Сражение при д. Боярщина, Сивошина и Головщицы

Сражение при д. Боярщина, Сивошина и Головщицы

В 3 часа пополуночи 20 июля /1 августа в дождливое и туманное утро Кульнев смело начал наступление. Он опрокинул передовые отряды Корбино и, переправясь без особых затруднений через Дриссу, втянулся в болотистую и лесистую теснину, по которой пролегала дорога из Сивошиной в Боярщину. По словам Марбо, французы сразу заметили ошибку, совершённую Кульневым из-за его «скверной привычки пить слишком много водки». Со своим отрядом из 4 тыс. чел. он двинулся на весь французский корпус, имея «лишь один путь к отступлению — брод. Но мог ли он надеяться, что в случае неудачи все его восемь батальонов и четырнадцать орудий достаточно быстро переправятся через этот единственный переход через реку?». Через Дриссу «можно было переправиться, только используя брод, поскольку река была весьма полноводной, и в других местах её крутые берега поднимались на 15–20 футов».[78]

Корпус Удино «располагался в лесу, где росли огромные ели, стоявшие на значительном расстоянии друг от друга. За ними находилась обширная поляна. Лесные опушки образовывали дугу, два конца которой подходили к Дриссе. Дрисса была как бы “тетивой лука”». «Удино приказал генералу Альберу направить в обе части леса, выглядевшие “двумя концами лука”, по одному пехотному полку. Они, двигаясь по направлению к краям “тетивы лука”», должны были ударить на неприятеля с флангов, в то время как из центра дуги 23-й полк вездесущего Марбо «должен был во весь опор броситься на русские батальоны и оттеснить их к обрыву».[79] По словам Трефкона, «наша дивизия была построена в батальонные колонны для атаки. Два первых батальона 56-го — справа от дороги, а два последних — слева». Командир 2-й бригады 8-й дивизии генерал Ф.Р. Пуже пишет, что «местность не позволяла развернуть две дивизии, поэтому генерал Вердье выделил из своей дивизии 11-й лёгких пехотный и 2-й линейный полки, чтобы усилить дивизию Леграна».

Как только следовавшие в голове авангарда казачий Платова 4-го и Ямбургский драгунский полки вышли в 5 верстах за почтою Сивошино, близ д. Москолинки, на поляну, они были встречены сильным артиллерийским огнём и одновременно атакованы с обоих флангов французской пехотой, скрытно пробравшейся через перелески по болоту. Кульнев считая, что «неприятель сопротивляется единственно, чтобы выиграть время и увести тяжести свои, приказал подвинуть конную артиллерию». 4 орудия конной роты свернули немного влево от дороги, но едва успели открыть огонь, как три из них были подбиты тяжёлой артиллерией французов. Казаки и драгуны не могли действовать в болотистой местности и, будучи расстроены артиллерийским и стрелковым огнём, повернули назад, успев захватить с собой неподбитое орудие. Солдаты авангарда «при неожиданном обороте дел расстроились и пришли в беспорядок, искали спасения в бегстве».

В изложении Удино бой выглядел так: «Противник, несомненно, использовал остаток ночи, чтобы дебушировать почти до утра, он находился в состоянии нас атаковать. Я ожидал его там, завязалась перестрелка с тучей стрелков, за которыми следовали колонны, которые надвигались на наши позиции, отбивая сигнал атаки и издавая громкие крики; но огонь нашей артиллерии, которая была прекрасно расположена и действовала хорошо, сначала умерил их пыл и тотчас вынудил их развернуться. Тем временем наши колонны построились, и три дивизии были расположены так, чтобы последовательно заменять друг друга на каждой позиции».

Марбо писал, что его полк бросился с фронта прямо на русскую батарею и понёс жестокие потери: «на месте было убито 37 человек, из них 19 входили в отборную роту. Среди павших были храбрый капитан Курто, а также лейтенант Лалуэт. Пытаясь перезарядить орудия, русские артиллеристы были изрублены нашими кавалеристами! У нас было мало раненых, потому что почти все раны оказались смертельными. Под нами убили около сорока лошадей. Моя лошадь оказалась искалечена картечью». При первых звуках артиллерийской пальбы два пехотных полка генерала Альбера вышли из леса и бросились на русских с двух сторон.[80]

Увидев, что неприятель выставил против него батарейные орудия, Кульнев потребовал у Сазонова подкреплений, и тот отправил ему 6 орудий батарейной № 27 роты подполковника Н.И. Мевеса под прикрытием Тульского пехотного полка, за которым последовал с прочими войсками. Но было уже поздно — Удино, заметив, что русские войска расположены «на весьма невыгодном местоположении, где он концентрически действием своих орудий с доминирующих высот мог совершенно очистить дефилей, по которой приближалась пехота и кавалерия наша, — открыл со всех батарей огонь и в ту же минуту начал со всею пехотою и сильною кавалериею наступать».

По словам Антоновского, «Кульнев, желая сколько-нибудь поддержать свою ретираду и остановить неприятеля действием своей артиллерии, употребил всю в дело. Но, ободренные успехом, французы не считали это преградою и, при слабом прикрытии нашей артиллерии, к довершению несчастья Кульнева, 9 пушек отбили». В дефиле были захвачены 6 батарейных орудий. Выбравшись из теснины и соединившись с войсками Сазонова, авангард стал поспешно и в беспорядке переходить мост на р. Дриссе и располагаться на возвышенностях у д. Сивошина. Французы между тем продолжали свою атаку с изумительной энергией и часть русской пехоты, не успевшая попасть на мост, была опрокинута в реку.

