Университеты Священной Римской империи

Университеты Священной Римской империи

Университеты являются одними из старейших учреждений Европы, которые, имея за плечами тысячелетний исторический путь, существуют и поныне. Они сейчас принадлежат к тому немногому из наследия Средневековья, что непосредственно окружает нас в повседневной жизни. При этом, каждый университет, независимо от конкретной даты его основания, претендует на принадлежность к вековой традиции, облачая по торжественным дням своих профессоров в мантии, внося собственный штандарт с гербом и исполняя знаменитый средневековый гимн Gaudeamus.

В то же время естественно, что содержание современного университета в огромной мере отличается от его средневекового прототипа. Можно сказать, что в разные исторические эпохи, говоря об университете, мы должны иметь в виду различные типы учебного заведения с разными образовательными функциями и ролью в обществе. Поэтому для подлинного изучения истории университетов простого описания замечательных дат, перечисления выдающихся профессоров и студентов недостаточно. В сегодняшней историографии университеты служат предметом комплексных исследований, находящихся на стыке философских, социологических и исторических представлений о развитии науки и высшего образования[79].

Возникший в конце XI века университет являлся средневековой корпорацией и поэтому не может рассматриваться в отрыве от социально-правового контекста истории Европы[80]. Университет появился на исторической арене одновременно с цехом и фактически, как следует из его названия, представлял собой не что иное, как «цех ученых» — сообщество преподавателей и студентов (universitas magistrorum et scholamm), причем строгого разделения не было: член университета мог быть одновременно и магистром, и учащимся (слово «схоляр», впоследствии замененное на «студент», сперва одинаково относилось к любому члену корпорации[81]. Как и любая другая средневековая корпорация, университет прежде всего был озабочен укреплением своего правового статуса и добился того, что в изначальном понимании и называлось «академической свободой» — неподсудности его членов другим органам, кроме собственного суда и, тем самым, права судить по собственным законам (при этом суд университета мог выносить даже смертные приговоры, и поэтому ему полагалась своя темница — карцер, который доживет до начала XX в.). Первому университету в Болонье «академические свободы» были высочайше дарованы императором Священной Римской империи Фридрихом Барбароссой, который нуждался в услугах болонских юристов для обоснования своих притязаний на римский трон. При этом, Барбаросса утвердил и другое важное право — беспрепятственное передвижение членов университета по территории империи. По словам автора современной истории немецких университетов Райнера Мюллера, так возникло уникальное для средневековой жизни «академическое пространство», не знавшее границ отдельных стран, свободное от местных законов, и не имевшее сперва даже постоянного «места обитания» — собственные здания появились позже, а средневековый университет был очень подвижен и мог легко мигрировать из города в город[82].

Наряду с вовлеченностью университетов в правовое пространство империи, не менее тесно они были связаны и с церковью, являясь оплотом схоластического богословия. Эта связь выражалась в получении университетами с XIII в. привилегий, аналогичных императорским, от папы римского. К юристам и теологам присоединились затем столь необходимые в Средневековье врачи, и, таким образом, сложились три высших факультета: юридический, богословский и медицинский, существовавшие в европейских университетах неизменными вплоть до Нового времени (хотя конкретные детали возникновения именно такой структуры факультетов не вполне ясны). Четвертый факультет — философский — стоял ниже рангом и занимался образованием, приготовлявшим к изучению высших наук. В дальнейшем, в немецком университетском пространстве наличие всех четырех факультетов было главным признаком «полноты университета», а первые изменения в факультетской структуре, в частности, выделение отдельного естественнонаучного факультета, стали возможными только к середине XIX в.

