Деятельность трех основных объектов рейхсвера на территории СССР: самолеты в Липецке, «химия» в Саратове, танки в Казани
Деятельность трех основных объектов рейхсвера на территории СССР: самолеты в Липецке, «химия» в Саратове, танки в Казани
Эти объекты были созданы на основе временного соглашения о сотрудничестве между рейхсвером и Красной Армией, подписанного в Москве И августа 1922 г. Рейхсвер стремился получить возможности для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава в тех видах вооружений, которые ему запрещалось иметь согласно Версальскому договору. Соглашение имело экономическую основу: советская сторона получала ежегодное материальное вознаграждение за предоставление военных баз, кроме того, она участвовала в использовании результатов испытаний и разработок, проводимых на советской территории [152].
Ориентация рейхсвера на авиацию, танки и химическое оружие была не случайной. Именно эти виды вооружения считались наиболее перспективными в 20-е гг. Тенденции развития военного дела были оценены командованием РККА и политическим руководством СССР. В Постановлении X съезда РКП(б) ставилась задача в связи с сокращением армии «обратить исключительное внимание на все специальные технические части (артиллерийские, пулеметные, автоброневые, авиационные, инженерные, бронепоездные, и прочие)» [153]. Поэтому естественно, что Красная Армия, располагавшая ограниченными техническими и финансовыми возможностями, была заинтересована в получении передового опыта в этих областях.
Первым и самым крупным немецким военным объектом на территории СССР стала авиационная школа в Липецке.
15 апреля 1925 г. в Москве был подписан протокол секретного соглашения между Управлением военно-воздушных сил РККА и представителями немецкой стороны об устройстве авиашколы и складов авиационных материалов в Липецке [154]. Создание объекта началось еще в 1924 г., когда в Липецке закрылась, так и не успев организоваться, высшая школа военных летчиков [155]. На ее базе началось создание германской летной школы, замаскированной под авиаотряд Рабоче-крестьянского Красного военно-воздушного флота [156]. Организация и управление ею были отданы немцам и подчинялись единому плану подготовки летного состава рейхсвера, разработанному в 1924 г. штабом ВВС в Берлине.
Руководила созданием авиацентра так называемая «авиационная инспекция № I» германского оборонного управления. Для этой цели еще в 1923 г. Германия тайно закупила в Голландии у филиала немецкой фирмы «Фоккер» 100 истребителей Д-XIII [157]. 28 июня 1925 г. первые 50 самолетов для школы на пароходе «Эдмунд Гуго Стиннес» были отправлены из Штеттина в Ленинград. У той же фирмы в Голландии и Англии были закуплены бомбардировщики и транспортные самолеты.
Соглашение предусматривало обучение в школе не только немецких, но и советских военных летчиков, а также подготовку советского технического персонала. Прибывающие немецкие офицеры обучались здесь летному делу в течение 5–6 месяцев и по окончании возвращались в Германию. Наряду с должностью немецкого руководителя школы была предусмотрена должность и его русского заместителя, который фактически являлся полномочным представителем РККА в школе и занимался всеми проблемами взаимоотношений ее немецкого персонала со страной пребывания. Весь преподавательский состав был командирован из Германии.
Использование аэродромов и других сооружений школы было бесплатным, все расходы по полному оборудованию объекта немецкая сторона брала на себя.
Уже в 1926 г. Сталину был представлен доклад о первых позитивных для советской стороны результатах деятельности авиашколы. В полную силу она начала работать с конца 1927 г. С этого времени в Липецке проводились интенсивные испытания новых боевых самолетов, авиационного оборудования и вооружения. По их результатам на вооружение рейхсвера было принято несколько новых типов самолетов [158].
При школе проводились и исследовательские работы. Материальная часть приобреталась немецким Генштабом за границей, тайно от союзников, и так же тайно переправлялась в Липецк. В школе всего было обучено около 700 человек [159]. Из них – около 450 немецких летчиков различной квалификации. (Многие из них в годы Второй мировой войны составили костяк гитлеровских «люфтваффе», в их числе – К. Штудент, X. Ешонек, В. Виммер, О. Деслох и другие.)
Организационно школа состояла из следующих подразделений: штабной группы со средствами обеспечения, двух учебных эскадрилий (летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей) и трех учебных курсов (начальной подготовки летчиков, летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей). Кроме того, имелась группа авиационных испытаний, авиационные мастерские, склады авиационного имущества, радиостанция, фотолаборатория, бензо– и бомбохранилище [160]. В распоряжение школы были переданы авиаполигоны под Воронежем, где проходили совместные учения с советскими артиллеристами.
