2.1. От империи к национальному государству

2.1. От империи к национальному государству

На рубеже XIX–XX вв. Османская империя являлась одной из очень немногих стран Востока, которые не находились в колониальной зависимости от Запада. Большинство ее соседей, в том числе многие бывшие провинции, являлись колониями Великобритании, Франции или России, в то время как на огромных пространствах Западной Азии по-прежнему царил султан-халиф, глава всех мусульман-суннитов мира от Индонезии до Балкан. Правда, положению этой империи вряд ли можно было завидовать.

Идеология

Османская империя в XIX в. столкнулась с той же проблемой, что и большинство стран Востока: с несоответствием традиционного образа жизни, который изначально считался единственно верным, и уровнем, темпами развития современного западного общества. Для Османской империи как для пограничного государства превосходство Запада оказалось наиболее очевидным. Соседние страны, сами еще вчера пребывавшие в объятьях традиции, громили европейским строем и оружием некогда грозные турецкие армии и отнимали огромные пространства. Еще вчера бывшие воплощением христианского смирения, славянские народы восприняли идеалы Французской революции и стали создавать свои национальные государства. Традиционные методы реакции уже оказывались недейственными, а новые, европейские, кардинально расходились с основной идеологической линией построения и существования государства как такового. Приходилось создавать идеологические симулякры, предназначаемые не для большинства населения, но, с одной стороны, для наиболее беспокойных его элементов (в случае Турции это немусульманские балканские народы), с другой – для использования за рубежом с целью формирования положительного имиджа.

В Османской империи в XIX в. было несколько попыток частичного реформирования государственной идеологии, тесно связанного с геополитическими, экономическими и демографическими процессами, происходящими в стране. В начале века реформа в первую очередь касалась армии и не затрагивала основы государственного строя. Реформы Танзимата середины XIX в. стали отражением союзнических отношений с Великобританией и Францией. Изменения касались прежде всего отношения государственно-бюрократического аппарата к иностранцам и местным немусульманам, которые, как правило, выступали посредниками между турками и европейцами. Для христиан и иудеев предлагалась идеологическая концепция османизма, призванная уравнять в правах всех подданных империи вне зависимости от религиозной принадлежности[14]. Это был первый серьезный шаг по европеизации государственной системы. Такие реформы способствовали дальнейшему расколу политической элиты на консерваторов и модернистов, а также проникновению в страну европейского капитала и закреплению за Османской империей статуса периферии.

После банкротства империи, разочарования в политике сотрудничества с Великобританией и Францией, утраты значительного количества немусульманского населения страны на Балканах, султаном Абдул-Хамидом II была предпринята попытка формирования новой охранительной идеологии. Новая доктрина Османской империи – панисламизм, – разработанная при участии виднейших мусульманских ученых XIX в. Джемаль ад-Дина аль-Афгани и Мухаммеда Абдо, была принята большинством населения (мусульманами), но обострила конфликты с иноверцами, составлявшими на рубеже XIX–XX вв. еще довольно значительную часть населения. Несмотря на экономический и демографический рост при Абдул-Хамиде II, сопротивляться основным тенденциям мирового развития империя была не в состоянии. Тогда исламский мир еще не мог предложить реальную модернизационную парадигму, которая составила бы конкуренцию европейским политическим доктринам.

Младотурецкая революция привнесла новую доктрину – радикально обновленный с помощью европейского национализма османизм. До событий 1908–1909 гг. немусульманские народы империи воспринимались скорее как союзники оппозиционеров, выступающие против исламизма с национальных и религиозных позиций. Однако с приходом младотурок к власти в последнее десятилетие существования империи происходит резкое изменение отношения властей к немусульманам, в чем видится усиление тюркизма и пантюркизма как идеологии, тесно связанной с развитием националистических настроений на Западе[15]. Фактически это была еще одна ступенька к тотальной вестернизации, которая наступит в Турции после национально-освободительной войны.

После распада Османской империи в состав нового государства стали входить земли, населенные преимущественно турками. Шел активный процесс формирования турецкой нации в ущерб развитию меньшинств.

С решением армянского и греческого вопросов в 1915–1924 гг. страна стала фактически моноэтнической, что позволило сделать национализм идеологией республиканской Турции. Конфликт с победившими в Первой мировой войне Великобританией и Францией создал условия для этатизма – мировоззрения, абсолютизирующего роль государства в политике и экономике и позволяющего максимально сконцентрировать силы для противодействия врагу. Первый президент Мустафа Кемаль Ататюрк считал, что для создания конкурентоспособной системы следует максимально вестернизировать Турцию, чтобы вслед за идеологией до европейского уровня дотянулись и ее экономика, и вооруженные силы. Следует заметить, что во многом это удалось осуществить. В стране медленно, но верно происходил отход от имперских традиционных ценностей, коренившихся еще в Византии и халифате, и обращение к новым, европейским, которые тогда, в 20-30-е гг. воплощались в идее национального государства, а затем, после Второй мировой войны, союза с США и Общего рынка.