Перейдя за Дриссу, Кульнев пытался привести войска в порядок и для того, чтобы замедлить бешеное наступление французов, расположил свою артиллерию на крутом правом берегу Дриссы: 8 орудий конной № 1 роты разместились правее Сивошиной для анфилирования дороги, по которой наступал неприятель; батарейная № 27 рота заняла позицию левее деревни, в том месте, где река выгибается вперёд, и должна была действовать во фланг наступающим французам. Но неприятель, быстро переправившись через Дриссу, начали обходить русскую артиллерию с флангов, вследствие чего батарейная рота поспешно снялась с позиции и именно в тот момент, когда её огонь мог нанести наибольший вред неприятелю. Но французы успели захватить 5 орудий этой роты; конные же орудия удалось спасти.

«Когда всё было готово, — продолжает Удино, — я скомандовал атаку; русские сначала оказали весьма упорное сопротивление, но тщетно, они были опрокинуты в мгновение ока и вынуждены переправится через Дриссу по всем бродам, оставив в наших руках 14 орудий, 13 зарядных ящиков и более двух тысяч пленных; на протяжении трёх четвертей льё [более 3 км], на которых они, сражаясь, отступали до реки, земля была покрыта их убитыми. Я видел немного поле боя, которое представляло зрелище большой резни. Дивизия генерала Леграна сыграла главную роль в этом деле; затем я поручил генералу Вердье преследовать неприятеля, и он отбросил его на три льё [более 13 км] от поля боя по дороге из Себежа, причинив ему огромные потери… Генералы, офицеры и солдаты проявили редчайшее мужество, лёгкая кавалерия под командой генерала Кастекса произвела множество атак с большим успехом и своевременно». При этом 2-й батальон 5б-го полка во главе с шефом батальона Ж.Б.Ж. д’Адемаром де Крансаком захватил две русские батареи из 8 пушек. Итак, солдаты Леграна взяли реванш за вчерашнее отступление. Но победа далась им недёшево. Только 56-й полк потерял 10 офицеров, в том числе были ранены три шефа батальона: д’Адемар — пулей в грудь, Лавалетт — пулей в правую ногу, Трефкон — пулей в шею в тот момент, когда его 3-й батальон «менял направление вправо, чтобы обрушиться на батарею, которую он захватил вместе со 2-м батальоном под командой Дадемара».

Отряд Кульнева не смог удержаться на позиции при Сивошине и отступил на соединение с главными силами корпуса, которые спешили на помощь своему авангарду. Антоновский пишет, что «при всей злой неудаче Кульнев не терял духа и… остановил на удобной позиции орудия, сам взялся наводить пушки на неприятельские колонны. Но французский выстрел упредил Кульнева — ему ядром, говорят очевидцы, оторвало одну ногу совсем, а другую раздробило. Тут-то славного нашего героя постиг рок. С словами “лишились Кульнева” все пришло в смятение и беспорядок, и, не скрывая истины, постыдно докончили свое бегство. Кульнев после смертельной раны был еще несколько времени жив; но, как скоро почувствовал близким к смерти, снял с себя ордена и не приказывал трогать с этого места, где судьба положила конец его бытию. Другие же рассказывают, что раненый Кульнев посажен на лафет пушки, но при быстром следовании потерян… Как бы то ни было, он брошен на поле битвы к вечному стыду и поношению подчиненных, которые начальника своего оставили в добычу побежденному неприятелю».[81]

Известие о неудаче, постигшей авангард, застало Витгенштейна на марше, когда он находился в 8-10 верстах от Клястиц. По словам Антоновского, «известие о расстройстве нашего авангарда и о потере Кульнева графа Витгенштейна весьма поразило и немало оскорбило, как и всех нас». «Получа неприятное известие о столь неожиданном происшествии, — пишет генерал, — тот час пошел с 1 и 2 линиею кор-де-баталь неприятелю навстречу… Послал я генерал-майоров князя Яшвиля и Гельфрейха, дабы, устроив авангард, по возможности остановить неприятеля, а сам выбрал позицию при с. Головщине правым флангом к Нище и левым — к упомянутому селу, решил на оной дожидать неприятеля». Витгенштейн занял волнистые, пологие к стороне наступления французов возвышенности и расположил на ней войска в две линии. Первая линия состояла из 16 батальонов 5-й дивизии и егерской бригады 14-й дивизии с 48 орудиями; вторая линия — из 9 батальонов и 8 эскадронов резервной кавалерии Репнина; на левом фланге были расположены два эскадрона Рижских драгун, наблюдавшие пространство влево от позиции. Вся пехота была построена в батальонных колоннах. Витгенштейн ожидал подхода авангарда, после чего собирался начать наступление. Подпоручик Пермского полка А.И. Дружинин писал о настроении войск: «Беспорядок ретировавшихся, весть о потере орудий, а еще более о смерти любимого и уважаемого генерала Кульнева — после торжества победы навели немое уныние на всех воинов; видна была грусть и отчаяние, но не робость. Расставлены были полки по назначению в боевой порядок».[82]

Авангард отступал под прикрытием фланкёров Рижских и Ямбургских драгун и Гродненских гусар, которые мужественно сдерживали напор неприятеля. «Яшвиль личным примером своим и неутомимою деятельностью в скорости остановил преследование неприятеля» и отступил на позицию, наводя на неё французов; при этом «ни одного нашего раненого на дороге не осталось». Части авангарда расположились в третьей линии боевого порядка, за исключением конной № 1 роты, поставленной в первую линию, и эскадрона Рижских драгун, присоединившегося к двум эскадронам на левом фланге позиции. Витгенштейн объехал ряды войск, стоявших в первой линии, и «напомнил им, что они решили победу при Клястицах и что они должны поддержать славу свою. Войска, возбужденные словами любимого начальника, с нетерпением желали сразиться, не сомневаясь в успехе». По словам Дружинина, «показавшийся неприятель около 8-го часа встречен был громом наших орудий». Пуже признавал: «Мы были остановлены сильной русской артиллерией, гораздо более многочисленной и значительно большего калибра, чем наша».

