Глава восьмая

Глава восьмая

С учетом наличия советской империи, провозглашенных ею целей и самого ее существования мы должны были сдерживать ее.

Сид Дрелл

К началу 1960-х годов напряженность холодной войны нарастала. Советский руководитель Никита Хрущев испытывал американскую и западную решимость, соорудив Берлинскую стену в 1961 году, сделав все для того, чтобы не допустить прохода восточных немцев в британскую, французскую и американскую зоны города. В этом же году Хрущев хвастал, что Советский Союз изобрел 100-мегатонную ядерную боеголовку – примерно в шесть тысяч раз более мощную, чем сброшенная на Хиросиму бомба. В 1962 году кубинский ракетный кризис умножил страхи относительно неизбежности ядерной войны. Тем временем сотни надземных ядерных испытаний, проведенных Соединенными Штатами и Советским Союзом на протяжении 1950-х годов, загрязнили атмосферу Земли токсичными радиоактивными элементами.

По мере роста напряженности для Соединенных Штатов становилось все более важным отслеживать мощь и состояние советских вооруженных сил с тем, чтобы какая-либо ложная тревога не вызвала ядерную войну. Шпионаж из космоса был одним из ответов. Перемещение американских шпионских операций в космос открывало новые возможности для Дрелла и Перри в Вашингтоне. Оба они вскоре ушли с головой в новый мир спутников-шпионов. И вновь Бад Уилон, находясь в ЦРУ, стал центровым.

Уилон позвонил Дреллу в конце 1963 года. «Он сказал, что хочет показать мне нечто важное, и что ему нужна моя помощь», – вспоминал Дрелл.[165] Уилону срочно нужна была помощь в решении технической проблемы, из-за которой приходила в негодность первая партия спутников-шпионов, занимающихся фоторазведкой. Спутники сверхсекретного выпуска «Солнечная корона», которые впервые начали использовать в августе 1960 года в результате реализации программы срочной разработки, наделили Соединенные Штаты глазами в небе, которые могли свободно фотографировать советские военные установки, не боясь нападения со стороны ПВО. Они выдавали огромное количество разведданных о советских вооруженных силах, включая ракетные войска. Спутники также открывали доступ к соглашениям о контроле над вооружениями, которые могли бы проверяться путем учета советских ракетных сил из космоса.

Каждый спутник, совершавший облет вокруг Земли за 90 минут по эллиптической орбите, колебавшейся по высоте от 130 до 224 км, стал техническим чудом. Оборудованный усовершенствованными системами фотокамер, спутник облетал планету в течение нескольких дней, делая сравнительно детальные снимки наземной обстановки, затем он сбрасывал большую кассету экспонированной пленки. Кассеты, покрытые жаропрочным материалом для предотвращения сгорания во время высокоскоростного спуска через атмосферу, улавливались с неба специально оборудованными самолетами во время последней фазы парашютного торможения при спуске над Тихим океаном, недалеко от Гавайев. После проявления фотографий на заводе «Истман Кодак» в Рочестере, штат Нью-Йорк, их срочно отправляли в Вашингтон, где специально обученные аналитики, известные как фотопереводчики, тщательно обрабатывали их на предмет выявления полезной информации разведывательного характера.

Поток новой разведывательной информации с «Солнечной короны» был прерван в начале 1963 года, когда большая часть пленки, вернувшейся со спутников, оказалась с белыми полосами, испортившими многие кадры. Причина этого осталась загадкой, ее было чрезвычайно трудно разгадать, потому что фотокамеры сгорели на борту спутников, когда они сошли со своей орбиты, не оставив никакого оборудования, которое можно было бы восстановить и проверить. На спутниках не было никаких приборов, которые могли бы сообщить наземным контролерам причину возникшей проблемы. Уилон сказал: «Полосы явились результатом небольших разрядов молний, такого типа, которые иногда возникают, когда вы вставляете ключ в замок, и при этом возникает маленькая искорка. Ну, так было с этими камерами. Там было безвоздушное пространство, искры возникали очень легко и наделали бед с пленкой.

Когда произошли вспышки, все выглядело так, будто вспышка сработала в темной комнате. И эти маленькие разряды молнии затемнили чертовски много света как раз тогда, когда шла пленка в камере».[166]

Уилон полагал, что Дрелл годится для того, чтобы возглавить рабочую команду «Солнечной короны». «Я спросил себя, кто может возглавить и кого будет уважать группа людей, которые докопаются до сути проблемы, а потом изложат четко и ясно все, что они обнаружат, директору ЦРУ Джону А. Маккоуну и другим, а также мне».