Продолжительность отдельного курса обучения составляла четыре недели. Таким образом, учитывая то обстоятельство, что практические полеты проводились только летом, за год в школе проходили обучение пилоты четырех курсов (среднее число летчиков на курсе составляло 6–7 человек).
Летом летный и наземный персонал насчитывал свыше 200 человек; зимой, когда полетов не было, эта цифра уменьшалась. В 1932 г. общая численность личного состава на объекте достигала 303 человек. Из них: немцев – 43, советских военных летчиков – 26, советских рабочих, служащих и технических специалистов – 234 человека [161].
Только в 1926 г. в школе прошли подготовку на истребителях 16 военлетов и техническую подготовку по обслуживанию авиамоторов – 45 механиков УВВС РККА. Оценивая значение школы для ВВС РККА, заместитель председателя Реввоенсовета СССР И. С. Уншлихт писал в конце 1926 г. в Политбюро ЦК ВКП(б): «…1) Школа дает кадры хороших специалистов, механиков и рабочих; 2) Учит новейшим тактическим приемам различных видов авиации; 3) Испытание вооружения и различных видов авиаоборудования позволяет нам быть в курсе новейших технических усовершенствований; 4) Школа дает нам возможность подготовить наш летный состав и совершенствовать его подготовку» [162].
Объект «Липецк» был не только самым большим из существовавших на территории СССР центров рейхсвера, но и самым дорогим. Ежегодно на содержание школы выделялось 2 млн марок, а за 10 лет было потрачено около 20 млн марок.
Капитан К. Штудент, курировавший деятельность школы с немецкой стороны, в своем отчете военному министерству Германии в 1926 г. писал: «Начальник школы в Липецке подчеркнул, что такие пилотажные и технические результаты могут быть достигнуты при усилении немецкого авторитета и признании немцев как наставников… Я, – частично лично, частично из рассказов других лиц, – составил представление, что любое летное или техническое достижение импонирует русским, – некоторые говорят об этом совершенно открыто, другие – прежде всего высокопоставленные персоны, – в своих суждениях воздерживались из соображений престижа. Мне большей частью выпадало сталкиваться с тем, что определенные технические достижения вызывали особый интерес и благодарность» [163].
Штудент, по его словам, «до сих пор скептически относившийся» к возможностям успешной исследовательской деятельности в России, изменил свое мнение именно в результате поездки в Липецк и работы в авиашколе. «Научно-исследовательская деятельность в области самолетостроения (в Германии, в результате Версальских соглашений. – Ю. К.) в целом сегодня прекращена. То же относится к исследованиям в области материалов военной авиатехники. Тем не менее отдельные исследования последнего рода могут проводиться за границей, а именно только в России. Последний прогресс в работах в этой области вынуждает к тому, что теперь соответствующий полигон создается в России, – самое позднее к весне 1927 г. Этот полигон должен служить для исследований бортового стрелкового оружия, бомб и ядохимикатов» [164].
Создание подобного полигона в России, по мнению Штудента, «может иметь определенное политическое значение». Россия ценит сотрудничество с Германией, и хорошо подготовленные эксперименты могут способствовать еще большему укреплению авторитета немецкой организации в России. В целом, подытоживал он, база в Липецке организована образцово: дислоцированный здесь персонал заслуживает признания. Технические части и здания, по его мнению, нуждались в улучшении, но эти недочеты представлялись ему несущественными и не могли повлиять на общую положительную картину [165].
Два года спустя командующий рейхсвером генерал В. Фон Бломберг, инспектировавший совместные российско-германские военные предприятия, так охарактеризовал первые итоги деятельности авиашколы:
«Общее впечатление организационно-образовательного состояния, как и оценка установки как предприятия, рассчитанного на продолжительную деятельность, были превосходными.
Летчики-истребители. Необходимо формирование учебных эскадрилий в качестве учебных частей для курсов, а также для проверки, как установленных в инструкциях, так и новых принципов образования. Наблюдатели. Учебная эскадрилья составляется ежегодно в течение учебно-образовательного процесса путем служебного подразделения. Обучающиеся в настоящее время в большинстве своем являются солдатами, временно уволенными (в запас. – Ю. К.), в меньшей части – гражданские летчики (20 летчиков-истребителей как основа учебной истребительной эскадрильи и как пилоты для учебно-наблюдательного процесса). Материал для молодых гражданских летчиков прекрасный. Если будет возможно, по окончании обучения имеющихся в распоряжении солдат в широком объеме следует оставить на гражданской летной работе. Имеющийся в настоящее время ограниченный базис гражданских летчиков в Германии может обернуться трудностями.