Французы были вполне уверены в своей победе, наступали быстро и энергично. Как выразился Бутурлин, «Вердье, не умев воспользоваться страшным примером Кульнева, дерзостно продолжал свое движение, хотя и находился уже перед главными силами россиян». Французские стрелки, действовавшие против русского правого фланга, успели даже занять мызу Старый Двор, откуда отступили русские егеря. Но вскоре стрелки Пермского полка «с криком “ура”, быстрым ударом в штыки мгновенно неприятеля из строений выгнали, перебежав за селением ручей, преследовали по песчаной горе до рощи. Здесь неприятель, свернув колонну, несколько удержал стремление наших стрелков, но был вскоре опрокинут». Командир 1-й гренадерской роты капитан С.И. Губин был ранен штыком в руку и командование стрелками принял подпоручик Дружинин.

Французские стрелки, подошедшие к батарее русского левого фланга, также были отброшены стрелками Севского пехотного и 24-го егерского полков. После этого войска генерала Вердье выстроились на высотах напротив русской позиции. После жестокой канонады, длившейся несколько минут, французские колонны направились против центра и правого фланга русских войск, который находился между большой дорогой и р. Нищей. Но удачный огонь конной № 1, батарейной № 14 и лёгкой № 27 рот остановил их натиск. Наградной документ гласит, что полковник батарейной № 14 роты Штаден «во время отступления нашего авангарда находясь с своею ротою в центре 1-й линии, в минуту остановил стремящегося неприятеля поспешными и верными выстрелами и вскоре опрокинул».

Воспользовавшись этим замешательством, Витгенштейн приказал «всему корпусу наступать, препоручив всю 1 — ю линию и в особенности правый фланг генерал- майору Бергу и левый — генерал-майору Казачковскому. В первые минуты наступления победа была уже несравнительна». Действие русской артиллерии, «поощряемой личным примером» генерала Яшвиля, и быстрое наступление войск 5-й дивизии опрокинули неприятельские колонны. Берг повёл против левого крыла неприятеля Пермский, Могилевский пехотные, 25-й и 23-й егерские полки, а Казачковский атаковал его правое крыло Калужским, Севским, 24-м и 26-м егерскими полками, поддержанными четырьмя эскадронами. Пехота первой линии наступала в батальонных колоннах с барабанным боем, а пехота второй линии направилась против ослабленного центра неприятельской линии. Пермского полка майор Манглер «был командирован к прикрытию двух конных орудий и преследовал неприятеля». На правом фланге противник пытался удержаться в лесу, чтобы прикрыть отступление. Но Севский пехотный и 24-й егерские полки под командой Казачковского обошли их правый фланг, и в то же время генерал Каховский с запасными гренадерскими батальонами 2-й линии атаковал центр французов. Севского полка полковник Ф.А. Луков “атаковал неприятеля в лесу, храбро и искусно опрокинул оного”.

Противник был опрокинут, а находившаяся в лесу часть его войск была отрезана от главных сил. При этом одна французская колонна, попытавшаяся пробиться к своим, была атакована двумя эскадронами Рижского драгунского полка, запасными эскадронами лейб-гвардии Драгунского и Уланского полков и запасным батальоном гренадерского графа Аракчеева полка и частью уничтожена, частью взята в плен. Долее всех упорствовал и не поддавался левый фланг французов, но, в конце концов, и он был смят огнём русской артиллерии и наступлением стрелков 24-го, 26-го егерских полков и пехотных полков 5-й дивизии, шедших с барабанным боем в батальонных колонах. Сам Вердье признавал, что «преследуя неприятеля от Дриссы до Черковище, где две роты вольтижеров 37-го полка, которые я имел в деревне, на которую опирался мой правый фланг, были атакованы отрядом неприятельских кирасир, когда из-за слишком безрассудной отваги они покинули деревню, где я их разместил. Генерал Пуже видел эту атаку и не имел времени, как он говорит, помочь своим».[83]

Витгенштейн, лично командовавший в лесу, был ранен пулей в щёку. «Тут же на месте ему сделали перевязку, — пишет Антоновский, — и он не оставил поля сражения до самого окончания. Наверно боялся, чтобы лаврового венка, стяжанного им Клястицкою победою, не сорвал Удино; а Марс, взамен венка, которого еще не успел сплести, определил на том самом месте повязку, которая в теперешнем случае соответствовала лаврам». Тщетно старался Вердье удержать русских действием своей артиллерии. «Перед м. Соколицею неприятель воспользовался пересекаемым местоположением и старался сделать новую отпору стремлению войск наших». Эта позиция, примыкавшая правым крылом к лесу, а левым к Нище, была атакована с фронта Могилевским полком и батальоном Севского полка под командой князя Сибирского, поддержанными огнём 5-й и 14-й рот и «24-м егерским, который перешед через дорогу начал уже действовать ему в левый фланг»; командир 24-го полка подполковник Сомов был убит. 26- й егерский, переправясь в брод через р. Нишу с двумя пушками, обстреливал сей фланг неприятеля с правого берега. Полковник Луков опрокинул противника «и гнал несколько верст, при чем и ранен в ногу картечью».

Столь же тщетно противник старался удержаться при мызе Соколищи. Удачный огонь батарейных № 5 и 14 рот и храброе наступление пехотных полков 5-й дивизии вынудили его отступить к р. Дриссе. Согласно наградному документу, командир 14-й батарейной роты Штаден «в преследовании, занимая высоты в самом близком от него расстоянии и сбивая его с позиции, заставлял делать ретираду затруднительную, при чем был ранен в ногу пулею». Французы отступили до возвышенной поляны, где развернули несколько эскадронов кирасир. Полковник А.И. Албрехт 1-й получил приказ атаковать их Уланским и Драгунским гвардейскими эскадронами, но кирасиры ушли, не дожидась их атаки. Конная № 3 рота с прикрытием из солдат Калужского полка следовала за отступающим противником, провожая его ядрами, в то время как егеря бросились в лес по обе стороны дороги и стали обходить неприятеля с флангов.

