9. Еще о том же норманисте

Рецензия

П. Е. Ковалевский. Исторический путь России (синтез русской истории по новейшим данным науки). 1—130. Париж, 1949.

Автор умудрился изложить всю древнейшую историю Руси до XII века включительно на 15 небольших страничках (стр. 7—21). Конечно, на таком пространстве ничего подробного дать нельзя. Однако и на таком ничтожном пространстве автор успел изложить целый ряд совершенно неприемлемых гипотез и преподнести их читателю как последнее слово науки.

Рассмотрим пример, обоснованный автором более подробно, следовательно, такой, из которого видно, на чем, собственно, он основывается, в большинстве же случаев он просто «вещает», как греческая пифия. По его мнению, Владимир Великий мог выбирать между тремя юрисдикциями[40] при принятии христианства: 1) римской, 2) византийской, и 3) болгарской.

«Доводами, служащими к тому, чтобы признать болгарское крещение Руси, являются: 1) неупоминание в византийских актах и хрониках имени патриарха, крестившего Русь, что совершенно необъяснимо, если признать византийское крещение, 2) титул архиепископа, применяемый к киевским иерархам до 1037 года, что указывает на их независимость, 3) употребление в Киеве в качестве официального языка древнеболгарского, 4) болгарское влияние на все литературные памятники Киевского периода, 5) отсутствие греческих митрополитов в Киеве до 1039 года, 6) присутствие на открытии мощей свв. Бориса и Глеба в Киеве в 1020 г. болгарского архиепископа, 7) имена Романа и Давида, данные при крещении сыновьям князя Владимира[41] в честь членов болгарской династии».

Ни один из этих семи пунктов не может быть признан заслуживающим внимания — это не научные доказательства, а второстепенного значения дополнительные соображения, которые могли бы быть еще и так, и сяк приняты во внимание, если бы было нечто солидное, вокруг чего они могли бы быть объединены. Некоторые из них в действительности просто недоразумения.

Прежде всего, и это мы особенно ставим на вид Ковалевскому, нет ни одного исторического источника, где бы было сказано ясно, что Русь была крещена болгарами. Положительные утверждения совершенно отсутствуют, а есть «доказательства от противного».

Если бы русские летописцы о крещении Руси молчали, то выставлять догадки Ковалевский имел бы право, но все летописцы говорят определенно и согласно, что Русь была крещена греками, то же говорят и все греческие и западноевропейские источники. Ни один болгарский источник крещения Руси болгарами также не утверждает. Нет ни письменных данных, ни монашеского предания, вообще ничего нет. Есть только голая выдумка Присёлкова[42], которому Ковалевский поверил.

Если все источники разных народов ошибаются, то сначала это надо было доказать, а потом уже включать в свою книжку. Те «доказательства», которые привел Ковалевский, — «курам на смех».

Первое, самое капитальное доказательство Ковалевский видит в том, что источники молчат о том, какой греческий патриарх крестил Русь. А если никакой патриарх для крещения на Русь не ездил? Очевидно, Ковалевский ждет известия, что «лета такого-то греческий патриарх крестить Русь не ездил». А если ездил крестить Русь простой священник, или в крайнем случае епископ, тогда что?

Ковалевский возразит, что об этом должно быть упомянуто. Да ведь об этом было упомянуто еще в 867 году, когда патриарх Фотий сообщил об этом в особом послании всему миру.

В 874 году патриарх Игнатий, как продолжатель религиозных связей с Русью, послал на Русь архиепископа. Следовательно, христианство на Руси продолжало развиваться и оставаться в византийской юрисдикции.

Далее, согласно А. М. Волконскому, в уставе императора Льва Философа (886–911) «О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому», в списке церквей находим церковь русскую — «Росиас».

О церкви Святого Ильи в Киеве мы находим совершенно точное указание в договоре Олега с греками 911 года. Значит, христианство имело здесь уже по крайней мере полувековую давность.

Во времена Рюриковичей христианство на Руси несомненно пришло в упадок, ибо они были язычниками, но это еще не означало совершенной ликвидации здесь христианства. Поэтому после жестокой волны реакции язычества при Владимире в его первый период княжения крещение Руси означало только окончательную победу христианства, и имя крестившего Русь епископа осталось не упомянутым, как второстепенная деталь.

