2. Когда началось русское летописание?

2. Когда началось русское летописание?

Если мы обратимся к мнению специалистов, занимавшихся исследованием русских летописей (А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, Д. С. Лихачева и др.), мы увидим, что самую древнюю летопись они усматривают в гипотетическом «Начальном своде» 1037–1039 годов.

Имеются, однако данные, позволяющие думать, что русское летописание началось гораздо раньше. Имелся период в летописании, который мы условно назовем «аскольдовским», — это был период перволетописи, когда уже существовала погодная запись событий, но не было еще цельной истории Руси на фоне мировой истории. Была запись событий, но не было идеологического стержня для создания истории Руси.

Затем был большой перерыв и наступил второй период, который мы условно назовем «рюриковским», — это был период общеизвестной нашей летописи, «Повести временных лет», которая базировалась на двух принципах: 1) христианстве и 2) рюриковской династии, как созидательнице Руси. Оба эти периода не были, однако, совершенно изолированными. Второй период, «рюриковский» или «Повести временных лет», безусловно в значительной части фактического материала опирался на первый, «аскольдовский», но не представлял собой совершенно самостоятельного пути развития русской летописи.

Однако второй период летописания наступил тогда, когда летопись была не столько записью исторических фактов, сколько политикой, подчиненной интересам рюриковской династии. Факты истории не имели самодовлеющей роли, они были орудием для создания известных политических взглядов и настроений.

Это обстоятельство было причиной того, что летописец второго периода, «рюрикист» по убеждению, совершенно оставил в тени существование перволетописи, почти вовсе игнорировал период «аскольдовского» развития Руси и воспользовался из перволетописи весьма немногочисленными сведениями.

Он заимствовал, надо полагать, в технической части форму летописи, но самое повествование он построил на ином принципе: его интересуют не столь самые факты истории, сколько освещение их. Его летопись — не история, а политика современности, оперирующая специально подобранными фактами истории. Его история — селекционированная и в значительной степени выхолощенная история. Отсюда и крайняя бедность летописи фактами о культурном, экономическом, производственном и т. д. росте народных масс.

Однако летопись или даже летописи аскольдовского периода не были вовсе уничтожены, они были отодвинуты в архивы, подальше от любопытных глаз. Время от времени настоящие летописцы, а не редакторы или копиисты, все же заглядывали в летопись аскольдовского времени и, подчас заинтересовавшись теми или иными деталями, вносили их в свиток официальной рюриковской истории.

Особенно богатой включениями из перволетописи оказалась Никоновская летопись. Ее содержание является главным доказательством существования перволетописи во времена Аскольда.

Хотя эта летопись, принадлежавшая патриарху Никону, и относится к XVI столетию, однако в своей части, охватывающей начало Руси, она гораздо богаче сведениями, чем, например, Лаврентьевская или Ипатьевская.

Можно было бы предположить, что эти сведения являются позднейшими добавлениями, иначе говоря, продуктами фантазии, однако часть их встречается и в других летописях, например в Воскресенской, Тверской, Софиевской 1-й и т. д. Но самым главным доказательством подлинности их является их содержание. Это всегда сведения второстепенного или третьестепенного характера, так что можно предположить, что летописцы «рюриковцы» пропускали их просто по их малозначимости. Какое значение имело, например, сообщение, что в Киеве в 875 году(!) «бысть глад велий»? Такое сведение легко могло быть опущено позднейшими летописцами ради экономии места, труда и времени.

Характерна также для этих сведений чрезвычайная их краткость, конкретность и локальность: всё это мелкие, местные, второстепенные детали.

Однако, как мы увидим ниже, эти мелкие детали позволяют иногда прочитать между строк весьма важные вещи.

Подлинность, аутентичность этих сведений не подлежит ни малейшему сомнению, и не лишено значения то, что Татищев, пользовавшийся многими не дошедшими до нас источниками, включил в свою «историю» не только многое, что есть в Никоновской летописи, но даже более этого. Это доказывает, что были источники еще более полные, чем те, что легли в основу Никоновской летописи.

Для обычных, утилитарного характера летописей, в особенности мелких центров, такие сведения были слишком громоздки и неинтересны, их во множестве выпускали, см. например, для сравнения Устюжскую летопись, но в солидных списках, как для патриарха Никона, они нашли себе место.

Есть основания подозревать, что имелись в перволетописи аскольдовского периода и важные подробности, изъятые летописцами-«рюрикистами» сознательно. Однако, увы, у нас имеются только подозрения.