Затрудненное финансовое положение побуждает к экономии, которая отныне будет неукоснительно соблюдаться.
Материальная часть. Наряду с отдельными иностранными самолетами для целей сопоставления и обучения крайне необходимо завершение собственных заданий по развитию, чтобы иметь приборы не только для целей вооружения, но и для целей обучения.
Поскольку развитие в отдельных областях остается неудовлетворительным, недостатки образования должны быть устранены с помощью новых, более современных приборов» [166].
Уже во время Второй мировой войны Бломберг вернулся в мемуарах к недавней истории, коснувшись и авиашколы. «Летные успехи в Липецке были недалеки от высоких отметок. Когда-нибудь напишут историю этой летной школы. Часть немецких летчиков базировалась на тренировочном поле близ прелестного городка Новинский, на котором они обучались командовать артиллерией. Мы посетили их там, и у нас осталось хорошее впечатление как от успехов летчиков, так и от русской артиллерии… Мы стали свидетелями воздушных маневров, впечатляющих своими тактическими и летными достижениями, а также наблюдали изобретательные меры противовоздушной обороны для города, вокзала и населения» [167].
Особое внимание обе стороны уделяли соблюдению секретности. Даже в совершенно секретном соглашении об организации авиашколы в Липецке стороны маскировали свои подлинные названия. Немецкие летчики направлялись в Советскую Россию в гражданской одежде, с паспортами на вымышленное имя. На время пребывания в СССР офицеры исключались из списков рейхсвера и восстанавливались в кадрах вооруженных сил после возвращения. В Липецке они носили советскую форму без знаков различия.
Тайна окружала даже смерть летчиков. Гробы с трупами разбившихся в СССР немецких пилотов упаковывались в ящики с надписью «Детали машин» и отправлялись в Германию [168].
Руководство рейхсвера контролировало даже детали деятельности совместных структур на территории СССР. Служебные записки, регламентирующие работу предприятий, – «рефрен», сопровождающий сотрудничество вплоть до его окончания в 1933 г. Красноречива в этом отношении инструкция фон Бломберга, адресованная непосредственным исполнителям, работающим в России.
Бломберг полагал, что неукоснительное соблюдение новой концепции обеспечения секретности предприятий в России должно стать основной заботой всех участников. Он приказывал офицерам – руководителям подразделений «посвятить свое постоянное внимание» соблюдению секретности как вопросу жизненной важности для продолжения деятельности предприятий:
«Все меры, подлежащие принятию, в первую очередь должны рассматриваться с позиции обеспечения секретности. Запрещается размножать планы сооружений, передача их, если потребуется, может осуществляться только устно. За надежное сохранение каких-либо письменных документов сотрудники несут личную ответственность. Подразделения ведут список постоянно прибывающих в Москву лиц. Изменения непрерывно сообщаются в Берлин.
Связь с подразделениями осуществляется исключительно устно. Телефонные переговоры с ними должны быть чрезвычайно ограничены, могут вестись только по второстепенным вопросам и в каждом случае должны быть замаскированы. Названия населенных пунктов должны быть сокращены, фамилии лиц заменены псевдонимами» [169].
Как следует из снабженного соответствующим грифом доклада Я. К. Берзина наркому Ворошилову, советская сторона не была вполне удовлетворена результатами сотрудничества. До 1928 г. немецкая авиашкола в Липецке недостаточно полно использовалась в интересах РККА.
«Существующие предприятия пока что нам реального дали немного. Наиболее старое предприятие – авиационная школа в Липецке до 1928 г. нами использовалась слабо. Эта школа организована немцами в 1923–1924 гг. и имеет целью не только подготовку летного состава летчиков и летчиков-наблюдателей, но и опытно-исследовательские цели. Школа первые два года была материально слабо обеспечена, имела старые самолеты, и работа для нас особого интереса не имела. Начиная с 1927 г. школа стала работать, и наш интерес к ней возрос. Все расходы по организации, оборудованию и содержанию школы несут немцы» [170].
