Глава 2. Борьба между князьями

Глава 2.

Борьба между князьями

В начале княжения Мстислава Владимировича в Киеве мы видим на Туровском столе младшего его брата Вячеслава, а на Смоленском — сына Ростислава.

Неизвестно, когда родился князь Туровский; из предшествующей жизни его мы знаем, что он уже в 1096 году ходил на помощь брату своему Мстиславу против изгоя Олега; затем в 1107 году он принимает участие в походе всех князей на половцев, а немного позже мы встречаем его уже на Смоленском столе (с 1113 г.). Через три года после этого он по приказанию отца своего Мономаха совершил поход на Дунай с воеводою Фомою Ратиборичем. Причина похода — желание Мономаха поддержать притязания на византийский престол брата царевича Леона, Василия, внука Мономаха. Война была неудачна и Вячеслав, отступив от Доростола, возвратился обратно.

Вот все, что мы знаем о Вячеславе до занятия им Туровского стола; когда занял он этот последний стол, летописи умалчивают, но во время похода Мстислава на Полоцкую область в 1128 году Вячеслав был уже Туровским князем. Переход его на туровское княжение из Смоленска едва ли не следует отнести ко времени занятия Мстиславом Киевского стола и последовавшей при этом перемене столов, т.е. к 1125 году. К этому же году, вероятно, относится и занятие Смоленского стола Ростиславом Мстиславичем, так как и этого последнего мы встречаем со смоленским полком в упомянутом походе на Полоцк.

Нужно заметить, что Туровская земля в это время состояла из двух уделов — собственно Туровского и Клеческого, где княжил Вячеслав Ярославич, внук Святополка. Долго ли существовал этот удел — неизвестно, ибо об этом князе летописи больше не упоминают.

С началом княжения Ярополка Владимировича в Киеве (1133 г.) происходит новая смена столов. По установившемуся порядку, Переяславское княжение занимал ближайший преемник великого князя. А таким преемником бездетный Ярополк хотел, очевидно, сделать племянника своего Изяслава Мстиславича, вывел его из Полоцка и посадил в Переяславле. Но такое предпочтение племянника дядьям (Вячеславу, Андрею и Юрию) вызвало среди князей недовольство, и Ярополк должен был «с нуждею» вывести племянника из Переяславля и отдать его старейшему после себя — Вячеславу. В удовлетворение же Изяслава, потерявшего во время этих переходов полоцкие владения, кроме Минска, великий князь отдал ему Туров и Пинск сверх Минска, «и множество даров: жемчюг, злато, сребро, ризы, кони, доспех, и чествовав его много».

Но Вячеславу не сиделось в Переяславле. Там требовался князь не с таким характером, как он; борьба с половцами, с черниговскими князьями требовала постоянной деятельности, которой Вячеслав всегда предпочитал тихую жизнь. Вот почему он «начал лишаться» Переяславля, ходил зачем-то в Рязань, оттуда снова вернулся в Переяславль, и наконец, изгнав Изяслава из Турова, снова сел там.

Недолголетнее княжение Ярополка (1133–1139 гг.) было временем постоянной борьбы из-за уделов, так как этот князь своим предпочтением племянников дядьям, своим неумением соблюсти интересы своей семьи, возбуждал постоянные неудовольствия и пререкания. Как только умер Ярополк, Вячеслав тотчас сделал попытку, как старший после него, сесть на Киевский стол. Но это ему, как известно, не удалось: явившийся двадцать дней спустя Всеволод Ольгович заставил его снова уйти в свой Туров, он «створися мний», по летописному выражению.

Всеволод Ольгович, утвердившись на Киевском столе, целью своей политики поставил девиз «divide et impera» (разделяй и властвуй. — Ред.)[53]. Он старался, приближая к себе одних из Мономашичей, разъединить планы этой линии, и в то же время не дать возможности Ольговичам и Давыдовичам соединиться с Мономаховичами. Только такой политикой он успел удержаться в Киеве. Вначале он хотел одним взмахом ослабить Мономаховичей, «искаше под Ростиславом Смоленска, а под Изяславом Владимира», но не успел еще Всеволод направить свой удар на Смоленск, как принужден был помириться с Мономашичами, «съдумав, яже ему без них нелзе бытии».

Желая покрепче утвердиться в Киеве, Всеволод понимал необходимость владеть соседними землями, а наиболее удобной для завладения из них была Туровская. Он велел сказать Вячеславу: «седеши во Киевской волости, а мне достоить; а ты пойди в Переяславль, отчину свою». Вячеслав уступил Туров без борьбы, хотя великий князь поддерживал свое требование войсками: «посла на Вячеслава». В Турове был тотчас же посажен сын его Святослав.

Таким образом, Всеволод Ольгович, стремясь окружиться ближайшими землями, упускал отдаленный и менее важный для него Переяславль; но мало того, посылая туда Мономашича, он прекрасно понимал, что Ольговичи и Давыдовичи не будут довольны таким распределением. Так и случилось, последние решили «нам самим о себе поискати», напали на Вячеслава в Переяславле; однако соединенные силы Всеволода, Изяслава и Ростислава Мстиславичей, напавшие с разных сторон на Северские волости, заставили согласиться на мир родичей великого князя. Ростислав во время этой борьбы быстро двинулся со смоленским полком, напал по дороге, при первом известии о нападении Ольговичей на Вячеслава, на Радимичскую волость, пожег ее всю с городом Гомьи (Гомель).

Союзники заставили смириться северских князей; но обладание Дреговичской землей дало возможность Всеволоду разъединить интересы противников, удовлетворить их требования и в то же время не дать возможности им усилиться территориально: Всеволод племянникам своим Давыдовичам дал Берестий, Дорогичин, Вщиж и Ормину (последние два в северной Волыни), брату Игорю — Городечь, Гюргов и Рогачёв, а Святославу — Клеческ и Черториеск.

