«Гипноз — это сон»

«Гипноз — это сон»

Хирург Джемс Брэд постоянно жил и практиковал в крупном промышленном городе Англии Манчестере, который к началу XIX века стал крупным центром политической и научной жизни.

Отгремели грозы французской революции и революционных войн, потрясших всю Европу. Но утвердилось ли после этого подлинное царство разума? Разве не стала еще более глубокой пропасть между нищетой и богатством? Разве обещанные свободы не оказались свободой умирать с голоду?

В Европе после завершения наполеоновских войн торжествуют реакционные политические режимы. Оплотом реакции выступает Священный Союз, объединение европейских монархий, одержавших победу над революционной Францией. Но победители не чувствуют себя спокойно. Европа похожа на огнедышащий вулкан, который уснул лишь на время. Страх за себя, страх перед будущим, перед массами заставляет тех, кто мечтает остановить ход истории, вновь искать спасения в мракобесии и мистике.

В это время на гребне очередной волны влечения к мистике вновь появляется тяга к месмеризму.

Казалось, «само провидение» послало этим темным силам «животный магнетизм», и, как отмечает Ф. Энгельс, церковь сразу увидела в нем желанное средство воочию доказать истинность религиозных догм и ложность материалистических взглядов социалистов-утопистов. Некоторые рьяные сторонники католицизма на первых порах увлечения «магнетизмом» даже прямо советуют взять его на вооружение церкви в расчете на то, что этот волшебный ключ к чудесам поможет ей вернуть былое могущество. Может быть, именно из этих соображений в 20-х годах XIX века в Берлине кандидатам богословия читали специальный курс лекций по «животному магнетизму».

Как грибы после дождя, повсюду вырастают магнетические общества, пишутся и публикуются головокружительные «научные» трактаты, здесь и там появляются новоиспеченные носители волшебной магнетической силы.

Чем только они не удивляют публику. Тут и окоченение мышц всего тела у замагнетизированных субъектов, и полное подчинение их «железной» воле магнетизера, магнетизация на расстоянии, чудеса перевоплощения и предсказания судьбы…

Джемс Брэд (1795–1860)

Одни демонстрируют могущество своих магнетических чар с подмостков сцены, другие домогаются славы магических исцелителей, третьи не без успеха совмещают одно с другим.

Некоторые ограничивают сферу своей деятельности масштабами одной страны, иные не ступают дальше собственной провинции, более удачливые и дерзкие гастролируют по всему Европейскому континенту, находятся и такие смельчаки, кто в поисках успеха пересекают не только Ламанш, но и Атлантический океан.

Свидетелем выступлений одного из месмеристов — некоего Спенсера Холля, прямым образом поощряемого в своей деятельности церковниками, был молодой Фридрих Энгельс. Вот что он писал в статье «Естествознание в мире духов»: «…я тоже зимою 1843–1844 годов видел в Манчестере этого господина Спенсера Холля. Это был самый обыкновенный шарлатан, объезжавший, с благословения нескольких попов, провинцию и проделывавший над одной молодой девицей магнетическо-френологические опыты, имевшие целью доказать бытие божие, бессмертие души и ложность проповедовавшегося тогда оуэнистами во всех больших городах материализма…».

Случилось так, что именно в Манчестере месмеризму и был нанесен сокрушительный удар. Но сила этого удара сказалась не сразу.

Холль, о котором пишет Ф. Энгельс, был не первым месмеристом, жаждавшим удивить своей «магнетической» силой публику этого бурно растущего промышленного города. За два года до Холля здесь успел побывать разъезжавший по всей Европе известный французский магнетизер Шарль Лафонтен — внук знаменитого баснописца. На его-то выступления и пришел как-то посмотреть Джемс Брэд. Пришел со специальным, как он сам пишет об этом, заранее обдуманным намерением разоблачить мошеннические проделки месмериста.

Брэд занялся этим вопросом, когда ему было 46 лет. За его плечами солидный стаж хирурга, пользующегося большим уважением и среди своих пациентов, и среди коллег по профессии. Он не просто рядовой хороший врач, всецело ушедший в повседневную лечебную практику. Нет, он постоянно стремится осмыслить, обобщить результаты своего врачебного опыта. Он любит свое дело, думает, ищет. Неоднократно печатает в крупнейших медицинских журналах Англии, в том числе и в изданиях Королевского общества, научные статьи: в одной описывает интересную операцию по восстановлению тяжело поврежденного пальца, в другой предлагает эффективный способ устранения искривлений позвоночника и т. д.