Обратимся теперь к фактам и постараемся воспринять их в свете сказанного выше.

«В лето 6372. Убиен быстъ от болгар Осколдов сын. Того же лета оскорбишася новгородци, глаголюще, яко “быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его”. Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби новгородцев съветников его» (Никон. лет.).

Этого сообщения в Лаврентьевской летописи и т. д. нет.

Теперь спросим себя: можно ли допустить, что позднейший летописец выдумал известие о смерти сына Аскольда и внес его в летопись через 200–300 лет? Ведь этот сын Аскольда ни до, ни после не упоминается, и всё, что о нем мы узнаем, это то, что он был убит.

Выдумать для каких-то целей целый рассказ и внести его в летопись — это понятно, но насыщать летопись подробностями, подобными смерти сына Аскольда, — совершенно бессмысленно.

Однако такая мелкая деталь дает нам чрезвычайно много. Сколько можно судить, известие о смерти сына Аскольда является самым ранним, точно датированным известием русской летописи о русском событии. Оно является краеугольным пунктом нашей собственной хронологии. Только находка (совершенно невероятная) какого-то весьма древнего источника может изменить суть дела.

Год показан 6372-й, однако из позднейших записей той же летописи будет видно, что первые ее даты были даны в болгарском, а не византийском летоисчислении, иначе говоря, это был не 864-й, а 872 год нашей эры.

Таким образом, 872 год является первой достоверной датой истории Руси из русского источника.

Это сообщение: 1) касается чисто русского события и является не заимствованным, а оригинальным, все же предыдущие сообщения «Повести временных лет» основаны на чужеземных источниках, 2) хотя в записях предшествующих лет и имеются некоторые сведения о Руси, основанные на своих источниках, эти сведения либо не датированы, либо есть основания думать, что датированы наугад позднейшим летописцем, 3) из формулировки известия — «того же лета» явствует, что запись уже была сделана по известному шаблону и, вероятно, велась почти синхронно с событиями; это заметно и в последующих погодных записях — значит, настоящее погодное летописание существовало уже по крайней мере с 872 года, 4) летопись была южнорусской, киевской, «аскольдовской»: а) упомянуто событие (смерть сына Аскольда), важное для Киевской, а не Новгородской Руси; мы мало знаем об Аскольде вообще, а эта запись о его сыне является единственной; это деталь, могущая интересовать только киевлянина, в) приведены дословно слова новгородцев, оскорбленных Рюриком, а так как далее идет запись о бегстве новгородцев от Рюрика в Киев, то совершенно очевидно, что летописец просто записал слова новгородских беглецов; подобная запись вряд ли была возможна в Новгороде, как направленная безусловно против власти Рюрика (и недаром она была опущена в «Повести временных лет»).

Таким образом, заметим, кстати, первые политические беглецы, «невозвращенцы», были на Руси уже в 872 году.

Перейдем к рассмотрению сути записи. Оказывается, что у Аскольда был взрослый сын, ибо он мог быть убитым болгарами только во время войны, а не в младенческом возрасте. В каких отношениях были Аскольд и Дир, мы совершенно не знаем, но наличие у Аскольда взрослого сына, принимавшего участие в войне с болгарами, говорит за то, что династия Аскольда была по крайней мере в потенции.

Интересно также указание на болгар. Очевидно, это были волжские, а не дунайские болгары: за всё время писанной истории Русь воевала только с болгарами волжскими (Аскольд, Владимир, Всеволод Большое Гнездо), очевидно, были какие-то основания для недоразумений или соперничества. Что же касается болгар дунайских, то за всё время существования Русь с ними, как таковыми, не воевала. Более того (и это поразительный и необъяснимый факт), несмотря на единство веры, языка и несомненные культурные и торговые связи, политически Русь и Болгария были совершенно изолированны. Мы не знаем почему-то ни одного брака болгарского и русского княжеских домов, мы не знаем ни одного болгарина, игравшего видную роль в Киеве, и т. д.

Итак, Аскольд воевал с волжскими болгарами, из дальнейших записей видно, что воевал он и с другими своими соседями.

Переходя к событиям в Новгороде, следует отметить, что появление Рюрика у власти не было столь мирным, как это излагалось в русской официальной летописи и в курсах русской истории. В Новгороде Рюрик столкнулся с упорным сопротивлением, преодоление которого вызвало убийство одних новгородцев и бегство в Киев других (см. ниже).