Но в том же 1142 году Вячеслав, с согласия Всеволода, снова передал свой Переяславский стол Изяславу, а сам ушел в Туров. К сожалению, летопись ни одним намеком не указывает на причины этих постоянных переходов Вячеслава в Туров. Причины эти могли быть чисто субъективные, могли проистекать из характера самого князя, мало расположенного к бурной жизни, каковою необходимо была жизнь в Переяславле; личные симпатии, желание жить мирно могли влечь его в Туров.

Но едва ли не следует видеть здесь и отражение общего характера отношений князя к своей волости в половине XII века. В это время князья начинают «оседать» в своих волостях: Юрий основывается окончательно в Ростово-Суздальских землях и долго не вступает в спор о великом княжении, Ростислав в Смоленске, Андрей Владимирович в Переяславле, Ольговичи и Давыдовичи при всех переменах не выпускают своих отчин и пр.; понятие об отчинах все крепче и крепче утверждается среди князей. Ясно, что эта последняя причина заставляла Вячеслава возвращаться в Туров; он там осел, свыкся с волостью, может быть, занялся расширением ее торговли и благосостояния, чем занимался Юрий в своих областях, также долго не вмешивавшийся вдела южной Руси.

Миролюбивые отношения между Мономаховичами и Ольговичами не были искренны и держались только потому, что обеим сторонам было в данное время выгодно их поддерживать. Изяслав Мстиславич прекрасно понимал, что при первом удобном случае Всеволод способен разорвать с ним мир. Вот почему, хотя все Мономаховичи и держались союза с великим князем, хотя мы и видим их в походах с ним на Володимирка Галицкого в 1144 и в 1146 годах, однако еще в предыдущем году Изяслав счел нужным отправиться к Юрию в Суздаль для заключения союза против Всеволода; но последний не удался; тогда он побывал у брата своего Ростислава в Смоленске и у Святополка в Новгороде — с той же целью. Одновременно с этим он ищет союза с полоцкими князьями, выдает дочь свою за Рогволода Борисовича.

В таком неопределенном положении, между миром и войною, находились дела Мстиславичей, как вдруг скончался Всеволод, оставив Киевский стол брату своему Игорю. Изяслав был готов к войне, быстро двинулся на последнего и занял Киев после упорной борьбы. Приготовляя союз на случай разрыва с Всеволодом, он успел прочно заключить его только с братом Ростиславом. С Юрием союз не удался, а к Вячеславу этот князь, по-видимому, и не обращался с союзными предложениями. Это последнее обстоятельство повело к немедленному разрыву между дядей и племянником. При новой перемене столов Изяслав спешил, кроме того, поладить с Давыдовичами, он приближает к себе Всеволодова сына Святослава, и совершенно игнорирует дядю Вячеслава.

Все это заставило последнего начать неприязненные действия против племянника. Летопись прямо указывает, что он не только надеялся на свое старшинство, но выступил по настоянию бояр, представителей управляемой им земли. Он быстро занял прежде всего те города своей области, которые отняты были у него Всеволодом, следовательно, Рогачев, Берестий, Клеческ и другие и, пользуясь обстоятельствами, пошел дальше, занял Владимир-Волынский, посадив там своего племянника, сына Андрея Переяславльского. Такой способ действий вызвал решительный отпор со стороны Изяслава. Союзники его, Ростислав Смоленский и Святослав Всеволодич, отправились на Туровскую волость и заняли самый город, в котором великий князь посадил сына своего Ярослава. Что боярство было главным виновником описанной борьбы, ясно из того, что на некоторых из них, вероятно опаснейших, великий князь излил свой гнев, выведши из Турова епископа Акима и посадника Жирослава Яванковича.

* * *

Во время последовавшей борьбы Изяслава со Святославом Ольговичем, затем с Юрием и с Давыдовичами, важнейшим союзником киевского князя является смоленский князь Ростислав.

Причины этого тесного союза легко видеть в том, что они были родные братья, следовательно, интересы их были близко связаны. Кроме того, само географическое положение Смоленской и Киевской волостей, как в военном, так и в торговом отношении поддерживало необходимость тесного военного союза двух братьев. Киев был главным пунктом торговли всей южной Руси, а также сюда стекались товары из Греции и греческих колоний на берегу Черного моря. Отсюда товары распространялись по всей Руси и в особенности много шло в богатый и торговый Новгород, который в свою очередь снабжал южными товарами северную Русь, соседнюю с Новгородом, волжских хазар и в особенности вел оживленную торговлю с немецкими городами.

Смоленск лежал на пути этих двух артерий древней Руси. Он и сам принимал деятельное участие в торговле, в особенности северными произведениями. Поэтому интересы Смоленска неразрывно были соединены с интересами Киева и Новгорода. Мирные отношения с северным и южным пунктами торговой деятельности тогдашнего русского мира, естественно, должны были отражаться и на Смоленске с благоприятной стороны. Поэтому мы видим, что смоленские князья всегда держатся тесного союза с Новгородом и Киевом, дорожат этим союзом. Очевидно, поддерживать мирные отношения с далекой и бедной Суздальской волостью, расположенной совершенно в стороне от главной в то время торговой дороги — Днепра, не было в интересах смоленского князя, в особенности, когда сохранение таких мирных отношений могло послужить поводом к разрыву с Киевом и тесно с ним соединенным Новгородом.

Кроме того, положение Смоленска в военном отношении требовало мирных отношений его к Киеву. На юге Смоленской земли, в особенности при Днепре, сосредоточивались главнейшие по торговле пункты, эта же сторона была более плотно населена, и, следовательно, в случае военных действий с этой стороны Смоленская область платилась лучшей и важнейшей частью своих владений. Между тем на восточных границах, соседних с владениями Юрия Суздальского и его союзников, именно по рекам Протве и Угре, эта область кривичей была мало населена и притом бедна, вследствие отсутствия торговых пунктов.

