1. Пограничные города
1. Пограничные города
Надеясь, что высшие власти все же решатся на полную аннексию эмирата, Самсонов разрешил выселяемым из Сырдарьинской области бухарскоподданным евреям поселиться в определенных пограничных городах. Он выбрал одиннадцать городов: Самарканд, Катта-Курган, Андижан, Старый Маргелан, Коканд, Наманган, Тахтабазар, Петро-Александровск, Мерв, Скобелев (до 1910 года – Новый Маргелан, а с 1924-го – Фергана) и Джизак. Посылая этот длинный список телеграммой в Главный штаб, Самсонов даже приписал: «Исключить часть указанных городов не считаю возможным, в крайнем случае, если [военный] министр признает необходимым, согласен закрыть Мерв, Скобелев, Джизак»[812]. Военный министр Владимир Сухомлинов захотел согласовать данный список с министром торговли и промышленности Сергеем Тимашевым (занимавшим эту должность в 1909–1915 годах). Тимашев, известный своим недружелюбным отношением к евреям[813], нашел список слишком длинным. В ходе дальнейшей переписки министры решили оставить для бухарских евреев двух категорий – для вступивших в русское подданство и иностранных подданных – право проживать в шести городах: Петро-Александровске, Катта-Кургане, Самарканде, Старом Маргелане, Коканде и Оше[814].
В этих городах в первой половине 1910 года и поселилось большинство бухарскоподданных евреев, изгнанных из Сырдарьинской области. Подав прошения на принятие в русское подданство или добиваясь прав туземцев, они, находясь в указанных городах, дожидались ответов. Местная администрация не выселяла их за переделы края и не торопилась рассматривать их просьбы. Обе стороны такой порядок до поры устраивал. Однако в апреле 1912 года девяносто восемь мусульман Старого Маргелана обратились в администрацию с просьбой о прекращении признания прав туземцев за бухарскими евреями и о выселении их из Ферганской области[815]. Возможно, причиной такой просьбы был переезд в Старый Маргелан большого числа выселенных евреев. Он мог обострить торговую конкуренцию между торговцами – бухарскими евреями и мусульманами. Не исключено также, что какой-то антиеврейски настроенный русский чиновник посоветовал торговцам-мусульманам подать подобную просьбу. Ведь жалоба появилась в нужный для начальника края момент.
Как уже указывалось, бухарскоподданные евреи в Старом Маргелане были бедны и зарабатывали на жизнь в основном своими традиционными занятиями – мелкой торговлей и крашением шелка. Как и прежде, бухарские евреи были единственными мастерами по его окраске и поэтому мусульмане нуждались в них для дальнейшей выделки шелковых тканей[816]. На симбиозные отношения указывает поданная в марте 1910 года просьба более ста мусульман Старого Маргелана не выселять бухарскоподданного еврея Моше Ходжабекова, который окрашивал и продавал шелк. На то, что между бухарскими евреями и мусульманами в Старом Маргелане в основном были терпимые отношения, косвенно указывают результаты расследования экономической деятельности первых в 1914 году. Данное расследование не обнаружило «ни одного случая ростовщической или иной хищной деятельности евреев»[817]. В то же время там существовала небольшая группа торговцев-мусульман, которая видела в бухарских евреях конкурентов. На это указывает рапорт маргеланского уездного начальника Емельяна Гоштовта за 1908 год[818].
Но вернемся к жалобе, поданной девяноста восемью мусульманами Старого Маргелана в апреле 1912 года. На основании ее Самсонов в июле того же года уже сам предложил Сухомлинову сократить число пограничных городов для бухарскоподданных евреев с шести до одного, второстепенного в торговом отношении города – Катта-Кургана Самаркандской области[819]. Военный министр опять запросил мнение Тимашева. Тот ответил очень лаконично: «Сути дела не помню, но на ограничение евреев согласен»[820]. Эта фраза к маю следующего года стала известна общественности благодаря депутату Фридману, процитировавшему ее в своей речи на одном из заседаний Государственной думы. Он добавил к ней собственный комментарий: «По еврейскому вопросу можно сути дела не знать, а ограничения устанавливать. В этой знаменательной резолюции вся государственная мудрость, вся система нашего правительства по отношению к еврейскому вопросу»[821].