О причине столь упорного сопротивления мы можем только догадываться: новгородцы во власти Рюрика увидели для себя рабство — очевидно, они столкнулись здесь с новым принципом управления, — не вече распоряжалось князем, а князь стал распоряжаться вечем.

Этот пункт записи также вскрывает до известной степени, почему в одних летописях Рюрик основывается в Новгороде, а согласно другим — в Ладоге. Можно с достаточной достоверностью предполагать, что оба эти сведения верны, произошла только некоторая путаница во времени.

Так как Ладога (весьма древний русский город) была основным пунктом для прибытия на Русь, то, естественно, Рюрик сначала сел в Ладоге, одного брата, именно Синеуса, послал на восток на Белоозеро, а другого, Трувора (или, по Никоновской летописи, Тривора), на запад, в Изборск. Таким образом, «Рюриковичи» захватили к себе в подчинение всю северную полосу Северной Руси в крайних ее точках.

В дальнейшем произошло продвижение их в глубь страны, т. е. расширение сферы влияния. В результате Рюрик (не без внутреннего сопротивления новгородцев) перенес столицу из Ладоги в Новгород и стал укреплять его. Его продолжатель Олег завершил объединение большей части Руси и перенес столицу ее еще далее на юг, в Киев. Пойдем, однако, дальше.

«В лето 6373 (т. е. 873. — С.Л.). Того же лета воеваша Аскольд и Дир полочан и много зла сътвориша» (Никон. летопись).

В этой формулировке чувствуется, как будто летописец не является киевлянином, а описывает события со стороны и как бы упрекает Аскольда за зло, причиненное полочанам. Однако запись через год остается совершенно одинаковой по стилю и тону, поэтому можно предположить, что, говоря о зле, причиненном полочанам, летописец только хотел указать, что урон их был очень велик. Однако возможно и другое предположение: дошедшие до нас отрывки перволетописи не есть оригинальные речения, а только пересказ событий словами летописца-рюрикиста. В этом случае обычное морализирование понятно. В дальнейших редакциях, однако, и эти отголоски перволетописи были устранены.

Итак, эти мелкие известия перволетописи (принимаются во внимание и все дальнейшие) дают нам основание передвинуть создание русской летописи по крайней мере с 1037 года (по Шахматову) на 872-й, т. е. на 165 лет вглубь!

Естественно, возникает вопрос: почему же «аскольдово» летописание было прервано и в послеаскольдовский период мы находим такую поразительную бедность «записей», их малую конкретность, порой неточность и даже апокрифичность и т. д.?

Причин, вероятно, было две: 1) замена династии Аскольда рюриковской и 2) реакция язычества, сведшая на нет первый период христианства на Руси.

В самом деле, кто мог быть летописцем в 872 году на Руси? Очевидно, не только вообще грамотный, но и образованный, человек, с соответствующим положением, дававшим ему возможность вести летопись. Это мог быть либо приближенный князя, близкий к тому, что называется веданием иностранных дел (а мы знаем, что Русь уже в 838 году заключала договор с греками), либо священник или епископ, о существовании которых в Киеве мы положительно знаем еще с 867 года из послания патриарха Фотия.

Не останавливаясь здесь подробно на вопросе о дорюриковском крещении Руси (этому будет посвящен особый очерк), мы можем отметить здесь, что христианство на Руси во времена Аскольда безусловно уже существовало. Таким образом, в 872 году имелись условия в Киеве для ведения летописи, по крайней мере христианские священники существовали, а сам Аскольд, повидимому, был крещен.

Совсем иное положение создалось с приходом династии Рюриковичей, которые все были язычниками. Даже княгиня Ольга, крестившаяся, держала у себя пресвитера (по-видимому, по имени Григорий), как мы находим в одной летописи, «втайне».

Первый период княжения Владимира был усилением языческой реакции (вспомните смерть христианина-варяга и его сына, воздвижение Владимиром кумиров). Только в самом конце X века, т. е. после 990 года, появились условия для продолжения летописания. Однако бедность, а часто и ошибочность сведений об Ольге и даже Владимире, показывает, что новое летописание началось после Владимира, при Ярославе Мудром. Только теперь из легенд, рассказов стариков, по отрывочным старым записям началось конструирование «Повести временных лет».

Однако полное использование перволетописи времен Аскольда было делом невозможным: летописец имел уже совершенно другой «социальный заказ».

