12. Почему на обоих памятниках Н.М. Карамзину, установленных при Романовых, самому историку отведено явно второстепенное место

12. Почему на обоих памятниках Н.М. Карамзину, установленных при Романовых, самому историку отведено явно второстепенное место

Настоящий сюжет не имеет прямого отношения к хронологии, но как характерный штрих эпохи первой половины XIX века он полезен для воссоздании специфической атмосферы, в которой создавалась и активно внедрялась принятая сегодня версия русской истории.

Как мы уже говорили в [PAP], ХРОН4, гл. 1, H.М. Карамзин (1766–1826) принадлежит к когорте тех историков XVII–XIX веков, в трудах которых ошибочная миллеровско-скалигеровская версия русской истории была не только озвучена, но и практически окончательно «забетонирована». На рис. 5.81 мы приводим четыре старинных портрета H.М. Карамзина.

H.М. Карамзин был уроженцем Симбирской губернии [850:1], с. 7. Поэтому в 1845 году именно в городе Симбирске был открыт главный памятник историку H.М. Карамзину, стоящий здесь до сего дня, рис. 5.82, рис. 5.83. Его поставили «на месте рубленого Кремля середины XVII века» [850:1], с. 5. Старый симбирский Кремль «не сохранился». Сегодня отмечают, что «памятник Карамзину имеет… свою непростую историю, многие важные детали которой неизвестны и профессиональным историкам» [850:1], с. 5. Отметим, кстати, что именно в Симбирске, как считается сегодня, содержался в заключении Емельян Пугачев. Из Симбирска его отправили в Москву, где и казнили [768:1], с. 21–22.

Рис. 5.81. Четыре портрета ?.М. Карамзина. Первый ряд: фото с гравюры 1811 года и фото с литографии 1816 года. Второй ряд: две фотографии с гравюр, годы не указаны. Взято из [850:1], с. 20.

Рис. 5.82. Памятник H.М. Карамзину в Симбирске. На пьедестале — муза истории Клио с томами «Истории Государства Российского» H.М. Карамзина. С открытки начала XX века. Взято из [850:1], с. 18.

Рис. 5.83. Памятник H.М. Карамзину в Симбирске. Бюст самого Карамзина помещен внизу, в нише. На самом деле это памятник не Историографу, а озвученной им романовской версии русской истории. Взято из [850:1], титульный лист.

Деятельность по установке памятника Карамзину на родине известного историка, в Симбирске, началась в 1833 году и завершилась его открытием в 1845 году [850:1], с. 11, 19.

Памятник производит несколько странное впечатление, рис. 5.84. На высоком постаменте установлена вовсе не статуя Карамзина, а огромная символическая фигура музы истории Клио. Карамзин тем не менее все-таки присутствует на монументе, но в виде небольшого бюста, помещенного в нише на постаменте. На нише написано:

«H.М. Карамзину,

историку Российского государства

повелением императора Николая 1-го

1844 года.»

Справа и слева расположены два бронзовых барельефа. На левом, северном, барельефе, рис. 5.85, вверху, изображено «чтение Карамзиным отрывков из своей истории перед императором Александром I, во дворце великой княгини Екатерины Павловны, в Твери 18 марта 1811 года» [850:1], с. 30.

Рис. 5.84. «Вид сооружаемого в Симбирске памятника H.М. Карамзину. Сочинял С. Гальберг, гравировал К. Аванесов. (Из книги „Торжественное собрание императорской Академии наук 1 декабря 1866 г. в память 100-летия годовщины рождения H.М. Карамзина“.) С.-Петербург, 1867 г.» [850:1], с. 14. Взято из [850:1], с. 14.

Рис. 5.85. «Рисунки барельефов к памятнику, сооружаемому H.М. Карамзину в Симбирске. Сочинял С. Гальберг, гравировал К. Аванесов. (Из книги „Торжественное собрание императорской Академии наук 1 декабря 1866 г. в память 100-летия годовщины рождения H.М. Карамзина“.) С.-Петербург, 1867 г.» [850:1], с. 14. Взято из [850:1], с. 14.

На правом, южном, барельефе «Николай Михайлович (Карамзин — Авт.) запечатлен на смертном одре в окружении семейства в тот момент, когда познакомился с рескриптом Николая I о пожаловании щедрого пенсиона. В соответствии с канонами классического стиля все фигуры памятника изображены в античных одеждах» [850:1], с. 19. Сам Карамзин изображен в «древне»-римской тоге, рис. 5.85, внизу. При этом «стоящая перед ним Фортуна (богиня счастья, удачи и судьбы у древних римлян) СЫПЛЕТ ИЗ РОГА ИЗОБИЛИЯ МОНЕТЫ, которые подбирает ребенок» [850:1], с. 32.