А сохранила ли нам история имена епископов, крестивших Болгарию, сначала царя Бориса и его сановников, а через несколько лет и всю Болгарию? Неужели неупоминание этих имен доказывает, что болгары были крещены не греками?

Наконец, неупоминание византийского патриарха не дает никаких оснований думать, что крещение относится к болгарам, ведь и папа римский не упоминается, почему же Ковалевский не считает его крестившим Русь? А ведь в отношении Рима есть хоть некоторая дискуссия в отношении крещения болгарских славян.

Наконец, ни один болгарский источник не упоминает о крещении Руси болгарами, а уж, кажется, такое крупное событие, если было затерто официальной наукой, не могло не сохраниться у народа, в особенности у монахов на Афоне.

Второе «доказательство» Ковалевского — титул архиепископа, применявшийся к киевским иерархам до 1037 года, что, мол, указывает на их независимость. Не входя здесь в рассмотрение верности утверждения Ковалевского, отметим, что не только архиепископство, но и митрополия на Руси в течение веков были в полной зависимости от Царьграда (за исключением двух, весьма кратковременных ссор Руси с Византией на религиозной почве)[43].

Наконец, какое отношение могли иметь болгары к независимости церкви на Руси? Ведь архиепископ Охридский в Болгарии не имел права поставлять во архиепископы кого-либо другого, — он мог поставлять только в чин, ниже себя саном.

Третье «доказательство» Ковалевского уже не недоразумение, а похуже. Несмотря на то, что целый ряд авторов (в том числе и Обнорский) показал с несомненностью, что первые договоы руссов с греками были сделаны на древнерусском языке, а не на древнеболгарском и т. д., Ковалевский утверждает, что официальным языком в Киеве был древнеболгарский.

Предположим даже, что это было так, но разве это является доказательством, что болгары крестили руссов? Официальный язык светской власти вовсе не означает, что таким же должен быть и язык духовный или наоборот[44]. Языком документов в Индии является английский язык, а что у него общего с браманизмом или буддизмом?

Четвертое доказательство носит еще более легковесный характер: что староболгарский язык оказал влияние на русский — это несомненно, но это не доказательство того, что Русь крестили болгары; французы, немцы, англичане оказали огромное влияние на русский язык, но разве это значит, что и они крестили Русь?

Пятое «доказательство» — и ошибка, и извращение. Именно все первые иерархи русской церкви были греки. Русь неудачно боролась с засильем греков в течение веков, только как исключение митрополит Иларион, Клим Смолятич (руссы) занимали митрополичий престол, да и самое пребывание их бывало кратковременным.

Шестое «доказательство» носит уже анекдотический характер: на открытии мощей Бориса и Глеба присутствовал, мол, болгарский архиепископ! Означает ли это, что если бы в Болгарии было религиозное и национальное торжество и на нем присутствовал бы представитель той же церкви, но другой страны, именно Руси, что Русь крестила болгар? Логика профессора Ковалевского заставляет принять это.

Наконец, седьмое «доказательство», совершенно уже из рук вон выходящее: среди имен сыновей Владимира мы прежде всего не находим ни Романа, ни Давида. Если и существует религиозная легенда об этих сыновьях, то это только легенда и притом западного, католического происхождения[45]. Мы вообще не знаем толком, сколько у Владимира и от каких жен было сыновей, а профессор Ковалевский даже знает их христианские имена. И даже знает, что двое из них названы «в честь членов болгарской династии»! Пусть будет так, но при чем тут крещение Руси болгарами? А главное то, что оба имени, и Роман, и Давид — вовсе не болгарские, и всё это фантазия Ковалевского, за которую вчуже становится стыдно.

Окинувши беглым взором семь «доказательств», нельзя не сказать, что они скорее уместны были бы в устах Тартарена из Тараскона, чем в устах историка, если, конечно, не считать историю сбором изречений историков-пифий.

Нужно, однако, отдать справедливость профессору Ковалевскому: когда он подводит итог, каким юрисдикциям подлежала русская церковь от ее начала и до 1070 года, он находит в себе столько объективности, чтобы писать: «Согласно с современными данными, можно наметить следующую схему смены юрисдикции в Киеве: до 1017 г. болгарская (или русская), потом временно с приходом Болеслава — римская; потом вновь до 1037 г. болгарская (или русская); с 1038 г. по 1049 г. константинопольская; в 1051–1054 гг. независимая русская (митрополит Иларион); потом вновь константинопольская до 1069 г., когда временно с Изяславом — римская; с 1070 г. — окончательно константинопольская».