Итак мы видим, что три, главным образом, обстоятельства удерживали Ростислава в союзе с братом своим Изяславом: родственная связь, торговое и военное положение смоленских кривичей; кроме того сюда нужно добавить еще и характер правления князя Ростислава, о чем будет речь впереди.

Во время последующей борьбы князей из-за Киевского стола, Смоленское княжество находилось в наиболее выгодных условиях, сравнительно с другими русскими областями; оно вовсе не подвергалось нашествиям и разорениям, что испытали все другие русские земли. Два раза только восточные, т.е. наиболее бедные его окраины, подверглись нападению. Именно, при самом начале борьбы, по приказанию Юрия, Святослав Ольгович опустошил верховья Протвы, где жил небольшой народец Голядь; эта Голядь вся была уведена в плен войском Святослава (1147 г.)[54]. В другой раз, в том же году, потерпели от нашествия степняков половцев и таксобичей, под начальством воевод Судемира Кучебича и Горена, верховья реки Уфы. Больше нападений на землю смолян не было.

Таким образом Смоленская земля почти ничего не потерпела от черниговских князей. Но Ростислав, как сам, так и в союзе с Изяславом, много раз проходил с войском по Черниговской земле, опустошая и грабя, разоряя совершенно северные города ее. Так, он в том же году уже успел предать огню соседний черниговский город Любеч (ныне местечко Черниговской губернии Городницкого уезда), богатый и важный город. При этом он, по его собственному выражению, много воевал, т.е. сильно опустошил соседние земли, много зла сотворил Ольговичам.

После разорения Любеча он послал к брату Изяславу, опустошавшему окрестности самого Чернигова, с известием о своих успехах и с просьбою обождать его, чтобы оба могли соединиться и подумать о дальнейшем ходе военных действий. По совету Ростислава, оба соединенных войска отправились в южные пределы Черниговского княжества с целью принудить к битве Ольговичей. Но последнее им не удалось. Между тем они успели разорить несколько городов: Всеволож, Белувежу, Уненеж, Бохмач и взять в плен их жителей. По случаю наступавшей весны князья принуждены были прекратить военные действия и отправиться в Киев. Отсюда по совету Изяслава Ростислав отправился к себе в Смоленск, чтобы там, в союзе с новгородцами, встретить Юрия, если бы он вздумал напасть. Однако нападения не произошло: Юрий прошел мимо Смоленской земли.

Мы не будем следить за ходом борьбы Изяслава с Юрием из-за Киева, в которой участвовали наши князья Ростислав и Вячеслав. В этой борьбе принимала участие вся Русь, поэтому исследование этого времени есть предмет общерусской истории. Мы уже видели причины, по которым Ростислав оказался верным союзником Изяслава. Смоленская земля не была всецело заинтересована в этой борьбе и поэтому не понесла почти никакого ущерба. Мы обратим теперь только внимание на личные отношения двух братьев-союзников в первый период этой борьбы, т.е. до первого изгнания Изяслава из Киева.

Ростислав был самый видный и самый сильный союзник Изяслава; кроме того они были братья, владетели земель, которых экономическое положение крепко связывало; этими обстоятельствами обусловливается то, что они крепко держались друг друга во все продолжение борьбы и притом держались как равные союзники. Вопреки тогдашнему обыкновению, когда великий князь имел некоторое влияние на удельного, когда первый не посылал за советом к последнему, мы видим в отношениях Ростислава и Изяслава полное равенство и уважение друг друга. В военных действиях князья советуются друг с другом; «увидим, что даст нам Бог», говорят они, и собираются для общего совета. Во всем они действуют как равные: «идоста», «слышавша», «посласта» — говорит про них летопись.

Изяслав спрашивает каждый раз мнения у Ростислава, прежде чем начать те или другие действия: Изяслав «нача думати с братом своим». Так, когда северские князья прислали к Изяславу просить мира, он отвечал им: «я пошлю к брату Ростиславу и с ним вместе решу и тогда пошлю к вам своих послов». Ростислав посоветовал брату мириться и тот принял совет. Братья извещают друг друга о всех своих удачах. Характер сношений самый задушевный: извещая об успехах своих под Черниговом, Изяслав спрашивает о здоровье брата: «и тебе, брате, прашаю, в здоровьи ли еси и што ти тамо Бог помогает». Посол Ростислава начинает речь к Изяславу: «Брате! Кланяю те ся, ты еси мене старей, а како ты угадаеши, а яз в том готов есть». Особенно характерна встреча братьев в Смоленске. Изяслав и Ростислав «похвалиста Бога видевшеся брата в здоровьи и пребыста у велицей любви и в весельи с мужи своими и с Смолняны». Братья дарили друг друга — Изяслав произведениями Русской земли (Киевской. — Ред.) и царских земель (т.е. византийских. — Ред.), Ростислав — от Верхних земель и от варяг.

Такое положение князя Смоленского весьма важно: оно указывает и признает полную самостоятельность земли его и ее силу. Своим отношением к Ростиславу, как кровному союзнику, Изяслав, и с ним вместе и другие князья утвердили в глазах всего русского тогдашнего мира полную независимость Смоленской земли.

Как известно, первый период борьбы Мономаховичей за Киев кончился тем, что Юрий водворился в Киеве, а Изяслав был изгнан и ушел на Волынь, во Владимир, Ростислав ушел в Смоленск.

^{Полоцкие воины XII-XIII вв. (реконструкция)}

Не таковы были отношения между Изяславом и дядей его Вячеславом. Во весь этот первый период борьбы Мономаховичей летопись о нем упоминает не более трех раз, да и то только как бы случайно, указывая, что и полк, т.е. войско Вячеславово было в числе войск Изяславовых. Очевидно, что обиженный племянником дядя, хотя и примирился поневоле, уступая силе и уму его, но не принимал деятельного участия в войне. Князья о нем как бы забыли, игнорировали его существование и его старшинство в роду; молодые князья действуют, не спрашивая его совета, даже без его личного участия: приходит к Изяславу только полк его.