Трезвый и вдумчивый, Брэд привык к тому, что только ясное знание реальных причин какого-либо явления дает возможность прочно держать в руках следствия. Он много читает и о магнетизме и не может примириться с тем, что эти господа — месмеристы будто бы по собственному произволу могут творить совершенно необыкновенные вещи с помощью каких-то темных, никому не понятных, чуть ли не потусторонних сил. Тут либо искусно замаскированный подлог, либо притворство. С представления, которое 13 ноября 1841 года давал магнетизер Лафонтен, Брэд уходит еще более утвердившийся в своем мнении. Между тем нам будет небезынтересно узнать мнение других людей, присутствовавших на этом представлении.

Вот что писал об этом сеансе Лафонтена репортер «Манчестер гардиан» (17 ноября 1841 года):

«Сэр Хиггинс, хорошо известный местный житель, предложил себя для магнетизации. Лафонтен начал магнетизацию в 10 час. 15 мин. В 10 час. 24 мин. глаза сэра Хиггинса закрылись. На шум в зале он открыл их, но с трудом. Через десять с половиной минут после начала магнетизации глаза закрылись снова и через несколько пассов сон был полный. Сэр Лафонтен фиксировал ноги поочередно в горизонтальном положении, затем правую руку по прямой линии несколько выше ручки кресла. В этом нелепом и утомительном положении сэр Хиггинс сидел с закрытыми глазами, с лицом несколько более бледным, чем обычно, но с выражением глубокого сна.

Эффект, который это произвело на аудиторию, до этого глубоко скептическую (о чем можно судить по вслух высказывавшимся впечатлениям), был полностью противоположен произведенному на сэра Хиггинса. Написанное на лицах зрителей жадное любопытство, вытянутые вперед тела и шеи, прикованные к магнетизируемому взгляду, глубокое молчание — полностью изменили вид собрания, до того недоверчивого и шумного. Нечувствительность была установлена уколами булавки, выстрелом из пистолета у самых ушей магнетизируемого, поднесенным к его носу нашатырным спиртом.

Сэр Лафонтен мгновенно разбудил его, как будто взмахом волшебной палочки. Сэр Хиггинс открыл глаза, но свет ламп и бурные аплодисменты оказали действие шока на его, еще оставшуюся под магнетическим влиянием нервную систему, и у него получился легкий нервный припадок, который сэр Лафонтен сейчас же успокоил».

Как видно, аудитория была совершенно покорена виденным, уверовала в «магнетическую» силу Лафонтена. Но Брэд, как мы уже говорили, лишь еще больше укрепился в своем скептицизме. Через шесть дней, желая сделать как можно более очевидным в глазах всех скрывающийся здесь обман, он снова посещает сеанс магнетизма.

Но на этот раз он подмечает один поразительный факт. Факт многое говорит только ему, Брэду, тогда как все остальные зрители почти не замечают его. А заключается он в следующем: замагнетизированный, невзирая на все прилагаемые им усилия, не в состоянии поднять веки закрытых глаз. Не в состоянии чисто физически, просто не может этого сделать, — вот что видит Брэд. Кому, кому, а Брэду, как говорят, и карты в руки. Он, так много понаторевший в глазных операциях, хорошо умеет разбираться во всех тонкостях, в самомалейших черточках движений век.

Брэд на следующий же день снова, уже в третий раз, посещает магнетический сеанс, придирчиво, внимательно присматриваясь именно к этому факту. Его вчерашнее наблюдение подтверждается, все говорит о том, что явление это вполне реально, в нем нет притворства, нет подлога. Но в истолковании причин, вызывающих это явление, Брэд с месмеристами не согласен еще более категорически, чем прежде, ибо у него тут же во время представления возникает предположение о действительных, естественных причинах этого явления. Надо уточнить его, самому проверить. И не откладывая дела в долгий ящик, поделившись и посоветовавшись со своими друзьями, он уже через два дня приступает к опытам.

Обстановка их буднична, а форма проведения до чрезвычайности проста. Серию опытов Брэд начал вечером, у себя дома, в присутствии семьи и двух друзей.

