытные бойцы. Один такой «экс» круто изменил судьбу Владимира Галкина.

В сентябре 1909 года вместе с ореховскими анархистами Горловым, Шутовым и Туркиным он совершил дерзкий «экс». В поезде, шедшем в Москву, четверка революционеров потребовала у инкассатора отдать им деньги. Чиновник отказался, и Захар Горлов его убил. Остановив поезд стоп-краном в районе завода Гоппера (Прибор-деталь), налетчики с деньгами скрылись. А денег было немало – около 120 тысяч рублей. Галкину удалось бежать в Париж, Туркин уехал в Америку. Шутова и Горлова поймали и приговорили к 15 годам заключения (они вышли на свободу только после Февральской революции).

В Париж Галкин приехал вместе с земляком, старообрядцем Карелиным (он, правда, был эсером). Во Франции Владимир Афанасьевич начинает издавать оппозиционную газету «Копейка». Он очень тосковал по семье, о чем свидетельствуют открытки, отправленные им из Парижа в Орехово-Зуево, вот одна из них: «Христос Воскресе! Поздравляю вас всех с праздником, желаю всего хорошего. Что же вы так долго не пишете? Я все ждал, вот получу из дома – и ничего. Я живу пока ничего себе. Желаю вам провести праздник хорошо, весело. До свидания, ваш Владимир. 1913 год».

Из Франции Галкин часто приезжает в английский городок Брайтон – там обосновался духовный лидер не только русских, но и мировых анархистов князь Петр Алексеевич Кропоткин. Там же, в Англии, он сближается с Варлаамом Николаевичем Черкезовым (Черкезишвили), представителем боевого крыла анархистов (Черкезов прославился тем, что во время первой русской революции провел нашумевшую операцию по доставке оружия в Россию на пароходе John Grafton; позднее он основал партию грузинских социалистов-федералистов; в 1921 году, после четырех лет нахождения в Грузии, вернулся в Лондон). Вместе с Черкезовым они организуют доставку оружия, взрывчатки и литературы в Россию.

Как и большинство русских анархистов, находившихся в эмиграции, Галкин поддержал вступление России в Первую мировую. Идеологически эту позицию обосновал Петр Кропоткин: «Торжество Германии в войне было бы великой трагедией для всей Европы. Оно поработит европейскую культуру, приостановит общее развитие, задушит социальное движение на полстолетия. По всем этим причинам нельзя не желать полного поражения зарвавшейся военной Германии. Нельзя даже оставаться нейтральным, так как в данном случае нейтральность была бы потворством железному кулаку». Поддержку в эти годы борьбы Антанты против Германии позднее, при Сталине, припомнят многим анархистам (в том числе и Владимиру Галкину).

В июне 1917 года с большой делегацией русских анархистов Владимир Афанасьевич Галкин прибывает в Петроград. Позднее он вспоминал, как встречали в Петрограде Петра Алексеевича Кропоткина и других видных анархистов: «На вокзале были анархические черные знамена, на площади стояла многотысячная толпа (в 60 тысяч человек)».

Галкин прибыл в Россию по заграничному паспорту на имя Гавриила Алексеевича Кувшин-никова. Из Петрограда он сразу направился к себе в Богородский уезд – брать власть. Рабочие ткацких фабрик выбрали Галкина в штаб Красной гвардии в составе Реввоенсовета Орехово-Зуева. На этой должности он продержался недолго: за обыски и конфискацию продуктов у крупных торговцев без ведома Реввоенсовета Владимир Галкин с некоторыми руководителями Красной гвардии был выведен из штаба и членов этого вооруженного формирования.

Галкин принимается за создание орехово-зуевского городского общественного самоуправления. Отвергая любую власть, в том числе представительскую демократию, он уверен, что свою судьбу люди должны решать прямой демократией – референдумом. Но и на этом посту он пробыл недолго: сразу после Октябрьской революции ему предложили работать в Наркомпросе, и В.А. Галкин стал первым в нашей стране правительственным комиссаром по отделу начальных народных школ.

Он участвовал в разработке проекта о передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Комиссариата народного просвещения. Под этим проектом от 11 декабря 1917 года стоят подписи председателя Совета народных комиссаров В.И. Ленина, секретаря СНК Н. Горбунова, народного комиссара А.В. Луначарского, правительственного комиссара по отделу начальных народных школ В.А. Галкина.