Из таких отношений между дядей и племянниками можно заключить, что они были не в ладах между собою; вероятно, как Вячеслав и высказывает впоследствии, туровский князь не мог простить более сильному и ловкому племяннику своего позора — удаления с Киевского стола; он молчал только потому, что слабость его страны, нежелание истощать в войнах ее последних средств, а также и отсутствие самодеятельности и энергии в самом князе не позволяли ему вступить в борьбу. С другой стороны и племянники, имевшие, может быть, и еще какие-нибудь поводы к неудовольствию на дядю, не обращали внимания на последнего, более надеясь на свои силы, любовь к ним народа и собственный ум, чем на авторитет малосильного старика дяди.

Естественно, что Вячеслав не был верным союзником племянников Изяслава и Ростислава; он ждал только случая разойтись с ними. Этот случай скоро и представился, когда Юрий, изгнав Изяслава, завладел великокняжеским столом Киевским. Вячеслав и Юрий тотчас же вступили в союз. Юрий был младший брат Вячеслава, но все же для последнего было менее обидно находиться в некоторой зависимости от брата, чем от племянника, относившегося к нему притом свысока. Братья скоро поладили, и Юрий, как увидим, относился с большим уважением к своему старшему брату, советовался с ним и прочее. Одним словом, два сына Мономахова составили между собою такой же союз, как и их племянники Мстиславичи.

Едва только Юрий (будущий Долгорукий. — Ред.) успел утвердиться в Киеве (1149 г.), заключил мирные договоры с черниговскими князьями, причем одному из них, Святославу Ольговичу, он дал Слуцк, Клецк и восточную часть дреговичей, как Изяслав собрал войска и, в союзе с королями польским и венгерским, двинулся на Киев. От этого похода прежде всего должно было пострадать Туровское княжество, так как Изяслав двинулся из соседней Волынской земли. Поэтому Вячеслав, узнав о приготовлениях врага, послал сказать Юрию:

«или ты отдай Изяславу, что он хочет, или иди сюда с полками защищать мою землю. Изяслав говорит мне: будь ты мне вместо отца, иди княжить в Киев, а с Юрием я не могу ужиться; если ты не хочешь принять меня в любовь (т.е. войти со мной в союз) и не пойдешь в Киев княжить, я пожгу твою волость. Теперь, брат, приезжай, увидим, что нам Бог даст, добро или зло; если же, брат, ты не придешь, то не жалуйся на меня (т.е. я могу отступить от союза с тобою), но чтобы моя область не была пожжена».

Юрий, собравши огромное войско, немедленно выступил на помощь к брату; оба союзника сошлись в Пересопнице (ныне местечко на реке Стубле в Волынской губернии). Хотя война собиралась быть грозною, но обстоятельства вскоре заставили одну и другую сторону войти в мирные отношения. Именно иностранные союзники Изяслава, частью из страха пред силою Юрия, частью по своим домашним обстоятельствам, решились помирить спорящих князей. Они послали к Юрию и Вячеславу, прося их помириться с племянником. Дядья ответили, что если они хотят мира, то пусть уйдут со своими войсками, а они сами войдут в соглашение с Изяславом. Поляки и венгры ушли.

Однако князья не могли сойтись в вопросе о новгородских данях, следуемых Изяславу; война возобновилась с новою силою. Дело дошло бы до сражения у города Луцка, если бы не вмешался в дело Владимир Галицкий. Он начал склонять дядей к миру и прощению племянника. После долгих переговоров, хотя сыновья и Ольговичи не советовали Юрию мириться, Владимиру удалось прежде всего склонить к миру Вячеслава; он склонился к миру и любви, потому что, по выражению летописца, он был «незлобив сердцем, хваля преславного Бога и помня писание». Он начал уговаривать брата: «брат, мирись; если ты хочешь не уладившись пойти, то тебе ничего, а мою волость Изяслав пожжет».

Мир был заключен. Придя в Киев, Юрий хотел было передать великокняжеский стол Вячеславу, но бояре воспротивились такому желанию князя, они говорили: «брату твоему не удержать Киева, не будет его ни тебе, ни брату твоему». Партия Вячеслава была, очевидно, еще слишком слаба. Вследствие всего этого Юрий остался сам в Киеве, а Вячеслава послал в Вышгород.

Юрий не по одному братолюбию предлагал Вячеславу великокняжеский стол; к тому его более или менее склоняли обстоятельства. Вячеслав был старший в княжеском роде, притом это был князь миролюбивый, заботящийся об интересах своей земли; все эти его качества должны были составить ему на Руси партию между князьями и народом. Эта партия, очевидно, была слаба, но все-таки заявляла себя при всяком удобном случае. Одна летопись прямо свидетельствует, что сыновья и бояре юрьевы не позволили ему посадить в Киеве старшего брата. Когда последний сел в Вышгороде, его партия возросла, вероятно, вследствие усилившихся неудовольствий против Юрия, которого киевляне вообще недолюбливали. Они начали тайно сообщаться между собою, чтобы посадить Вячеслава в Киев, «любяще убо его, простоты его ради», объясняет летопись. Усилившаяся партия Вячеслава впоследствии, как увидим, даже успела ввести, во время смуты, своего князя в Киев, но ему не удалось удержаться на столе: по прибытии в Киев Изяслава, партия последнего взяла перевес, и Вячеслав удалился в Вышгород.