«Я попросил сэра Уолкера сесть, — описывает Брэд свой самый первый эксперимент, — фиксировать взор на горлышке бутылки из-под вина, которую я несколько приподнял над ним, чтобы вызвать значительное утомление глаз и век. Через 3 минуты его веки сомкнулись, слеза скатилась по щеке, голова склонилась, лицо слегка напряглось, он вздохнул и тут же глубоко заснул; дыхание замедлилось, углубилось, стало шумным; по рукам и плечам пробежали небольшие судороги. Через 4 минуты я его разбудил, боясь опасных последствий…».

Таким же незатейливым способом, педантично требуя лишь, чтобы испытуемые сосредоточивали на указанном им предмете не только свой взор, но и мысли, Брэд в этот и последующие дни усыпляет почти без исключения всех, кто соглашается предоставить себя в его распоряжение. Вначале это только друзья, знакомые, родные, слуги. Затем круг испытуемых быстро расширяется, Брэд выступает с докладами о своих опытах на конференциях врачей и просто перед широко интересующейся этими вопросами аудиторией в самом Манчестере, а также в Рочделе, в Ливерпуле, в Эдинбурге и в Лондоне. Доклады неизменно сопровождаются демонстрациями успешного усыпления десятков посторонних, случайных людей, среди которых взрослые, подростки и даже дети.

И все-таки Брэд не называет этот сон магнетическим, как именуют это состояние месмеристы. Брэд говорит, что вызывает с помощью своего метода особый, нервный сон, и настоятельно подчеркивает, что причины этого сна лежат не в личности того, кто усыпляет, а в самом пациенте, в своеобразном состоянии его нервной системы. Оно возникает закономерно в результате утомления сосредоточенного взора и внимания, полного расслабления мышц, находящегося в покое тела пациента и непроизвольно наступающей при этом задержки дыхания. Недаром Брэд неизменно, педантично настаивает на необходимости фиксировать взор и внимание больного на предмете, который он сам старается поместить «в наиболее благоприятной, — как он выражается, — позиции». Благоприятной — для чего? Для того чтобы вернее и лучше сконцентрировать внимание и быстрее утомить взор, а тем самым, согласно его теории, вызывать искусственный нервный сон. Вскоре Брэд находит для этого сна название, которое прочно укрепилось и в науке, и в повседневном языке, — гипноз (что, собственно, по-гречески и означает — сон). Приоритет Брэда в этом столь очевиден, что в науку вошли, как синонимы, слова — гипнотизм и брэдизм.

Ну, а чем же отличаются от метода усыпления, предложенного Брэдом, действия магнетизеров?

Решительно ничем, говорит Брэд. Хотя, впрочем, одно существенное отличие есть: магнетизеры достигают успеха лишь от случая к случаю, как будто нечаянно; очень и очень часто магнетизация, даже и достаточно долгая, утомительная, оказывается безуспешной. А самому Брэду усыпления удаются почти без осечки. Он четко и лаконично объясняет, почему это так происходит. И у месмеристов, и у него самого причина искусственного сна одна — концентрация внимания и утомление взора. Но если в методе Брэда все подчинено тому, чтобы как можно быстрее и вернее утомить взор и внимание пациента, при манипуляциях месмеристов внимание магнетизируемого часто рассеивается, взор утомляется значительно медленнее (утомляющим фактором при этом являются однообразные движения — пассы магнетизера, за которыми то с большим, то с меньшим напряжением следит пациент). Поэтому магнетизация часто и не удается.

Естественно, что такое объяснение причин магнетического сна не оставляло никакого места ни для универсального «магнетического флюида», якобы истекающего из рук и глаз магнетизера, ни для влияния его воли, ни для других каких бы то ни было мистических выдумок.

В ходе опытов Брэда выяснилось также, что не только способ вызывания сна, но и сон, сам гипноз, удивительно похож на сон «магнетический». Оказалось, что в гипнозе происходит много тех необыкновенных явлений, которые поражали публику на сеансах месмеристов: конечности пациентов застывают в приданных им самых нелепых положениях, пациенты не могут по своей воле разомкнуть смежившиеся веки, загипнотизированным можно внушать различные фантастические образы, которые они воспринимают в момент сна как самую бесспорную реальность.

Правда, оговаривается пунктуальный Брэд, некоторые различия между гипнотическим сном и месмеризмом есть.

