Картофель, наше спасение

Картофель, наше спасение

С тех пор как картофель, завезенный из Америки, получает распространение, хлебный недород не является столь убийственным, как раньше. Рост населения Европы в XIX веке частично связан с увеличением площадей под картофелем.

В 1752 году на континенте было только два прижившихся вида картофеля, в 1757-м — семь, в 1770-м — девять, в 1772-м — 40, а в первом каталоге Вильморена в 1846 году их будет насчитываться уже 177.

Артур Юнг присутствовал на одном из званых обедов, где подавались исключительно картофельные блюда.

Ж. Ж. Менюре, житель Изера — самого передового департамента Франции, расхваливает картофель: «…это удивительное растение, которое содержит много крахмалистых веществ, очень нежных и вкусных, способен быть самым изысканным гарниром и самым простым блюдом, из него можно приготовить как тонкие и разнообразные яства для богатых, так и простую и легкую пищу для граждан всех сословий».

«Культура эта, привольно расположившаяся, холеная, благоденствующая в моих владениях, принесла мне много пользы; картофель оказался очень выгодным, он нашел себе применение на столе хозяев, работников и челяди, он пошел в пищу курам, индейкам, свиньям; его хватило и для местных жителей, и для продажи и т. д. Какое изобилие, какое удовольствие!»

«Сейчас я выращиваю картофель, — пишет Колло из Либревиля (так в начале революции назвали Шарлевиль), — двух сортов: красный и желтый… Оба сорта картофеля внутри белые и очень вкусные: когда разрежешь картофелину, так и хочется ее съесть».

Во время кампании 1805 года французы питаются картофелем и по возможности запасаются другими продуктами. На дворе ноябрь, солдаты вынуждены закутываться во что попало, теряя «респектабельный вид». 

Один австрийский ветеран видит французскую колонну и описывает ее: «Вот они идут, одетые в крестьянские блузы, накидки из овчины, а то и просто в шкуры; некоторые нагрузились совершенно немыслимым образом — к поясам прицеплены куски сала, ветчины, мяса; на других болтаются привязанные караваи хлеба, бутыли с вином. Их бедность тем не менее… не мешает им раскуривать трубки венскими кредитками».

Солдаты знают, что французские ассигнаты потеряли всякую цену, и то же думают об австрийских талерах, — хотя вполне могли обменять их на надежные деньги!

Перед Аустерлицкой битвой Наполеон пообедал вместе со своими офицерами, разделив с ними свое любимое блюдо — картофель, жаренный с луком. Он был в отличном настроении, много говорил о Египте и о своей тяге к Востоку. Он пошутил насчет будто бы появившейся над Парижем кометы — предвестнице завтрашней победы.

В следующем году опять пришлось воевать в мороз. Польские крестьяне бежали из своих домов, забрав вещи, скот и продовольствие. То, что не могли унести с собой, они попрятали.

Солдаты пытались что-то найти, но чаще всего не было ни хлеба, ни вина. Попадался лишь картофель, который готовили в растопленном снегу. Иногда удавалось приобрести черствый хлеб и водку у евреев-маркитантов, расплачиваясь золотом.

Один ветеран кричит Наполеону, проезжавшему мимо него в небольшом экипаже:

— Папочка, хлеба!

— Нема! — ответил император по-польски и засмеялся.

Наполеон разделял тяготы похода, выпавшие на долю солдат, — ведь жители теплой страны порой спали под открытым небом. Он просил старых воинов разжечь костер и принести ему две-три картофелины.

Приносили значительно больше. Император помешивал золу палкой, сидя вместе с гренадерами, а затем раздавал испеченные картофелины своим адъютантам.

Так создавалась легенда! Из уст в уста будут передаваться рассказы о замечательных человеческих качествах императора, его простоте и доброте.

Перед вторжением в Россию Наполеон издал строгий приказ не прикасаться к армейским запасам, пока войска не переправятся через Неман. Солдаты не видят мяса, а жители Восточной Пруссии угощают их на ужин одной вареной картошкой. Она «еще хуже той, что мы даем скоту», — отмечает один офицер.

Обозленные солдаты начали обирать население. Даже «железный» Даву, обычно безжалостный к мародерам, не стал останавливать своих бойцов, когда те грабили город Гумбинен.

Во время наступательного марша войско нередко оставалось без пищи. «Я никак не мог привыкнуть питаться кониной и брался за нее лишь после нескольких дней вынужденной голодовки, когда я стоял уже перед альтернативой или есть, или умереть с голоду, — рассказывал кавалерийский офицер Мишель Комб. — Это мясо так жилисто и жестко, что, взяв его в рот, казалось, что растираешь зубами пучок конопли. Сердце и печень этого животного так же, как и мясо жеребенка, более сносны. Но я с удовольствием обедал только тогда, когда мне удавалось найти скрытый где-нибудь запас картофеля».

То же было при отступлении. «Если кто-нибудь находил картофель, ему завидовали все», — вспоминал Коленкур.

Стендаль, еле уцелевший в России, писал кузену Феликсу Фору из Майнца в конце января 1813 года: «Представь себе, что физически я и мои собратья выглядим ужасно, мы отвратительно грязны и на коленях поклоняемся картофелю».

После неурожаев зерновых площади под картофелем обычно увеличивались. Его активным пропагандистом выступил Пармантье, ранее рекомендовавший заменить тростниковый сахар на виноградный.

Но по-настоящему картофель во Франции войдет в обиход лишь при короле Луи Филиппе.