Таким образом, в пользу Изяслава говорили ум и необыкновенная энергия, черты, отличавшие этого князя, а за Вячеслава в некотором роде государственное право. Это, очевидно, сознавал и Изяслав, когда предлагал ему, после своего поражения, занять великокняжеский стол. Эти же соображения не были чужды Юрию, когда он хотел передать Киев брату; к тому же суздальский князь, пришелец из дальней страны, мало известный киевлянам, имел весьма незначительную партию в Киеве так, что тут ему было трудно и опасно удержаться; кроме того, его тянуло на север, где он вырос и к которому он привык, подобно Вячеславу, которого всегда влекло в Туров.

Обстоятельства сложились так, что Изяслав в начале следующего года (1150 г.) захватил Киев, Юрий бежал оттуда. Тогда Вячеслав, находившийся в Вышгороде, с помощью своей партии сел на киевском столе. Но противная, Изяславова, партия, известила Изяслава о действиях его дяди, и при этом прибавила, что Вячеслава она не хочет. Изяслав отправил посла сказать дяде: «я тебя звал в Киев, но ты тогда не захотел; а теперь поезжай-ка в свой Вышгород». Обиженный дядя ответил: «сын! если хочешь убить меня, то убивай, а я не поеду». Некоторые дружинники советовали Изяславу убить дядю, так как оба князя находились в городе, но он отверг такой совет, — вошел сам в палату к дяде и сказал:

«Отец! Кланяюсь тебе, нельзя нам с тобою тут условливаться. Видишь ли множество собравшегося народа? Они задумывают на тебя недоброе. Поезжай в свой Вышгород; оттуда мы заключим с тобой условия».

Вячеслав должен был уступить и удалился.

Мы видели, что Киев в это время делился на три партии: были приверженцы трех князей: Юрия, Вячеслава и Изяслава. Князь, опиравшийся на одну из этих партий, не мог быть вполне уверенным в своей силе. Оставалось одно средство — соединить две партии. Этим и воспользовался Изяслав, как дальновидный политик. Он сам с боярами отправился в Вышгород к дяде, назвал его отцом и предложил занять Киев:

«Я посылал к тебе, предлагая Киев, и говорил, что с тобою могу жить, а с братом твоим Юрием не могу ужиться; я тебя люблю, как отца, и говорю тебе теперь: ты мне отец, Киев твой, поезжай туда».

Вячеслав согласился, князья целовали крест на том, что Изяслав будет считать Вячеслава отцом, а Вячеслав Изяслава — сыном.

Однако в том же году Вячеслав и Изяслав на несколько месяцев должны были уступить Киев Юрию; он в это время посадил в Турове, Пинске и Пересопнице сына своего Андрея. Но в том же году Юрий и его сыновья окончательно были изгнаны на север. Изяслав, завладев снова Киевом, послал сказать Вячеславу:

«Отец! Кланяюсь тебе, Бог взял у меня отца Мстислава, то будь ты мне отец; прежде я согрешил пред тобою, а теперь каюсь; потом согрешил, так как не возложил чести на тебя после победы над Игорем и у Тумаща; теперь, отец, каюсь во всем пред Богом и пред тобою; если ты меня, отец, простишь, то и Бог меня простит. Теперь, отец, даю тебе Киев, поезжай туда и займи стол отца твоего и дяди твоего».

Вячеслав принял предложения племянника, назвал его сыном и братом, целовал крест, и отправился в Киев. В Киеве обстоятельства изменились еще к лучшему для Изяслава.

Старый дядя сознавал, что он сам не может управиться с Киевским княжеством. Поэтому он сказал племяннику:

«Сын! Бог тебе помоги за то, что ты возложил на меня честь, как на отца; я тебе, сыне, говорю: я уже стар, всем уже не могу управлять, но будем вместе в Киеве; если нам придется судить кого, или христиан, или поганых, то идем вместе; дружина моя и полк мой будет для нас обоих, ты же управляй; куда нам можно будет обоим ехать, поедем вмести, а если нельзя, то ты ходи с своим полком и с моим».

Таким образом, отношения между дядей и племянником привели к самым хорошим результатам и доставили обоим возможность править большею частью Руси до самой смерти последнего.

За все время борьбы между Юрием и Изяславом, после его бегства из Киева и до возвращения, мы не встречаем имени Ростислава Мстиславича Смоленского. Пока борьба велась на Волыни, а Киев был в руках врагов, этот князь не мог оставить своей земли среди неприятелей и перебраться по неприятельской земле на помощь брату; но однако между ними существовали мир и согласие. Поэтому, как только дела уладились. Вячеслав послал сказать своему племяннику в Смоленск:

«Вот, брат, Бог соединил нас с твоим братом, а с моим сыном Изяславом; он, завладев снова Русской землей, возложил на меня честь и посадил меня в Киеве. Я тебе, сын, говорю: как мне сын брат твой Изяслав, так и ты; поэтому я говорю теперь тебе, сын, потрудись прити сюда, посмотришь, что Бог нам даст».

Со своей стороны Изяслав послал сказать брату:

«Много раз ты побуждал меня возложить честь на дядю и отца своего; вот теперь Бог привел меня в Русскую землю и я утвердил твоего и моего дядю в Киеве ради тебя и ради всей Русской земли. Теперь я говорю тебе: там у тебя, по воле Божией, есть в Новгороде твой и мой сын Ярослав, у тебя же и Смоленск. Распорядившись там, приходи сюда, посмотрим, что нам даст Бог».

Эти речи доказывают, что Ростислав не оставлял союза с братом и дядей, имел сильное влияние на их сближение, что он не мог принимать участия в войне только вследствие того, что был вынужден обстоятельствами.

Нечего и говорить, что Ростислав Мстиславич с радостью поспешил к братьям в Киев; он собрал многочисленное смоленское войско. Все три князя, заключившие между собою, так сказать, триумвират, сошлись в Киеве и пребывали, по выражению летописи, «у велице весельи и у велице любви». Союз этот был настолько прочен и притом основан на равных отношениях, что Русская земля, как тогда говорили, имела трех князей: Вячеслава, Изяслава и Ростислава[55].