В проекте Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о характере взаимоотношений РККА и рейхсвера отмечалось: «Необходимо настаивать перед немцами о снабжении школы первоклассными современными самолетами, о развертывании и поднятии на должную высоту научно-исследовательской работы при нашем непосредственном участии».
Динамика возрастающей значимости объекта «Липецк» такова. На совещании в 4 управлении Штаба РККА 3 марта 1931 г. советская сторона решила трансформировать деятельность Липецкой авиашколы из испытательного полигона в научно-исследовательский:
«1. В Липецке до 1930 г. включительно немцы ставили своей основной задачей подготовку своего летного персонала. Испытание материальной части авиации и различных агрегатов ее, а также способы применения материальной части для военных целей занимали второстепенное место. Несмотря на это, нам удалось извлечь из опыта немцев полезные для ВВС данные, которые были использованы для нашей авиации (серийное бомбометание, установки пулеметов, агрегаты к самолетам).
Ввиду того, что учебно-подготовительная работа немцев для нас интереса не представляет, У ВВС было выдвинуто требование на будущее время вести в Липецке преимущественно опытно-исследовательскую работу с применением новейшей материальной части и агрегатов.
Немецкая сторона приняла наше предложение и составила на 1931 г. довольно обширную и интересную программу. По этой программе в Липецк в 1931 г. прибывает 18 самолетов, в том числе 5–6 типов машин совершенно новой конструкции, с которыми мы еще не знакомы… В Липецк прибудет также новый 4 моторный самолет. Будут испытываться новые образцы пулеметов, орудий и оптики.
Для осуществления этой программы немцы предложили нам взять на себя часть расходов, связанных с расширением опытно-исследовательской работы. УВВС согласился взять на себя содержание части рабсилы, предоставление горючего по себестоимости и перевозку грузов по военному тарифу. На этой базе достигнуто полное соглашение по проведению намеченной программы. Для возможно полного использования опыта и технических достижений немцев к станции в Липецке будет прикомандировано необходимое количество персонала и группа инженеров-конструкторов». [171]
Общая политическая ситуация в отношениях между СССР и Германией к началу 30-х гг. изменилась к худшему. Германия постепенно получала все более широкие возможности для организации военного производства и обучения личного состава рейхсвера на собственной территории. Прямым следствием этого было постепенное свертывание немецкой стороной военных объектов рейхсвера в СССР. И прежде всего – Липецкого центра.
Так, уже на переговорах в Москве в ноябре 1931 г. замнаркомвоенмора М. Н. Тухачевского и начальника УВВС РККА Я. И. Алксниса с генералом В. Адамом (начальником войскового управления рейхсвера), только что вступившим в должность и прибывшим в СССР с первым официальным визитом, немецкая сторона фактически уклонилась от обсуждения вопросов, связанных с превращением авиашколы в Липецке в крупный совместный научно-исследовательский центр.
Советские представители предложили организовать на базе Липецкого центра изучение и испытания стратосферного самолета, нефтяных авиационных двигателей, проведение опытов с автоматической стабилизацией самолета в воздухе, полетов в тумане, по высотному аэрофотографированию. Кроме того, речь шла о налаживании системы обучения тактике взаимодействия авиации с сухопутными войсками. На все это немцами были даны уклончивые и неконкретные ответы. Стало очевидно, что рейхсвер не желает знакомить ВВС РККА с новейшими техническими и тактическими достижениями германской военной авиации. В дальнейшем интенсивность работы Липецкой школы шла по нисходящей линии вплоть до закрытия объекта в 1932 г.
В 1926–1927 гг. была создана Школа химической войны. Она была закодирована как «объект Томка» и являлась наиболее засекреченным объектом рейхсвера в СССР [172].
Химическая испытательная станция изначально называлась «Вольский химический полигон». Здесь немецкими химиками проводились большие опытные работы по использованию отравляющих веществ в боевых условиях. Их цель – определение эффективности OB в различных климатических условиях, а также способов их боевого применения (химические снаряды, разбрызгивание с переносных ручных аппаратов, самолетов и т. п.). Одновременно станция осуществляла работу по подготовке военных специалистов химической службы.
Все оборудование было доставлено из Германии, разумеется, тайно. Постоянный немецкий рабочий штаб при станции состоял приблизительно из 25 человек. Кроме этого, периодически из Германии прибывали немецкие офицеры, которые, пройдя определенный срок обучения, возвращались на родину [173].