В 1348 г. император Карл IV даровал привилегию на открытие университета в Праге. Это было первое основание университета на территориях Священной Римской империи, лежащих севернее Альп, и именно от него ведет свое начало немецкая университетская история. К этому моменту, т. е. к середине XIV века, в Европе уже действовало свыше тридцати университетов (15 в Италии, 8 во Франции, 6 в Испании и 2 в Англии), так что по отношению к ним развитие университетской Германии долгое время можно считать запаздывающим. Темпы его первоначального развития были довольно медленными. За Прагой в XIV — начале XV вв. последовали Вена (1365), Гейдельберг (1386), Кёльн (1388), Эрфурт (1392) и Лейпциг (1409). Каждый университет из этого ряда образовывался, как было обычно для Средневековья, в результате миграций профессоров и студентов из уже существующих университетов (главным образом, из Праги и Парижа). Настоящая «волна» оснований университетов охватила немецкие земли с середины XV до первой четверти XVI в.: в это время на территории Священной Римской империи к северу от Альп было открыто девять университетов, в том числе Виттенбергский (1502), «колыбель Реформации», где профессорские кафедры заняли Мартин Лютер и Филипп Меланхтон.

Последовавшее затем вступление Германии в эпоху Реформации послужило побудительной причиной возникновения нового поколения университетов. Первым из них стал университет в Марбурге (1527). Особенностью его основания явилось не только то, что его открыли немецкие протестанты: главное, что создавало новизну ситуации, было открытие университета без папской и императорской привилегии (последняя, впрочем, все же последовала, но спустя лишь четырнадцать лет,). Ландграф Гессена Филипп Великодушный, будучи одним из первых князей — сторонников Лютера, санкционировал учреждение высшей школы в своем государстве самостоятельно, не нуждаясь, по его мнению, больше в подтверждении прав университета у светского и церковного престола (которые, естественно, в ситуации того времени не могли одобрить учреждение, распространявшее «новую веру»). Таким образом, начиная с Марбурга, мы встречаемся в немецких землях с университетами, напрямую обязанными своим возникновением и существованием местным государям, которые сами гарантировали их привилегии в прежнем объеме «академических свобод», что и раньше, а также частично осуществляли их финансирование и использовали университеты в политической жизни своего государства. Эта особенность, которой среди всей Европы обладали именно немецкие университеты, была первым шагом к их дальнейшему превращению в государственные учреждения, произошедшему в XIX веке.

Другим следствием возросшего влияния в университетской жизни Германии местных правителей, явилось ограничение территории их действия, превращение в т. н. «земельные университеты» (Landesuniversit?ten), тенденция к чему обозначилась уже в XV в. Такие университеты могли быть очень маленькими, насчитывая не более десятка профессоров (которые, однако, для признания себя «полным университетом» все равно делились на четыре факультета) и до сотни студентов. Появление их в том или ином немецком государстве служило в первую очередь делом усиления его престижа. Ландграф, покровительствовавший своему университету был, естественно, заинтересован в том, чтобы именно здесь учились его подданные, что делало университет центром подготовки местной элиты, иногда совсем в крошечных масштабах. Для того чтобы поддержать его репутацию, власти стремились зачастую ограничить возможности своих подданных перемещаться в другие университеты. В то же время шел и обратный процесс: университеты, количество которых в Германии XVII века приблизилось к четырем десяткам, в условиях тесноты немецких княжеств конкурировали между собой за привлечение студенческих потоков. В том, чтобы возвысить свой университет, были заинтересованы и городские коммуны, ведь в успешно существующем университетском городе студенты составляли до половины всего взрослого населения, которое, конечно, значительно выигрывало от этого в своих доходах, так что иногда вся городская экономика была направлена на обслуживание студентов.