Юрий не замедлил начать войну и подошел к самому Киеву, причем союзные князья стали вокруг Киева: Ростислав с сыном Романом пред Жидовскими воротами, Вячеслав у Золотых ворот, а Борис Городенский у Лядских. Прежде чем начались военные действия, Вячеслав, известный миролюбием, пробовал было мирным путем сойтись с Юрием. Он отправил к нему посла с замечательною речью; эта речь объясняет многое в его судьбе и его отношениях, в особенности его уступчивость, которая происходила скорее вследствие характера князя, а не вследствие его неспособности, как желают думать многие историки. Мы приведем эту речь целиком.

«Поезжай к брату Юрию, — говорил старый князь посланнику: брата от меня целуй; а вы, братья и сыновья, Ростислав и Изяслав, слушайте, при вас отряжаю. Так скажи брату моему: много раз, брат, говорил я тебе и Изяславу, обоим вам, не проливайте крови христианской, не губите Русской земли; этим я вас удерживал, а не требовал своего за то, что вы меня обидели и первый и второй раз обезчестили. Я полки имею и силу имею, что Бог мне дал, но я ради Русской земли и христиан, не поминал этого, но и еще вам представляю, что когда Изяслав ехал на битву с Игорем, он так сказал: “я Киева себе не ищу, но у меня есть отец и брат старший Вячеслав, ему я и ищу”. Это он говорил, отправляясь биться, а когда Бог ему помог, он Киев взял себе, да еще отнял у меня Туров и Пинск, — так Изяслав меня обидел.

Да и ты брат, когда ехал биться с Изяславом к Переяславлю, также говорил: “я себе Киева не ищу, но у меня есть старший брат и отец, для него я ищу”; а когда Бог тебе помог, ты взял Клев себе, да еще отнял у меня Пересопницу и Дорогобуж и этим ты меня обидел, а мне дал Вышгород. Но я не требовал всего этого ради Русской земли и христиан, да еще вас старался помирить, а вы меня не слушали, но ты этого не сделал ни для меня, но так сказать для Бога. Ты говорил мне: “не могу поклониться младшему”. Изяслав два раза не сдержал своего слова, но теперь, завладев Киевом, поклонился мне, возложил на меня честь и в Киеве посадил, назвал меня отцем, а я его сыном. Ты говорил, что не поклонишься младшему, но я старше тебя, и не мало, но много, ибо я уже был бородат, когда ты родился; если ты не хочешь признать моего старшинства, то пусть Бог будет с нами!» (Ипатьевская летопись, 41).

Эта речь многое объясняет в характере самого Вячеслава; нам придется еще вернуться к ней впоследствии, а теперь продолжим наш рассказ.

Вследствие упорства Юрия мир не состоялся; однако князь Суздальский потерпел от союзников поражение и должен был отступить от Киева по направлению к Галичу, откуда шел к нему на помощь с войском князь Владимир. Юрий избегал сражения, но союзные князья его так сильно преследовали, что заставили в конце концов сразиться и потерпеть поражение. Таким образом была окончена борьба из-за Киева с князем Суздальским. После нее Ростислав отправился в свой Смоленск, а Вячеслав с Изяславом утвердились в Киеве.

Прошло немного времени, союзные князья только что успели заключить мирные договоры с враждебными им князьями Ольговичами и Давыдовичами, как Юрий снова начал войну. Он мог, двинувшись из Суздаля, напасть или на Смоленские владения, или на Черниговские земли союзника великого князя — Изяслава Давыдовича. Поэтому Изяслав Мстиславич послал брату в Смоленск сказать:

«У тебя, брат, там Новгород сильный и Смоленск; собравши силы, постереги свою землю; если Юрий пойдет на твою волость, я к тебе приду, если же он минет ее, то приходи ко мне».

Оказалось, что Юрий рассчитал более удобным напасть, миновав Смоленск, на Чернигов; поэтому туда же поспешил с своими войсками и Ростислав. Однако, после нерешительных здесь действий, Юрий отправился к себе в Суздаль. Тогда наши союзники распорядились так, что Ростислав поспешил отправиться в Смоленск, чтобы защитить свою землю от Юрия, оставив сына своего Романа с полком на помощь Изяславу; наконец Вячеслав, которому вследствие старости трудно уже было совершать походы, отправился в Киев; при войске остался Изяслав. И на этот раз все предприятия союзников окончились счастливо.

Едва только Изяслав успел окончить военныя действия и утвердиться в Киеве, как внезапно последовала смерть его (1154 г.). Старик Вячеслав, чувствуя себя не в силах править Киевскою областью, призвал немедленно племянника из Смоленска Ростислава Мстиславича. Когда последний, прибывши в Киев, встретился с дядей, Вячеслав сказал ему:

«Я уже стар и всем не могу управлять; поэтому даю тебе то же, что и брат твой имел; ты же почитай меня, как отца, как и брат твой почитал; а вот полк мой и дружина моя — управляй ими».

Ростислав принял условия дяди. Первым актом деятельности нового великого князя была отдача Турово-Пинской области Святославу Всеволодовичу.

Ростислав тотчас же должен был отправиться с войском к Переяславлю. Во время этого похода старик Вячеслав, оставшийся в Киеве, умер; он вечером пил и веселился с дружиною, а легши спать, уже не встал. Когда пришла об этом весть к Ростиславу, последний оставил войско, быстро отправился в Киев, чтобы воздать последнюю дань уважения старику. Он похоронил его и все имущество его роздал монастырям и бедным.

Вячеслав Владимирович умер в глубокой старости. Год рождения его неизвестен; но уже в 1096 году он, по повелению отца, ходил с войском на помощь брату; если ему тогда было около 16 лет, то он умер по крайней мере 75 лет от роду.

