Аполлон Давидсон Наследие имперского прошлого

Аполлон Давидсон

Наследие имперского прошлого

Ты топчешь прах империи, смотри…

Байрон

Прошедшее нужно знать не потому,

что оно прошло, а потому,

что не умело убрать своих последствий.

В.О. Ключевский

«Эпоха блистательной, триумфальной Европы, сиятельных капиталистических империй, правивших три века всей планетой огнем, мечом и паровыми двигателями, заканчивается, как некогда заканчивалась, растворяясь во мраке „темных веков“, эпоха великого Рима».

И снова: «Судьба современного Запада навевает грустные аналогии с трагическим упадком Римской империи…»¹.

Так было написано в первом номере международного журнала «JaLOUSE», издающегося и по-русски. В нем сделан прогноз, каким будет XXI столетие. Что же предсказывалось?

Главное: «Не пройдет и пятидесяти лет, и эпоху Брежнева, Никсона и Вилли Брандта будут вспоминать, как утраченный человечеством парадиз. Просто потому, что основ, на которых стоял наш мир, уже не будет».

Каким предстанет будущее? Ответ: «Без Запада», «Без белых», «Без государства», «Без демократии», «Без равенства», «Без смысла». И – «Без России».

К страшилкам человечество вроде бы привыкло. Излюбленное занятие газет, радио и телевидения – пугать нас ужасными катастрофами, трагедиями, преступлениями и, конечно, предсказаниями.

Собственно говоря, так бывало и раньше, еще до радио и телевидения. В середине XIX века английские газеты пугали своих соотечественников тем, что скоро в Англии кончится уголь, и страна погибнет – замерзнет.

И все же от страшилки журнала «JaLOUSE» нельзя просто отмахнуться. Тот номер подписан в печать 30 августа 2001-го, через двенадцать дней – злосчастное и сентября.

Еще важнее, что такое или похожее будущее рисует не только этот журнал. Как известно, гарвардский профессор Хантингтон предвещает столкновение цивилизаций, а потом даже уточняет, что оно, скорее всего, начнется с Ближнего Востока. И вот теперь события в Ираке и в соседних странах сотрясают мир.

Да разве тревожные предсказания начались с Хантингтона?

«Азия просветила Европу, и Европа покорила Азию. Теперь Европа просвещает Азию. Повторит ли Азия ту же операцию над Европой?»² Так сто лет назад, в мае 1904 года, писал мой любимый историк Василий Осипович Ключевский. И хотя в нашей стране его глубоко чтут, я не припомню, чтобы эти его слова любили цитировать.

Потом закат Европы с ее имперским величием, как известно, предрекали многие. Одни, как Освальд Шпенглер, в форме бесстрастного анализа. Другие, как афроамериканец Уильям Дюбуа, с удовлетворением. Третьи, как Франц Фанон, вестиндец, переселившийся в Алжир, с торжеством. Четвертые с трагизмом. Жан-Поль Сартр в предисловии к книге Франца Фанона писал:

Европа погибла. Это та правда, которую нелегко высказать, но в которой мы все – разве не так, мои дорогие европейцы? – абсолютно убеждены… Европейцы, откройте книгу, вчитайтесь! Сделав несколько шагов в ночном мраке, вы выйдете к костру, вокруг которого сгрудились незнакомые вам люди…Возможно, они заметят вас, но разговора не прекратят и даже не понизят голоса… Их отцы… они обращались к вам, а вы даже не удосуживались ответить “этим дикарям”. Их дети не знают вас. Их освещает и обогревает огонь, но это не ваш огонь. Вы держитесь от него на почтительном расстоянии, чувствуете себя ночными жителями, оглядываетесь, дрожите от холода… В этом полумраке, в сумерках, которые рождают новый день, дикари – это вы³.

Конечно, хотелось бы отмахнуться от подобных предсказаний, но это вряд ли дальновидно, даже если очень хочется. Да многие ученые и относятся к ним всерьез. Рассматривают перспективы под углом противоречий бедных народов и стран с богатыми, с «золотым миллиардом». И под углом расово-конфессиональных противоречий. И через призму глобализации.