Переправившись через реку, неприятель разобрал мост и зажёг д. Сивошина. Ямбургский драгунский полк полковника К.Е. Фалка и конная № 3 рота преследовали противника и остановились у Боярщины. Неприятель отошёл к Белому в 7 верстах от Сивошиной, где расположился на ночлег. По словам Витгенштейна, преследование противника “при всем его на каждом шагу упорстве” продолжалось более 20 вёрст, в плен было взято до 20 офицеров и до 2 тыс. рядовых. Витгенштейн ночью перешёл через Дриссу; 26-й полк расположился возле корпусной квартиры.[84]

Капитан Г. Шумахер писал, что баталия «длилась с десяти часов утра до пяти часов вечера». По словам Антоновского, у победителей «нынешнее дело почитается продолжением Клястицкого» и «не менее славное, как и прежнее». Противника прогнали от фольварка Головчицы до Белого, «а тем самым не дали ему торжествовать победы, что самое важное. Впрочем, перевесом выигрыша нам нельзя было похвастаться; однако, говорили, что из числа отбитых у нас в авангардном деле девяти орудий, якобы, четыре возвращены назад, но этими трофеями, как собственными, не должно хвалиться. Важно только то, что мы неприятеля сбили с позиции, заняли поле битвы и, в числе прочих убитых, нашли генерала Кульнева».[85]

«Удивительно, — писал Бутурлин, — что в продолжение одного дня обе стороны, попеременно, сделали ту же самую ошибку… Одинаковые причины необходимо должны произвесть и одинаковые следствия. Вердье потерпел столь же совершенное поражение, как и Кульнев». Этот вывод воспроизвёл и Данилевский, подчеркнув, что «Кульнева можно еще извинить, ибо, после поражения Удино при Клястицах, он полагал неприятеля в расстройстве и хотел воспользоваться тем. Напротив, Удино одержал верх только над одним авангардом нашим и, следственно, отряжая Вердье без подкрепления, предавал его на жертву графу Витгенштейну, вблизи стоявшему». То же повторил и Богданович: «Весьма замечательно, что, в течение одного дня, обе стороны сделали одинаковую ошибку… Но ошибка первого более извинительна, в том отношении, что он, имея дело с разбитым неприятельским корпусом, надеялся воспользоваться его расстройством; напротив того, Удино не имел никакой основательной причины предполагать, чтобы поражение Кульнева могло оказать невыгодное влияние на главные силы Витгенштейна».

Удино ни словом не упомянул о том, что произошло во второй половине дня, но зато весьма детально расписал причины своего отступления. «Корпус Витгенштейна, — сообщил он в 22 часа из Белого, — помимо авангарда под командой генерала Кульнева, состоит теперь из трёх дивизий, 5-й, 7-й и 14-й. В целом его силы оцениваются в 30.000 пехотинцев и 7.000 кавалеристов, включая отряды кавалергардов, гусар, улан и кирасир гвардии. Я слишком далёк, Ваша светлость, быть в данной ситуации настолько благодушествующим, поскольку армейский корпус значительно ослаблен из-за потерь, которые он понёс в различных делах, больных и дезертиров из числа иностранных солдат. Я велел отвезти в Полоцк, который я рассматриваю как плацдарм, орудия, взятые у неприятеля. Жалкое состояние, в котором находятся упряжки полковой артиллерии, вынудило меня также отослать в Полоцк по одной пушке из полка… Именно голландцы не выдерживают ни маршей, ни лишений, неизбежно связанных с нашим положением. Что касается линейной артиллерии, то я употребляю все средства, чтобы поддерживать её в наилучшем состоянии, обеспечивая её сменой лошадей. Ваше сиятельство знает, что я воздерживаюсь от всяких бесполезных жалоб. Но я не могу скрыть от вас, что вчера, преследуя противника, я опасался в одно мгновение потерять выгоды дня. Плохое питание людей делает их столь слабыми и столь немощными, что малейшая работа быстро их подавляет. К концу дня не только ослабевает пыл войск, но я замечаю, что все они становятся отстранёнными и это заставляет меня отвести их за Дриссу. С другой стороны, лошади изнурены, и будет необходимо дать им немного отдыха; эти соображения и новость, которую мне доставили, что противник, изменив план, пытается маневрировать в моём тылу и отрезать от мостов на Двине, вынудили меня вновь приблизиться к Полоцку».

Этот рапорт доставил императору адъютант маршала капитан Ж.Ф. Жакмино, которому тот просил присвоить звание шефа эскадрона. Кроме того, рапорт Бертье подал другой адъютант маршала, лейтенант А. де Терме. Он сообщил, что 2-й корпус три дня подряд сражался с неприятелем, отбил у него 15 орудий и взял около 2.000 пленных, «но этот успех стоил дорого. ІІ-й корпус имеет здесь более 2.000 раненых, многие его полки понесли огромные потери, особенно 26-й лёгкий и 56-й линейный, и хотя авангард г. Витгенштейна был полностью разбит, но я не думаю, что ІІ-й корпус сможет выдержать один против общей атаки. Маршал, кажется, полагает, что, несмотря на сегодняшнее преимущество, он должен приблизиться к Полоцку».