Необходимо отметить, что изначально речь шла по меньшей мере о двух различных полигонах военно-химического назначения – «Подосинки» и «Томка», созданных в 1926–1927 гг. Именно на них и производились совместные советско-германские авиахимические испытания в конце 20-х гг. Соглашение о них было подписано 21 августа 1926 г. [174].
Главной задачей предприятия «Томка» была разработка основных условий для максимального эффекта при применении боевых отравляющих химических веществ. OB времен Первой мировой войны были в свое время успешно использованы на практике. «В Томке мы хотели путем основательной подготовки, включением факторов, воздействующих на испытания, путем наблюдений и изменений в ходе опыта, а также путем повторных наблюдений, достичь того, чтобы каждый эксперимент становился подлинным достижением и давал нам новые знания» [175]. В «Томке» работали артиллеристы, врачи и биологи-токсикологи, химики, пиротехники и метеорологи. Все они таким образом проходили «курс повышения квалификации».
Немецкий персонал на «Томке» насчитывал в среднем около 20 человек, летом, во время проведения летных испытаний, эта цифра увеличивалась. Начальником предприятия был доктор Людвиг фон Зихерер. Уже к декабрю 1926 г. там было проведено 40 авиаполетов, сопровождающихся разбрызгиванием ядовитых жидкостей, OB с различных высот и заражением местности. Весной 1927 г. эти опыты были повторены с разбрызгиванием иприта. И. С. Уншлихт докладывал в Политбюро ЦК ВКП(б): «…Испытания… принесли нам уже большую пользу. Помимо того, что они дали нам неизвестный для нас ранее метод разбрызгивания, мы получили сразу весь, вполне проработанный, материал и методику войны, так как с каждым из их специалистов работал наш специалист и перенял весь их опыт на ходу. В результате этого наши специалисты, столкнувшись на практике с более высокой технической подготовкой немцев, в короткий срок научились весьма многому» [176].
Бломберг, посетивший с инспекционной поездкой в 1928 г. совместные предприятия рейхсвера и РККА, отмечал:
«С начала этого лета находящаяся в использовании установка организована очень хорошо и работает в границах возможного уже надежно и вполне удовлетворительно.
Руководитель подходящий, персонал – очень дельный.
Испытания из-за запоздавшего сооружения площадки пока отстают. Они будут продолжаться как можно дольше осенью и в 1929 г. продолжены как можно раньше.
Русские имеют живой интерес к испытаниям и содействуют им как могут. Был подготовлен с ними протокол, который определил двусторонние представления о дальнейшем развитии установки и расширении исследований. Этот протокол рекомендуется к энергичному исполнению. Это создает хорошие перспективы, поскольку русские сильно в этом заинтересованы. Запланированное расширение испытательных работ необходимо и перспективно. Испытания на широкой основе весьма возможны» [177].
В свою очередь и советская сторона в целом позитивно отнеслась к первым итогам работы газовой школы. Начальник Разведупра Берзин писал наркому обороны 24.12.1928 г.: «Химические опыты в “Подосинках”, а затем в “Томке”, дали положительные результаты, и продолжение этих опытов в течение ближайшего года Химуправлением [178]признается целесообразным. Цель этих опытов – испытание новых приборов и новых методов применения OB (артиллерия, авиация, специальные газометры и т. п.), а также новые способы и средства дегазации зараженной местности. Расходы по опытам оплачиваются поровну» [179].
К 1929 г. школа химической войны «Томка» уже обладала солидной материальной и технической базой. Там имелось: 4 лаборатории, 2 вивария, дегазационная камера, электростанция, гараж, бараки для жилья. Немецкие расходы на содержание предприятия уже в 1929 г. достигли 1 млн рублей [180].
Начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман и специалисты управления считали необходимым и целесообразным продолжение совместной работы с немцами и в этом же духе информировали наркомвоенмора и РВС СССР. Достаточно широкая программа совместных испытаний осуществлялась в последние годы работы «Томки». Например, в 1932 г. предусматривалось проведение боевых опытов с ипритом, артиллерийские стрельбы химическими боеприпасами, заражение почвы отравляющими веществами, взрывание химических фугасов, испытание химических авиабомб типа «ВАП», опыты по дегазации.
В большей степени, чем СССР, в функционировании «Томки» был заинтересован рейхсвер. В самой Германии не только из-за Версальских ограничений, но и в силу ее географических и демографических условий не было возможности для проведения крупных военно-химических испытаний. Не случайно руководство рейхсвера в ряде случаев напрямую связывало поставки в СССР некоторых видов военного снаряжения с предоставлением ему возможности продолжать опыты в «Томке».