Значительно меньше нынешняя ситуация в мире и ее перспективы изучаются как результат крушения империй. А это – чрезвычайно важный аспект.

На наших глазах и на глазах наших отцов распались все империи: от Австро-Венгерской, Османской, Германской до Британской, Французской, Итальянской, Испанской, Португальской. Эпоха империй, начавшаяся еще в средневековье, кончилась. Мы пока не осознали значение этого явления – так часто бывает с очевидцами. Весь мир испытывает последствия происшедшего. Самые разные – вплоть до психических. И бывшие метрополии, и бывшие колониальные и зависимые страны. Будут испытывать это и наши дети и внуки.

Несомненно, что с распадом империй мир вступил в совершенно новую эпоху. Существовала сложившаяся веками система, при которой общемировые события зависели всего лишь от нескольких центров силы. Конечно, и тогда эти события были не очень предсказуемыми. Но теперь, хотя и принято считать, что мир стал однополярным, центров силы стало намного больше. И непредсказуемость возросла. Это, мне кажется, очевидно. Как и то, что вместо отлаженной системы, пусть и весьма жестокой, в ряде стран мира воцарился хаос. Ярче всего это проявилось в тропической Африке.

Как скажутся на судьбе человечества те крутые перемены во всех международных, политических, экономических и многих других связях, которые произошли после распада империй – и продолжают происходить порой весьма непредсказуемо?

Какими будут дальнейшие последствия распада империй для бывших колониальных и зависимых стран – для 7/8 населения Земли? Как пойдут процессы их самоутверждения во всех сферах – от политики до культуры? Что они возьмут из наследия Европы, чего не примут, а против чего будут бороться? В каких формах будут проявляться востокоцентризм, исламоцентризм, новое явление – афроцентризм? В каких направлениях пойдут общественные настроения и политические движения, связанные с этими идеологиями?

Может показаться, что жизнь населения метрополий изменилась после распада их империй меньше, чем жизнь населения колониальных и зависимых стран. Но даже если и так – окончательное суждение выносить рано. Как говорится, еще не вечер. Взять хотя бы одну сторону – постоянно растущее в Европе число переселенцев из Азии и Африки. Во Франции афро-азиатские мусульмане составляют уже ю% населения. Сходная картина в Великобритании, Германии. Как это отразится на будущем Европы?

Продолжится ли цепная реакция распада империи – распад их остатков? Будет ли продолжаться распад бывших колоний, как это произошло с Индонезией, от которой отделился Восточный Тимор?

И важнейший вопрос: каковы возможности для плодотворного сотрудничества бывших метрополий, и вообще развитых стран, с теми, которые называют развивающимися? Насколько весом опыт, накопленный в этом отношении Британским Содружеством и Францией?

Для нашей страны все это имеет огромное практически-политическое значение. Для России и всех государств постсоветского пространства чрезвычайно важно проанализировать чужой опыт и сравнить его с тем, который накопился после сравнительно недавнего распада Советского Союза. Независимо от споров, считать ли СССР империей или нет, последствия его распада все равно во многом сходны с теми, которые испытали – и испытывают – Британская, Французская и другие империи, распавшиеся до того, как перестал существовать Советский Союз.

Не хочется ставить в этот ряд судьбу России и всего постсоветского пространства – свое всегда кажется особенным, даже совершенно особенным, непохожим на чужое. Но если посмотреть непредвзятым взглядом, разве не имперским прошлым объясняются антирусские настроения в ряде республик? И взаимная подозрительность, которая мешает строительству СНГ?

Как ответить на эти и другие, связанные с ними, вопросы, когда сами-то проблемы – в непрестанном движении, в развитии? «Сколько времени нужно людям, чтобы понять прожитое ими столетие? Три столетия», – считал Ключевский⁴.

На большой международной научной конференции по истории империй, которую провело Открытое общество (Фонд Сороса) в июне 2003 года в Москве, было высказано немало интересных соображений. Данная статья написана на основе доклада о наследии империй, с которым автор выступил на той конференции. Нисколько не претендуя на всесторонний подход к этой теме, попытаюсь привлечь внимание к нескольким аспектам, вероятно, наиболее тревожным.