Политическая система Турции в 20-30-е гг. XX в. имела много схожих черт с режимами в странах Европы, СССР. У власти находилась единственная Народно-Республиканская партия (НРП), все попытки создания многопартийной системы проваливались. «Шесть стрел» Ататюрка – программа политического и экономического развития страны, выдвинутая на съезде НРП в 1931 г., включавшая республиканство, национализм, народность, этатизм, лаицизм и революционность, – находилась вполне в рамках европейского политического процесса того времени. Однако в результате Второй мировой войны националистические этатистские режимы в Европе потерпели поражение. Бывшие противники по национально-освободительной войне – демократические режимы Великобритании и Франции – уже в середине 30-х гг. XX в. становятся союзниками. Новые условия заставляли власти идти на реформы, в том числе в сфере идеологии.

Геополитика

С точки зрения классиков геополитической мысли, континент Евразия разделяется на две основные части – центральные земли (Heartland) и земли прибрежные, окраинные (Rimland). Русский геополитик П.Н. Савицкий независимо от западных исследователей писал: «Евразия в старом смысле слова подразделяется уже не на Европу и Азию, а на: 1) срединный континент (Heartland. – А. С.), или собственно Евразию, и два периферических мира (Rimland. – А. С.): 2) азиатский (Китай, Индия, Иран) и 3) европейский, граничащий с Евразией примерно по линии: реки Неман – Западный Буг – Сан – устье Дуная. Эта последняя граница является и водоразделом двух колонизационных волн, идущих одна на восток, а другая – на запад и сталкивающихся на берегах Берингова моря»[16].

Сэр Хэлфорд Маккиндер, основоположник современной геополитики, также разделял гигантское пространство Евразии на Хартленд (Россия-Евразия) и «государства внутреннего полумесяца», то есть привычные нам Азию и Европу, или Римленд – в геополитической терминологии. Его последователь, один из идеологов современной американской внешней политики, Н. Спикмен считал важнейшей зоной мирового пространства именно Римленд – окраинные земли Евразии, контроль над которыми является целью Великого противостояния Суши и Моря[17].

Полуостров Малая Азия располагается как раз на стыке Европы и Азии, а сам, в свою очередь, представляет собой отдельный, замкнутый географический регион. Его геополитическое положение трудно переоценить: протяженность морских границ значительно превышает протяженность сухопутных, которые надежно защищены горами на северо-востоке и востоке и пустыней на юго-востоке. Под контролем пространства Малой Азии находятся и проливы, играющие для морских империй роль ключа к южным воротам Евразии. С другой стороны, Босфор и Дарданеллы открывают Евразии морской путь в Европу, Азию и Африку. Такое положение полуострова Малая Азия дает нам право определить его в качестве важнейшей точки окраинной Евразии, моста между всеми тремя составляющими континента. Согласно геополитической теории уникальности роли Римленда в противостоянии Моря и Суши, Малая Азия является, таким образом, главным региональным пространством геополитической модели мира, важнейшей контактной зоной Евразии.

Разумеется, законы глобальной геополитики становятся актуальными только в связи с превращением мира в единую систему, что произошло на рубеже XIX–XX вв. Османская империя постепенно теряла статус независимого регионального центра, одного из ведущих акторов международных отношений многополярного мира Колумбовой эпохи, и становилась уникальным территориальным образованием, связывающим пространства Европы, Азии и России. Уже в конце XVIII в. султан Селим III характеризовал положение империи словами: «Страна погибает, еще немного, и уже нельзя будет ее спасти». Империя не погибла и смогла продолжить свое существование до новой исторической эпохи, изменившей взгляды на политические и экономические отношения между странами. Она не могла противопоставить растущим колониальным экономикам великих держав и их современным армиям ни свою собственную модель развития, ни военную силу. Традиционная система взаимоотношений между народами, религиями и социальными прослойками едва могла поддерживать угасающий дух империи и с трудом подвергалась реформированию. Государство с центром на берегах Босфора было спасено только за счет его уникальной территории, которая с наступлением Постколумбовой эпохи обрела принципиально новое значение контактной зоны.

В конце XIX в. резко обострилась борьба между формирующимися противоборствующими европейскими блоками за влияние над пространствами империи. Великобритания, Франция, Германия стремились кредитами, поставками вооружений, технологий и специалистов обратить Османскую империю на свою сторону в грядущем противостоянии, привязать ее рынки с миллионами потребителей к собственным производствам. Каждая из великих держав предлагала свои проекты прокладки железных дорог и телеграфного сообщения, реформирования армии, флота, системы образования и финансов. Великобритания и Франция видели в сохранении лояльного османского государства в первую очередь гарантию выполнения заключенных неравноправных торговых договоров, регулярных выплат по долговым обязательствам, своевременного закрытия проливов в случае экспансионистских намерений России. Также полунезависимая Османская империя стояла на страже английских интересов в Индии и Иране, сохраняя под своей юрисдикцией сухопутные маршруты в эти колонии.