Еще одной новой чертой немецких университетов, проявившейся с середины XVI в., была их все углубляющаяся конфессиональная дифференциация. После волны оснований протестантских университетов в противовес им в католических землях империи появились высшие школы (коллегии), находившиеся под контролем иезуитов. Разработанная иезуитами учебная система (Ratio studiorum) отличалась стройностью и последовательным восхождением от начальных предметов (инфимы, грамматики, риторики) к высшим (логике, математике, физике, этике и метафизике), после которых уже следовало изучение церковных католических дисциплин: догматической теологии, катафатической теологии, церковного права и проч.[83] Система преподавания в иезуитских коллегиях распространялась в XVII в. и на землях восточной Европы, значительно повлияв на начальный этап развития западнорусских школ (см. главу 2). В ее основе, таким образом, лежало сочетание предметов традиционных артистического (философского) и богословского факультетов. Неудивительно поэтому, что когда иезуитам удавалось установить контроль над католическими университетами или даже утвердить в этом статусе свои коллегии, как было в Бамберге (1648) и Бреслау (1702), в них развивались именно эти факультеты в ущерб остальным (так, университет Бреслау в XVIII веке так и не стал «полным университетом», поскольку юридический и медицинский факультеты в нем отсутствовали). К началу XVIII в. учебная система католических университетов уже значительно отличалась от протестантских, что затрудняло взаимодействие между ними, обмен студентами и профессорами, постепенно обособляя их в отдельные группы внутри немецкого университетского пространства [84].

Однако и протестантские университеты не оставались едиными. Уже в начале XVII века в них возникли противоречия между лютеранскими и кальвинистскими течениями. Так, например, в 1605 г. гессен-кассельский ландграф Мориц, несмотря на противодействие горожан и части профессоров, самовластно утвердил кальвинизм господствующим течением в Марбургском университете, в ответ на что через два года, в 1607 г. лютеранской частью профессуры был основан новый университет в соседнем городе Гиссене, принадлежавшем Гессен-Дармштадту[85]. Некоторым университетам под воздействием подобных обстоятельств приходилось по несколько раз менять свою конфессиональную принадлежность. Гейдельбергский университет поставил здесь, пожалуй, рекорд: в 1558 г. в нем победило лютеранство, уже через год кальвинизм, в 1629 г. на два года контроль над ним получили иезуиты, в 1631 г. он вновь стал лютеранским, в 1652 г. — кальвинистским и, наконец, в 1700 г. установилось хрупкое равновесие: католики вновь взяли верх, но при этом профессорам-кальвинистам удалось сохранить несколько богословских кафедр, так что университет получал как бы два конфессионально разделенных богословских факультета[86]. Конечно, такая конфессионализация была возможна только при доминировании в жизни университета богословского факультета над всеми остальными, что сохранялось вплоть до начала XVIII в. как в католических, так и в протестантских землях. Главным оплотом лютеранской теологии изначально был крупнейший в XVI — начале XVII в. Виттенбергский университет; в других университетах степень влияния теологов могла быть несколько меньше, но везде они сохраняли контроль над учебной жизнью, ведая, например, университетской цензурой. Таким образом, конфессиональные изменения сказывались на содержании учебы, но в то же время сама жесткая форма университетской корпорации, отношения факультетов между собой, методы преподавания, заложенные здесь еще средневековым господством католической схоластики, оставляли многое в внешнем облике немецкого университета без перемен.

В частности, корпоративное управление и права немецких университетов оставались практически неизменными до XVIII в. Даже если взглянуть на подписанные в 1737 г. курфюрстом Ганновера (и одновременно английским королем) Георгом II привилегии самого «прогрессивного» на тот момент в Германии Гёттингенского университета, то увидим, что они мало отличаются от средневековой буллы[87]. Не изменялась и возникшая в Средневековье система ученых степеней, высшей из которых была степень доктора, наделяющая ее обладателя правом ubique docendi — читать лекции, причем не только в том университете, где была получена степень, но и в любом другом. Ясно, что в условиях Нового времени, которое характеризовалось «перепроизводством» академических ученых, это право не могло быть реализовано, поэтому и институт ученых степеней постепенно клонился к упадку и требовал изменения самого содержания научной аттестации[88].