Он не мог говорить о христианстве Руси в аскольдовские времена, ибо тем самым он сводил на нет всю заслугу Владимира, отца своего господина! Он умолчал и об антихристианской деятельности Рюриковичей, ибо это значило, что христианство уже было, а Рюриковичи были его гонителями и т. д.

Не имея возможности в условиях того времени совершенно замолчать существование Аскольда, летописец ограничился всего двумя сведениями о нем (оба отрицательного характера): 1) что поход Аскольда на Царьград был неудачен, 2) что он не был родовитым князем, а просто боярином-захватчиком, поплатившимся жизнью за узурпирование не ему принадлежащей власти.

Таким образом, смена династии в Киеве и упадок христианства прервали русское летописание по крайней мере на 100 лет, — отсюда бедность сведениями о начале Руси в летописях второго периода летописания. Последуем, однако, дальше, рассмотрим 874 год.

Может показаться странным, что русская перволетопись, записавшая точно и конкретно события двух предыдущих лет и последующего года, оказалась столь неточной, расплывчатой и фантастической в сообщении под этим годом.

Дело объясняется очень просто: в перволетописи не было записано ничего пространного, ибо и записывать было почти нечего, — буря разгромила флот руссов еще до Царьграда. Поэтому и греческие хроники времен Василия Македонца хранят об этом походе своего рода молчание. Очевидно, сообщение перволетописи было такого рода: «В лето 6374. Разметаша буря лодьи Осколдовы и Дировы, идуче на Царьград». Южнорусский летописец-рюрикист, богомольный монах, заменил это краткое сообщение выпиской из греческой хроники, с полным описанием события и нравоучительным содержанием.

Однако, поскольку в греческой хронике продолжателя Георгия Амартола даты события и имен начальников руссов вовсе не было, он заимствовал эти данные из аскольдовской перволетописи, целиком исчерпав ее содержание и растворив ее в жиденькой воде типичного греческого религиозного красноречия.

Нужно, однако, добавить в его оправдание, что он имел все основания поверить греческой версии, которая была смешением религиозной легенды с историческими событиями (частично 626 года, частично 860-го, а также 874-го).

Летописец-рюрикист, прочитавши в греческой хронике недатированное известие о разгроме русского флота бурей в походе на Царьград и сравнивши его с датированным известием русской перволетописи о таком же разгроме руссов в походе на Царьград, счел оба события за одно и внес в выписку из греческой хроники подробности из русской перволетописи. Так произошла ошибка, которая не была разгадана до последнего времени.

Так как дата события, т. е. 6374 год, была дана перволетописью по болгарскому исчислению, то все наши историки, применяя византийское летоисчисление, давали ошибочную дату похода, именно 866 год. На самом деле было два похода руссов: 1) удачный поход 860 года, описанный Фотием и упоминаемый западноевропейскими хрониками, руководитель которого неизвестен (что это был Аскольд, возможность не исключена), 2) неудачный поход 874 года под руководством Аскольда и Дира.

Следует отметить, что какой-то русский источник знал о двух походах Руси на Царьград, это видно из того, что в Воронцовском списке Новгородской летописи мы находим: «При сем же цари паки приидоша Русь на Царьград». Значит, какой-то поход был и до «паки».

Итак, оригинальная запись перволетописи о походе руссов в 874 году на Царьград до нас не дошла, она поглощена греческой ошибочной версией этого события, но сохранена в дате и именах главарей похода.

«В лето 6385 (т. е. в 875 году. — С. Л.). Възвратишася Асколд и Дир от Царьграда в мале дружине, и бысть в Киеве плач велий (это известие имеется в Никоновской Воскресенской, Тверской и Софиевской I летописях. — С.Л.). Того же лета бысть в Киеве глад велий. Того же лета избиша множество печенег Осколд и Дир (у Татищева, пользовавшегося и не дошедшими летописями, добавлено: «Ходи же и на кривичи и тех победи». — С.Л.). Того же лета избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцкых мужей».

Здесь ясно чувствуется летописец-киевлянин, пишущий о местном голоде, об успехах и неудачах местного князя, о беженцах из Новгорода. Всего этого позднейший летописец, хоть и киевлянин, но уже «рюрикист», естественно, в свою «Повесть временных лет» не внес, ибо это ломало весь хребет истории Руси, как он ее себе представлял.