Когда Дрелл объявился в штаб-квартире ЦРУ в пригороде Вашингтона – это был его первый визит в управление, – Уилон рассказал ему о системе «Солнечная корона», показал некоторые из засвеченных снимков и попросил его возглавить техническую группу, которая попытается определить проблему и найти средство для ее устранения. «Я узнал, к своему изумлению, что мы можем фотографировать Землю со спутников с довольно хорошим разрешением», – сказал Дрелл.[167] Уилон собрал вместе команду ученых и инженеров, связанных с компаниями, которые создавали искусственные спутники Земли, включая «Локхид», «Истман Кодак» и «Айтех». Дрелл привлек дополнительно двух физиков, которых он хорошо знал, Луиса Альвареса из Беркли и Мэла Рудермана, работавшего с Дреллом несколько лет ранее по проекту теплового инфракрасного датчика.[168] «Расследование должно было вестись в сфере науки, которая была в новинку для меня, и я хотел, чтобы оба этих коллеги прибавили мне уверенности оставаться на верном пути», – говорил Дрелл.

Дрелл переехал в Вашингтон на четыре месяца, возвращаясь в Стэнфорд по выходным. Уилон вспоминал: «Имеется список гипотез относительно причин происшедшего, каждая из которых должна быть тщательно изучена, потому что каждая могла дать такой эффект. …А тем временем многие месяцы мы оставались без результатов расследования.

Они были вынуждены гоняться за огромным количеством кроликов, то есть проблем, и определить, какая из них связана с тем, что случилось, а потом решить, как все это устранить».[169]

Изучение предполагаемых причин было непростым делом, потому что испытательные условия на земле совершенно отличались от реальных условий в космосе с нулевой гравитацией и в вакууме. «Работы было чертовски много, – вспоминал Уилон. – Как будто занимаешься налоговой отчетностью и пытаешься определить, где была сделана ошибка. Тут много ума не надо; надо просто действовать очень методично, очень прозорливо, весьма терпеливо и весьма организованно. А Сид как раз очень подходил для такой работы. Надо просто тщательно отсортировать все варианты».

По мере сужения количества вариантов Дрелл и его коллеги обнаружили, что возникновение полос было вызвано нарастанием электростатических зарядов в системе фотокамеры. Электрические, температурные и вакуумные условия в сочетании с материалом, используемым в роликах, наматывающих и разматывающих пленку, привели к электростатическим разрядам, которые выдавала сверхтонкая фотопленка, проходя через ролики. Дефект был устранен прежде всего путем перехода к совершенно иному материалу для изготовления лентопротяжного механизма.

Проект «Солнечная корона» поспособствовал высвечиванию руководящей роли Дрелла – смешению научного опыта, спокойной уверенности, теплоты и скромности собственной персоны. «Он руководил не доминированием», – вспоминал Уилон.

Участие Дрелла в проекте «Солнечная корона» быстро привело к другому назначению, поступившему от Уилона. На этот раз Уилон попросил Дрелла помочь рассчитать будущие предельные возможности проекта, чтобы определить необходимость более совершенной модели или разработать полностью новую систему для получения лучшего изображения на снимках. Ответ состоял в том, что нужна была новая система, и вскоре Дрелл был выбран для работы в консультативном отделе высоких технологий ЦРУ, состоящем из наделенной высокими полномочиями группы ученых во главе с Эдвином Лэндом.

Отдел Лэнда являлся непременным источником хорошего совета для ряда директоров ЦРУ на протяжении нескольких десятков лет, начиная с Джона Маккоуна в начале 1960-х годов. Хотя американцы знали Лэнда больше всего по его работе в области моментальной фотографии, он играл секретную главную роль в мире разведывательной деятельности, часто склоняя баланс принятия решения в пользу передовых технологий, по поводу которых у правительственных чиновников и подрядчиков в сфере обороны имелись какие-то сомнения. Эйзенхауэр выиграл от его совета тем, что приказал вести разработку самолетов-шпионов «У-2» и спутников системы «Солнечная корона», несмотря на возражения со стороны Пентагона и сомнения Аллена Даллеса, директора ЦРУ при Эйзенхауэре.