Для Германии Турция была выгодным не только экономическим, но и политическим партнером. Союз с Константинополем давал возможность наверстать упущенные возможности на Ближнем Востоке и составить конкуренцию традиционным соперникам – Великобритании и Франции. Берлин видел в Османской империи не только объект для экспансии, пространство с населением и ресурсами, которое следовало осваивать, но и актора международных отношений, способного с помощью Германии решать свои собственные задачи. Именно такое отношение впоследствии повлияло на укрепление сотрудничества между странами Тройственного союза и Турцией и привело к трагедии Первой мировой войны и распаду Османской империи.

Россия по-прежнему видела в слабеющей империи политического противника, традиционного врага, угнетающего братьев по вере, объект для политической экспансии. Тема Константинополя и проливов постоянно звучала в прессе, армейских и политических кругах. До 37 % всего экспорта России и до 80 % хлеба вывозилось через проливы[18], и политический контроль над ними казался единственным решением этих проблем. После Берлинского конгресса все внимание России было переключено на Персию, Центральную Азию и Дальний Восток, однако отношения между Петербургом и Константинополем не стали более дружественными, несмотря на сходство политических систем и задач сохранения подконтрольных пространств. Россия не принимала активного участия в политических и экономических проектах великих держав в Османской империи, без энтузиазма пользовалась капитуляционными привилегиями и прочими возможностями закрепить свое влияние в регионе. В начале XX в. ее позиция по проливам уже не отличалась от мнений большинства европейских государств: «Сохранение проливов в руках Турции предпочтительнее, она не слишком слаба и справляется с их охраной. В то же время она не настолько сильна, чтобы угрожать России, и вынуждена считаться с нею. Иное дело, если Босфор и Дарданеллы поменяют хозяина: проливы в руках сильного государства – это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству»[19].

Политическая элита Османской империи вынуждена была мириться с новым положением дел и лавировать между интересами основных акторов международных отношений, чтобы сохранить свою государственность. Такая политика приносила свои плоды: при султане Абдул Хамиде II наступила долгожданная стабильность без войн и крупных потрясений. Страна улучшила свое экономическое положение, впервые за долгое время начался рост благосостояния населения. Эпоха стабильности показала, что в новых условиях, когда Турция уже не может на равных соперничать с великими державами, только нейтралитет и сотрудничество со всеми основными субъектами международных отношений, политическая игра интересами основных центров силы может обеспечить стране устойчивое развитие.

В последние сто лет существования Османской империи от нее отпало множество территорий, причем большинство из них (Кипр, Египет, Ливия, Алжир и др.) становились не самостоятельными государствами, а колониями Великобритании и Франции. В получивших независимость Балканских странах утверждалось влияние Австро-Венгрии, Германии, России. Сирия, Ирак, Ливан и Палестина фактически оказались поделенными на сферы влияния между великими державами и стремительно утрачивали связи с имперским центром. Государство стремительно теряло свои интеграционные функции в провинциях и статус независимого актора в международных отношениях.

Тесное сотрудничество с европейскими державами в середине XIX в. привело страну не только к экономическому, но и геополитическому банкротству. Играя второстепенную роль в европейской коалиции, Османская империя вынуждена была расстаться с важной частью своего суверенитета – контролем над проливами, которые по Парижскому миру 1856 г. были демилитаризованы. Весь последующий период вплоть до конференции в Монтрё в 1936 г. Турция уже не могла в полной мере распространять свой суверенитет на проливы.

Новая политика равноудаленности от основных политических сил в эпоху султана Абдул Хамида II благоприятно повлияла на состояние империи, однако пришедшие к власти в 1908–1909 гг. младотурки вновь вернулись к практике преимущественного сотрудничества с одной из великих держав. В результате Первой мировой войны Османская империя распалась, а ее владения в Анатолии не стали подмандатными территориями колониальных держав только благодаря новым тенденциям развития, воплощенным в национальной революции и освободительной войне 1919–1923 гг.

Турция не стала ссориться с оккупантами из Антанты – Великобританией, Францией и Италией, признала свои долговые обязательства и в результате получила новые кредиты, поставки вооружений и стратегических материалов, дипломатическую поддержку во время переговоров о статусе проливов в Монтрё и во время Второй мировой войны. Благоприятные отношения с Францией дали возможность решить в пользу Турции вопрос о вилайете Хатай в 1938 г. В преддверии Второй мировой войны Турция заключила союзный договор с Великобританией и Францией, что не мешало ей тесно сотрудничать с Германией, при этом не вступая в войну ни за одну из сторон. Дружеские отношения с Советской Россией в 20-е гг. XX в. не переросли в экспорт революции и оставались под контролем турецкой политической элиты. К 1945 г. страна оказалась в стане победителей, не понеся никаких материальных потерь, улучшив свое финансовое положение в первую очередь из-за плодотворного экономического сотрудничества со всеми противоборствующими сторонами, кроме СССР. Это исключение, выбивающееся за рамки декларируемой нейтральной позиции, потом скажется отрицательно на послевоенном положении страны. Однако позитивный итог многолетней сбалансированной политики нейтралитета был налицо. В силу особого геополитического положения Турции нейтралитет и политика неприсоединения ни к одному из блоков являются наиболее плодотворными для страны и в наибольшей степени отвечают ее геополитическим и экономическим интересам.