Но и в чине комиссара Галкин ходил недолго – в феврале 1918 года в знак протеста против Брестского мира он выходит из ленинского правительства и возвращается обратно в Орехо-во-Зуево. Галкин фактически уходит из политики, заделавшись обычным учителем математики и биологии в школе № 3 Орехово-Зуева.

Примерно в то же время он все чаще навещает Петра Кропоткина, переселившегося в подмосковный Дмитров. В этом городе Кропоткин сразу принялся за эксперимент с кооперативным движением, которое он считал экономической основой нового строя. При своем доме идеолог анархизма завел огород, корову и птичники с курами и в 74 года занимался всем этим хозяйством сам. Галкин переносит идею кооперативов в Орехово-Зуево и тоже, как и Кропоткин, лично подает пример труда на земле – он заводит птичник с курами и гусями. Вторая идея, почерпнутая Галкиным от Кропоткина, – организация краеведческих музеев. Кропоткин был искренне убежден, что с помощью краеведения как начальной стадии интеллектуального труда можно постепенно пробуждать сердца невежественных, неграмотных россиян.

Галкин открывает в Орехово-Зуеве Народный университет. Это учебное заведение запомнилось тем, что в нем были отменены звонки с урока и на урок – т.к. «звонки являются символом власти».

Галкин был типичным представителем русского подвижничества, сегодня, в век специализации, немыслимого. Круг его занятий поражает: общественная и кооперативная деятельность, преподавание, писательская деятельность, работа в птичнике и в саду, а в 1920 году он еще и открывает химическую лабораторию в своем доме. В этой лаборатории Галкин вместе с социалистом Еврейновым занимались мыловарением, а также созданием искусственного каучука.

Сразу после похорон Кропоткина (в январе 1921 года) Галкин, следуя его заветам, создает краеведческий музей. В селении Митино, бывшем имении Воронцова-Дашкова, Галкин нашел две каменные бабы и на лошадях привез их в Орехово-Зуево. Со временем одна известковая баба рассыпалась, а гранитная хранится в городском музее до сих пор. Галкин обнаруживает ряд стоянок первобытного человека. Как ему казалось, он нашел ключ к истокам анархического коммунизма – коммунизм первобытнообщинный. Более того, он ищет истоки старообрядчества в русском язычестве, пытается доказать, что в России возникла особая ветвь не просто христианства, а новой религии.

К примеру, в местной газете «Колотушка», одним из создателей которой был Галкин, в статье под заголовком «Расширим краеведческую работу» он пишет:

«Назначено исследование следующих местностей уезда: местность на реке Волге недалеко от села Головина, так наз. „Колокол“, местность близ ст. Костерево, так наз. „Ханские могилы“, неподалеку от с. Горок – „Каменная могила“; обследование песков близ села Рождества, Воспушинской волости, на месте, где была найдена статуэтка наподобие божьей матери с младенцем на руках (надо думать, остатки солнечного культа); обследование глины в районе Дулева и вообще глин по уезду (имея в виду будущее строительство, а вместе с этим организацию кирпичных заводов).

Намечены раскопки курганов, бывших стоянок человека каменного века: а) близ церкви Орехова, б) близ дер. Киржач, в) на песках Симонихи, г) на Акулькиных песках.

Намечается исследование быта казарм как форм общежития, уходящих в историю, собирание народных сказаний, былин и пр., составление гербария местной флоры, организация музея местного края, изучение Орехово-Зуева как революционного центра, изучение сельского хозяйства уезда, организация метеорологической станции в городе».

В середине и конце 1920-х Орехово-Зуево становится пристанищем старых анархистов. Их еще не сажали, не преследовали, но закручивание гаек в их отношении началось: ограничения по работе, по подписке на иностранную периодику, проверки идеологических комиссий. Галкин как мог пристраивал старых товарищей по революционной борьбе. Кого на местную метеорологическую станцию, кого на раскопки стоянок первобытных людей. В те годы его преданным соратником становится Евгений Тихонович Сухоруков – тоже старый революционер и выходец из старообрядческой семьи. Сухоруков был математиком, ботаником, фольклористом и краеведом. Еще одним местом трудоустройства для старых товарищей стал созданный Галкиным в 1929 году музей «Ткач». В этот музей он помещает артефакты революционной борьбы морозовцев, участвовавших в трех революциях. Там же образуется отдел рукописей – сам Галкин и его соратники опрашивают старых политкаторжан, понимая, что с их уходом будет утрачено много информации о революционной борьбе в России. В музей «Ткач» помещается часть рукописей Кропоткина (в конце 1930-х НКВД изъяло эти работы, где они теперь – неизвестно).