Тем временем накапливались и другие отрицательные черты университетской корпоративности, ставшие очевидными в Новое время. К ним относилось, например, такое распространенное явление как «фамильные университеты», в которых по примеру церковных приходов университетские кафедры передавались по наследству[89] (таким образом у претендента, не связанного с «профессорской семьей», независимо от его способностей не было шансов начать преподавание; неудивительно, что и научные степени в таком случае становились предметом купли-продажи). Вытекавшая отсюда неспособность университета к развитию науки привела в середине XVII — начале XVIII в. к тому, что актуальная научная деятельность переносится в открывающиеся при различных дворах ученые общества — академии, а университеты остаются вместилищем рутины и схоластики [90]. Вместе с тем, они все меньше удовлетворяют и общественным потребностям в образовании, а их посещаемость падает (за XVIII век в немецких университетах она сократилась почти в два раза)[91].

Итак, к рубежу XVII–XVIII века, т. е. началу периода посещения немецких университетов русскими студентами, исследуемого в нашей книге, Германия подошла с развитой университетской системой, отличавшейся самой густой плотностью в Европе, и хотя и разделенной по конфессиональному и территориальному признаку, но сохранявшей очень устойчивые общие черты (система четырех факультетов, академические привилегии и ученые степени, близость и зависимость высшей школы от государства), т. е. всем тем, что объединяло немецкие университеты в единую систему. Однако чтобы избежать дальнейших вопросов, нам необходимо четко оговорить, что именно мы будем понимать под немецкими университетами или, точнее, немецкой университетской системой XVIII — первой половины XIX в., обрисовать ее границы, и особенно выделить те области, которые посещались русскими студентами и которые являются поэтому основным объектом внимания в данном исследовании.

Основу этой системы составляли университеты, лежавшие на территории «Священной Римской империи германской нации» или, как она короче называлась в XVIII веке, — Deutsches Reich (Германская империя). Именно ее границы и определяли в то время понятие о немецких землях.

На востоке эти границы оставались в течение всего XVIII в. неизменными вплоть до роспуска империи в 1806 г. Некоторых оговорок требуют ее западные границы: здесь в начале XVIII века в состав империи еще входили австрийские Нидерланды (современная Бельгия). Эти территории, а также еще ряд земель по правому берегу Рейна были отвоеваны у империи в начале революционных войн рубежа XVIII–XIX в. и присоединены к Французской республике. В 1806 г. Священная Римская империя как государственное образование была ликвидирована, однако уже в 1815 г. на Венском конгрессе ее западные границы были восстановлены при учреждении Германского союза (Der Deutsche Bund) практически в прежнем, дореволюционном виде, за исключением Бельгии. Германский союз просуществовал до 1866 г., покрывая тем самым верхнюю хронологическую рамку нашей работы, причем его границы и на востоке, и на юге также совпадали с прежними границами империи. Таким образом, в течение почти всего XVIII и первой половины XIX века под немецкими землями можно понимать именно эту четко очерченную территорию Священной Римской империи германской нации (кроме уже оговоренного исключения Бельгии) и сменившего ее Германского союза, а следовательно, понятие немецкого университета в указанный период имеет вполне ясный смысл.

Однако сеть немецких университетов, иными словами, те маршруты, которыми путешествовали профессора и студенты и которые связывали друг с другом немецкие университеты вместе, несмотря на конфессиональные и государственные перегородки, была еще несколько шире. Историки относят к ней еще, по крайней мере, три университета, игравших исключительно важную роль в образовательных поездках русских студентов: Кёнигсбергский университет, который, возникнув на территории Пруссии, объединенной затем с герцогством Бранденбург в одноименное королевство, лежал вне границ Священной Римской империи; Страсбургский университет, основанный в 1621 г. еще в составе империи, но с 1681 г. отошедший к Франции; и Лейденский университет, возникший в 1575 г. и лежавший на территории республики Соединенных Нидерландских штатов (Голландии) [92]. О близости последнего из названных к университетам Германии свидетельствуют многочисленные связи его профессоров с немецкими землями и большой процент студентов, которые приезжали в Лейден из немецких университетов или, напротив, направлялись туда после обучения в Лейдене (эти же студенческие связи будут продемонстрированы и на примерах русских студентов)[93]. Близость устройства Лейденского университета к немецким образцам можно еще подкрепить сославшись на свидетельство побывавшего там М. В. Ломоносова, который, как известно, хотел основать Московский университет именно по типу Лейденского, считая его эталонным для немецкой университетской системы[94].