Экономика

В Османской империи XIX в. не сложилось внутренних условий для развития капиталистических отношений. Проводимые реформы носили реакционный характер и способствовали в основном укреплению армии и государственной политической системы. Развитию экономики не уделялось должного внимания, в результате чего произошло отставание от ведущих стран Запада и России. В стране практически не существовало промышленности и даже предпосылок для ее возникновения. Сельское хозяйство продолжало развиваться медленно, хотя и приспосабливалось к товарному производству.

С 1853 по 1875 гг., всего за четверть века, правительству удалось набрать такое количество кредитных обязательств у западных банков, что в 1881 г. значительная часть финансов государства, самая стабильная часть его доходов, попала под контроль «Управления Оттоманского государственного долга»[20]. «Оттоманский имперский банк» фактически имел полномочия министерства финансов, регулируя работу монетного двора, налоговые поступления и выплаты кредиторам, обладал правом «вето» в бюджетной комиссии. Фактически правительство утратило свою финансовую независимость. С 1881 г. принято начинать отсчет полуколониального периода существования империи. Это связано также с тем, что денежные поступления из иностранных источников правительство не вкладывало в производство, торговлю или развитие сельского хозяйства, что могло бы принести доход, а расходовало на военные нужды, регулирование финансовой системы, выпуск монет, уплату процентов по займам. Такое освоение средств не могло положительно сказаться на экономической системе в целом и способствовало превращению страны в полуколонию великих держав.

Немаловажную роль в установлении неравноправных экономических отношений с Западом играли капитуляции[21]. Они были предоставлены всем великим державам и способствовали превращению Османской империи в объект экономической экспансии со стороны промышленно развитых стран, в периферию мировой экономической системы. Капитуляции не только тормозили развитие промышленности и предпринимательства в стране, но и углубляли межэтнические противоречия. Торговлей в Турции занимались в основном немусульмане – греки, армяне, евреи, арабы-христиане Леванта. Посольства и консульства великих держав развернули торговлю паспортами среди этих слоев населения, в результате чего те смогли пользоваться торговыми привилегиями иностранных купцов. Формировался класс компрадорской инонациональной буржуазии, носителей двойного гражданства, на которых не действовали идеологические посулы теоретиков османизма.

Общему ослаблению экономики империи способствовала повсеместная коррупция османского управленческого аппарата и чрезвычайно высокие расходы на содержание двора. После радикального сокращения расходов по бюджету 1863–1864 финансового года «цивильный лист» султана оказался урезанным в 7 раз и составил 8.5 % от суммы всех расходов империи, что также было весьма обременительно для государства.

Страна превратилась в экономический объект, чьи ресурсы подлежали разделу между национальными корпорациями ведущих европейских держав. Османская империя стала частью развивающейся единой мировой экономической системы, в которую ей суждено было войти на правах поставщика сырья и транспортной артерии между Европой, Азией и Россией.

Однако в отличие от подавляющего большинства стран Азии и Африки Османской империи удалось отстоять свою независимость, которая была закреплена в результате национально-освободительной войны 1919–1923 гг. Причиной этого были не ресурсы, передовая система управления, идеология или мощная армия, но противоречия мировых держав, которые не могли позволить друг другу единоличное обладание столь важной территориальной и экономической единицей.

Из пожаров Первой мировой и национально-освободительной войн Турция вышла со значительно ослабленной экономикой. Создание новой национальной экономической системы шло под эгидой этатизма, предполагающего ведущую роль государственного капитала. В 20-30-е гг. XX в. разные формы этатизма утвердились в большинстве европейских стран и в СССР. Мировой экономический кризис окончательно направил турецкую экономику на путь этатизма и принудительной индустриализации. Турция под руководством президента Мустафы Кемаля Ататюрка пошла по пути построения индустриально-аграрного общества. Благодаря планированию экономики, экспортным ограничениям и целевым льготным кредитам со стороны дружественных стран (СССР, затем после 1936 г. Великобритании) Турции удалось достичь значительных успехов в построении национальной промышленности. С 1927 по 1939 г. промышленное производство выросло в 5,7 раза. Следует заметить, что турецкая экономическая система может быть смело поставлена на второе место после советской по уровню этатизации, что не может не отражать характер взаимоотношений между странами.