Дай Бог, чтобы отношения Европы с бывшими колониальными и зависимыми странами становились все лучше и лучше – это дало бы человечеству мир и благополучие.

Но надо понимать, насколько это трудно. Наивно было бы думать, что за столетия господства метрополий не накопится огромное недовольство тех, кем они управляли, и что теперь, после распада империй, не откроются клапаны для выбросов этого недовольства.

Индийцы не забывают, что Уинстон Черчилль называл их национального героя Махатму Ганди «этот воинствующий полуголый факир». И ведь это говорил Черчилль – один из самых дальновидных лидеров Европы XX столетия. Сколько же мерзостей наговорили и, главное, наделали другие?

Легко ли китайцам забыть, как кайзер Вильгельм II напутствовал немецкий экспедиционный корпус, отправляя его в 1900 году в Китай: «Пощады не давать! Пленных не брать. Убивайте, сколько сможете! Как тысячу лет назад, когда гунны во главе с королем Аттилой заслужили славу, которая и сейчас в легендах и сказках вызывает ужас, так слово „германец“ должно ужасать Китай в следующую тысячу лет. Вы должны действовать так, чтобы китаец уже никогда не посмел косо посмотреть на германца»⁵.

Что уж говорить об Африке? По приказу того же императора Вильгельма восставший против немецкого господства народ гереро огнем пулеметов загнали в пустыню Калахари и обрекли десятки тысяч людей на гибель от голода и жажды. Даже германский канцлер Бюлов возмутился и сказал императору, что это не соответствует законам ведения войны. Вильгельм невозмутимо ответил: «Законам войны в Африке это соответствует».

Гитлер в «Майн кампф»: «Время от времени мы слышим, что негр стал судьей, учителем, певцом или кем-либо в этом роде. Воспитывать из полуобезьяны судью – это насилие над здравым смыслом, это преступное безумие. Приучать готтентотов и кафров к интеллектуальным профессиям – это грех перед Творцом».

Одни и те же европейцы вели себя на родине и в Африке совсем по-разному. Французский писатель Жорж Оне писал в одном из своих романов в конце XIX века: «Меслер был прямодушен и добр на редкость. Но в Африке… он никогда не колебался выстрелить… В Трансваале это называлось быть энергичным. Во Франции это считалось бы преступлением. Вопрос географической широты, среды и обстоятельств. Его жену умоляют: „Не показывайте мне ваш африканский облик… Покажите мне ваше парижское лицо. Ведь это же не мадам Меслер, грозная и решительная королева, что царствует над дикарями среди тигров. Не ее я пришел повидать. Нет, это же мадам Меслер, милостивая, благосклонная, та, что живет на Елисейских полях“»⁶.

Жизнь в колониях меняла характер очень многих европейцев настолько, что они готовы были, вернувшись в Европу, перенести туда свои колониальные нравы. Это хорошо подметил в Англии больше ста лет назад Иосиф Шкловский, корреспондент журнала «Русское богатство»: «Представителем нашего округа в парламенте с незапамятных времен был старый отставной генерал. Выслужился он где-то на западном берегу Африки; там с небольшим отрядом и пятью пушками он насадил европейскую культуру, т. е. выжег столько деревень, вырубил столько плодовых деревьев и истребил столько негров и коров, что край этот пустынен до сих пор, хотя прошло уже много, много лет… В парламенте старик был раза два, но свое присутствие ознаменовал. Послушав речи оппозиции, старик заявил, что, собственно говоря, с ней нужно было бы расправиться „по-африкански“, т. е. впустить несколько солдат, вкатить пушечку и затем: „Раз, два! Направо коли, налево руби!“»⁷.

Надо ли помнить все это – ведь прошло столько лет? Но не так-то уж и много. Большинство колониальных империй распались совсем недавно, во второй половине XX века. В России до сих пор вспоминают, какой вред ей нанесло татаро-монголькое, или, как теперь говорят, ордынское иго. А с тех пор прошли уже столетия!

Неевропейские народы возмущает даже такое укоренившееся в Европе понятие, как «Великие географические открытия»: почему это вы нас открывали?! Мы тут жили.