В 1930 году Галкин обнаруживает под Орехово-Зуево залежи лечебной глины и переключается на создание пансионата. Но эта идея не находит поддержки в верхах. В тот же год на раскопках он находит скелеты ихтиозавра и ряда других доисторических животных. Сначала по округе, а затем по другим областям проносится слух, что под Орехово-Зуево якобы найдены животные библейского Ноя. К скелету ихтиозавра началось паломничество, и чуть позже ОГПУ было вынуждено изъять эти кости из музея.

Параллельно Владимир Афанасьевич занимался изучением истории старообрядчества, а также сект. В работах он доказывал, что горизонтальные религиозные структуры должны быть оставлены в СССР (в отличие от вертикальных структур – Русской православной церкви); что такие общины являются первичными коммунистическими ячейками. В начале 1930-х в этом районе находят убежище гонимые в других регионах старообрядческие пастыри, тут же обосновываются катакомбники.

С конца 1920-х Галкин на городских собраниях открыто высказывался о положении в стране. Он выступал против растущей бюрократизации общества, против происходившего в те годы постепенного ограничения демократии. Такие взгляды Владимира Афанасьевича вызывали недовольство властей, и он подвергся преследованию. От репрессий его на время спасло поручительство Надежды Константиновны Крупской. С начала 1930-х годов за Владимиром Афанасьевичем велось наблюдение со стороны одного из агентов НКВД, учителя Матвеева. Галкин этого не вынес и заболел реактивным психозом. От нервного заболевания вылечился у профессоров Ганнушкина и Внукова.

21 ноября 1937 года ночью в дом Галкина явились работники НКВД, произвели обыск, но ничего не нашли, забрали лишь несколько брошюр. Владимира Афанасьевича арестовали по 58 статье и особым совещанием приговорили к пяти годам лагерей, но в реальности срок растянулся на девять лет. Мотивом для ареста послужил мнимый разгон Галкиным Совета рабочих депутатов в 1917 году, а также укрывательство врагов народа. На допросах выяснилось, что в общей сложности с 1933 года на Галкина регулярно писали доносы 12 человек.

Сначала его отправили в Покровскую тюрьму, затем в Таганку, Кресты, а оттуда в лагерь на Медвежью гору и в город Каргополь. О его пребывании в ГУЛАГе почти ничего не известно, сам он никогда не рассказывал о годах, проведенных там, а его товарищи по несчастью, кто мог бы что-то вспомнить, почти все умерли в первые годы заключения. Есть лишь информация, что в лагере Галкин устроился фельдшером, а также специализировался на написании жалоб заключенных.

В апреле 1946 года Галкин был отпущен из лагерей с поражением в правах. Но жить в Орехово-Зуеве ему запретили, и поселился он в городе Киржач Ивановской области, где стал работать учителем математики и физики в вечерней средней школе рабочей молодежи. В выходные дни приезжал в Зуево на свидание с родственниками. В этот год он принял деятельное участие в возрождении старообрядческой общины в Киржаче. Галкину повезло с компанией в этом городе – там жил ссыльный Дмитрий Краснов, один из активистов владимирских анархистов в 1910-1920-е годы. Он, как и Галкин, получил в 1937-м пять лет ГУЛАГа, вышел только в 1945-м. Вторым его товарищем стал активист старообрядцев-неокружников отец Савва Григорьевич Буянов. Как и Галкин, Савва Буянов был родом из Орехово-Зуева, в Киржач был сослан как антисоветский элемент – бывший член партии эсеров (в священники он был тайно рукоположен в конце 1930-х). Все трое задумывают открыть артель – последнюю доступную для людей при Сталине форму самоорганизации. Но идею не удалось осуществить. В 1948 году на всю троицу пишет донос местный священник РПЦ, недовольный активностью старообрядческой общины. В частности, одним из пунктов его обвинения было то, что компания организовала массовые регулярные походы-моления на святыню старообрядчества – озеро Светлояр (в соседней Горьковской области), где, по легенде, скрылся Китеж-град.