Не только промышленность, но и торговля, и финансовая сферы развивались под контролем государства. В стране работала сеть государственных банков, ориентированных на тот или иной сектор хозяйства. Промышленные и сельскохозяйственные предприятия тесно связывались с государственными же торговыми предприятиями, предлагавшими населению отечественные товары. Такая монопольная схема находилась в ведении ГЭО (Государственных экономических организаций), которые и являлись основными юридическими лицами и экономическими игроками на турецком поле. Управляющие кадры ГЭО были тесно связаны с бюрократией Народно-Республиканской партии, которая превратилась в основного поставщика кадров для турецкой политической и экономической элиты.

В годы Второй мировой войны турецкая национальная экономика совершила значительный рывок вперед. В первую очередь это было обусловлено искусной политикой нейтралитета, проводимой Анкарой. В результате экономического сотрудничества с союзной Великобританией и особенно с Германией, куда поставлялись стратегические материалы, необходимые для обеспечения воюющей армии, внешнеторговый баланс в 1939–1945 гг. был всегда в пользу Турции. Всего за этот период стране удалось заработать четверть миллиарда долларов чистой прибыли, которые стали серьезным вложением в развивающуюся экономику.

Во время Второй мировой войны (с 1941 по 1945 г.) в Турции действовали чрезвычайные меры по интенсификации экономики за счет повышения эксплуатации рабочих. Согласно решению правительства, отменялись все ограничения на использование труда детей и женщин на тяжелых работах, разрешалась принудительная мобилизация рабочей силы на строительстве и в сельском хозяйстве, трудящиеся были лишены минимальных протестных прав. Эти меры в общем благоприятно сказались на развитии экономики.

Во время войны правительство нанесло серьезный удар по инонациональным предпринимателям. За счет введения чрезвычайного налога на имущество под предлогом борьбы за социальную справедливость были разорены крупнейшие частные предприниматели из числа немусульман, конкурировавшие с национальной буржуазией и государственным капиталом. Разорившиеся предприниматели ссылались на принудительные работы по добыче полезных ископаемых, что способствовало экспорту[22].

Весь период Второй мировой войны Турция должна была держать отмобилизованной значительную часть трудоспособного населения. Численность армии составляла 1 млн человек, отвлеченных от решения насущных экономических задач. Армия, решая проблемы безопасности страны, потребляла значительную часть национального бюджета, что в значительной степени затрудняло развитие экономики.

В послевоенную эпоху страна входила с оформленной политической и экономической элитой, избавившейся от конкурентов в лице инонациональной буржуазии и тесно связанной с НРП, но желающей больших экономических свобод. Период войны дал заработать на поставках армии и экономическим партнерам за границей, и большому числу турецких бизнесменов, которых уже не устраивал строгий этатизм правительства. Именно эта новая экономическая элита встала во главе политических и экономических преобразований в Турции после Второй мировой войны.

Социальные и межэтнические противоречия

Одна из основных причин распада Османской империи – неспособность центрального аппарата разрешать нарастающие межэтнические противоречия. Политическая элита империи оказалась совершенно не готова реагировать на трансформацию идентичности подвластных народов от этноконфессиональной к этнокультурной, национальной. Европейский светский национализм в качестве сепаратистской идеологии подвластных народов Балкан не был понятен властям и обществу, привыкшему к религиозной сегрегации.

Помимо военных поражений от стран Запада и России, основной причиной реформирования традиционной идеологии и системы государственной власти становится сепаратизм. Причем если провалы во внешней политике обращали внимание властей на техническую и организационную отсталость армии, то нарушения целостности государства побуждали их к пересмотру на европейский лад всего комплекса взаимоотношений между народами империи.

Традиционно в Османской империи существовала миллетная система, обеспечивающая политическую и социально-экономическую иерархию народов страны, в большей или меньшей степени устраивающая население империи до кризисных явлений XVIII в. Новые националистические тенденции развития освободительного движения, в первую очередь на Балканах, послужили примером для создания собственно турецкого национализма так же, как европейские технические и организационные образцы – для копирования турецкой армией и флотом. Первые националистические младотурецкие организации формировались на основе опыта итальянского национального движения, посредниками при передаче которого выступали курсанты из Албании – области, имеющей тесные связи с Италией.

В качестве примера для подражания турецкие модернисты XIX в. избрали не многонациональные империи того времени – Австро-Венгрию или Россию (основных военно-политических противников), а национальные государства – Германию, Великобританию, Францию, одной из основ существования которых являлось отсутствие серьезных тенденций к национальному и религиозному сепаратизму, преодоленных в том числе и насильственным путем во время их становления. Для воплощения в жизнь заявленных моделей следовало прибегнуть к ассимиляции или насильственному выдворению иноэтнических элементов, способствовавших децентрализации страны. Ассимиляция сначала проходила в рамках идеологии османизма, затем, осознав бесперспективность такой модели, власти перешли к насильственной тюркизации коренного и других подвластных народов.