Дрелл вошел в отдел Лэнда, когда там начали изучать перспективы создания спутников-шпионов нового поколения. Главный вопрос, как обнаружил Дрелл, работая над проектом «Солнечная корона», состоял в том, как усовершенствовать обзор обширных территорий поверхности земли, лучше выявлять военные объекты и другие представляющие интерес места. Некоторые спутники, предназначенные для фоторазведки, специализируются на фокусировке специфических мест, чтобы показать как можно больше подробностей. Другие охватывают более широкие пространства территории в поисках сооружений, подобных ракетным базам, аэродромам и комплексам РЛС. Корпорация «Айтех», бостонская фирма, производившая фотокамеры для проекта «Солнечная корона», согласилась разработать новую широкофокусную систему, а потом вышла из проекта ЦРУ, ошибочно полагая, что военно-воздушные силы, работающие над созданием собственного спутника фоторазведки, прекратят создание нового спутника.

Уилон обратился к компании «Перкин-Элмер», еще одной фирме по выпуску оптической продукции, чтобы выяснить, что они могли бы предпринять. Компания продемонстрировала ему техническую новинку под названием «Твистер», «лентопротяжный механизм», который инженеры фирмы изобрели и положили на полку, не видя практической пользы от него. «Это была невероятная вещь», – сказал он. «Лентопротяжный механизм», который мог очень точно синхронизировать движение пленки и системы зеркал в фотокамере, открывал путь к созданию новой широкофокусной фотокамеры высокого разрешения. «Когда Дин Лэнд увидел это, он тут же влюбился в это устройство, – вспоминал Уилон, называя Лэнда по его прозвищу. – Он сказал: «Этот союз освящен небесами». В результате получилась программа «Гексагон» («Шестиугольник»), преемник «Солнечной короны», с камерами, предоставленными фирмой «Перкин-Элмер», и космический аппарат, построенный «Локхидом». Первый спутник системы «Гексагон» был запущен в 1971 году.

Увлеченность Дрелла работой со спутниками-шпионами дала ему ощущение того, что он может изменить мир к лучшему по жизненно важным вопросам обороны. Со временем для Дрелла самым важным стало осуществление контроля над ядерной гонкой вооружений и уменьшение рисков ядерной войны. «Со временем, – говорил Дрелл, – я не мог не осознать того, что прогресс в ядерной науке в те далекие 1920-е и 1930-е годы привел к ужасным новым опасностям, угрожающим самому существованию нашей цивилизации в глобальном масштабе. Я говорю о ядерном оружии с его невообразимой разрушительной силой».[170]

Растущая угроза превратила контроль над вооружениями в моральную проблему для Дрелла. «Я лично убежден, – говорил он о своих размышлениях тогда и сегодня, – что научное сообщество – не каждый отдельный индивид, а все ученые, вместе взятые, – несет ответственность, моральное обязательство в предвидении последствий технологических перемен, вызванных нашим научным прогрессом и в оказании помощи гражданам и их правительствам в деле формирования их практических устремлений с тем, чтобы все делалось в интересах всего общества. Эта ответственность самым убедительнейшим образом проявляется в делах, связанных с ядерным оружием, чей огромный разрушительный потенциал не оставляет ни малейшей возможности для ошибок».[171]

Размышляя в 2008 году над моральными параметрами проблемы ядерного оружия, Дрелл ссылался на мысли отца Брайана Хеира, священника бостонского прихода и профессора Школы управления имени Джона Ф. Кеннеди Гарвардского университета. Дрелл особенно был поражен этими замечаниями, высказанными отцом Хеиром на симпозиуме в 1987 году: «Тысячелетиями люди верили, но если у кого-то было право назвать окончательный момент истины, то это лицо следует назвать Богом. С самого начала атомной эры мы по нарастающей обретали возможность назвать окончательный момент истины, но мы не боги. Однако нам следует жить с тем, что мы создали».[172]

Хотя Дрелл не верующий человек, он согласился с высказыванием отца Хеира, поскольку оно касается невероятной мощи, которую ядерное оружие передало в руки человеческих особей. «Говоря словами религиозного человека, эта мощь может быть в упрощенном и обобщающем порядке названа Бог, – говорил Дрелл. – Высказывание отца Хеира для меня суммирует тот факт, что мы обрели мощь, при помощи которой мы можем сделать то, что выходит за рамки всего существовавшего в нашей истории, – мы можем изменить условия существования на нашей планете. Мы можем уничтожить человеческий род. Это мудрая мысль».[173]

Чтобы выступать по вопросам обороны, Дрелл должен был примириться с теорией и практикой сдерживания, основой американской ядерной стратегии времен холодной войны. По своей сути, сдерживание сводится к простому грубому равновесию страха: Соединенные Штаты будут сохранять огромный ядерный арсенал с тем, чтобы с его помощью можно было нанести ответный удар на советское нападение с огневой мощью, достаточной для уничтожения Советского Союза. Такую политику назвали политикой взаимного гарантированного уничтожения (ВГУ). В разгар ядерной гонки вооружений в середине 1980-х годов Вашингтон и Москва имели в общей сложности 70 тысяч ядерных боеголовок.