Смысл этого сюжета оказывается вполне прозрачным. Дело в том, что Романовы весьма щедро заплатили Н.М. Карамзину за его «Историю государства Российского». Сообщается следующее: «13 мая появился (составленный В.А. Жуковским) царский рескрипт (Николая I — Авт.) на имя министра финансов, согласно которому H.М. Карамзину было пожаловано, по случаю отъезда „за границу для излечения своего здоровья, ПО ПЯТИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ В ГОД, С ТЕМ, ЧТОБЫ СУММА ЭТА, ОБРАЩАЕМАЯ ЕМУ В ПЕНСИОН, БЫЛА ПОСЛЕ НЕГО ПРОИЗВОДИМА СПОЛНА ЕГО ЖЕНЕ И ПО СМЕРТИ ЕЕ ТАКЖЕ СПОЛНА ДЕТЯМ СЫНОВЬЯМ ДО ВСТУПЛЕНИЯ ВСЕХ ИХ В СЛУЖБУ, А ДОЧЕРЯМ ДО ЗАМУЖЕСТВА ПОСЛЕДНЕЙ ИЗ НИХ“ (Старчевский A. „H.М. Карамзин“, СПб, 1916, с. 264). Эта ГРОМАДНАЯ СУММА, как видим, являлась не разовым пособием для поездки на лечение в Италию, а постоянной пенсией Карамзину и его семье» [850:1], с. 32–33.

Создать памятник Карамзину было предложено известному скульптору С.И. Гальбергу [850:1], с. 15. Тот, естественно, согласился. Летом 1838 года «ИМПЕРАТОР (Николай I — Авт.) ПРИКАЗАЛ ЗАКЛЮЧИТЬ КОНТРАКТ С ГАЛЬБЕРГОМ об изготовлении им в течение 3 лет памятника» [850:1], с. 16. Надо сказать, что до этого момента другими скульпторами уже было подготовлено три проекта монумента, причем ОНИ БЫЛИ ОДОБРЕНЫ АКАДЕМИЕЙ ХУДОЖЕСТВ! Однако эти предложения чем-то не устроили императора Николая I. Современные историки недоумевают по этому поводу: «Как же случилось, что вместо одобренных еще в 1833 году Академией художеств трех проектов памятника Карамзину через пять лет ВЫБОР ЦАРЯ пал на новый проект, составленный профессором С.И. Гальбергом?» [850:1], с. 14. Таким образом, проектирование и установка памятника Карамзину были взяты под личный контроль императора России. Уже одно это показывает, какое внимание уделялось этому вроде бы не столь уж крупному (в масштабах Российской империи) событию. Выходит, что установка памятника была возведена в ранг государственных дел, нуждающихся в личном внимании самого Николая I. Министр внутренних дел Д.Н. Блудов писал: «Высочайшее соизволение последовало… на сооружение памятника Карамзину в Симбирске». Цит. по [850:1], с. 12. Более того, Николай I нашел время даже для того, чтобы самолично выбрать место для памятника в Симбирске. Сообщается следующее: «Западнее губернаторского дома, где находились частные усадьбы, Николай I повелел устроить площадь, в центре которой и возвысится памятник Карамзину» [850:1], с. 13.

Вскоре Гальберг представил два проекта монумента. ПЕРВЫМ И ОСНОВНЫМ был именно тот, который в итоге и был реализован в Симбирске. С самого начала он шел «под литерой А», то есть рассматривался как наиболее предпочтительный. Эта идея Гальберга была затем полностью одобрена Советом Академии Художеств [850:1], с. 15. То есть окончательному решению придали официально-административный характер.

Второй вариант памятника, шедший «под литерой В», был реалистичен в том смысле, что на постаменте должна была бы возвышаться статуя самого Карамзина [850:1], с. 15. Эта идея была отвергнута. И сейчас мы поймем почему.

Ученик С.И. Гальберга, известный скульптор Н.А. Рамазанов, по поводу обоих этих проектов писал так. «Некоторые из опытных художников осуждали Гальберга, зачем он поставил на пьедестал Клио, а не самого Карамзина. Впрочем, это предпочтение Клио, надо полагать, БЫЛО СДЕЛАНО ПО КАКОМУ-НИБУДЬ ПОСТОРОННЕМУ НАСТОЯНИЮ, доказательством тому служат два прекрасных глиняных эскиза статуй Карамзина, сделанных рукою Гальберга и составляющих теперь собственность пишущего эти строки» (Рамазанов Н. «Петр Андреевич Ставассер». — Русский вестник, 1863, № 1, с. 221) [850:1], с. 15.