Вслед за Удино, автор 11-го бюллетеня «Великой армии» упомянул лишь о приятных для французской армии событиях этого дня: «1 августа неприятель имел глупость перейти Дриссу и выстроиться к бою перед II- м корпусом. Герцог Реджио позволил перейти реку половине неприятельского корпуса и, когда около 15.000 человек и 14 пушек были задействованы по эту сторону реки, он демаскировал батарею из 40 орудий, которая в течение получаса вела обстрел. В то же время дивизии Леграна и Вердье двинулись вперёд шагом атаки со штыками наперевес и сбросили 15.000 русских в реку. Захвачены все пушки и зарядные ящики, 3.000 пленных, среди которых множество офицеров и адъютант генерала Витгенштейна, а 3.500 человек убиты или утонули, таков результат этого дела… Герцог Реджио высказал наибольшие похвалы генералу графу Леграну, хладнокровие которого было замечательно на поле боя. Он много хвалил поведение 26-го полка лёгкой пехоты и 56-го полка линейной пехоты».[86]

Витгенштейн писал, что у неприятеля «1-я дивизия, составленная из одних французских войск, почти вся истреблена», что за 3 дня боёв «противник потерял почти 10.000 человек, из которых 3.000 пленных, и почти все свои багажи». Потери французской стороны в офицерах в тот день составили 54 чел.[87]

Позже Удино представил список потерь, понесённых 30, 31 июля и 1 августа:

Наиболее пострадавшими были 6-я (90 офицеров, 2.776 солдат) и 8-я (48 офицеров, 1.638 солдат) дивизии, а всего потери 2-го корпуса составили 5.022 чел. (158 офицеров, 4.864 солдата), или 17 % от наличного состава; генералы Вердье и Кастекс были легко ранены.

Свои потери Витгенштейн определил в 3 тыс. чел., включая 400–500 пленных, в том числе 3 офицера. По более точным подсчётам, русские войска потеряли убитыми 1 генерала, 10 офицеров, 1.195 солдат, ранеными 1 генерала, 29 офицеров, 2.502 солдата, пропавшими без вести 7 офицеров и 504 солдата (потери нижних чинов подсчитаны за три дня боёв, всего 4.201 чел.). По расчётам Кукеля, всего потери составили 4.300 чел., или около 20 % личного состава. Среди раненых, помимо Витгенштейна, были полковники Луков и Штаден, подполковник Сухозанет и майор Нейдгардт, за отличие при Клястицах произведённый в подполковники. В награду за отличие в сражениях при Якубове, Клястицах и Головщице Витгенштейн получил орден св. Георгия 2-й ст. и пенсию в 12 тыс. руб., Берг и Яшвиль — производство в генерал-лейтенанты, Довре — 5 тыс. руб. и пенсию, равняющуюся жалованию, Казачковский и полковник Дибич 2-й — св. Георгия 3-й ст., Каховский — св. Владимира 2-й ст., Балк и князь Сибирский — св. Анны 1-й ст., Гельфрейх — золотую шпагу, украшенную алмазами, артиллерии полковник Штаден — св. Георгия 4-й ст.[88]

21 июля Витгенштейн приказал всем войскам корпуса, кроме авангарда, собраться завтра в корпусной квартире и «в 9-ть часов быть войскам в полуформе готовым для принесения благодарения Всевышнему за одержанную нами победу… и для отдания последнего долгу убитому храброму генералу Кульневу, причем быть и 4-м эскадронам Гродненского гусарского полка». «21 числа июля, — пишет Антоновский, — был парад при погребении тела генерал-майора Кульнева. Он тут же похоронен у какой-то каплицы (часовни) со всеми долженствующими почестями. Его оплакивали все, при том бывшие, как славного генерала, героя, а Гродненский гусарский полк, которого Кульнев был шеф — как отца… В разговорах между офицеров о важной потере в нашем корпусе Кульнева, полковник Рот на это возразил: “Кульнева гораздо более считают; он — потеря отечества”. Граф Витгенштейн сожалел о нем и, отдавая совершенную справедливость его достоинствам, открыто говорил, он не знает, кто бы мог ему заменить Кульнева». Действительно, весть о гибели знаменитого генерала вызвала сожаление во всём российском обществе.[89]

После поражения своего авангарда Удино оставил позицию на левом берегу Двины и 2 августа отступил к Полоцку. Он сообщил Бертье: «Этим утром армейский корпус выступил со своей позиции между Белой и Сивошиной, направившись к этому городу. Противник стал более осторожным после урока, который получил вчера, он ничего не предпринимал, чтобы прервать этот марш… Лишь очень небольшое число казаков следовало за колонной, чтобы наблюдать за нашими движениями. Войска заняли следушую позицию: 5-я бригада лёгкой кавалерии на Невельской дороге; 6-я бригада лёгкой кавалерии на дорогах из Себежа и Дисны; 1-я пехотная дивизия впереди Полоцка на правом берегу; 2-я пехотная дивизия, 3-я пехотная дивизия, кирасиры, резервный парк на левом берегу Двины… Войска утомлены усталостью, и, если я буду вынужден сражаться, я не знаю, как мы будем стрелять по причине небывалого упадка сил у солдат, которые четыре дня находились под ружьём и почти непрерывно сражались.

Партия казаков приходила позавчера к Полоцку по Невельской дороге, но хорошее поведение маленького гарнизона, который я там оставил, не позволило им ничего предпринять. Предполагают, что они хотели сжечь наши мосты». Удино вновь подчеркнул, что русские имеют значительное численное превосходство над его войсками, что в рядах иностранных полков много дезертиров, так что дивизия Мерля имеет только 5.000 комбатантов, а весь корпус насчитывает всего 20.000 штыков. «Если император прикажет, чтобы я вновь предпринял наступление, будет необходимо, чтобы Его Величество предоставил в моё распоряжение больше войск, особенно выслав в Дриссу одну дивизию, это парализует мои операции; к тому же, она сможет работать лишь чрезвычайно медленно из-за нехватки инструментов; все местные лопаты и мотыги взяты последней весной русскими… Их всего только 900, из которых 300 я сохраню для работ, которые проводятся в Полоцке». В конце рапорта маршал вновь коснулся плохого состояни полковой артиллерии, которая не столько исполняет свою службу, сколько загромождает дороги из-за плохих упряжек и чрезвычайного невежества канониров. Он просил разрешения упразднить эту артиллерию, и за её счёт возместить потери в линейной и конной артиллерии.