«Магнетизеры положительно заверяют, что могут совершать такие эффекты, которые я, — чистосердечно сознается Брэд, — никогда не смог достичь моим методом, как я ни старался». А в подстрочной сноске к этому месту текста его книги сказано следующее: «Эффекты, на которые я намекаю, например, таковы — узнавать время на часах, которые держат за головой или помещают на эпигастральную впадину; читать заклеенные письма или закрытые книги; узнавать, что происходит за километры, угадывать суть болезни и указывать лечение, не имея медицинских познаний; магнетизировать субъектов на расстоянии многих километров при условии, что субъект не знает о действиях, которые намечают делать».

А далее Брэд очень тактично и вежливо пишет, что сам он считает «неприличным и несправедливым» отрицать эти «эффекты» на одном только том основании, что ему они не удаются. Однако недоверие его к подлинности всех этих с подчеркнутой деловитостью перечисленных в подстрочном примечании «эффектов» трудно не заметить и не понять. Брэд не пытается вдаваться в подробности того, что из перечисленного относится к фокусам и проделкам, что к реальным и пока еще не объясненным научно фактам. Однако он высказывает столь твердое убеждение последовательного сторонника естественнонаучного взгляда на природу, что нетрудно уловить изрядную долю скепсиса ко всем этим «чудесам», приписываемым месмеристами своей личной «магнетической» силе.

Всю свою дальнейшую жизнь Брэд посвящает изучению гипноза. Он сделал в этой области больше, чем кто-либо другой из исследователей прошлого века. Многое из того, что было установлено и подробно описано им лично, потом переоткрывалось вторично из-за незнакомства с трудами Брэда. Но об этом мы еще будем иметь случай поговорить в дальнейшем. А сейчас коротко о том, что же узнал о гипнозе Брэд.

Прежде всего ему удалось подметить, что чувствительность, восприимчивость людей к гипнотизации неодинакова: одни погружаются в глубокий гипноз, у других удается вызвать лишь весьма поверхностный гипнотический сон.

Задумываясь о причинах этого явления, Брэд сравнивает его с разной глубиной действия, которое оказывают на разных больных наркотики, лекарства, вино.

Ему бросается в глаза и то, что глубина гипноза часто меняется в течение одного и того же гипнотического сеанса. Вначале сон, вызванный у больного, может быть очень слаб, поверхностен, а затем становится все интенсивнее с ярко выраженными признаками гипнотического состояния. У загипнотизированного изменяется дыхание, деятельность органов чувств, характер кровообращения. Эти изменения очень подвижны, а подчас и взаимоисключающи. Например, в один и тот же момент у загипнотизированного может наблюдаться полная нечувствительность к болевым раздражениям кожи и повышенная восприимчивость к звуку и свету. А через короткое время во время того же самого гипнотического сеанса тот же человек, как ужаленный, вздрагивает и отдергивает руку при малейшем к ней прикосновении, не реагируя, однако, ни на яркий свет, ни на сильный шум. В чем причина такой подвижности ощущений загипнотизированного? Брэд не знает, не догадывается даже, но он их зорко подмечает и точнейшим образом описывает.

Феноменальная наблюдательность Брэда, обширность подмеченных им особенностей гипноза, начиная от главных его признаков и кончая мельчайшими, но весьма типическими деталями, — не может не вызывать восхищения у каждого, кто знакомится с его трудами. Последующие исследования полностью подтвердили правильность большинства его наблюдений. Правда, Брэд не избежал и ошибок. Так, например, он увлекся модной в его время френологией, что в переводе на русский означает — учение о черепах. Автором этого «учения» был австрийский врач Франц Иозеф Галль, утверждавший, что по форме и величине выпуклостей черепа можно судить о характере и способностях человека. Брэд пробовал применить в своих гипнотических опытах «данные» этой псевдонауки, и на первых порах ему показалось, что он нашел им подтверждение. К чести Брэда, он потом убедился в своем заблуждении.

Попытка применить гипнотический сон для лечения больных сразу же показалась Брэду настолько плодотворной, что он приступил к немедленному изучению возможностей этого способа. Вскоре он убедился в большой эффективности гипноза как метода лечения прежде всего различных нервных заболеваний — особенно истерических расстройств в виде параличей, судорожных припадков, тиков и др. По описаниям, которые приводит Брэд в своей «Нейрогипнологии», можно во всех подробностях проследить ход лечебной работы Брэда. Здесь же он предпринимает попытку теоретически обосновать свои практические результаты. И чем больше применяет Брэд гипноз в лечебных целях, тем больше крепнет в нем мысль об огромной пользе этого метода.