И результат – ответная реакция в Африке и Азии. Тут и горечь за униженность, длившуюся из поколения в поколение, и зависть бедных к богатым.

В колониальный период школьников заставляли учить не историю и культуру их народов, а прошлое Великобритании, Франции, Бельгии, Португалии.

Сейчас стремление к самоутверждению после веков колониальной и полуколониальной зависимости ведет к бурному росту интереса к собственной культуре, собственным традициям, собственному прошлому. Вместо жизнеописаний королевы Виктории, британских Эдуардов и Георгов теперь учат историю своих давних правителей. И негодуют, что в Европе их называли не королями, а только вождями и верховными вождями.

Говорят, не перегнешь – не выпрямишь. И бывает, что не только изучение Эдуардов и Георгов упраздняют, ной Шекспира ставят под вопрос: а нужен ли он теперь школьникам в Африке и Азии?

И еврофобия в сфере культуры – какие только формы она не принимает! «Как южноафриканка, я всегда с почти религиозным упорством отказываюсь обсуждать произведения белых писателей Южной Африки, потому что я не хочу соглашаться с расистской установкой, будто только белые писатели являются рупором Южной Африки». Так высказалась в докладе для Йельского университета Телма Ревел-Пинто, черная южноафриканка, преподавательница литературы. Сама она в качестве южноафриканских писательниц назвала только черных, а о белой Надин Гордимер заявила, что ее произведения «остаются в кругу расистско-патерналистских»⁸. (Вскоре Надин Гордимер была присуждена Нобелевская премия.)

Во взращивание антибелых настроений внесли вклад и советские политики, и международное коммунистическое движение. Вот хотя бы такие стихи:

Белый – убийца, белый – злодей, дитятко!

Он хуже змеи, он тигра злей, дитятко!

Ты найди его, победи и убей, дитятко!

Ты ненависть пей из моих грудей, дитятко!

Пусть зубки твои растут острей, дитятко!

И снова —

Белых, белых, белых убей, дитятко!

Стихотворение называется «Но Африка наша» и, хотя звучит как бы от имени африканцев, опубликовано в книге «Современная революционная поэзия Запада» (с предисловием A.B. Луначарского)⁹. Оно – в духе политики, проводившейся Коминтерном: так должна была рассуждать «наша Африка».

Протест против господства белых во всех сферах жизни, вплоть до литературы, – этот протест вполне понятен.

Сейчас антиевропейские настроения если и не усиливаются, то становятся очевиднее. Почему?

Народы, переставшие быть колониальными, надеялись, что их судьба улучшится. Что хорошая жизнь – вот она, за поворотом. А получилось не так. Какие-то государства – азиатские «тигры» или страны ОПЕК – вырвались вперед, но во многих государствах люди сейчас живут еще хуже, чем в колониальное время.

Но, тем не менее, в странах, которые были колониальными и зависимыми, проявляются, а может быть, и усиливаются идеи общности их судеб – в противопоставление Европе и вообще Северу.

В учебные программы университетов ряда стран Африки входят книги Франца Фанона. К одной из них Жан-Поль Сартр и написал когда-то предисловие с такими грустным для европейцев прогнозами. Озаглавлена она «Проклятьем заклейменные». Фанон назвал так не пролетариат, как в гимне «Интернационал», а население колониальных стран. Вот несколько утверждений Фанона из этой и других его книг. «Жизнь для колонизованного может возникнуть только из разлагающегося трупа колонизатора»¹⁰. Для колонизованного колонизатор – «человек, которого необходимо уничтожать»¹¹.

А кто такой колонизатор?

В Алжире – каждый француз. «Француз в Алжире не может быть нейтральным или невинным. Всякий француз в Алжире угнетает, презирает, господствует»¹². Более того, весь французский народ – «колониалистский», и «вся французская нация вовлечена в преступления против народа, является соучастницей убийств и пыток в алжирской войне»¹³. Отношения Франция – Алжир для Фанона – лишь пример взаимоотношений колонизатора с колонизуемым. Он говорит о мобилизующем значении противопоставления «мы – они». Мы – это «четыре пятых человечества»¹⁴. «Люди желтой расы, арабы и негры хотят теперь выработать свои проекты, утвердить свои ценности, определить свои отношения с миром»¹⁵.