При реконструкции использованы: воспоминания офицера 26-го егерского полка А.И. Антоновского, воспоминания Дениса Давыдова, воспоминания офицера Пермского пехотного полка А.И. Дружинина; миниатюрные портреты Кульнева, выполненные П.Э. Рокштулем (из собрания ГИМа); портрет Кульнева кисти неизвестного художника; акварельный портрет Кульнева, сделанный неизвестным художником; личные вещи Я. П. Кульнева

В тот день какой-то русский отряд обратился к Дисне, где стоял гарнизоном 3-й батальон 3-го швейцарского полка (4 роты) и был образован большой госпиталь. Русские атаковали обоз амбуланса, охрана которого была доверена капитану Гантену из 4-го швейцарского полка. Этот офицер попросил сикурса у гарнизона Дисны, и капитан Форрер в полночь поспешил к нему на помощь с двумя отборными ротами, и обоз ретировался в Дисну безо всяких потерь. После этого мост на Двине был разрушен, госпиталь эвакуирован, и небольшой отряд 3 августа вернулся в Полоцк.[90]

После отступления Удино к Полоцку Витгенштейн с главными силами остался у Соколищей, ожидая наступательных действий со стороны Макдональда. По словам Антоновского, «в 11 часов утра 22 июля торжествовали наши победы. В корпусной нашей квартире было принесено Подателю благ благодарственное молебствие о поражении французских войск… и об увенчании оружия нашего». Авангард Гельфрейха разместился у Сивошиной, выслав сильные партии к Волынцам, Полоцку и Невелю.[91] Витгенштейн не стал атаковать противника по нескольким причинам: — штурм полоцких укреплений мог стоить больших потерь, — необходимо было пополнить в войсках патроны и снаряды, — нужно было присоединить к себе отряд Гамена, выступивший из Динабурга, и пополнить потери, понесённые войсками в трёхдневном сражении.

Сен-Сир направил к Бертье в Витебск своего адъютанта капитана Де Жилли с сообщением, что «19-я дивизия заняла вчера позицию на правом берегу Двины; она разместилась лагерем впереди и на опушке леса, который находится в малом льё от Бешенковичей; её лёгкая пехота занимает впереди этой позиции деревни Климово, Куриловичи и Лесковичи. Дивизия Вреде разместилась на левом берегу, правым флангом к Бешенковичам, левым к Буям, где сегодня она перебросит достаточно прочный мост на плотах, для переправы пехоты и двуколок; на правом берегу она занимает деревню Городец, чтобы поддерживать левый фланг 19-й дивизии». Сен-Сир вновь пожаловался, что 6-й корпус постоянно не имеет хлеба и занимается поисками зерна; солдаты изнурены, часть из них умирает по дороге; помимо продовольствия необходимы также одежда, бинты и башмаки.

3 августа император велел Бертье сообщить Сен-Сиру, «чтобы завтра, 4-го он выступил, чтобы направиться к Полоцку. Этот город очень важный, там он найдёт много средств, чтобы реорганизоваться. Он будет находиться под командой герцога Реджио, чтобы отбросить противника и принудить его покинуть эти края. Итак, с двух точек зрения, военных операций и места размещения продовольствия, именно он будет лучшим местом. Рекомендуйте герцогу Реджио лучше эвакуировать всех пленных в Вильну, позаботившись дать им хороший эскорт и распределив офицеров, унтер-офицеров и солдат по полкам и по дивизиям. Такой состав особенно необходим. Пошлите штабного полковника Фальковского, чтобы допросить этих пленных… Дайте знать герцогу Реджио, что корпус генерала Сен-Сира направляется в Полоцк, чтобы его усилить, чтобы живо отбросить генерала Витгенштейна и вынудить его эвакуировать весь правый берег Двины».

В тот же день в Витебск прибыли капитан из штаба 20-й дивизии князь А. Турн унд Таксис и почти одновременно с ним — адъютант Удино, который привёз рапорт о сражении 1 августа. Турн унд Таксис вспоминал: «Я был направлен ночью к генералу Сен-Сиру с приказом, немедленно выступить со всем ?І-м корпусом и направиться к Полоцку». Согласно перекличке, в тот день в 19-й дивизии насчитывалось 227 офицеров и 6.571 нижних чина, в 20-й дивизии — 279 офицеров и 8.090 солдат, а всего в 6-м корпусе — 16.132 чел., но лишь 13.300 чел. из них находились в строю и были в боеспособном состоянии. Таким образом, ещё ни разу не встретившись с неприятелем, баварский корпус буквально “растаял”, его потери составили 35,7 %.

Узнав об отступлении неприятеля, Витгенштейн перевёл войска к Сивошину, авангард выдвинул к Белому, а отряд Репнина (Сводный кирасирский полк, эскадрон Псковских драгун) к Волынцам для прикрытия правого фланга со стороны Дисны, где противник имел мост на Двине. Но на следующий день пришло донесение от Гамена, “который, не будучи побеспокоен во время своего отступления, не считал нужным продолжать его до Речицы, где генерал Геккель укрепил для него позицию, и остановился возле деревни Рыбенишки. Он прибавил, что князь Радзивил с пехотой и тремя полками кавалерии находится в Динабурге, где этот отряд разрушает укрепления, что остальная часть Х-го французского корпуса собирается позади Калкунов и что противник строит тет-де-пон возле Кройцбурга». Поэтому Витгенштейн решил перейти к Расицам, откуда он мог удобно противодействовать наступлению любого из двух неприятельских корпусов.[92]

***

Дело в том, что ещё 27 июля бригада Радзивилла подошла к Динабургу. Узнав, что «бригада возле Динабурга заметила некоторые движения по эвакуации, что партии, переброшенные на правый берег в Кройцбурге, сильно побеспокоены», Макдональд приказал ночью переправить туда отряд пехоты. «В результате оживлённой перестрелки эти отряды проникли в укрепления, откуда поспешно ретировался неприятельский арьергард, оставив восемь пушек. Противник, кажется, взял дорогу на Дриссу, партии кавалерии следуют за ним и наблюдают». 31 июля он сообщил Бертье: «В данный момент мне кажется достаточным этой бригады в этой точке. Завтра я направлюсь туда, между тем как продолжаю собирать материалы для переброски моста». В другом письме маршал уточнил, что Радзивилл «в течение ночи переправил через реку вольтижеров, которые завязали перестрелку с русскими, вследствие чего эти последние ретировались, оставив восемь пушек. Кажется, что они взяли дорогу на Дриссу; их преследуют и наблюдают. Я направляюсь в эту точку и оставляю генерала Гранжана в Якобштадте с частью его дивизии, один отряд которой постоянно занимает Кройцбург».