Все это было ново, интересно, ценно… Но все же самой главной, непреходящей заслугой Брэда перед наукой являются не эти детали и подробности, а тот факт, что он был первым, кто взглянул на гипноз как на явление земное, материальное, вызываемое естественными, физиологическими причинами.

Брэд спешит познакомить с открытой им истиной своих собратьев по профессии и всех желающих. Уже с начала февраля 1842 года (вспомним, что заниматься гипнозом Брэд начал всего лишь за несколько месяцев до этого, в ноябре 1841 года) он выступает с докладами о своих опытах во многих городах Англии. Он горячо надеется, что его личные усилия помогут избавить умы соотечественников от заблуждения. Но как метко сказал М. Ю. Лермонтов: «…воевать с людскими предрассудками труднее, чем тигров и медведей поражать». Первое, на что наткнулся Брэд, — это отрицательное отношение со стороны его коллег врачей. Еще недавно окруженный в своей среде всеобщим уважением и почетом, Брэд становится после сделанного им открытия объектом презрения для одних, кто прямо ставит его на одну доску с разоблаченными ими же месмеристами, и недоумения — для других: зачем, дескать, известному уже в медицине специалисту лезть в такое темное, далекое от науки дело…

Напрасно Брэд в предисловии к своей книге с открытой душой обращается к коллегам, призывая их к объективному суждению:

«Я предлагаю теперь мои результаты публике и мои выводы критике своих собратьев, если мне позволено высказать мои предварительные пожелания этим последним, я желал бы, чтобы они подошли к испытанию этого предмета со всей искренностью, с твердым желанием прийти к истине. Я был, как и они, скептиком, я могу поэтому понять сдержанность других, я присоединяюсь в этом смысле к Триверанусу, знаменитому ботанику, когда он говорит, касаясь месмеризма (я цитирую по памяти): «Я видел много вещей, в которые я бы не поверил, если бы вы мне о них сказали; я не могу поэтому с полным правом ни надеяться, ни желать, чтобы вы поверили в те, о которых я вам говорю».

Большинство его коллег пренебрегло не только этой возможностью (исследовать явления самому), но и доказательствами, щедро предоставленными Брэдом. Совсем немногие смело и твердо поддержали Брэда. И среди них известный английский хирург и психолог профессор Герберт Майо, который на конференции врачей в Лондоне, где 1 марта 1862 года выступил Брэд, заявил, что метод Брэда «лучший, самый быстрый и самый верный для получения сна», для погружения нервной системы в новое искусственное состояние, которое можно с пользой применять для лечения.

Сильный удар Брэду и его открытию нанесли всегдашние яростные враги науки — клерикалы. Напали не в лоб, а из-за угла. Они не вступали с ним в честный спор, не опровергали его доводов, не выставляли своих. Они коварно воспользовались против Брэда своим старым, но — увы! — все еще не ржавеющим оружием зависти и злобы — клеветой. Известный в Англии проповедник, ливерпульский священник Мак Нейл с высоты своей церковной кафедры предъявил Брэду низкое обвинение в подкупе лиц, на которых он проводил свои опыты. В воскресной проповеди 10 апреля 1842 года Мак Нейл, мешая в одну кучу врача-исследователя Брэда и магнетизера Лафонтена, усматривая в действиях и того и другого кощунственную претензию осуществлять необычайные сверхъестественные эффекты земными средствами, в ярости назвал их обоих «агентами сатаны», а используемые ими методы «дьявольскими…» Более того, он, священник, уличал Брэда не в чем ином, как в пренебрежении к «научному установлению законов» природы!

Брэд вынужден был ответить гневным памфлетом, опубликованным в ответ на печатное обнародование проповеди Мак Нейла. «Пока дело ограничивалось устными выступлениями, — пишет в этом памфлете Брэд, — я мог отвечать на них также устно».