По мнению Дрелла, опирающемуся на Пастырское послание 1983 года о ядерном оружии, подготовленное Конференцией католических священников Соединенных Штатов, «сдерживание приемлемо не как конечный результат сам по себе, а только как способ продвижения к тому, чтобы избавиться от оружия навсегда».[174]

«Я боролся, как и многие люди, с идеей о том, как мне ужиться с идеей сдерживания? – сказал Дрелл в 2008 году. – Я никогда не принимал понятия о том, что эти виды оружия могут быть использованы в войне. Я всегда цитировал Эйзенхауэра, сказавшего следующее: «С этими видами оружия война уже больше не является сражением до истощения и капитуляции, сейчас она превратилась в уничтожение и самоубийство». …Я полагал, что при наличии советской империи как таковой, провозглашенных ею целей и самого ее существования мы должны сдерживать их. Мы должны дать ясно понять: это не то оружие, которое мы хотели бы применить, это не то оружие, которое мы планируем применить. Но они должны знать, что если они сваляют дурака с нами, то должны ожидать того, что мы используем оружие против них и в той степени, которая будет неприемлема для них. Я не мог бы обещать больше сказанного».[175]

Во время холодной войны Дрелл не бросал вызов отказу Вашингтона от применения первыми ядерных видов вооружений. Эта позиция остается и сегодня на вооружении Америки – она означает, что Соединенные Штаты готовы ударить первыми с применением ядерного оружия и не берут на себя обязательство применять ядерное оружие только в целях самообороны. Активные дебаты принципиального характера по данному вопросу продолжались десятками лет. Принятие того, что нам известно как политика отказа от использования первыми атомного оружия, уменьшит роль ядерного оружия как основы американской оборонительной стратегии. Но противники опасаются, что это может ослабить американскую оборону за счет устранения угрозы устрашения, которая может заставить противников задуматься над тем, чтобы вообще связываться с Вашингтоном.[176] Сегодня, когда он выступает за ликвидацию ядерного оружия, Дрелл по-прежнему не готов одобрить отказ от применения первым ядерного оружия. Но он говорит, что именно ядерное оружие должно рассматриваться как «последнее средство обороны».

В то время как в 1960-е годы Дрелл, находясь в Стэнфорде, все глубже втягивался в дела обороны, Билл Перри создавал передовые системы оборонного назначения, проживая в Саннивейле, в нескольких километрах вниз по приморской сквозной трассе. По мере увеличения объема работы на правительство в ЛЭОН компания «Сильвания» повысила Перри до должности заведующего отделом лаборатории, который занимался работой по системотехнике, и в итоге сделала его руководителем лаборатории. Со временем ему перестала нравиться корпоративная культура и деловая стратегия в компании «Сильвания». И он начал продвигать идею среди своих коллег по созданию собственной компании, специализирующейся на оборонзаказе. Они, бывало, периодически собирались в доме Билла и Ли на Чарльстон-корт в Пало-Альто. Однажды утром, находясь в своей «берлоге», они придумали название компании, которое было во многом созвучно с ЛЭОН: Лаборатория электромагнитных систем (ЛЭМС). Несмотря на некоторое сходство или, возможно, из-за этого, Перри сообщил группе, что новая компания не будет пытаться перевести все контракты из ЛЭОН в ЛЭМС. Новая фирма была учреждена в январе 1964 года. Ее первые официальные помещения располагались в Пало-Альто, потом позднее в Саннивейле. Перри был главным исполнительным директором.

Открыть новую компанию для того, чтобы завершить имевшиеся оборонные заказы, было весьма рискованным делом. Но Перри и его команда заполнили жизненно важную нишу – сбор и обработку электронных разведывательных данных, или ЭЛРАЗДА. Советская ракетная телеметрия – это было лишь одно дело. К середине 1960-х годов прогресс в области электроники открывал новые каналы связи, включая микроволновые передачи. Стали задействовать спутники связи, и Соединенные Штаты и Советский Союз много средств вкладывали в новые системы связи.