Сегодня на эту тему пишут следующее: «Рамазанов воздержался от расшифровки „постороннего настояния“, но несомненно, что под ним подразумевалось вмешательство если не самого Николая I, то его ближайшего окружения» [850:1], с. 16. Во всяком случае, «под влиянием „посторонних“ изменится и надпись на пьедестале памятника. Если на модели Гальберга была начертано: „H.М. Карамзину, словесности и истории великие услуги оказавшему“, то впоследствии, уже на завершенном памятнике, появится другая надпись, выполненная накладными позолоченными буквами: „H.М. Карамзину, историку Российского государства повелением императора Николая I-го 1844 года“» [850:1], с. 16. Таким образом, скорее всего, подлинным идеологом памятника Карамзину был императорский двор Романовых, а может быть, и лично Николай I.

Памятник был изготовлен по высшему классу в императорских мастерских Петербурга и лишь затем перевезен в Симбирск. «Отливка статуи Клио из бронзы была осуществлена в мастерских Академии художеств под руководством опытнейшего мастера этого искусства барона П.К. Клодта. Летом 1843 года статуя музы истории с большими трудностями была доставлена по Волге на симбирскую пристань… Из столицы… прибыли четырехугольный пьедестал из красно-бурого финляндского гранита» [850:1], с. 17–18.

Вглядимся теперь пристальнее в сам памятник и процитируем официальное его описание, представленное С.И. Гальбергом: «Прилично и согласно с требованиями изящного было бы и ставить как памятник на богатом пьедестале музу истории Клио, которая, имея в левой руке эмблематический признак свой трубу, правою возлагает на жертвенник бессмертия СКРИЖАЛИ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО, посвящая их таким образом бессмертию». Цит. по [850:1], с. 15.

Вот все и проясняется. На самом деле Романовы воздвигли памятник, в общем-то, не историку Карамзину, а СОДЕРЖАНИЮ его труда под названием «История (скрижали) Государства Российского». Другими словами, памятник был задуман не столько как памятник автору, сколько как монумент романовской версии истории России, опубликованной под названием «История государства Российского». Тот факт, что написана она была именно Карамзиным, не имел, по-видимому, в глазах Романовых, принципиального значения. На место Карамзина могли выбрать какого-либо другого способного романовского историка, столь же прилежно исполнившего бы заказ Романовых. То есть дело было вовсе не в личности автора, а в той новой версии истории, которую он призван был озвучить. Потому и решили возвести на пьедестал именно новую романовско-миллеровскую «историю России». Конечно, при этом милостиво не забыли и Карамзина, однако трезво отвели ему заведомо второстепенное место. А именно, в скромной нише, внизу пьедестала. Исполнителю-чернорабочему указали его место. Место послушного рупора, донесшего до общественности официальную точку зрения, каковую теперь настоятельно рекомендовали вызубрить всем.

Напомним, что именно Карамзин впервые познакомил широкую русскую общественность XIX века с «новой историей Руси». «А.С. Пушкин, имея в виду главный труд Историографа, с восхищением писал: „Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом…“» [850:1], с. 29. В частности, именно Карамзин впервые широко озвучил романовскую версию истории «очень плохого Ивана Грозного». Пишут так: «Карамзин в „Истории государства Российского“ гневно заклеймил тиранию Ивана Грозного и ужасы опричнины, тайное злодейство Бориса Годунова» [850:1], с. 29. Между прочим, в труде Татищева (точнее, приписываемом сегодня Татищеву, см. [PAP], ХРОН4, гл. 1), предшествующем во времени «Истории» Карамзина, об опричнине ничего не говорится!

Так что Карамзин заслуженно удостоился хотя и скромного, но все-таки места у подножия памятника романовской истории Руси. Он постарался как мог и преуспел. Власти милостиво его похвалили. Да еще получил в награду пенсион по пятьдесят тысяч рублей в год. Что было весьма немало.

Более того, на одном барельефе монумента решили показать высочайшее одобрение Романовыми деятельности Карамзина. А именно: император Александр I милостиво внимает «Истории» Карамзина. А на втором барельефе подчеркнуто откровенно изобразили — сколь много денег было заплачено историку-рупору за его труд. К ногам Карамзина дождем высыпаются монеты.