Однако изменившиеся в 1933 г. отношения двух стран сделали невозможным дальнейшее ведение совместной работы. В связи с этим О. Гартман, первый официальный военный атташе [181]немецкого посольства в Москве, телеграфировал в Берлин:
«Секретно. Переговоры с Тухачевским 10.05 утвердили проведение испытаний в Томке в 1933 г. также без новых веществ. Подготовка продолжается. Срок начала учений будет рассмотрен здесь с Фишманом. Гартман» [182].
Гартман информировал также, что замнаркома обороны, начальник вооружений Тухачевский «пытался представить ситуацию в ином виде, что якобы осенью 1932 г. в Берлине ему было сказано, что Германия в силу финансовых обстоятельств вынуждена предпринять шаги по ликвидации русских станций. Эту новацию он отнес ко всем трем станциям. Гартман возразил ему, сказав, что до сих пор речь шла только о прекращении работы школы в Липецке и что как раз часть испытаний согласованным образом должна быть перенесена в “Томку”.
Тухачевский стоял на своем, считая, что проведение опытов в “Томке”, даже если бы они и были продолжены, не внесет ничего принципиально нового в военное сотрудничество. Существующие результаты в химической области были до сих пор минимальны. Но если немецкая сторона захотела бы вновь запустить в ход деятельность в “Томке”, “то он с этим был бы согласен”» [183].
Переговоры продолжились; тем не менее, никакого результативного сдвига по понятным причинам не произошло. Во внутренней переписке германского военного ведомства отчетливо просматривается понимание негативной для немецкой стороны ситуации. И, как следствие этого, стремление создать мощный химический полигон на территории самой Германии. (Тем более, что после прихода Гитлера к власти здесь уже на официальном государственном уровне игнорировали Версальские соглашения.) Так, в частности, 27 мая 1933 г. немецкий Генштаб, анализируя ситуацию в «Томке» с момента ее открытия и до предстоящей ликвидации, резюмировал:
«Уже в предыдущие годы возникли трудности при проведении испытаний, однако не в таких масштабах, как в 1932 и даже в 1933 г. Русская сторона не заинтересована в том, чтобы мы опробовали наш прибор и приобрели соответствующий опыт, – они хотят получить лишь наши новинки (боевые вещества, приборы). Сотрудничество в этой форме, естественно, не радует. Помимо этого, является существенной помехой для нашего интенсивного развития то, что предусмотрено проведение испытаний сменным составом всего один раз в год. Если возникнут изменения (исходя из этих испытаний) в приборах и материалах, то их проверка может произойти только через год.
Отсюда следует безусловная необходимость создания полигона в Германии, это даст возможность проводить испытания в любое время в ограниченных масштабах. Для опытов в больших масштабах можно рассматривать прежде всего заграницу, если уж не Россию, то, возможно, другую страну, которая не выдвигает подобных осложнений. При выборе подходящего полигона в Германии должны быть предусмотрены возможности его расширения» [184].
Уже несколько дней спустя немецкий Генштаб информировал военного атташе в Москве: «Красная Армия через своего военного атташе в Берлине 30.05 сообщила, что “наши испытания в “Томке” в 1933 г. вопреки имевшим место сообщениям… не состоятся”. Поэтому испытания в “Томке” в этом году отменяются окончательно.
Едва ли следует ожидать, что в последующие годы испытания в “Томке” будут продолжены; полная ликвидация испытательной станции в “Томке” неизбежна» [185].
Немецкая сторона детально фиксировала и стадии демонтажа этого сложнейшего объекта.
«Закрытие предприятия Томка.
Весной 1932 г. мы тщетно ожидали повторного вызова в командировку на восток. Из-за политической ситуации в нашей стране Советский Союз вначале занял выжидательную позицию. Окончательный отказ от продолжения сотрудничества СССР сообщил нам через немецкого посла только в начале 1933 г. Срочно была сформирована команда по демонтажу, которая в июне приступила к поездке туда, где мы в жару и холод кропотливо работали в условиях опасности в течение 4 лет, но где наше сердце привязалось к непривычной красоте ландшафта и, конечно, не в последнюю очередь к мужественным крестьянским парням, которые никогда нас не бросали (при возникновении трудностей. – Ю. К.)» [186].