Отсюда видно, что червь сомнения все же грызет Ковалевского: для тех периодов, когда Русь, по его мнению, была под юрисдикцией болгар, он не может не прибавить в скобках («или русская»). Значит, для него самого вопрос еще окончательно не решен. Зачем же писать так утвердительно: «Подводя итоги тому, что было сделано за последние годы, можем почти с несомненностью утверждать, что первая иерархия была дана Киевской Руси не Византией, а Болгарским Охридским патриархом и что киевляне были крещены болгарами».

Заметим, прежде всего, что история христианской церкви той эпохи знает только патриархов: Римского (папу), Константинопольского, Александрийского, Иерусалимского и Антиохийского, никакого настоящего Охридского патриарха не существовало.

Если, наконец, молодая русская церковь существовала до 1017 года независимой, то как это могло случиться, что церковь существовала без главы?

Еще более недоумения, если не сказать возмущения, вызывает утверждение Ковалевского, что православная церковь на Руси была дважды под римской юрисдикцией. Рассмотрим оба случая.

В 1068 году, после проигранной битвы против половцев, в Киеве произошла революция, князь Изяслав бежал в Польшу к своему двоюродному брату, королю Болеславу. Весной 1069 года Изяслав, поддержанный польскими войсками, вошел с Болеславом и небольшим отрядом поляков в Киев.

Через некоторое время поляков стали избивать, и Болеслав бежал в Польшу. В истории нет решительно никаких данных, что интервенция поляков имела какое-то отношение к религии. Нет ни слова о преследовании православной религии или о попытке введения католичества. Самое пребывание поляков было весьма кратковременным.

Весной 1073 г. братья изгнали Изяслава из Киева, и он опять бежал в Польшу. Однако Болеслав на этот раз помощи Изяславу не дал, а «показал ему путь от себя». В январе 1075 г. Изяслав явился за помощью к германскому императору Генриху IV, но и здесь, несмотря на подарки, помощи не получил.

В апреле 1075 г. сын Изяслава Ярополк явился к папе Григорию VII за помощью для восстановления отца на киевском престоле. Подарки были немалые, но реально помощь папы выразилась в виде двух посланий (булл), иначе говоря, помощи Ярополк не получил.

Только когда брат Изяслава умер на престоле 27 декабря 1076 г., Изяславу открылся путь в Киев. 1 января 1077 г. он, имея в помощь польские войска, вступил в Киев. 15 июля 1077 года он официально вокняжился. Польские войска удалились. В происшедшей вскоре неурядице, именно 3 октября 1078 г., Изяслав был убит в бою на Нежатиной ниве. Изяслав был, как православный, торжественнейшим образом похоронен в Киеве.

Православная церковь ни на секунду ни de jure, ни de facto Риму подчинена не была. Никаких католических епископов или храмов на Руси не было, не было и новообращенных католиков, не было даже упоминания имени папы в православных церквах.

Не менее необоснованно и утверждение Ковалевского, что в 1017 году Русь была в юрисдикции Рима. Временное появление польских войск в Киеве решительно ничего не означало в отношении подчинения русской церкви папе. Этого можно было достигнуть только после многолетнего политического захвата страны католической властью. Но этого не было. К чему же это пресмыкание перед католицизмом, да к тому же основанное на подделке истории?

Не лучше трактует Ковалевский и династию Рюрика. Прежде всего он считает, что Рюрик Ютландский (или Фрисландский) и Рюрик Новгородский — одно и то же лицо. Это гипотеза, никем еще не доказанная и принятая самым незначительным количеством лиц. Если Рюрик есть Рорик, значит, он происходит из знатного рода Скиольдунгов, допустим даже, что это так, ибо здесь не место об этом спорить.

Но что дает право Ковалевскому писать далее: «После смерти Рюрика (879) начинается борьба различных скандинавских династий, и власть берет в руки норвежец из Хелиголанда, Хельги (Олег)»? Ни о какой «борьбе скандинавских династий» в истории нет решительно ни слова, ни намека. Всё, что мы знаем из летописи, — это то, что Рюрик доверил Олегу своего малолетнего сына Игоря и что Олег был, по-видимому, в каких-то родственных отношениях с Рюриком.