Под руководством Перри ЛЭМС быстро стала высокоприбыльным высокоспециализированным подрядчиком, главным профилем которого были системы ЭЛРАЗДА. Он подключился к растущему потоку правительственных расходов, связанных с технологиями для обороны и разведки, которые помогли превратить округ Санта-Клара в центр высокотехнологичной обороны, предшественника развития Силиконовой долины в этом же районе.

Перри не был обычным бизнесменом. Гилберт Деккер, работавший вместе с Перри в ЛЭМС, а позднее сменивший его в качестве исполнительного директора, так описывал встречи высшего руководства ЛЭМС.

«Вы ведь знаете, как проходят заседания с участием сотрудников аппарата. Вы сидите там и спорите со всеми. Иногда мне казалось, что Билл даже храпел. Он давал возможность свободно обсуждать какую-то тему, и часто мы кричали друг на друга. «Все это ерунда, вы не знаете, о чем вы говорите». И когда терялась нить разговора, вы вдруг понимаете, что он переварил все им услышанное. …И он обобщает все, что, по его мнению, должно быть сделано. И вы смотрите на него и говорите: как же, черт побери, он умудрился сделать это?»[177]

Хотя о ЛЭМС мало знали за пределами мира специализированных оборонзаказчиков, лаборатория находилась прямо в центре одной из крупнейших разведывательных операций периода холодной войны – создание спутников-шпионов, которые могли расшифровать многое из телеметрической информации Советского Союза. Идея перехвата электронных передач из космоса была привлекательна, но ужасно трудна в плане выполнения. Самолеты, подобно тем, которые были снаряжены подслушивающими устройствами ЛОЭМ, летали не так высоко и не могли оставаться в небе сколько необходимо, чтобы получить устойчивый поток информации. Спутники, летающие на орбите в несколько сот километров над землей, вращались вокруг планеты слишком быстро, что позволяло получить лишь фрагментарный набор электронных сигналов в каком-то одном месте.

Решение состояло в том, чтобы вывести спутник-шпион на достаточно высокую орбиту, но так, чтобы его положение оставалось неизменным. Технический термин для этого звучит как геосинхронная орбита – скорость вращения спутника на высоте примерно 35 тысяч километров, должна была соответствовать скорости вращения Земли вокруг своей оси, что позволяло бы спутнику оставаться над одним и тем же местом на Земле. Бад Уилон представил такие возможности однажды утром в 1963 году, когда читал о первых спутниках связи, запущенных на геосинхронную орбиту, откуда можно было передавать телефонные звонки с одного континента на другой, что делало ненужными трансокеанские кабели. Спутник-шпион на синхронной орбите мог бы перехватывать не только телефонные звонки, но и множество иных микроволновых сигналов, включая советские телеметрические данные и сигналы наземных радаров.

Вскоре после этого Билла Перри охватило такое же озарение. «Я сказал: погоди-ка. Если они могут перехватывать сигналы связи на геосинхронной орбите, тогда на этом спутнике можно установить приемник телеметрической информации. Поэтому я отправился в гости к Пэту Хайленду, который был президентом компании “Хьюз”, и сказал ему: “Пэт, почему бы нам не поставить один из наших маленьких приемников на ваш спутник связи, находящийся на геосинхронной орбите, чтобы мы могли перехватывать телеметрический сигнал точно в это же время”.[178]

Но это оказалось не так-то просто. Космическое пространство было переполнено электронными сигналами. Выхватить из этого хаоса сигналы телеметрии похоже на поиски иголки в стоге сена. Необходима была громадная антенна, гораздо больше, чем когда-либо ранее использовавшаяся в космосе, и новый высокомощный процессор на земле для отделения телеметрии от других сигналов.

Параболические антенны, обычно используемые на спутниках того времени, были диаметром от 2,4 до 3 метров. Новому спутнику необходима была антенна 18 м в диаметре, которая должна быть сложена при запуске, а потом развернута в космосе – настоящий инженерный подвиг.

Когда антенна оказывалась установленной, было больше шансов, что она соберет всю какофонию сигналов, исходящих почти со всего земного полушария. Советские военные сигналы передавались на частоте приблизительно 70 мегагерц, которая оказалась равной частоте, на которой транслировались два советских телевизионных канала. При отсутствии высокотехнологической системы отсеивания всех шумов телеметрические сигналы, которые Перри хотел уловить, потонули бы в потоке мощных телевизионных сигналов. Поскольку спутник был слишком мал для того, чтобы на нем можно было установить передовую систему фильтрации, решение заключалось в том, чтобы записывать все сигналы и передавать их на Землю, где система обработки данных могла бы отделять телеметрические сигналы.