Фанон разоблачал «европейские модели», «европейский дух», поддержал спонтанный протест против ценностей западной культуры. «На ложь колониализма колонизованный отвечает ложью. Откровенность возможна лишь с соплеменниками, а в отношениях с колонизаторами – замкнутость и непроницаемость… Правда – это то, что помогает туземцам и губит чужеземцев… Хорошо все, что плохо для них»¹⁶.

На стремление колонизатора навязать свои культурные ценности колонизованный отвечает отказом от них, отказом полным, безоговорочным. «Язык угнетателей вдруг начинает жечь губы»¹⁷. Наступает «глобальный отказ от ценностей захватчика»¹⁸. И даже когда речь идет о современной науке и технике, «слова специалиста всегда воспринимаются с предубеждением»¹⁹.

Утверждая все это, Фанон объявил, что для колонизованных вполне правомерен «самый элементарный, самый грубый, самый всесторонний национализм»²⁰. И что, во всяком случае, на начальном стихийном этапе антиколониальной борьбы «анти-расистский расизм, как стремление защитить свою кожу и как ответ колонизованного на колониальное угнетение, – это и есть основание для борьбы»²¹.

Книги Фанона написаны почти полвека назад. Но разве не перекликаются с ними возникшие позднее идеи афроцентризма? Идеолог афроцентризма Молефи Кете Асанте, профессор кафедры афроамериканских исследований Темпльского университета Филадельфии, обращаясь к африканцам и афроамериканцам, убеждает их отвергать мнения, принятые у европейцев. «Если они говорят, что величайшим писателем был Шекспир, вспомните Сезера, Дюбуа, Хьюза, Шоинку, Гильена, Нгуги, Пушкина»²². «Если они говорят, что классический танец – это балет, знайте, что не существует ничего более классического, чем…» – и следуют названия африканских танцев. «Если они говорят, что музыка Баха общечеловечна, знайте, что Бах не столь общечеловечен, как Джон Колтрейн или Дюк Эллингтон». «И если брат или сестра скажут, что Бетховен, Бах или Моцарт – это классика, ответьте, что это классика для европейцев, но не для нас». «Что бы вы ни знали о событиях, связанных с войнами Англии, с царями России, с расцветом искусств в Италии, ничто из этих знаний несопоставимо со знаниями о самих себе»²³.

Так считают люди, говорящие от имени науки. А политики?

«Мы должны потребовать от белых компенсации за колонизацию и геноцид, которые они устроили на нашей земле» – так заявил Муамар Каддафи 22 апреля 2001 года на форуме в Триполи. Он призвал Африку избавиться от культурного наследия белых людей. «Их языки и традиции не могут выразить наши чувства и мысли, поэтому мы должны говорить только на языках наших предков». Каддафи напомнил об опыте Ливии, которая в конце 1960-х годов добилась изгнания более 20 тысяч белых, в основном итальянцев.

Этой речью Каддафи подчеркнул, что он говорит от имени всего небелого населения. От лица униженных и угнетенных. От имени Африки. Правда, по классификации антропологов он, араб, относится к той же расе «белых», которых обвиняет. И если уж встать на позицию противопоставления рас, как это делает Каддафи, то придется вспомнить, что арабская работорговля возникла намного раньше европейской и стоила «черной Африке» миллионов человеческих жизней. Может ли говорить от лица униженных и угнетенных Африки лидер Ливии, одной из самых богатых нефтедобывающих стран мира? Она получает от нефти десятки миллиардов долларов – и в основном за счет тех самых белых, кого Каддафи клеймит и проклинает. Каддафи выступает против наследия империй, против зла, которое они принесли, и против имперских предрассудков. Но теперь он провозглашает новые предубеждения – против европейцев?

Политики широко используют бытующие настроения, чтобы, подогрев их, завоевать популярность. А придя к власти, отвлекать от себя гнев своих народов, снова и снова повторяя, что все тяготы и беды – результат только и исключительно европейского господства. И валить на имперское прошлое собственные промахи, а то и преступления. Сукарно, первый президент Индонезии, написал книгу «Индонезия обвиняет». Так поступили и многие другие афро-азиатские политики. Что ж, если во всем виновата Европа, то, значит, их самих обвинять не в чем.