Пусть даже это сообщение летописи совершенно ложно, но эта ложь все же в 1000 раз правомочнее голой, бесстыдной выдумки Ковалевского. Свидетельство летописи — как-никак документ, а свидетельство Ковалевского — мыльный пузырь.

Об Олеге Ковалевский отзывается, как о норвежце, — опять-таки это необоснованное предположение, и только. Правомочность подобных утверждений такова: «Я утверждаю, что Олег был китаец, докажи, что не китаец! А! не доказал, — значит, я прав!..»

«После смерти Олега, — продолжает Ковалевский, — воцаряется вновь Скиольдунг Игорь (Ингвар), которого Олег женит на своей дочери Хельге (Ольге)». Спрашивается: где же логика? Где «борьба различных скандинавских династий»? Вот «нескиольдунг» Олег захватил власть силой (сказано: «борьба династий»), не означает ли это на языке реальной жизни, что Игорь ликвидируется? Нет, по Ковалевскому, Олег, процарствовав, сколько ему полагалось, женит законного наследника свергнутой династии на своей дочери, и… всё оканчивается идиллически.

Такой эпизод был бы очень хорош для истории Руси, написанной специально для «Института благородных девиц». К сожалению, всё это в прошлом, нет ни институтов, ни «благородных девиц», есть только изуродованная Ковалевским история Руси.

Наконец, кто, когда и где доказал, что Ольга — дочь Олега (?!), — все русские летописи единогласно считают ее славянкой, и только Тверская называет Олега отцом Ольги, — явная несообразность, ибо все другие источники против. Подобное обращение Ковалевского с фактами истории показывает, что он не понимает, что такое наука, что времена астрологии, хиромантии прошли и что их за науки никто теперь не считает, а признает за шарлатанство; его отношение к историческим фактам показывает, что общества, которому он служит своим пером, он не уважает, ибо не имеет чувства ответственности перед ним.

Слаб Ковалевский и в простой логике: желая доказать царственность происхождения Ольги, он приводит факт, что она, мол, была в дипломатических сношениях с византийским и германским императорами. Владимир же не признавался равным из-за своего нецарственного происхождения.

Во-первых, Ольга была настолько «царственной», что даже летопись сохранила свидетельство об ее унижении. Константин Багрянородный заставил Ольгу так долго ждать у себя аудиенции, что она этого не забыла. Когда послы Багрянородного напомнили Ольге в Киеве об ее обещании дать военную помощь императору, она ответила: «Когда он постоит у меня на Почайне (гавань Киева) столько, сколько я постояла в Суде (гавань Царьграда), тогда я помощь ему дам».

С другой стороны, выскочка, parvenu, Владимир женился на порфирородной византийской принцессе — честь, которой напрасно добивался для своего сына германский император Оттон I. Этот факт почище пустых дипломатических вежливостей.

Стоит сделать Ковалевскому другой логический шаг, и… снова осечка: «Святослав, сын Ольги, но Скиольдунг по крови, более похож на Игоря и Рюрика, чем на свою мать и Олега». Если бы Ольга не была царственного происхождения, то фраза имела бы какой-то смысл: царственным Скиольдунгам противопоставлялись бы нецарственные Олег и Ольга, но ведь сам Ковалевский настаивает на царственности обоих! Значит, речь идет о том, чья кровь «царственнее»: Скиольдунгов ли или норвежца-конунга Олега, т. е. чье золото «золотее».

Наконец, что за нелепое утверждение, что Светослав был Скиольдунгом по крови? Что, он не был сыном своей матери Ольги? Кто, далее, доказал, что он пошел в отца, а не в мать? Хотелось бы также узнать, какую разницу усмотрел Ковалевский между Олегом и Светославом, линия поведения их совершенно одинаковая — экспансия на юг, в богатые края.

Мы не останавливаемся далее на 15 страничках, посвященных Древней Руси Ковалевским, ибо из сказанного видно достаточно, что эта история совершенно искажена.

Это тем более печально, что остальные главы книги Ковалевского написаны с толком и книжка в целом совсем неплоха. К сожалению, она совершенно испорчена фантастическим норманистским введением.