^{Эпизод усобицы}

Писатели обыкновенно изображают Вячеслава князем неспособным, бездеятельным, орудием своих бояр. Однако с этим вполне нельзя согласиться. Правда, Вячеслав избегает тревожного княжения Переяславского и переходит в свой спокойный Туров; он не добивается великокняжеского стола, хотя имел право на него, как старший в роде; он крайне неохотно выступает на войну и отказывается от заявления своих прав даже тогда, когда Изяслав и Юрий прямо предлагают ему занять Киев. Однако эти черты далеко еще не указывают на полную неспособность Вячеслава. Из его отношения к Турову мы замечаем сильную привязанность к этому городу; вероятно, были какие либо, кроме уединенного положения этого города, причины, привлекавшие туда Вячеслава.

Мы уже имели случай указать, что не один он в это время отличается замечательной привязанностью к управляемой им стране, — такими же свойствами обладают и Ростислав Смоленский, и Юрий Суздальский, и сын последнего Андрей. Вячеслав, очевидно, любил более тихую внутреннюю деятельность, чем военные бури; так, сделавшись князем Киевским, он занялся внутреннею деятельностью, предоставив военные дела Изяславу и Ростиславу, и на этом поприще он снискал себе народную любовь киевлян.

Если Вячеслав и не добивался великокняжеского стола, то на это были серьезные причины. Он имел двух сильных, умных и честолюбивых соперников, Изяслава и Юрия; если бы он начал упорную войну, ему пришлось бы иметь дело с тем и другим поодиночке или даже вместе. Его же земля была сравнительно невелика, народонаселение ее не отличалось никогда своею воинственностью, и притом не видело никакой особенной выгоды в добывании для своего князя Киева. Туров не отличался торговою деятельностью, и притом его интересы вовсе не были настолько тесно связаны с Днепром и Киевом, чтобы для него было важно иметь там своего князя; затем, киевские князья обыкновенно уступали Туров другим, редко оставляя за собою, что мог бы сделать и Вячеслав.

И так, чего ради стал бы проливать свою кровь дрегович? Между тем трудно было, даже невозможно для князя, вести борьбу без поддержки какой-либо сильно заинтересованной области; если притом страна, как в данном случае Туров, бедна, то сбродной дружины нанять нет за что; да и надеяться на дружину или на случайную помощь того или другого города — значило проиграть наперед половину дела. Как могла Турово-Пинская волость поддержать своего князя в стремлении к Киеву, когда она не могла сама отбиться от Изяслава, и Вячеслав не раз просил Юрия прийти поскорее на помощь.

Вячеслав, конечно, понимал все это. Характер Вячеслава Владимировича отражается во всех его действиях и словах. Он любил свой Туров и старался о его безопасности; ради этой любви он часто переносил даже унижения. По замечанию летописи, он был склонен к любви и миру и не злоблив сердцем, притом он был человек глубоко верующий и благочестивый. Любя мир, он не раз старался примирять и враждующих своих братьев; уговаривая их примириться, он напоминал им, что они разоряют войнами землю Русскую, что ради христиан и Русской земли они должны заключить мир. Сознавая пагубные последствия войны, он всегда предварительно старался помирить враждующие стороны; на сражение решался только в крайнем случае; он говорит племянникам своим перед сражением с Юрием: «братья и сыновья! от рождения своего я не люблю кровопролития; но брат мой довел меня до этого, и если уж так приходится, то пусть Бог нас судит».

Лучше всего характеризует Вячеслава его речь, обращенная к Юрию, которую мы всю привели. Из нее видно, что он с горечью сознает свои обиды, нанесенные ему братом и племянником, сознает, что он мог бы отомстить им, так как имеет и свое войско; и теперь, когда он соединился с Изяславом, когда для него настал час мести Юрию, этот замечательный князь больше всего старается помирить враждующие стороны. Приняв все это во внимание, мы сильно сомневаемся в справедливости характеристики Вячеслава многими историками, в том числе и Соловьевым.

Однако Ростислав сидел на великокняжеском столе всего нисколько дней. Он потерпел поражение от черниговского князя Изяслава Давыдовича и, не смея явиться после поражения в Киев, бежал в Смоленск. Во время бегства с поля битвы, он едва не был убит; конь его споткнулся и упал; враги немедленно обступили его, но на помощь явился сын Святослав с большим числом дружины, которые и помогли ему избавиться от врагов.

Услышав о смерти Вячеслава, Юрий Суздальский (Долгорукий. — Ред.) отправился с войском к Киеву. Но по дороге он хотел напасть на Смоленскую волость, на владения главного теперь своего соперника Ростислава. Смоленский князь, только что разбитый, не мог вести с ним борьбы. Он, собравши как можно больше войска, отправился к границе своей земли, именно к Зарою, и тут послал просить Юрия о мире:

«Отче! Кланяюсь тебе; ты и прежде был добр ко мне, а я к тебе; кланяюсь тебе, дядя мне — как отец».

Юрий согласился на мир, целовал к нему крест, говоря:

«Действительно с Изяславом я не мог быть, а ты мне брат и сын».

С переходом Юрия в Киев Туров был отдан им сыну Борису, а Святославу Ольговичу — Мозырь.

Пока новый великий князь утверждался на своем столе, он послал к Ростиславу в Смоленск, призывая его, как главного своего союзника. Смоленский князь немедленно собрался. В это же время приехала, по дороге из Суздаля в Киев, в Смоленск жена великого князя. Ростислав встретил почтительно княгиню и с нею вместе отправился к Юрию в Киев.

Однако Ростислав из врага не мог сделаться другом Юрия. Он помирился с ним потому, что был вынужден обстоятельствами; поэтому он, при первом удобном случае, отстал от него. В том же 1155 году Ростислав нашел себе союзников в рязанских князьях, которым одинаково было невыгодно усиление Юрия. Но до 1158 года этот союз держался в тайне, когда более предприимчивый Изяслав Давидович не вступил в открытую вражду с Юрием; Ростислав послал на помощь ему сына своего Романа. Однако, вследствие неожиданной смерти Юрия, дело не дошло до борьбы; Изяслав беспрепятственно занял великокняжеский стол.