Гранжану маршал велел выслать Радзивиллу приказ «соединить свою бригаду и переправиться в Динабурге со всеми средствами, какие он найдёт в этой точке; выслать свою кавалерию по стопам неприятеля, но двигаться с осторожностью и предусмотрительностью… Дайте приказ вашей первой бригаде быть готовой к движению. Прикажите вестфальскому полку выступить завтра, чтобы направиться тремя маршами к Динабургу. Первый — в Поддуны, второй — в Иллукшт и третий — в пункт назначения». Маршал предупредил генерала: «Я направлюсь завтра на правый фланг вашей дивизии, чтобы быть ближе для получения приказов императора и чтобы самому судить о положении дел в этой точке. Я оставил г. шефа батальона Марьона, чтобы поспешить, насколько это возможно, с постройкой плотов». Фабри заметил, что поведение Макдональда кажется мало энергичным, но, «чтобы судить справедливо, следует помнить, что император во всех своих приказах признавал самую большую важность осады Риги».

3 августа Макдональд донёс Бертье уже из Динабурга: «Неприятель, оставив этот город, взял направление на Режицу и Люцин, вместо Дриссы, как мне сначала сообщили. Войска, которые покинули Динабург, в числе шести батальонов, четырёх эскадронов и многочисленной артиллерии составляют часть корпуса князя фон Витгенштейна, который должен быть на позиции в Себеже. Тет-де-пон в Динабурге хороший и очень значительный, укрепления города огромного размера, многие незакончены, другие едва возвышаются над землёй. Мы нашли 13 пушек вместо 8 объявленных ранее; жители уверяют, что 150–200 пушек были затоплены в Двине с боеприпасами и огромным количеством снарядов. Свайный мост был сожжён ещё во время пребывания герцога Реджио; восстановленный тотчас после его ухода мост на плотах был разрушен вновь перед нашей оккупацией. Собираю их обломки, чтобы восстановить другой мост… Неприятель показывает кавалерию на правом берегу между Динабургом и Якобштадтом. Прошу Вашу светлость разрешить мне призвать назад отряд 7-й дивизии, оставленный в Тильзите… Я имею всего только четыре слабых эскадрона гусар, рассыпанных от Фридрихштадта до Динабурга». Макдональд приказал Гранжану поместить сильный пост на высоте Иллукшта, а также выслать мобильную колонну для преследования мародёров. На линии от Казимиришек до Фридрихштадта следовало разместить постами 4 роты, а остаток этого батальона (2 роты) — оставить в Якобштадте, чтобы он мог держать пост в Кройцбурге. «Шеф батальона Марьон останется с ротой сапёров и рабочими, чтобы продолжить свою операцию».

Данилевский пишет, что «Макдональд срыл Динабургские укрепления, потопил несколько остававшихся там крепостных орудий, сжег магазины, строевой лес, запасные лафеты, словом, предал пламени и воде все, чего наши не успели вывезти. Он пришел в Динабург 20 июля, в самый день Клястицкой победы. Узнав о поражении своего товарища, Макдональд не решился, согласно с повелениями, данными ему Наполеоном, идти на Ригу, не отважился также, с одной бывшей при нем дивизией Гранжана, двинуться вперед по правому берегу Двины, во фланг графу Витгенштейну». При этом русские историки охотно солидаризировались с обвинениями Шамбрэ в адрес Макдональда: «Дивизия Гранжана имела под ружьём 12.000 человек и могла оказать армии значительную услугу; но в продолжение большей части похода единственным действием её был марш на Динабург, не принёсший никакой пользы». Богданович считал, что, «если бы Макдональд, вместо движения к Динабургу и уничтожения там запасов, которыми впоследствии могла воспользоваться французская армия, сохранил свой мост у Якобштадта, переправился на сем пункте через Двину и двинулся бы к Себежу, куда, в то же самое время, шел Удино, то Витгенштейн был бы вынужден отступить за Себеж и… дивизия Гранжана, в числе двенадцати или пятнадцати тысяч человек, могла бы принять участие в действиях».[93] Помимо завышения численности 7-й дивизии, в подобных рассуждениях упускается из виду тот факт, что Макдональд не имел полномочий действовать вполне самостоятельно, он поступал в полном соответствии с приказами императора. Поэтому антиисторично рассуждать о том, что было бы, если бы Макдональд и Удино двинулись к Себежу. И совсем уж невероятно, чтобы французская армия могла когда-нибудь каким-либо образом воспользоваться запасами, собранными в Динабурге.

***

23 июля/4 августа главные силы и резерв 1-го корпуса выступили к Свольне, оставив авангард Гельфрейха у Белого, лёгкая № 26 рота была заменена конной № 3 ротой. Три эскадрона Сводного гвардейского полка были приданы отряду Репнина. Когда же выяснилось, что противник не имел намерения действовать со стороны Дисны и даже уничтожил находившийся там мост, то Витгенштейн, присоединив к себе отряд Репнина, двинулся к Расицам. Но на марше туда он изменил своё решение. Два обстоятельства заставили его отменить решение атаковать Макдональда и вновь обратиться против Удино. Во-первых, он получил от Барклая известие о соединении 1-й и 2-й армий под Смоленском и о его намерении начать наступление против Наполеона. Поэтому Витгенштейну предписывалось немедленно действовать неприятелю во фланг. Во-вторых, кавалерийские посты, оставленные напротив Полоцка, донесли о том, что Удино получил подкрепления и начинает сбивать русские посты. Поэтому, — написал Витгенштейн, — «оставляя предприятие свое и поручив 4-м эскадронам под командою майора Бедряги состоящим, наблюдать и извещать меня о движениях Магдональда, — немедленно обратился на корпус Удино».