Пример последних лет – продолжающееся изгнание белых из Зимбабве. Президент Роберт Мугабе, заведя страну в экономический тупик, стал поощрять «стихийный» захват ферм, принадлежащих белым. В результате – развал сельского хозяйства и все вытекающие последствия. Но для Мугабе главное – отвести от себя народный гнев, направив его на белых – «оккупантов», «захватчиков».

В Соединенных Штатах Луис Фаррахан, который считает себя лидером афроамериканского населения, уже давно требует, чтобы белые всего мира поплатились за то зло, которое они принесли небелым. В движении черных мусульман «Нация ислама» он хотел бы объединить не только афроамериканское население Соединенных Штатов, но и вообще всех людей с черным цветом кожи. А еще лучше – и всех мусульман. А желательно и вообще всех небелых – против белых. Он бывает и у Каддафи, и в Южной Африке, побывал и у нас – в Москве и в Дагестане.

Фаррахан, еще на встрече афроамериканских лидеров в Новом Орлеане в апреле 1989 года, обвинил в расизме всех белых. Записал в расисты и Линкольна, президента США, который боролся за отмену рабства. Призвал к созданию в Африке страны, в которой могли бы поселиться афроамериканцы из Соединенных Штатов. И даже: «Пришла пора освободить из тюрем всех черных! Отпустите их! Дайте им уехать в Африку!» Вместе с тем он предсказал, что наступит день, когда афроамериканцы будут управлять Соединенными Штатами. «Наша рождаемость опережает их рождаемость!» Фаррахан заявил: «Белый дом способствует распространению наркотиков среди черных, они делают это, чтобы преступность среди черных росла». Публично выразил восхищение Гитлером, а иудаизм объявил «религией сточной канавы». Участники этой встречи, в которой участвовали Джесси Джексон и Анджела Дэвис, потребовали от Соединенных Штатов выплаты репараций афроамериканцам за то, что их предки были в рабстве. Потребовали также, чтобы в государственных школах США специально изучалась история афроамериканцев²⁴.

В дальнейшем Фаррахан, как известно, организовал «Марш миллиона черных мужчин» на Вашингтон. Миллиона не получилось, но и участия четырехсот тысяч человек, которые последовали его призыву, было достаточно, чтобы Америка испытала шок. Правда, Фаррахану, как и Каддафи, как и Бен Ладену, несколько странно выступать от лица униженных и угнетенных: все-таки они – миллионеры и, кажется, не раздают свои богатства сирым и убогим.

В 2001 году, добиваясь разрешения приехать и выступить перед своими сторонниками в Англии, куда ему 15 лет не давали визы, Фаррахан отрекся от наиболее одиозных своих утверждений. Заявил, что он не расист и не антисемит – просто «эта ложь преследовала меня последние 16 или 17 лет»²⁵. Но не объяснил, почему же 16 или 17 лет его устраивала такая «ложь».

Теперь Фаррахан перенес акцент на другую идею: черные и белые в Америке должны жить порознь. «Если два народа, черные и белые в Америке, не могут жить в мире, разве не мудро для нас – развестись?»²⁶

В развитие этой идеи фаррахановская «Нация ислама» опубликовала «Мусульманскую программу»²⁷. В разделе «Чего мусульмане хотят» говорится, что «для всех потомков рабов» в Америке должно быть создано отдельное собственное государство. «Мы считаем, что наши бывшие рабовладельцы обязаны предоставить нам территорию, и что она должна быть плодородной и богатой полезными ископаемыми. Мы считаем, что наши бывшие рабовладельцы обязаны на этой территории обеспечивать наши нужды в течение следующих 20–25 лет, пока мы не сумеем сами производить все необходимое» (пункт 4). Пункт 9 содержит требование, чтобы «все черные дети обучались и воспитывались их собственными учителями», т. е. обязательно черными. Пункт ю: «Мы считаем, что надо запретить смешанные браки и смешение рас».

