Борьба с расколом
Борьба с расколом
Тот же собор, который осудил Никона, одобрил его церковные исправления и книги, изданные им. На этом же соборе был и допрошены главные противники их, «староверы», как называли они себя. Одни из них (Александр Вятский, Феоктист, Никита, Ефрем и Неронов) покаялись и были прощены, нераскаянные (Аввакум, Лазарь, Федор) преданы анафеме и сосланы в ссылку. В 1667 г. великий собор, на котором были восточные патриархи, снова подтвердил эти постановления и в самых сильных выражениях произнес анафему на всех непокорных.
После этого все староверы обратились уже в раскольников, и совершилось их решительное отделение от церкви. Так явился раскол – одно из самых печальных явлений русской жизни. Крайнее невежество и дух крайней нетерпимости породили его. Никон, как мы видели, вовсе не вводил чего-либо нового в церковную жизнь, напротив, он хотел восстановить в церкви настоящую старину, очистив ее от тех наростов и извращений, какие явились вследствие злоупотреблений и ошибок, которые именно и были печальными новшествами в Русской церкви. Никон был «старовером» и «старообрядцем» в лучшем смысле этих слов, а противники его, называвшие себя этими именами, этого не понимали и стояли за старину, восходившую не дальше их отцов и дедов, – старину, искаженную невеждами-справщиками. В основе раскола, таким образом, лежит огромное недоразумение. Да и те «новшества», которые будто бы вводились Никоном в церковный обиход, вовсе и не касались сущности православной веры. Но в том-то и беда, что в то время вследствие невежества обрядность заслоняла сущность веры, и потому этой сущности многие совсем понять не могли. Сложение перстов, двоение или троение аллилуйя, служение на пяти или семи просфорах, осьмиконечный или четвероконечный крест на них – вот главные вопросы, которые послужили поводом к расколу.
Ревнители «древнего благочестия» твердили только одно:
– До нас положено, и лежи оно так во веки веков; православным помереть нужно за един аз!
Непонимание сущности веры и слепая нетерпимость, неизбежные спутники невежества, повели к ожесточенной борьбе. Ревнители старины всячески старались мешать Никону в деле благоустройства церкви, а он, по своему нраву не выносивший противоречия, не довольствовался духовным оружием, да и справедливость требует сказать, что этого оружия недоставало: не было еще ни школ, ни проповедников; пошли в дело ссылки, тюрьма, телесные наказания; явились, таким образом, «гонимые за веру мученики». Слепотствующих ревнителей древнего благочестия, этих без вины виноватых, на соборе предали анафеме; правительство посмотрело на них как на преступников;
да и могло ли оно смотреть иначе на людей, которых проклинала церковь? И вот люди, заблуждающиеся в делах веры, но считающие именно себя хранителями божественной истины, обращаются невольно в государственных преступников.
Сильнее всего сказалось противодействие церкви и государству на дальнем севере – в Соловецком монастыре. Когда в 1657 г. сюда были присланы новые книги – здесь их не хотели принимать, и началось «стояние за старую веру». Сначала в Москве не обратили большого внимания на это – были заняты вопросом о Никоне. В Соловках было много приверженцев старины. Главным коноводом явился архимандрит Никанор, живший здесь на покое; он был заклятый ревнитель старины и более всех побуждал братию «постоять за старую веру».
В Соловецком монастыре смелее, чем где-либо, раздались мятежные крики:
– Не принимаем новоизданных книг; не хотим знать троеперстного сложения, имени Иисус, трегубого аллилуйя! Все это латинское предание, антихристово учение; хотим оставаться в старой вере и умирать за нее!
Сюда был прислан для увещания непокорных архимандрит Сергий из Москвы. Он собрал монахов и прочел им царский указ и грамоты собора.
– Указу великого государя мы послушны, – кричали ему в ответ, – и во всем ему повинуемся, а повеления о сложении перстов, об аллилуйя и новоизданных печатных книгах не приемлем!
При этом встал Никанор и, показывая троеперстное сложение, закричал:
– Это учение и предание латинское, предание антихристово, – я готов пострадать! Да у вас теперь и главы, патриарха, нет, а без него вы не крепки!
– Выберите кого-либо, с кем можно было бы говорить без шума! – сказал Сергий монахам.
Со всех сторон раздалось: «Геронтий, Геронтий!» Выступил Геронтий и задал Сергию вопрос:
– Зачем вы в молитве «Господи Исусе» отъемлете имя Сына Божия?
При этом все монахи завопили:
– Ох, ох! Горе нам! Отнимают у нас Сына Божия! Где вы девали имя Сына Божия?!
Говорить и убеждать тут было излишне.
Пробовал Сергий говорить с Геронтием при немногих свидетелях; но и здесь дело кончилось ничем…
Чтобы как-нибудь сломить упорство противников, Сергий стал задавать «страшные» вопросы:
– Как по-вашему? Великий государь царь Алексей Михайлович православен ли?
Монахи отвечали на это, конечно, утвердительно.
– А повеления его, присланные к вам, православны ли?
Застигнутые врасплох этим вопросом, монахи смолчали.
– Освященный собор православен ли? – продолжал Сергий.
– Прежде патриархи были православны, – отвечал Геронтий, – а теперь Бог весть, потому что живут в неволе, а российские архиереи православны!
Стены Соловецкого монастыря. Современный вид
– А соборное повеление, присланное с нами, православно ли? – допрашивал Сергий.
– Повеления соборного не хулим, – отвечали ему, – а новой веры и учения не приемлем, держимся предания святых чудотворцев и за их предания хотим все умереть!
В челобитной, посланной царю от соловецкой братии, находим между прочим следующее:
«В новых книгах Никона вместо Исуса написано с приложением лишней буквы Иисус, что нам, грешным, страшно и помыслить. Милосердый государь! Помилуй нас, нищих своих богомольцев, не вели нарушать предание прародителей твоих и начальников наших, соловецких чудотворцев!»
Когда же из Москвы были присланы новые увещания, то соловецкие монахи повторяют то же самое и, говоря, что они готовы умереть за старину, прибавляют:
«Вели, государь, на нас свой царский меч прислать и от сего мятежного жития переселить нас на оное безмятежное житие».
После этого действительно оставалось только обнажить меч.
В 1668 г. под стенами Соловецкого монастыря явился небольшой отряд стрельцов… Со стен обители загремели пушки. Стены, построенные еще Филиппом, были крепки, на них стояло 90 пушек, запасов было много; в монастыре было человек пятьсот всякого люда, в том числе немало воровских казаков с Дону. Мятежники думали «отсидеться» и «отбиться» от царской рати.
Только через восемь лет после упорной обороны, 22 января 1676 г. удалось уже третьему воеводе взять монастырь приступом. Главнейшие мятежники были повешены.
С этой поры идет неустанная борьба правительства с расколом; усиливаются преследования, – растет и ревность «староверов»; они в своем невежественном ослеплении воображают себя мучениками за истину, потом распадаются и сами на разные толки; некоторые из них доходят до изуверства…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.