Демонтаж означал: 1) отправку матчасти, главным образом, самолетов, в Германию; 2) составление отчетов о движимом и недвижимом имуществе для переговоров; 3) удаление из хранилищ и последующее уничтожение OB; 4) передача остающегося в “Томке” оборудования советскому коменданту.
Помимо жилых и хозяйственных зданий были оставлены 4 немецкие легкие полевые гаубицы, автопарк со складом запасных частей, электромоторы, ангар для самолетов (палаточный), защитная одежда, включая газовые маски, кислородные приборы [187].
В конце 20-х гг. в Казани была организована бронетанковая школа рейхсвера, которая получила название «объект Кама».
Вопрос о ней был впервые поднят еще в 1925 г. Договор о создании танковой школы под Казанью с совместным обучением немецких и советских военных специалистов был ратифицирован в Москве 2 октября 1926 г. От командования рейхсвера его подписал полковник Г. фон дер Лит-Томсен, от командования РККА – Я. К. Берзин. Школа была создана на территории бывших казарм Каргопольского полка под Казанью. Она включала военный городок, стрельбище и танковый полигон.
Казанская школа занималась подготовкой офицеров-танкистов. Материальная часть для нее делалась в Германии. Немецкие фирмы «Крупп», «Рейнметалл» и «Эрхарт» получили от Генштаба секретное задание – сконструировать и изготовить легкие и средние танки. Они в разобранном виде доставлялись в Казань, где собирались и применялись для учебы. Весь преподавательский состав состоял из немцев. Всего было подготовлено около 250 танкистов. Здесь также проводились и опытно-исследовательские работы [188].
Деятельностью школы руководила так называемая «автомобильная инспекция», или «инспекция № 6» оборонного управления рейхсвера. В РККА школа получила название «Курсы ВВС» (она была замаскирована под «Технические курсы ВВС»).
В 1929 г. начальником школы был подполковник В. Мальбранд, в 1930 г. – Р. фон Радльмайер, с 1931 по 1933 г. школу возглавлял полковник И. Харпе (в 1945 г. – генерал-полковник вермахта). Помощником руководителя школы, по аналогии с липецкой авиашколой, являлся представитель Красной Армии, который решал все вопросы взаимодействия с государственными органами и руководил советским персоналом.
В теоретический раздел обучения входило изучение материальной части танков, танкового вооружения, средств связи и основных тактических принципов ведения танкового боя. Практический раздел включал в себя управление танком на различной местности, стрельбу из танка, использование методов маскировки, действия в составе танкового взвода и взаимодействие с другими родами войск. Программы обучения советских и немецких слушателей отличались друг от друга.
Постепенно к преподаванию практических дисциплин помимо немцев стали привлекаться и советские инструкторы. На курсах школы одновременно обучалось не более 15 человек. Немецкие офицеры совмещали практическую подготовку в СССР с теоретическими занятиями в Берлине в зимнее время. Направляясь в Казань, они временно чисто формально увольнялись из рейхсвера. Немцы добирались до Казани железной дорогой через Польшу, используя паспорта на собственное имя, но с указанием вымышленной профессии [189]. Вопросы конспирации специально оговаривались в договоре об учреждении «Камы». В школе офицеры рейхсвера носили форму комсостава РККА, но без знаков различия.
Вначале школа испытывала большие сложности из-за нехватки танков. Советский Союз не располагал мощностями для собственного бронетанкового производства. Поэтому в Германии были заказаны шесть 23-тонных танков с мотором БМВ и пушкой 75 мм и три 12-тонных танка с пушкой 37 мм. Они были направлены «на Каму» в 1928 г. Там имелись также легкие танки британского производства «Карл-Ллойд». Они были получены рейхсвером от советской стороны в обмен на предоставленное Красной Армии вспомогательное оборудование [190].
Бломберг, будучи в уже упоминавшейся инспекционной поездке в России, отмечал:
«Школа хорошо организована. Местность в ближайшей и удаленной округе дает очень перспективные возможности для обучения.
Тактическое образование преподавательского персонала должно быть повышено. К этому нынешний руководитель не способен.
Ускорение поставки танков неотложимо. Для этого необходимо приложить все силы управления вооружений» [191].
В связи с этим по вопросу скорейшего развития школы и ее полноценной деятельности Бломберг вел переговоры с Ворошиловым, о чем сообщил в итоговом докладе.