В начале княжения Изяслава мы видим Туровское княжество под властью Юрия Ярославича, внука Святополка II. Неизвестно, где княжил этот князь до этого времени, но княжеством Туровским он завладел, очевидно, против желания нового великого князя. Можно догадываться, что этот князь владел Брестом и верховьями Припяти и оттуда захватил Туров во время смерти Юрия, изгнав оттуда сына последнего — Бориса.

Изяслав Давыдович обещал Туров внуку Мономаха Владимиру Мстиславичу и поэтому, собравши войска, пошел изгнать Юрия Ярославича. С ним отправились и союзные войска: Ярослав Луц-кий, Ярополк Андреевич, Рюрик Ростиславич из Смоленска, также некоторые полоцкие князья и берендеичи. Это огромное ополчение осадило Туров и стояло около него десять недель.

Во время осады степняки берендеичи пожгли и пограбили окрестности Пинска и все прибрежье верхней Припяти. Видя невозможность долгого сопротивления таким силам, князь Юрий Ярославич начал просить о мире. Изяслав не соглашался и требовал возвращения Турова и Пинска; но вследствие мора лошадей союзники должны были прекратить осаду, причем Изяслав не заключил мира с туровским князем.

Со смертью последнего Мономашича, Юрия, Ростислав, как бесспорно старший в роду Мономаха, имел право на Киевский стол; притом Ростислав несомненно имел сильную партию в Киеве, где его уже знали и где вообще предпочитали потомков Мономаха — Ольговичам. Ростислав поэтому и занял Киев при первом удобном случае. Он уже раньше вошел в сношения со своими племянниками Изяславичами, сыновьями его брата, и когда последними был побежден Изяслав Давыдович, они пригласили Ростислава занять Киев. Он согласился и вступил в Киев 12 апреля 1160 года. Изяслав Давыдович должен был уступить; впрочем, в отмщение за свое изгнание он в том же году сделал нападение на Смоленскую волость, и вместе с половцами пожег и пограбил множество селений.

После перехода Ростислава в Киев, на Смоленском столе сел сын его Роман.

Рассматривая участие Смоленска в борьбе из-за Киевского стола, мы уже имели случай не раз отметить, что политика Ростислава во все время этой борьбы главнейшим образом клонилась к тому, чтобы избегать нападений на собственную волость. Ростислав первый стремится напасть на черниговские земли и тем предупреждает нападение на свою.

Но самое важное значение этой борьбы заключается в том, что этому князю удалось установить независимость своей волости, увеличить ее процветание, так что недаром летопись называет Смоленское княжество в конце XII века «великим». Но кроме утверждения независимости, политика Ростислава простиралась дальше: он стремился еще расширить свое княжество территориально или, по крайней мере, утвердить свое влияние в соседних слабейших княжествах. В этом отношении замечательна его политика в сношениях с Новгородом и полоцкими князьями.

Сношения Ростислава Мстиславича с Новгородом и попытка его составить себе там партию относятся еще к началу его княжения в Смоленске. В коалиции 1137 года, составленной против новгородцев, вследствие того, что они не хотели принять к себе князя Святополка Мстиславича, княжившего после смерти брата своего Всеволода в Пскове, — участвовали вместе с киевлянами, полочанами, суздальцами и смольняне; Ростиславу естественно было поддерживать в Новгороде партию Мономашичей. Новгородцы, как известно, вынуждены были изгнать Святослава Ольговича в следующем 1138 году. Тогда смольняне захватили его на пути и держали некоторое время под стражею в Смядынском монастыре, что у Смоленска. Известно, что в это время происходила сильная борьба партий в Новгороде, пока наконец не утвердился в нем Святополк Мстиславич, брат Ростислава (в 1142 г.), когда партия Мстиславичей взяла верх.

Во время пребывания последнего в Новгороде, Ростислав имел полную возможность составить себе здесь сильную партию, которая впоследствии обеспечила его влияние; Святополк, очевидно, находился во время борьбы Изяслава с Киевом в более или менее подчиненном отношении к Ростиславу. Изяслав, в своей известной речи к киевлянам о походе на Юрия, говорит: «а брат Ростислав тамо ся с нами соиметь, ять идеть ко мне с Смолняны и с Новго-родци».

В другом случае Изяслав посылает к Ростиславу: «а там наряди Новгородци и Смолняны, ять удержать Гюрпя». Это было в 1147 году, когда Святополк княжил в Новгороде. Изяслав, давая такой совет брату, понимал, конечно, что он имел власть «нарядить» новгородцев, хотя последние нелегки были на походы. Общность интересов с Киевом и Смоленском заставляла держать новгородцев у себя Святополка, которого они не любили «злобы его ради».

Таким образом, смоленская партия росла в Новгороде, она увеличивалась и вследствие влияния смоленского князя и вследствие того, что последнее княжество больше и больше крепло и материально, и военного силою, а князь его делался старейшим князем на Руси, вел весьма удачно дипломатические сношения, сам уже сделался первым претендентом на Киевский стол. Все это ставит Новгород в большую и большую зависимость от Смоленска, особенно если еще вспомним географическое положение обеих областей.

Поэтому не удивительно, что при первом удобном случае новгородцы избирают себе в князья самого Ростислава, изгнав Ярослава. Смоленский князь явился в Новгород, не успев еще привести его в порядок, умиротворить спорящие партии, как должен был отправиться в Киев, чтобы занять стол по смерти брата Изяслава. Он оставил сына своего Давыда, но граждане изгнали его, очевидно, не успевшего справиться с волновавшимся городом. Летопись объясняет причину негодования новгородцев на смоленских князей тем, что «нествори им ряду (согласия. — Ред.), но боле раздеря»[56].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.