Впрочем, в XIX веке, по-видимому, уже мало кто из непосвященных понимал истинный смысл памятника «новой истории России», возведенного Романовыми. «Изображение на памятнике необычно одетых (для зрителей XIX века, уже воспитанных на скалигеровско-миллеровской истории — Авт.), а то и полуобнаженных фигур недоуменно воспринималось не только простым людом, но порою и людьми грамотными. Непонятный многим памятник в народе прозывали „чугунной бабой“ (Мартынов П. „Симбирск за 250 лет…“, Симбирск, 1898, с. 82)» [850:1], с. 38. Вот, например, что писан Н.В. Гоголь о памятнике Карамзину: «Памятник, воздвигаемый в Симбирске Карамзину, уже привезен на место. Народ смотрит на статую Клио и толкует, кто это: дочь ли Карамзина или жена его? Несчастный вовсе не понимает, что это богиня истории! Не нахожу слов выразить тебе мою досаду, что в честь такого человека воздвигают ВЕКОВЕЧНУЮ БЕССМЫСЛИЦУ» (Языков H.М. «Свободомыслящая лира», с. 300) [850:1], с. 19.

Не в обиду будет сказано замечательному русскому писателю, но в данном случае Николай Васильевич Гоголь ничего не понял! Он не осознал, ЧЕМУ на самом деле был возведен огромный монумент.

Между прочим, во всем этом проступает уже знакомый нам стиль эпохи Романовых. Некоторые публично озвучиваемые ими важные вещи были истинно понятны лишь немногим посвященным, допущенным к подлинной истории. Чтобы завуалировать настоящий смысл некоторых своих акций, Романовы прибегали к иносказаниям. Вероятно, то же самое относится и к написанию Библии в XVI–XVII веках. Реальную историю излагали в слегка зашифрованном виде, понятном лишь узкому кругу «своих». Широкой общественности внушали совсем иное толкование и понимание. В итоге, кстати, по прошествии некоторого времени запутались сами, многое забыли и, в конце концов, подлинный смысл иносказаний был утрачен не только для большинства читателей, но даже для потомков «шифровальщиков».

То обстоятельство, что все персонажи изображены на «памятнике Карамзину» в «античных» одеждах, также вполне естественно. Как мы теперь понимаем, «античность» — это в значительной мере история Ордынской Империи XIV–XVI веков. Эту историю Карамзин отредактировал в нужном Романовым ключе.

Сообщается, что «Николай I стремился приблизить к себе Историографа — ГЛАШАТАЯ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОГО КУРСА… Он просил Карамзина принять участие в составлении важных „бумаг государственных“ и намекал на возможность получить пост министра» [850:1], с. 32. Считается, что Карамзин уклонился от этих предложений.

Обратимся теперь к другим памятникам Карамзину, установленным при Романовых. Оказывается, таковых имеется еще ровно один. Он был возведен в 1911–1913 годах, то есть более чем через 60 лет после первого. Второй монумент поставили «в подмосковном Остафьево, близ Подольска, где находилось имение поэта князя П.А. Вяземского, брата жены писателя-историка» [850:1], с. 36. Тут же возникает интересный вопрос — а в какой манере выполнен этот памятник? Может быть, здесь на постаменте мы увидим самог? Карамзина? Но нет! Второй памятник следует той же самой (странной, но лишь на первый взгляд) идее, что и первый. А именно: «невысокий постамент с его (Карамзина — Авт.) барельефом, обрамленным лавровыми ветвями, А СВЕРХУ ПОСТАМЕНТА ПОМЕЩЕНЫ СЕМЬ БРОНЗОВЫХ ТОМОВ „ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО“, КОТОРЫЕ ТВОРИЛИСЬ ЗДЕСЬ, В ОСТАФЬЕВО» [850:1], с. 36.

Мы видим, что и при Николае II еще раз увековечили опять-таки не столько самого Карамзина, сколько содержание его «Истории». Причем в данном случае монумент РОМАНОВСКОЙ ИСТОРИИ РУСИ установили в том самом месте, где эта «История» ПИСАЛАСЬ, то есть в Остафьево. Так сказать, уважительно отметили место, откуда в широкий свет вышла романовская версия.

По-видимому, вплоть до начала XX века жила традиция, отводившая важную роль в судьбе Романовых придуманной ими в XVII–XVIII веках версии истории Руси. Именно поэтому единственные два памятника H.М. Карамзину, установленные при Романовых, увековечивали вовсе не самого историографа, а озвученную им романовскую версию истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.