Это и было сделано Брэдом в очередной лекции в Ливерпуле 21 апреля того же года, то есть спустя 11 дней после проповеди Мак Нейла. Брэд, будучи сам честным человеком, подумал, что Мак Нейл был не совсем в курсе его работ. Поэтому он послал Мак Нейлу пригласительный входной билет на лекцию и большое письмо, где рассказал подробно о результатах своих опытов по раскрытию истинной природы так называемых месмерических явлений, а также вырезку из журнала, в котором был опубликован пространный отчет о предыдущей лекции, на которой Брэд, как обычно, демонстрировал на совершенно посторонних людях, слушателях, свой способ вызывания гипнотического сна. Но Мак Нейл на эту лекцию Брэда не явился, фактическими доказательствами добросовестности его научных исканий пренебрег и опубликовал текст проповеди, сохранив в ней все свои прежние утверждения: «Мы слышим об этих экспериментах, но мы ничего не слышим о научном установлении законов, на которых они основаны».

Приведя доводы, неопровержимо разоблачающие Мак Нейла, Брэд обращается к клевещущему на него священнику со следующими словами: «Имеется ли здесь, после всего сказанного какое-либо доказательство того, что вы были побуждаемы соображениями честности, правды и справедливости, предпринимая подобную атаку против меня, человека, который никогда не причинял вам зла? Поэтому я беру на себя смелость спросить, не сильно ли отдает ваше собственное поведение в данном случае влиянием «агентов сатаны?»

Брэд не оставил камня на камне от порочащих его честное имя врача и ученого измышлений клерикала. Большую же часть памфлета он посвятил защите естественнонаучного взгляда на гипноз, разоблачению мистических взглядов месмеристов, пропаганде лечебных возможностей гипнотического сна.

Чем дальше и глубже знакомится Брэд с гипнозом, тем больше убеждается он в том, какое острое оружие против мистики обретает наука в намеченном им материалистическом понимании этого явления. И он сам первый не дает этому оружию ни пылиться, ни тупеть. Снова и снова с неугасимым пылом борца за разум Брэд обращает это оружие и против старых, но все еще живых и против самоновейших мистических измышлений.

Он публикует специальную работу, посвященную разоблачению так называемых тайн магии и колдовства, где обстоятельно анализирует «чудеса» индийских факиров и йогов, показывая естественные причины некоторых необычных достигаемых ими явлений, кажущихся непонятными и поэтому воспринимаемых большинством людей как нечто сверхъестественное.

В 1852 году в работе «Магия, колдовство, животный магнетизм, гипнотизм и электробиология» Брэд пишет:

«Факиры и йоги вызывают у самих себя экстатический транс около 2400 лет в религиозных целях с помощью приема, совершенно аналогичного тому, который я рекомендовал своим пациентам для их самогипнотизации, это так называемая продолжительная фиксация кончика носа или другой части тела, или просто воображаемого предмета, в сочетании с сильным сосредоточением внимания и при задержке или замедлении дыхания». Брэд пишет, что до публикации своих первых трудов по изучению гипноза он ничего об этих способах самогипнотизации, употребляемых факирами, не знал, а когда наткнулся случайно на книгу, в которой об этом рассказывалось, то был рад, увидев в процедурах факиров и достигаемых ими результатах, конечно, не чудо, не ключ к тайнам потустороннего мира, а лишнее подтверждение правильности своих представлений о естественных причинах явлений, кажущихся необычными.

Брэд прекрасно оценил эту важную сторону сделанного им открытия. Он понял, что предложенное им естественное понимание гипноза поможет разоблачению многих насчитывающих тысячелетнюю давность суеверий, а также тех, что возникали на его глазах. В частности, Брэд одним из первых подверг критике с научных позиций только что начавший при нем входить в моду спиритизм.

Даже в самом горячем пылу борьбы с мистикой Брэд не оставляет главного дела своей жизни — глубокого исследования гипноза, изучения заключающихся в нем возможностей. В опубликованной в 1855 году научно-медицинской статье «Соображения о природе и лечении некоторых форм параличей» он обобщает свой личный опыт успешного снятия параличей функционального происхождения с помощью гипноза. Брэд — убежденный сторонник бывшей в его время уже не новой точки зрения, что мысль и чувство постоянно влияют на тело. Существует немало заболеваний (в том числе и так называемые функциональные параличи), причиной которых могут быть испуг и внезапное тяжелое известие, длительное переживание и горькая тоска и т. п. В лечении таких заболеваний, считает Брэд, большую роль, роль целебного успокоительного средства, может сыграть гипнотический сон.