Еще одно важное замечание, необходимое для правильного представления того пространства, в котором перемещались изучаемые нами студенты, нужно сделать в связи с конфессиональной дифференциацией университетов. С начала XVIII в. сложившаяся традиция, о возникновении которой пойдет речь во второй главе, направляла студентов из России именно в протестантскую часть Германии. При этом наибольшей привлекательностью пользовались те университеты, которые поддерживали внутри себя в XVIII в. принцип толерантности — равного отношения к представителям всех конфессий. Таковыми были, прежде всего, модернизированные немецкие университеты (см. ниже): Галле, Гёттинген, голландский Лейден, французский Страсбург (последние два уже по самому своему положению на перекрестке различных культурных сфер). С другой стороны, в XVIII в. русские студенты, вероятно, именно по этим конфессиональным причинам обходили католические университеты, в особенности те, где правили иезуиты. Так, нами не обнаружено никаких свидетельств о пребывании русских студентов XVIII века в университетах на юго-восточных территориях империи: южной части Баварии и Австрии, а также католических немецких землях вдоль Рейна (имеются в виду австрийские университеты Зальцбург, Инсбрук, Грац; баварские Ингольштадт-Ландсхут, Бамберг, Диллинген; прирейнские Трир, Майнц, Падерборн, Мюнстер, Кёльн). Некоторые из них, конечно, и не могли привлечь студентов из России, будучи крошечными земельными образованиями, однако отсутствие русских в Инсбруке или Кёльне, достаточно заметных университетах XVIII в., показательно. Его можно объяснить удаленностью этих городов от основных университетских маршрутов, по которым ездили русские студенты, причем удаленностью не столько в географическом смысле (ведь Кёльн от Петербурга не дальше Лейдена), сколько в системном. Католическая часть системы немецких университетов оставалась, во многом, чуждой для представителей России. Необходимость модернизации университетов была осознана местными правителями в католических землях куда позднее, чем в протестантских, и ее плоды стали различимы только с начала XIX в.

Нет твердых доказательств пребывания русских студентов XVIII в. и в двух крупнейших университетах на территории габсбургских земель Священной Римской империи — в Вене и Праге. Здесь, к сожалению, мы не можем положиться на исследование университетских матрикул, которые для нашего периода не были опубликованы, а архивы этих университетов пока остались недоступными[95]. Вынужденно исключая, таким образом, Вену и Прагу из рассмотрения, мы не можем не заметить, что и они в XVIII в. оказались слабо связанными с наиболее посещавшимися россиянами протестантскими университетами, а процессы модернизации произошли в них достаточно поздно. В первой же половине XIX века Венский, как и Пражский, университет не мог сравниться по своему научному значению, широте охвата предметов с ведущими немецкими школами: Берлином, Гейдельбергом и др., и сюда ехали из России преимущественно те ученые, которые специализировались в славистике[96]. Но даже пребывание здесь отдельных специалистов из российских университетов в первой половине XIX в. еще не доказывает существование значительного притока сюда русских студентов, сравнимого с тем, который мы наблюдаем в матрикулах других немецких университетов, так что этот вопрос остается пока открытым.