В разделе «Во что мусульмане верят» сказано: «Мы верим, что мы – народ, избранный Всевышним» (пункт 5). Черные должны избавиться от имен, которые навязаны им их бывшими рабовладельцами, и дать себе свои собственные имена (пункт 7).

«Идея интеграции – лицемерие», а «если белые люди искренни в провозглашенном ими дружеском отношении к так называемым неграм, то они должны доказать это, разделив Америку со своими рабами» (пункт 9).

Разновидности востокоцентризма, исламоцентризма, как и возникшего сравнительно недавно афроцентризма – все эти идеологии зиждутся на осуждении имперского владычества.

На проведенной в 2001 году под эгидой ООН Всемирной конференции против расизма делегации многих стран требовали от бывших метрополий, от Запада, а то и от всего мира, «белого человека» расплатиться за зло, причиненное колониализмом и работорговлей.

Имперское прошлое, словно бумеранг, неизбежно должно возвращать удары. Но этот более или менее естественный процесс подстегивается, усиливается и ускоряется теми диктаторскими режимами, которые, увы, клонируются во многих государствах, и особенно в тех, что были колониальными и зависимыми. Диктаторы типа Саддама Хусейна и Роберта Мугабе делали все, чтобы недовольство народа их просчетами и преступлениями канализировать в русло ненависти к бывшим метрополиям и вообще ко всему европейскому.

Нельсон Мандела во время своего президентства в Южно-Африканской Республике стремился проводить линию на всеобщее примирение, старался не клеймить те пять миллионов лиц европейского происхождения, которые живут в ЮАР, а привлечь их к строительству «Новой Южной Африки». Но после ухода Манделы желание взять реванш усилилось, и белым снова стали поминать сопричастность их предков к установлению имперских порядков в Африке.

Параллельно яростным обвинениям в адрес имперского владычества растет уверенность, что XXI столетие будет «Веком Азии» или «Веком Африки». Эта уверенность зиждется и на резких и все убыстряющихся демографических переменах, на «великом переселении» африканцев и азиатов в Европу, на усилении роли бывших колониальных и зависимых стран, на общей тенденции азиатизации и африканизации, которая наблюдается в мире. На том, что уже сейчас население бывших колониальных и зависимых стран составляет 7/8 человечества.

В журнале «JaLOUSE» приводятся общеизвестные прогнозы: «По данным специалистов ООН, уже к 2050 году население

Африки будет втрое превосходить количество европейцев. Если после Второй мировой войны европейцы составляли 22 % населения Земли, а африканцы – 8 %, то сегодня эти цифры сравнялись. На долю и тех и других приходится по 13 %. А через полвека, когда население Африки, несмотря на СПИД и прочие дела, удвоится, чернокожих будет втрое больше, чем европейцев»²⁸.

Усиление роли Азии и Африки и быстрый рост иммиграции с этих континентов в Европу способствуют сохранению, а порой и оживлению, ностальгии по имперскому прошлому в бывших метрополиях. Появляется страх перед усиливающимся азиатским и африканским расовым сознанием, перед «антирасистским расизмом».

Но в целом и в бывших метрополиях, и вообще в Европе отношение к имперскому прошлому в последние годы заметно изменилось. Причины тому разные. Далеко не все можно напрямую связать с политикой и социальными проблемами. И для народа, как и для отдельного человека, применима пословица «что пройдет – то будет мило». Возникает ностальгия по прошлому, тем более, если прошлое связано с величием, с пышным имперским величием. К тому же, у колониализма, у дальних путешествий, связанных с ним, у знакомства с дальними странами была своя романтика, и очень яркая.

Эти настроения настолько давние, они настолько глубоко въелись в сознание людей, что, не учитывая их, невозможно понять историю Европы Нового и Новейшего времени. И невозможно понять очень многого в сегодняшней жизни, в сегодняшнем сознании, в отношении к «третьему миру» и к его переселенцам в Европу.

Безусловно, мотивы колонизации были сложными. Сводить их только к грабительству, наживе и стремлению эксплуатировать было бы неверно. Среди них и мессианство, и патернализм, и искреннее стремление помочь тем, кого считали меньшими братьями, а бывало, и глубокое уважение к этим братьям.