Большинство тюркского населения Османской империи в начале XX в. никак не воспринимало себя как нацию. Идентичность в основном была религиозной (сказывались 400 лет халифата) или даже родоплеменной, что вообще характерно для аграрных обществ. Национализм был знаком только военно-политической элите страны, увлеченной новейшими европейскими теоретическими разработками в области политической философии. Для построения национального государства европейского типа следовало в первую очередь самих турок превратить в нацию. С этой целью в 1920-1940-е гг. XX в. в Турции проводились мероприятия двоякого характера: по снижению влияния религии на общество (лаицизм) и внедрению новых ценностей в сознание населения (национализм). В отличие от стран Западной Европы в Турции развитие национального самосознания и снижение влияния религии проходило не по объективным причинам (вследствие урбанизации, развития промышленного капитализма и введения всеобщей воинской повинности), а сверху, за счет принудительного давления европеизированной политической элиты. Пожалуй, единственными объективными факторами сплочения турецкого народа по национальному признаку были национально-освободительная борьба турецкого народа против оккупантов 1919–1923 гг. и дискриминация компрадоров-инонационалов в первые десятилетия республики.

Негативно на взаимоотношения между мусульманами и немусульманами империи влиял изменившийся статус христиан и иудеев, активно включившихся в торговые отношения с Западом. Среди патриотов империи, отмечавших роль великих держав в деградации страны, образ компрадора-инонационала стал воплощением внутреннего врага, пособника иностранного капитала, сепаратиста и «пятой колонны». Не случайно первые серьезные межэтнические конфликты между турками и представителями других национальностей начинаются только во второй половине XIX в.

Первая мировая война утвердила среди большинства турок мнение о враждебности проживающих в империи христиан. Военный министр Энвер-паша обвинил армян в провале Сарыкамышской операции[23], которая закончилось их массовым насильственным выселением, повлекшим за собой многочисленные жертвы. События национально-освободительной войны укрепили турок во мнении о невозможности проживания в одной стране с греками. Европейский национализм как идеология построения мононационального государства отвечал чаяниям создателей республиканской Турции, легитимизируя удаление из экономической элиты немусульман, а также ассимиляцию мусульман нетюркского происхождения. Именно эти два направления разрешения межэтнических противоречий становятся определяющими в политике Анкары вплоть до конца XX в.

Следует заметить, что ассимиляция предлагалась не только мусульманским, но и остальным меньшинствам, не желающим покидать страну. В первую очередь это касалось еврейской общины, так как вопрос с греками и армянами в основном был решен с помощью их выдворения за пределы Турции. Нетурецким меньшинствам напрямую предлагалось стать как можно более похожими на турок. Например, как аналог 10 заповедей Торы была составлена инструкция для тюркизации евреев, причем остальным меньшинствам тоже предлагалось следовать этим правилам: «1. Тюркизируйте свои имена; 2. Говорите по-турецки; 3. Проводите хотя бы часть ваших молитв в синагогах на турецком языке; 4. Тюркизируйте ваши школы; 5. Отправляйте своих детей учиться в государственные школы; 6. Участвуйте в общественной жизни страны; 7. Живите бок о бок с турками; 8. Откажитесь от вашего духа общинности; 9. Пусть ваша деятельность станет составной частью национальной экономики; 10. Знайте свои права»[24]. С целью ассимиляции греков, не собирающихся покидать свои родные места, в первую очередь стамбульских, властями была создана Турецкая православная церковь, не подчиняющаяся Константинопольскому патриархату, которая, однако, не смогла выполнить возлагавшуюся на нее роль.

Участие греческих войск в оккупации Турции совместно с Антантой в 1919–1922 гг. при активной поддержке местного греческого населения дало националистам хороший повод для решения национального вопроса. Европейская концепция «одна нация – одно государство», «теория политической законности», осмысленная впоследствии Геллнером[25], оправдывали обмен населением между Грецией и Турцией, во время которого в 1924 г. родные места вынуждены были покинуть около 3 млн греков и 1 млн турок и прочих мусульман. С точки зрения теории национализма переселение должно было решить все проблемы между двумя народами, двумя мононациональными государствами.

С курдами Анатолии у центра складывались особые, непростые отношения. В условиях религиозного единства мусульман Османской империи курды пользовались теми же правами, что и турки, да и большая часть территорий проживания курдских племен входила в состав единого государства. Курды проживали в горных районах страны, в том числе в пограничных с Ираном, что способствовало сложным взаимоотношениям между ними и администрацией империи. Как нация курды сформировались сравнительно поздно, поэтому долгое время племенная идентичность у них превалировала над религиозной и национальной. Из-за отсталости региона курды часто становились участниками антиправительственных выступлений, выдвигая требования экономического характера. Лозунги национального самоопределения находили отклик только у элиты, знакомой с европейскими теориями. С образованием националистической Республики Турция курдское население стало подвергаться ассимиляции.