Из этих мелких дополнений бесспорно вытекает, что Киевская Русь времен Аскольда была совершенно самостоятельным (и, должно быть, достаточно сильным) государством, воевавшим под водительством Аскольда с Византией, волжскими болгарами, печенегами, полочанами и кривичами. Уже объем географии соседей показывает, что это не была только Киевщина, а вся Южная и отчасти Средняя Русь. То обстоятельство, что новгородцы убегали в Киев из Новгорода, показывает, что Киев был независим от Новгорода, власть Рюрика на Киев не распространялась. Вместе с тем Киев не представлял собой для новгородца что-то совершенно «заграничное». Следует отметить также, что печенеги отмечены уже для 875 года.

Интересно отметить отношение историков-специалистов к упомянутым и подобным дополнительным известиям: они не подвергают сомнению их, они только отзываются стереотипной фразой: «Происхождение этого известия Никоновской летописи неизвестно».

Приходится удивляться: неужели наши специалисты по исследованию летописей не имеют даже предположения в этом отношении? Они настолько одурманены скрупулезнейшими «исследованиями» «Повести временных лет», что свидетельства Никоновской летописи повергают их в состояние героев «Ревизора» при появлении жандарма в последнем акте, — они безгласны. Нагородить целую кучу объяснений о «Начальных сводах», о «Сказаниях о распространении на Руси христианства» и т. д., на это у них есть время и место, но высказать хотя бы гипотезу о происхождении приведенных нами выше сведений в Никоновской летописи у них нет никаких данных! А ведь дело идет не о мелких фактах, а о самом костяке русского летописания.

Здесь ложный метод гуманитаристов проявляет себя в наибольшей наглядности и «блеске».

Подведем итоги. Если мы примем во внимание предыдущий наш очерк — «Как создалась русская летопись» — и данный, можно прийти к следующим заключениям:

1) Русская первичная летопись («перволетопись») началась еще в аскольдовские времена; во всяком случае под 872-м и несколькими последующими годами мы находим типичную точную запись русской летописи, а сообщенные подробности не вызывают сомнения в их аутентичности.

2) Это летописание было недолгим, но было настоящим летописанием, т. е. точным и регулярным; началось оно, вероятно, с началом христианства на Руси, т. е. еще до Владимира, а закончилось с падением аскольдовской династии и реакцией язычества, иначе говоря, с пришествием Рюриковичей.

3) От этого летописания остались только ничтожные, второстепенные отрывки, сохраненные только в некоторых летописях, в частности в Никоновской. Ядро же этого летописания поглощено впоследствии летописью «рюрикистов», взявших из него то, что подходило к их политическим воззрениям, а остальное изменив, заменив или выбросив. Эти истинные сведения о начале Руси, по-видимому, погибли навсегда.

4) С наступлением реакции язычества перволетописание было прервано по крайней мере на 100 лет, поэтому-то начальный период «рюриковской» истории и так поразительно беден многими, казалось бы, долженствующими быть сведениями (возьмем, например, эпоху Владимира Великого).

5) Никоновская и другие подобные летописи, приняв за свою основу «Повесть временных лет», ибо это была первая цельная история Руси (а не просто летопись), будучи по типу своему наиболее полными, так сказать, учеными, а не учебными, воспользовались дополнительными сведениями, намеренно опущенными составителем «Повести временных лет», в том числе и перволетописью Аскольда.

6) Летопись Рюриковичей создалась сравнительно поздно, как настоящая летопись, а не как расширенное «Сказание о распространении на Руси христианства (как это полагает Д. С. Лихачев).

7) В летописи «рюрикистов» никакого «Начального свода» не было. «Повесть временных лет» была первым действительно начальным сводом рюрикистов. Хотя аскольдовское летописание и было использовано «Повестью», его нельзя считать начальным сводом, легшим в основу нового, т. е. «рюриковского» летописания, ибо самый стержень летописи был в «Повести» коренным образом изменен: факты не столько фиксировались, сколько оценивались, а самая оценка определяла, брать или не брать существовавшие исторические факты.

Кроме аскольдовской летописи в основу в части фактов легла также какая-то послеаскольдовская запись, носившая такой же характер, что и аскольдовская.

Используя эти два источника, отдельные записи времен Рюриковичей, государственные документы, народные предания, изустные сведения, летописец-рюрикист создал пестрое по происхождению фактов, но стройное по мировоззрению здание русской истории. К сожалению, эта история во многих отношениях расходится с действительной историей, и мы теперь вынуждены кропотливо выискивать крупицы истины из груд довольно пристрастно либо односторонне оцененных фактов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.