Александр Васильевич Самсонов (Конопка С.Р. Туркестанский край. Ташкент: Электропечатня при канцелярии туркестанского генерал-губернатора, 1913. С. iii)
В ноябре 1912 года для ускорения решения вопроса канцелярия туркестанского генерал-губернатора отправила в Военное министерство копию прошения мусульман Коканда о выселении оттуда бухарских евреев[822]. Копия сопровождалась заявлением Самсонова о том, будто туземным евреям в Коканде принадлежит девять десятых всех недвижимых имуществ, что было совершенным вымыслом[823]. Опираясь на эти две просьбы, военный министр обратился к председателю Совета министров с законопроектом о сокращении числа пограничных городов до одного. В то время должность председателя Совета министров занимал министр финансов Коковцов (в должности председателя он состоял в 1911–1914 годах), который, как и его предшественник Витте, видел пользу в деятельности бухарских евреев. Не соглашаясь с Сухомлиновым, Коковцов уведомил его, что Кокандский биржевой комитет в октябре 1912 года просил сохранить для бухарскоподданных евреев ранее установленные шесть пограничных городов. Данную просьбу поддержал и Московский биржевой комитет. Кроме того, председатель Совета министров указал военному министру, что сокращению числа пограничных городов должна предшествовать тщательная проверка целесообразности принимаемой меры[824]. Под влиянием стойкой позиции Коковцова и биржевых комитетов туркестанский генерал-губернатор, даже поддерживаемый двумя министрами, пошел на попятный и предложил сократить число пограничных городов уже не до одного, а до трех, оставив в качестве таковых Ош, Петро-Александровск и Катта-Курган. «Отступление» вызвало негодование начальника Главного штаба, Николая Михневича, который не удостоил Самсонова даже ответом на его новое предложение[825].
Опираясь на это новое предложение генерал-губернатора, военный министр Владимир Сухомлинов внес на рассмотрение Совета министров соответствующий законопроект. Члены Совета запросили сведения о «конкретных случаях хищничества евреев»[826]. Поэтому в июле 1914 года Михневич ухватился за доклад Радзиевского «О конкретных примерах хищнической деятельности бухарских евреев в г. Оше», подготовленный вследствие жалобы ошских мусульман министру внутренних дел в марте 1913 года[827]. (Эта жалоба была нужна Радзиевскому и ошской туземной администрации в качестве оправдания за погром, произошедший в Оше в 1911 году.) Военное министерство обратилось к генерал-губернатору с просьбой собрать материалы о ростовщической деятельности бухарских евреев и по остальным пограничным городам[828].
В начале августа 1914 года генерал-губернатор Самсонов был назначен командующим 2-й армией Северо-Западного фронта и срочно покинул Туркестан. Около месяца после этого обязанности генерал-губернатора исполнял Василий Флуг, который прежде занимал должность помощника. Он сразу же запросил у военных губернаторов материалы о хищничестве бухарских евреев[829]. Однако планам Военного министерства не суждено было воплотиться. Военный губернатор Сырдарьинской области Галкин доложил уже новому генерал-губернатору, Федору Мартсону (исполнявшему эту должность в 1914–1916 годах), что в его области бухарские евреи ростовщичеством не занимаются, за исключением Ташкентского уезда, где жители иногда обращаются к торговому дому «Юсуф Давыдов» за ссудами под проценты, достигающие 35 %[830]. Ссылка на данный торговый дом была вызвана судебным процессом над его владельцами, о чем мне еще предстоит рассказать.
Военный губернатор Самаркандской области Нил Лыкошин в апреле 1915 года сообщил в канцелярию генерал-губернатора, что председатель окружного суда, мировые судьи, уездные начальники и податные инспекторы заявляют об отсутствии со стороны бухарских евреев хищнической и ростовщической деятельности. Одновременно Лыкошин просил не исключать вверенные ему Самарканд и Катта-Курган из числа пограничных городов[831]. Особенно примечательным представляется заявление об отсутствии вредной деятельности бухарских евреев, сделанное самаркандским податным инспектором А. Нестеровым – руководителем Союза русского народа в городе[832].
Наихудший отзыв о бухарских евреях прислал в октябре 1915 года военный губернатор Ферганской области Александр Гиппиус (находившийся в должности в 1911–1916 годах). Хотя подчиненные ему начальник Андижанского уезда, полицмейстеры городов Скобелева и Старого Маргелана доложили, что бухарские евреи вредной деятельностью и ростовщичеством не занимаются, Гиппиус поддержал мнение других своих подчиненных – начальников Ошского и Маргеланского уездов. Те считали, что евреи вредны, поскольку ссужают товары мусульманам по ценам на 10–15 % выше рыночных. Проигнорировал Гиппиус и точку зрения наманганского судебного пристава, отметившего, что жалоб от населения на ростовщическую деятельность бухарских евреев не поступало, а к скрытым ссудам население привыкло, «тем более, что то же самое проделывают с ними и сарты, так же как и евреи, ростовщики по природе…»[833].
Сообщая о своем отношении, Гиппиус посетовал на трудности сбора доказательств еврейского ростовщичества: «…попытки административного расследования обыкновенно лишь устанавливают, что с формальной стороны евреи оказываются правы и просьбы потерпевших туземцев о помощи остаются без последствий». Поэтому он просил командировать в Ферганскую область в качестве эксперта Радзиевского, «наиболее практически знакомого с вопросом еврейского засилья в крае вообще и с приемами еврейской хищнической деятельности в частности»[834]. Этой просьбе предшествовало неофициальное обращение Гиппиуса к Радзиевскому за помощью в выяснении вредной деятельности бухарских евреев, на каковое тот ответил, что льготы получены по ошибке и ее необходимо исправить, «а я всей душой готов служить вам в новом благом деле». Впрочем, генерал-губернатор Мартсон был не столь высокого мнения о способностях Радзиевского и потому ответил Гиппиусу, что такое расследование опять окажется безрезультатным[835].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.