В конце 1948 года Дмитрия Краснова высылают в Ухту в Коми, отца Савву Буянова – в город Канаш в Чувашии, а Владимир Галкин получает 10 лет ГУЛАГа (сидел он в лагере в Мордовии).

Галкин выходит из лагеря по амнистии 1953 года, ему уже 67 лет. Наконец, по прошествии 16 лет, ему разрешают поселиться в Орехово-Зуеве. Заведующий гороно на работу в школу его не принял, помог секретарь горкома КПСС Шкурко – по его указанию Галкина назначили учителем математики в школу № 11. Потом Владимир Афанасьевич переходит на работу в вечернюю школу завода «Респиратор». Из ГУЛАГа он вернулся больным (двусторонняя грыжа). Доктора предлагали оперироваться, но его знакомый врач Кун строго-настрого запретил это делать: «Хочешь жить – живи так».

Галкин возобновляет рукописные журналы «Злоба дня» и «Будильник», на дому по субботам он полуподпольно читает лекции о марксизме, анархо-коммунизме, старообрядчестве, а также о своих старых знакомых, которых уважал и любил всю жизнь, – о космисте Морозове и писателе Платонове. На дом к нему продолжают приезжать чудом уцелевшие в сталинской мясорубке анархисты и вообще старые революционеры.

После долгих лет мучений В.А. Галкин решается на операцию. 25 сентября 1961 года, после операции в Первой городской больнице, которую делал хирург Мороз, Владимир Афанасьевич умер. Через два дня его похоронили на старообрядческом Зуевском кладбище.

При аресте в 1937 году сотрудники НКВД изъяли у Галкина большой архив: собственные записки, летопись анархического движения в России и СССР, письма Кропоткина и других революционных деятелей. Эти бумаги до сих пор хранятся в архиве ФСБ и Министерства обороны. Из них доступна лишь малая часть. Также родственники и местные краеведы опубликовали несколько страниц дневника Владимира Афанасьевича Галкина, вот эти записи:

«1929 год. Весной начался период планового коммунизма, но интересное явление: как только начинают вводить «план», сейчас же наступает общее ухудшение жизни. Мука пропадает. Ввели заборные книжки, хлеб, чай, сахар, масло, крупу и др. выдают по установленной норме. В народе, понятное дело, страшное недовольство. Но все же жизнь много лучше, чем в период военного коммунизма. Ждем урожая, с которым полагают, что опять будет хлеб выдаваться без нормы. Но у части людей есть свое мнение, что и при урожае хлеба все же не будет. Мое положение становится все неопределеннее. С одной стороны, часть партийцев „заигрывает“, видя во мне восходящую звезду, а другие не обращают никакого внимания и даже относятся враждебно, думая, видимо, что я враждебная сила существующего строя.

* * *

1931 год. „План“ действует вовсю. Сегодня ходил в магазин Ц.Р.К. (Центр. Рабоч. Кооперац.), чтобы по ордеру получить валенки для Оли. Но так как на ордере написано март месяц, а магазин выдает валяную обувь только за январь (это в апреле-то), то предложили подождать.

Белого хлеба на взрослых совсем не выдают… две недели тому назад останавливался завод „Карболит“ на две недели, гуляли вместо „декретного отпуска“. На фабриках „Пролетарской диктатуры“ нехватка топлива. Общее настроение угнетенное. Некоторые ждут начала военных действий с нынешнего (1931 года) лета. Все думают, что так жить нельзя. На сцене действуют пресмыкающиеся. Такое положение дел не предвещает ничего хорошего.

20 апреля. „План“ выразился в грабеже заведующих складами и вообще начальников около продовольствия. Организуется целая система около так называемого снабжения. Правительство ничего того не видит. У нас по отд. нар. образ. работают жулики или пресмыкающиеся. если дело пойдет так, мы на краю гибели. Потому что эти господа просто мародеры, прикрывающиеся идеями коммунизма… Еще в декабре 1930 года против меня была поднята кампания, обвиняющая меня в правом уклоне, а так как я не в партии, то было постановление снять меня с работы.»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.