Секретная разработка нового спутника-шпиона с кодовым названием «Риолит» превратилась в один из самых дерзких и успешных технологических проектов времен холодной войны.[179] Новая компания Перри ЛЭМС была недостаточно крупной, чтобы проделать бо?льшую часть этой работы, поэтому основным заказчиком выступила Группировка тактической разведки. ЛЭМС разработала решающий проект фильтра обработки, как и самой антенны. Антенна, будучи полностью развернутой, была диаметром 22,5 метра и тем не менее достаточно компактной в сложенном виде, чтобы ее можно было разместить в носовой части ракеты. ЛЭМС также выполняла обязанности системных инженеров, или технических специалистов по всему правительственному заказу.

ЛЭМС проводила много видов иных секретных правительственных работ, включая разработку плана автоматизации группы постов перехвата, расположенных на возвышенности вдоль границы между Западной Германией и ГДР, находящихся в управлении Службы безопасности сухопутных войск США. Впоследствии ЛЭМС построила комплект подслушивающих постов во Вьетнаме. В одной сделке с Агентством национальной безопасности ЛЭМС оснастила парк небольших самолетов оборудованием электронного перехвата для сухопутных войск США в Европе. Аппаратура для системы, названной «Ограждение», производилась на сборочном заводе в Саннивейле.

Компания сыграла также свою роль в 1965 году при оценке природы новой мощной советской радарной установки в Сары Шагане, испытательном полигоне противоракетной обороны в Казахстане.[180] Команда ЛЭМС с творческим подходом предположила, что сигналы радара, которые Соединенные Штаты были неспособны отследить при помощи своих обычных постов прослушивания, могли бы отразиться от Луны и быть уловлены на полпути вокруг Земли 45-метровым радиоастрономическим телескопом в Стэнфорде. Такая догадка принесла свои плоды, когда специальные приемники ЛЭМС на радиотелескопе обнаружили тот сигнал, который был практически ничуть не слабее, чем если бы он был всего в нескольких километрах от передатчика. Данные с радара помогли ЦРУ определить, что радар, прозванный американцами «Курятником», был одним из самых мощных в мире и стал частью новой сети радаров ПРО, предназначенной для обнаружения и отслеживания приближающихся ракет в случае возникновения войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом.

Перри проявлял активность как в исследованиях, так и в реализации продукции компании. «Билл всегда был большим сторонником поддержания универсальной программы исследований и развития и вел дело так, чтобы она бралась за решение многих проблем, – говорил Джил Декер. – И это был хороший урок, потому что в конечном счете почти половина той работы приносила дивиденды».[181]

К середине 1970-х годов ЛЭМС имела годовой доход около 100 млн долл., практически вся сумма приходилась на секретные правительственные заказы, и из маленькой группы, основавшей ее в 1964 году, выросла в коллектив в 1800 сотрудников. Перри поощрял инициативу, делегировал полномочия, привлекал и сохранял ведущих талантливых инженеров, передавая работникам акции компании. Задолго до того как биржевые опционы стали отличительным признаком компаний Силиконовой долины, Перри сделал своих сотрудников совладельцами ЛЭМС.

Как вспоминал Перри, когда он основал ЛЭМС, у него в качестве примера была компания «Хьюлетт-Паккард» и ее основатели Дэвид Паккард и Уильям Хьюлетт. «У Дэйва был девиз: «Вам не нужна степень магистра бизнеса Эм-Би-Эй, если у вас есть УУГ – умение управлять гуляючи».[182]

Когда Перри обходил кабинеты и лаборатории ЛЭМС, он обнаружил, что многие письменные докладные по проектам, которые он получал от сотрудников, были не совсем точны. «Иногда по той причине, что люди, которые их писали, не знали сами, иногда потому, что они не хотели, чтобы я знал, что происходит, – говорил он. – Гуляя же по лаборатории, я общался с инженерами и производственным персоналом. Если возникала проблема, они знали о ней. Более того, они были просто рады поговорить об этом. Поэтому я быстро понял, что часть управленческого механизма в виде гуляния по территории состоит в том, что уши управляющего важнее его рта».

Успешная работа ЛЭМС в сверхсекретных оборонных проектах и растущая репутация Перри как находчивого руководителя по вопросам обороны сделали его первым кандидатом на высокий пост в Вашингтоне. Скромный математик вскоре станет самым влиятельным руководителем сферы оборонной технологии из кабинета в Пентагоне, устанавливающим исследовательские приоритеты для сотен компаний.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.