Если немусульманские народы Турции – греки, армяне, евреи и сирийские христиане – официально получили статус меньшинств согласно положениям Лозаннской конференции 1923 г., то с курдами этого не произошло в первую очередь из-за приверженности исламу[26]. По ряду причин курды оказались самыми неудобными для Анкары гражданами новой республики: их численность достигала 1,5 млн человек (т. е. до 15 % населения страны)[27]; регион их проживания – Восточная и Юго-Восточная Анатолия – оставался самым отсталым регионом страны; курдский сепаратизм принимался во внимание европейскими державами в переговорах о результатах Первой мировой войны; курды крепко держались племенной и религиозной идентичности и сопротивлялись процессам модернизации; курды проживали не только в Турции, но и в Ираке, Иране и Сирии; курды привыкли к кочевой жизни и «не замечали» границ между Турцией и соседними государствами, что приводило к многочисленным конфликтным ситуациям. С началом реформирования страны по европейскому образцу власти столкнулись с открытым сопротивлением модернизации, активно поддержанным в первую очередь курдскими племенами и вошедшим в историю под названием «восстание шейха Саида»[28].

Курдские восстания 20-30-х гг. XX в. не столько имели характер национально-освободительного движения, сколько представляли собой массовое сопротивление традиционалистов модернизационным процессам, затрагивающим основы их существования. Централизованная европеизация подвергала жесткой дискриминации сложившуюся веками родоплеменную и тарикатскую структуру населения, что не могло не вызвать ответной реакции[29]. Власти же, мыслившие националистическими категориями, стремились в зародыше уничтожить возможные очаги организованного сепаратизма и ассимилировать курдов. Для этого применялись разные методы: от распространения турецкого языка и культуры в Восточной и Юго-Восточной Анатолии до переселения особо отличившихся в антиправительственных выступлениях племен в глубь страны.

С еврейским меньшинством отношения складывались проще – у него не было своего государства и даже стремления создать его на территории республики (как у греков, армян или курдов). Евреи имели значительный опыт проживания в инокультурной среде и были достаточно хорошо ассимилированы турецким обществом[30]. Среди идеологов турецкого национализма было много выходцев из еврейской среды, например Текин Алп, отличавшийся особой ненавистью к шариату[31]. Представители еврейской общины Турции активно участвовали в политической жизни этого республиканского государства и избирались депутатами от правящей НРП. Зарубежные историки отмечают роль Турции в спасении евреев, живших в Европе, от нацистских репрессий во время Второй мировой войны[32], хотя ряд националистических организаций Турции по примеру нацистов выступали с антисемитскими лозунгами в годы тесного сотрудничества с гитлеровской Германией (1941–1943). Многие из них были осуждены на судебных процессах против расистов-туранистов в 1944 г.

Избрав в качестве образца государственности европейскую модель государства-нации, политическая элита Турции ставила перед собой задачу отказаться от османского прошлого. По радикальности модернизационный процесс в Турции в первые десятилетия существования республики может быть сравним разве что с реформами Петра I или большевиков. И если Россия живет в условиях расколотого общества со времен европеизации начала XVIII в., то для Турции этот период начинается с образования республики, когда государство отказывается от лидерства в исламском мире и предпочитает занять скромное место ученика у ранее ненавистной западной цивилизации.

С образованием республики и началом модернизационных мероприятий, напрямую затрагивающих монополию ислама на идеологический контроль общественной жизни, наступает длительный период политической борьбы между традиционалистами и модернистами, проходившей с явным преобладанием первых. К середине 40-х гг. появляется новый рубеж противостояния, на сей раз между сторонниками либерализации, к которым примкнули и некоторые традиционалисты, и консерваторами, настаивавшими на этатизме в экономике и руководящей роли НРП в политике. В силу объективных причин распространение левых идей в Турции было невелико.

За время Второй мировой войны руководству Турции удалось еще более упрочить свое положение за счет благоприятной политической и экономической конъюнктуры. Однако идеология национализма и этатизма, сформированная на основе довоенных европейских идей первой половины XX в., уже не могла обеспечить развитие страны в новых политических и экономических условиях. В политической элите образовалась оппозиция, ориентированная на частный капитал и экономические связи с зарубежными странами. Турция стояла перед выбором направления своего дальнейшего развития, который в новых условиях во многом зависел от политики иностранных партнеров.

Турция в начале холодной войны

Турция стала, пожалуй, одной из немногих стран мира, которым удалось остаться в стороне от пожара Второй мировой войны. В то время как Советский Союз и Германия вели войну на взаимное уничтожение, Анкара предпочитала оставаться нейтральной, успешно сотрудничая и с Великобританией, и с Германией. Официальная турецкая историография преподносит это как значительное достижение турецкой политики. Казалось бы, от своего нейтралитета страна получила больше, чем могла бы получить от возможного участия в войне. Активная торговля с Германией стратегическими материалами – медью, хромом, хлопком, пшеницей и другими товарами – позволила в значительной степени улучшить экономическое положение. Однако впоследствии такая прагматическая позиция принесла Турции множество политических проблем.