«Ворошилов попросил назвать срок, когда школа сможет начать свою деятельность. Он настойчиво указывал на сложности, которые у него возникнут со стороны его правительства из-за затягивания начала работы. Если прибытие танков вновь затянется, следует опасаться серьезных осложнений. Затем он потребовал назвать определенный срок начала деятельности школы. Ему было разъяснено, что мы надеялись отгрузить танки весной с началом судоходства, и что будут использованы все средства, чтобы выдержать этот срок» [192].
В полном объеме занятия в школе развернулись лишь с весны 1929 г. после прибытия туда танков из Германии. В декабре 1928 г. Берзин докладывал Ворошилову:
«Танковая школа в Казани до сих пор еще не начала функционировать: занятия в ней начнутся, по заявлению немцев, лишь с весны 1929 г., когда будут из Германии доставлены необходимые для школы танки. Пока что немцы в течение двух лет отстроили и оборудовали школьные помещения, мастерскую и учебное поле. Из этого предприятия мы сможем извлечь пользу лишь с начала занятий, так как имеем право на паритетных началах иметь равное количество учеников. Оборудование школы и содержание, за исключением предполагаемых наших учеников, оплачиваются немцами» [193].
Весьма внушительными выглядели затраты немецкой стороны на содержание всех объектов рейхсвера на советской территории. Так, по данным бюджетного комитета рейхстага, в 1928 г. из общей суммы расходов военного министерства Германии на вооружение в размере 73,7 млн марок – 5,7 млн марок было выделено на подготовку летчиков и танкистов в СССР [194].
Весной и летом 1929 г. в танковой школе обучались две группы советских специалистов (5–7 человек на четырехмесячных курсах постоянного состава и 10 человек на шестимесячных курсах переменного состава).
Для укрепления материальной базы приказом Ворошилова от 21 апреля 1930 г. из состава 3-го танкового полка РККА, дислоцированного в Казани, школе был выделен отдельный взвод в составе 5 танков «МС-1» [195].
Заседание в наркомате обороны 3 марта 1931 г., посвященное деятельности совместных предприятий, постановило:
«Наличие в СССР предприятий PB (рейхсвера. – Ю. К.) дает нам возможность следить за развитием техники в Германии и на Западе вообще и перенимать то, что полезно для нас. Они дают нам много ценного в области методики. Поэтому в данное время ставить вопрос о ликвидации предприятий несвоевременно» [196].
В связи с требованиями о расширении работы предприятий как по подготовке советских курсантов и специалистов, так и по проведению опытов, совещание «считало возможным» пойти на некоторые уступки немцам: для облегчения их материального положения взять на себя дополнительные расходы по оплате персонала, предоставлять горючее немцам по себестоимости РККА, разрешить перевозку грузов, предназначенных для предприятий, по военному тарифу.
Для реализации программы школы в Казани штабу Военно-строительного управления было вменено в обязанность организовать ремонт помещений в артиллерийских казармах для размещения курсантов и танковой роты, а для обеспечения работы курсов – расширить полигон.
Ввиду увеличения числа советских курсантов в Казани, в чем советская сторона была крайне заинтересована, немецкой стороне было предложено увеличить количество преподавателей еще на 6–7 человек. Советская сторона брала на себя оплату их работы в рублях. Она в приказном тоне, судя по тексту документа, настаивала на увеличении количества боевых и транспортных машин новых образцов и новых же образцов OB, в частности окиси углерода [197].
В 1932 г. в школе насчитывалось 176 человек учебного и вспомогательного состава (из них 26 немцев), она располагала 5 тяжелыми и 8 легкими танками [198].
В докладе управления механизации и моторизации РККА наркому по военным и морским делам от 14 марта 1932 г. об опыте трехлетней работы отмечалось, что за три года работы объекта прошли обучение около 40 офицеров рейхсвера – будущих командиров танковых войск. В 1929–1930 гг. курсы закончили 10 немецких офицеров, в 1931–1932 гг. – И и в 1933 г. – 9 человек [199].
В начале 30-х гг. танковая школа «Кама» оказалась в аналогичном положении, что и другие объекты рейхсвера на территории нашей страны. Постепенно сокращалось немецкое «присутствие» в школе, свертывалась и программа технических испытаний бронетанковой техники.
Тем не менее, немецкие учебные центры на территории СССР оставались до последнего момента их существования важнейшим звеном советско-германского военного сотрудничества в «рапалльский период».
Кроме трех, названных выше советско-германских военных объектов, следует коснуться еще одного, хотя и не столь заметного, направления сотрудничества.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.