Но, оказывается, в гипнозе заключена и еще одна вначале мало оцененная Брэдом возможность: загипнотизированного можно лечить словом, внушая ему мысль о возможном и быстром выздоровлении. Вот один из случаев. Усыпив гипнотическим сном больную женщину, ослепшую в результате испуга вначале на один, а спустя некоторое время и на второй глаз, Брэд уверяет ее, что болезнь излечима, хотя и не так скоро, как это хотелось бы. С удивлением видит Брэд, что улучшение наступило уже после первого сеанса. Воодушевленный, он настойчиво продолжает лечение, каждый раз внушая больной, что настанет день, когда зрение возвратится к ней полностью. Таких примеров набирается в его лечебной практике все больше. Но как можно объяснить результаты этого лечения? Почему влияние слова на больного, погруженного в гипнотический сон, становится таким сильным? Почему таким способом удается иногда исцелять даже тяжелейшие, казавшиеся безнадежными заболевания? За счет каких именно физиологических процессов, совершающихся в организме загипнотизированного, это происходит? Об этом Брэду, как и о многих других интимных механизмах гипноза, остается только догадываться. И он выдвигает в качестве объяснения гипотезу о моноидеизме (от греческих слов: «монос» — один, «идея» — представление), или о состоянии охваченности одной единственной мыслью. Это состояние, как думает Брэд, возникает у загипнотизированного в результате сосредоточения взора и ума на одном предмете. Вероятно, предполагает он, этому способствует то, что в гипнозе происходит невольная задержка дыхания и замедление сердцебиений, благодаря чему меняется состав крови, а измененный состав крови, в свою очередь, как-то влияет на состояние мозга.

Итак, предположения громоздятся на предположения, описания на описания… Однако надо сказать, что Брэд сам отлично отдавал себе отчет в том, как недостаточны эти чисто словесные, умозрительные объяснения. После всех попыток понять самому и разъяснить другим глубинную механику гипноза, Брэд откровенно признается: «Впрочем относительно ближайшей причины гипнотических явлений наилучший план при настоящем состоянии знаний, по моему мнению, тот, чтобы собирать дальнейшие факты и оценивать их для лечения больных, теоретические рассуждения же отложить до будущего, когда у нас будет больший запас фактов, из которых можно делать выводы».

Как мы увидим дальше, дело оказалось гораздо сложнее, чем надеялся Брэд. Одно только увеличение числа фактов смогло дать немногое для понимания сущности гипноза. Факты копились горами, причем один интереснее другого, а суть дела оставалась неясна.

Кипучая, неутомимая деятельность Брэда при его жизни не принесла существенно ощутимых плодов. Его серьезнейшие научные труды прошли тогда почти незамеченными не только в Европе, но даже и в самой Англии, где они обратили на себя внимание только немногих дальновидных ученых. Лишь почти к самому концу жизни Брэда атмосфера отчужденности и скептицизма, которой он был окружен, несколько изменилась. Началом послужили лекции известного английского физиолога профессора Карпентера, в которых он с большим уважением отозвался о работах Брэда.

За пределами Англии первую попытку привлечь внимание к возможностям гипноза предпринял еще при жизни Брэда профессор медицинского факультета в Бордо Азам. Нимало не смутившись теми насмешками, которые, разумеется, не замедлили на него сейчас же после этого посыпаться, Азам попробовал сам заняться гипнотическими опытами. Вскоре он поделился полученными успешными результатами со знаменитым французским антропологом и хирургом Полем Брока. Брока в свою очередь поставил об этом в известность французскую академию.

Обрадованный тем, что рожденное им детище — учение о гипнозе стало, наконец, предметом серьезного внимания, Брэд направил Азаму манускрипт, в котором обобщил важнейшие результаты всех своих работ. Одновременно с этим Брэд направил во французскую академию свой главный научный труд «Нейрогипнологию», хлопоча об издании его во Франции. Однако в те годы этому не довелось осуществиться. И ряд французских исследователей того времени, с энтузиазмом взявшихся за изучение гипноза, оказался не в курсе всего уже сделанного Брэдом; многое, что они открыли, было переоткрытием того, что уже было до них найдено и описано.

Джемсу Брэду не довелось стать свидетелем первых твердых шагов своего детища.

25 марта 1860 года Брэд умер. В этом же году во Франции выходит несколько книг, в которых рассказывается, правда, только в самых общих чертах, о его открытии, его методе вызывания искусственного сна и применения его в лечебных целях.