В изданиях, посвященных политике Турции в годы Второй мировой войны, как правило, присутствуют две противоположные точки зрения. В советской историографии было принято говорить о Турции как о стороне, ожидающей радикальных успехов Германии на Восточном фронте, чтобы затем напасть на СССР, захватить Кавказ и Крым[33]. Турция изображается как агрессивное государство, проводящее дружественную Германии и враждебную СССР политику. Такого же мнения продолжают придерживаться и армянские историки[34]. В ряде работ, изданных в США[35], Турции[36] и Азербайджане[37], авторы представляют Турцию верным союзником Великобритании с 1939 по 1945 гг., чей нейтралитет был выгоден всем странам антигитлеровской коалиции. Доступность различной литературы и документов по данному вопросу позволяет сделать некоторые выводы относительно политики Турции в период 1939–1945 гг. и оценить то значение, которое имел этот период для дальнейшего политического развития страны.

Официально с 19 октября 1939 г. Турция являлась союзником Великобритании и Франции, однако активные и неудачные в начале военные действия союзных армий на Западном фронте удержали Анкару от выполнения своих обязательств. 18 июня 1941 г. Турция заключила с Германией пакт о дружбе и ненападении, что было выгодно обоим государствам. Германия впредь могла не опасаться угрозы или «недружественных действий» с юга и беспрепятственно осуществлять агрессию против СССР, Турция же могла быть уверена, что не разделит в ближайшее время судьбу Польши. С 1941 по 1944 г. Турция проводила политику лавирования между Англией и США, с одной стороны, и Германией – с другой. Отношения же с СССР оставались довольно недружественными.

За время войны, особенно в период военных побед вермахта на Восточном фронте, турецкие политические лидеры и журналисты неоднократно встречались с официальными лицами Германии, посещали оккупированные территории, бывали на фронте. В Турции действовали германские разведывательные службы, особенно близ границ с СССР. Росло военно-техническое сотрудничество между немецкими и турецкими вооруженными силами[38]. По словам турецкого министра иностранных дел Хасана Сака, в 1946 г. 80 % оборудования и снаряжения турецких вооруженных сил было германского производства, что говорит о высоком уровне военного сотрудничества между Берлином и Анкарой.

Внешнеэкономические показатели государства, как правило, являются отражением проводимой внешнеполитической линии, что имело место и в нашем случае. К 1940 г. торговый оборот Турции с СССР снизился более чем в 10 раз (по сравнению с ситуацией середины 30-х гг. XX в.) и в 1941–1945 гг. находился фактически на нулевом уровне. Экономические отношения между Германией и Турцией в период Второй мировой войны, напротив, заметно укрепились. Турция являлась единственной нейтральной европейской страной, с возможностью прямого сухопутного сообщения с Берлином и общей границей с СССР. Немецкая армия была одета в униформу из турецкого хлопка, броня танков и бронемашин варилась с использованием турецкого хрома. Впрочем, Германия стала экономическим партнером Турции № 1 уже во второй половине 30-х гг. XX в.

Экономическое партнерство с союзниками – США, Великобританией и Францией – оказалось в тесной зависимости от политических соглашений. Поставки хрома, несмотря на крайнюю нужду Германии в этом стратегическом материале, продолжали регулироваться англо-турецким соглашением, по которому преимущественное право закупок до 1942 г. принадлежало Великобритании.

На границе с СССР было сосредоточено достаточное количество турецких войск, а всего под ружьем Турция имела около миллиона человек. Нейтралитет Турция держала скорее недружественный по отношению к СССР и дружественный к Германии, однако и союза с Великобританией не разрывала. Как и любая другая нейтральная страна того времени, Турция была полем боя разведок всего мира. Немцы пытались контролировать многочисленные антисоветские пантюркистские организации и прессу, вербовали и забрасывали шпионов на территорию СССР[39]. С другой стороны, и советская разведка в Турции также проводила спецоперации, среди которых самая известная – покушение на посла Германии в Турции Франца фон Папена в 1942 г.[40] Турецкие власти спокойно смотрели на активность германских спецслужб и антисоветские настроения в своей стране. Только в 1944 г. были сделаны первые шаги к улучшению отношений с СССР: арестованы наиболее одиозные пантюркисты, амнистированы советские граждане, обвиненные в покушении на фон Папена, Москве переданы граждане СССР, сотрудничавшие с нацистами, и скрывавшиеся на территории Турции[41].

На протяжении всей войны союзники обращались к Турции с призывом вступить в войну, однако не подкрепляя эти предложения военной и экономической помощью, которая поступала больше со стороны Германии. Политика нейтралитета между двумя противоборствующими блоками велась Турцией настолько явно, что бесперспективность всех попыток втягивания ее в войну на стороне одного из них отмечали и Сталин, и посол Германии в Анкаре фон Папен. Только 2 августа 1944 г. Турция прервала все политические и экономические связи с Германией, 12 января 1945 г. открыла проливы для прохода союзнических судов, перевозивших грузы по ленд-лизу, а 23 февраля 1945 г. объявила Германии войну. За это Турция была официально приглашена на конференцию в Сан-Франциско и стала одной из стран – учредителей ООН.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.