Таким образом, в XVIII веке в немецких землях всего насчитывалось 22 протестантских университета. Восемь из них — Гейдельберг, Эрфурт, Лейпциг, Росток, Грайфсвальд, Тюбинген, Франкфурт-на-Одере и Виттенберг — были основаны еще до Реформации. При этом Гейдельберг и Эрфурт, как исключение, обладали двойной конфессиональной принадлежностью (впрочем, оба находились в XVIII веке в полном упадке). Длительное время крупнейшим протестантским университетом империи оставался Виттенберг, но потеряв уже вскоре после смерти Лютера свое значение ведущего центра протестантской теологии, он в XVIII в. также постепенно клонился к закату. Еще девять немецких университетов были основаны в XVI–XVII вв. как прямые плоды Реформации с целью утвердить господство протестантских конфессий — Марбург, Кёнигсберг, Иена, Гельмштедт, Герборн, Гиссен, Ринтельн, Альтдорф, а также первоначально входивший в состав империи Страсбург. После Тридцатилетней войны, когда многие немецкие государства пришли в упадок и преимущество в привлечении студентов оказалось на стороне наименее разоренных земель, возникли университеты в Киле и Дуйсбурге. В конце XVII и в ходе самого XVIII в. были основаны еще три университета, на облик которых уже непосредственно повлияли идеи Просвещения (см. ниже) — Галле, Гёттинген и Эрланген. Большинство из протестантских университетов находилось в княжествах, где исповедовали лютеранство, и лишь пять из них были кальвинистскими.

Значительная часть из названных университетов представляла собой в чистом виде «земельные образования», круг действия которых был ничтожен, а средневековые пережитки до того затрудняли развитие науки и преподавания, что лишали их какой бы то ни было привлекательности в глазах иностранных студентов. Совершенно ничтожными университетами, где в течение года слушали лекции всего не более 100 студентов, в этом смысле были Герборн, Ринтельн, Грайфсвальд, Дуйсбург — русских студентов в них попросту не могло быть, поскольку и своих собственных здесь едва хватало. К малым университетам (с посещаемостью от 100 до 200 студентов) относились Киль, Альтдорф, Росток, Эрфурт, Гейдельберг, Франкфурт-на-Одере, Гиссен, Марбург, а также Эрланген. Единичные посещения в XVIII в. русскими студентами зафиксированы во всех этих университетах, но, как правило, это было связано с тем, что отпрыски российских немцев возвращались получать образование в те земли, откуда родом были их предки (впрочем, исключение в этом ряду составил сыгравший заметную роль для России университет в Киле — столице Голштинии). Среднюю группу немецких протестантских университетов, в которых число одновременно учившихся студентов составляло от 200 до 400 человек, образовывали Гельмштедт, Тюбинген, Страсбург, Кёнигсберг и Виттенберг. Из них три последних уже можно назвать важными для русско-немецких университетских контактов, хотя у каждого из этих университетов были свои причины привлечения русских студентов, как будет рассказано в следующих главах. Наконец, к четырем самым значительным по числу студентов университетам Германии, где в XVIII в. одновременно училось от 600 до 1000 человек, относились Лейпциг, Иена, Галле и Гёттинген. Географически они образовывали группу «средненемецких» университетов, находившихся между собой в тесной конкуренции, а потому безусловно влиявших друг на друга и определявших, тем самым, пути дальнейшего развития немецких университетов[97].

Католические университеты Священной Римской империи, которых на ее территории в XVIII в. насчитывалось 20, интересуют нас гораздо меньше. Подавляющее большинство из них также были «земельными», к тому же находившимися во владениях духовных феодалов, и поэтому не могли привлечь иностранцев[98]. Всего два исключения здесь отмечены в отношении русских студентов, которые приезжали учиться в университеты Фрейбурга в Брайсгау и Вюрцбурга (Бавария), причем в последний, несомненно, вследствие предпринятой там в конце XVIII в. успешной университетской реформы. Только во второй четверти XIX в. действительно значимым для россиян станет посещение Мюнхенского университета — но уже на совершенно ином отрезке университетской истории, да и то во многом благодаря имени преподававшего там великого Шеллинга.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.