Когда ознакомишься с писаниями Вернадского, Ковалевского, Беляева, Таубе и других историков — «осколков разбитого вдребезги», становится ясно, что две колоссальных войны, две революции ничуть не повлияли на их мировоззрение. Жизнь прошла мимо них, и они ничему не научились.

Если дома, в России, воспитавшись под колпаком привиллегированных классов, они рассуждали постулатами «неевклидовой логики», т. е. допускали грубейшие логические ошибки, вытекавшие из их ложного научного метода и ложного понимания, что такое наука, их народ и их государство, — то такими они и остались.

Несмотря на то, что они были выброшены на свежий воздух, под давление иных обстоятельств, способствовавших переоценке ценностей, они этой переоценки не сделали.

«Новейшими достижениями» в науке они считают то, что появилось в маленьком затхлом мирке эмиграции. Критики у них нет, ибо то, что они считают критикой, на самом деле составляется по формуле: «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Лучше сказать о своем народе какую-нибудь гадость, чем наступить на любимую мозоль высокодостопочтенного Ивана Ивановича.

Будучи совершенно оторваны от русской истории, от ее источников, от русской археологии, от русской науки вообще, они ничего мало-мальски положительного не дали. Вся деятельность их заключается в пережевывании старых идей.

В свете современных данных норманизм — это трагическая нелепица. Для них, норманистов, однако, ничего не значит, что их концепцию в России называют открыто и прямо «фальсификацией истории». Они упорно твердят, что «трезубец — это родовой знак Скиольдунгов, что следовательно Владимир Великий — Скиольдунг»; однако последние археологические данные показали (1953), что родовой знак этот существовал на различных предметах, найденных на территории современной Полтавщины, еще в VI–VII веках, т. е. тогда, когда Рюриком еще и не пахло[46].

Пишучи эти строки, мы отнюдь не собираемся вступать с историками в дискуссию, это безнадежное и бесполезное дело, но мы не можем отказать себе в праве оценить то, что сделано историками.

Все написанное нами, образно выражаясь, является «насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом». Мы хотели бы только, чтобы историки знали, что старая школа истории, школа царских университетов и академии наук, в наших глазах обанкротилась. Духовные наследники наших историков заявляют это им в лицо и открыто. Мы вам не верим, и мы видим полную вашу несостоятельность.

Это вы пихали всё время в колеса прогресса народов России палки, воспитывая в них «complex of inferiority» т. е. чувство неполноценности, что, мол, мы не способны на то, на что способны другие народы. Это вы отравляли душу сомнениями при начале каждого нового блестящего дела («куда нам! не выйдет! «не с нашим суконным рылом да в калашный ряд»!), это вы приписывали другим наши замечательные достижения, это вы, наконец, оплевывали наших предков, изображая их какими-то троглодитами, евшими сырое мясо.

Вместо того, чтобы в замечательных библиотеках Парижа, Лондона, Берлина, Рима и т. д. находить дополнительные материалы, свидетельствующие о самостоятельном и высоком развитии Древней Руси, вы стремились к противному, не брезгуя подчас и «передергиваньем» и ползанием на животе перед католицизмом, либо, наконец, вы изображали нас азиатами, место которым только за Уралом. Народы России продолжали свой страшный страдный путь в поту, крови и слезах, а ареопаг наших историков ломал голову над проблемой: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», изобретал всяческие мистические, не охватываемые разумом, предназначенные высокие пути России, стремились догадаться, куда направлен этот путь и т. д., а вот помочь своему народу, помочь словом надежды, ободрения никто не догадался.

Из истории создавали какую-то астрологию, пытались понять значение расположения планет в судьбах России, а между тем во всех своих сочинениях протаскивали и прямо, и косвенно воспевание германского гения и никчемность славянства. (Какова была никчемность, мы видели уже на примере с Гитлером.)

Было бы всё понятно и отчасти простительно, если бы все были одурманены норманизмом, если бы никто не говорил о том, что и славяне что-то значат, на деле же уже со времен Ломоносова громко звучали голоса здравого смысла, логики, неподкупной правды истории, но… историки были глухи.

Результат налицо: собственный народ, над историей которого они работали и работают, идет своим собственным путем в совсем другую сторону, а из рядов своих же раздается гневное: довольно, замолчите! Обанкротились!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.