В тот день Удино, ожидая ответа на свои депеши, отдал приказ Мерлю отправиться 5-го в Дриссу. Он сообщил Бертье: «Две бригады дивизии Мерля и 6-я бригада лёгкой кавалерии выступят завтра, чтобы направиться в укреплённый лагерь в Дриссе и трудиться там над уничтожением укреплений. Излишне обращать внимание Вашего сиятельства, что это откомандирование изолирует эту дивизию на таком большом расстоянии (три больших марша), усугубив моё слабое состояние». Одна разведка сообщила, что русские направились к Невелю, но другая уверяла, что они возвратились на свою прежнюю позицию в окрестностях Дриссы. Удино повторил Бертье, что он «не в состоянии действовать наступательно против столь большого корпуса, который противостоит мне, по крайней мере, пока я не буду усилен». К этой депеше Удино приложил два рапорта к нему Мерля, чтобы Бертье и император лучше поняли состояние его войск.[94]

В 10 часов Сен-Сир в Бешенковичах получил приказ направиться в Полоцк. Для него это было неприятной неожиданностью, поскольку его войска были разосланы в разные стороны для поиска продовольствия. В мемуарах он сетовал на особую срочность его исполнения: «Приказ о выступлении был столь настойчивым, что, казалось, опасались, как бы не случилась какая-нибудь катастрофа». Но Турн унд Таксис записал в дневнике иное: «Утром 4-го я прибыл в Бешенковичи. Генерал Гувьон Сен-Сир, главным недостатком которого было не торопиться, решил отложить свой марш до следующего дня. Это можно было сделать, тем более что он знал из непосредственных известий из Полоцка, что маршал Удино был атакован не очень настойчиво». Сен-Сир подтвердил Бертье получение приказа, но заметил, что «со вчерашнего дня мы, к сожалению, имеем множество отрядов в сельской местности на поисках необходимых средств для заготовления провианта, если удастся на пятнадцать дней хлеба». Эти отряды смогут вернуться лишь через несколько дней. Войска давно не имеют хлеба и чрезвычайно изнурены. «Я рассчитываю прибыть в Полоцк 7-го», — заключил генерал.[95]

***

В тот день Макдональд приказал Радзивиллу разместить «наблюдательные посты из пехоты и кавалерии от тет-де-пона Динабурга до Казимиришек. Эти партии должны быть размещены преимущественно возле бродов, чтобы за ними наблюдать. Генерал Гранжан растянет свои посты до Казимиришек включительно; эти посты должны высылать частые патрули от одного к другому». «Дайте приказ, — пишет маршал, — чтобы всё то, что не нужно нам в Динабурге или в тет-де-поне было уничтожено. В случае если некие непредвиденные обстоятельства вынудят нас переправиться назад или удалиться от Двины, пост Динабурга, непригодный для обороны, следует полностью разрушить, а именно, бараки, мосты и здания магазинов, хлебопекарен. Прикажите работать над разрушением тет-де-пона; офицер инженерных войск должен вам указать точки, с которых следует начать; если откидной мост не может двигаться, его следует сжечь; в противном случае приготовьте только средства, чтобы быстро его поджечь».[96]

***

24 июля/5 августа узнав, что часть корпуса Удино перешла за Двину в Дриссе, Витгенштейн «свернул тогда с дороги на Расицы и двинулся на Волынцы, чтобы очистить левый берег реки. Князь Репнин направился в Дисну; но, найдя, что противник перешёл реку назад и разрушил мост, он присоединился к главным силам».

Наполеон узнал об отступлении корпуса Удино и был весьма удивлён, так как предыдущие депеши маршала никак не предполагали такого развития событий. Во- первых, он сообщил о своей полной победе, а во-вторых, никак не объяснил мотивов, по которым вновь перевёл свои войска на левый берег Двины. В 16 час. Бертье ретранслировал маршалу это недоумение императора: «Его Величество был удивлён, увидев из размещения войск, что вы приказали перейти назад через Двину 2-й и 3-й пехотным дивизиям и кирасирам. Исполнение такого движения перед неприятелем означает, что вы эвакуируете правый берег, и вы не объяснили нам мотивов, которые неизбежно должны привлечь неприятеля к Полоцку. Император ничего не понимает в этом движении. Либо вы были победителем, как следует из вашей реляции и как сказал ваш адъютант, тогда как можете вы опасаться за правый берег, и как это вы перешли на левый берег, не будучи принуждённы к этому противником; это придаёт вашему бою характер дела, в итоге которого вы не имели успеха. Либо реляция, которую вы прислали, неточна, и Его Величество не понимает, какая побудительная причина ввела вас в заблуждение так, что может скомпрометировать все операции армии. Вместо того чтобы полагать большую часть вашей армии на левом берегу, мы полагали вас в победоносной позиции на правом берегу.

Если Полоцк будет эвакуирован, армия будет подвергнута опасности. Если, господин маршал, успех, которого вы добились, действительно таков, как вы говорите, прикажите вашим 2-й и 3-й дивизиям и вашим кирасирам вновь перейти на правый берег. Генерал Сен-Сир со всем баварским корпусом имеет приказ двигаться к Полоцку, чтобы поддержать вас. Герцог Тарентский овладел Динабургом, который неприятель эвакуировал, и взял там множество орудий. Противник ретировался в направлении к Дриссе. Герцог Тарентский сообщил, что он собственной персоной будет 1 августа в Динабурге и осмотрит этот город».