Можно ли ставить на одну доску работорговцев, которые отправляли в Америку закованных в цепи невольников, и миссионеров, которые отказывались от благ европейской цивилизации и обрекали себя на жизнь среди совершенно чуждой им природы и чуждых им племен, чтобы нести то, что они считали словом Божиим?

Сейчас очевидно, что кровавые междоусобицы и этнические конфликты во многих «развивающихся» странах унесли за последние десятилетия, вероятно, уже больше человеческих жизней, чем продолжавшаяся столетиями европейская работорговля, – и это вызывает в Европе неверие в способность некоторых стран организовать свою жизнь. На смену тому чувству вины перед колонизованными народами, которое ярко выражал Сартр и многие европейские интеллектуалы, приходят мысли о позитивном вкладе империй в историю человечества.

Слово «империя» в 1950-60-е годы считалось символом зла. В последние годы оно произносится уже иначе, оно стало модным. Слово «империя» входит в названия кинотеатров, ресторанов, кафе, лучших марок духов и одеколона. И в названия популярных фильмов.

Похожие настроения присутствуют и в нашей стране. Одно из последних проявлений – опубликованная в конце 2003 года статья «Бремя белого человека». В ней говорится: «Европейские империи были разрушены за какие-то два десятилетия. Мир за пределами сообщества западных стран в одночасье превратился из terra nostrum в terra nulla, из территории относительного порядка в бескрайние ничейные просторы, опустошаемые войнами и беспощадной эксплуатацией ресурсов и населения…»²⁹.

Это утверждение известного политолога нельзя отнести ко всем новым афро-азиатским государствам. И все же по отношению ко многим оно, увы, справедливо.

Но сомнения в эффективности многих новых государственных образований – это лишь одна из причин, вызывающих перемену в отношении к имперскому прошлому. Причин много и других. Страх перед быстро набирающим силу Китаем, который также еще сравнительно недавно был зависим от европейских империй. Тревога перед растущей мощью молодых «тигров» Юго-Восточной Азии. Беспокойство, с каждым годом усиливающееся, по поводу демографических перемен в самой Европе.

Боязнь утраты своей национальной идентичности проявляется у многих европейских народов. Осознанная или не всегда осознанная, она превратилась в серьезную силу. Националистические партии набирают голоса в Австрии, Сербии, Франции, даже в таких политически стабильных государствах, как Швейцария.

Не обошла эта тенденция и страны постсоветского пространства. Это остро ощутило на себе русскоязычное население в Прибалтике и Средней Азии. Русский язык теснят в Молдавии и даже на Украине.

Да и в самой нашей России не усиливаются разве националистические тенденции?

О таких явлениях, как рост расового самосознания в Азии и Африке, конечно, надо знать, понимать их опасность. Но бороться со злом расизма надо прежде всего у себя, а не у других.

Я никогда не любил цитировать наших руководителей – слишком часто это отдавало раболепием. Но слова, сказанные Путиным Татьяне Сапуновой, 28-летней девушке, жертве «плакатного терроризма», все же хочу привести. «Если мы позволим развиться бацилле шовинизма, то разрушим страну. Люди, которые взращивают такие проявления, планируют или осуществляют подобные акции, либо действительно сознательно разрушают страну, либо не понимают, что творят, в силу ограниченности своих интеллектуальных способностей и низкого культурного уровня». В ходе трехчасовой «Прямой линии», отвечая на вопросы со всей страны, В.В. Путин говорил и об этом. Он заявил, что если кто-то во время кампании по выборам в Думу, действительно, выступал с призывом «Россия для русских», то он, Путин, попросит Генерального прокурора проверить эти высказывания³⁰.

В предвыборной ли кампании или помимо нее, таких заявлений, как известно, в последние годы делается немало.

Скинхеды и многие идейно близкие к ним движения открыто объявляют своей целью борьбу против «цветных», за чистоту «белой расы» и за ее монопольное право жить в Европе; выдвигают лозунг «Россия для русских». Но вот статья из считающегося солидным журнала «Молодая гвардия» – «Абсолютная идея нашего будущего». Она появилась несколько лет назад, в преддверии XXI века, и публиковалась с продолжением в двух номерах. Вот один из ее выводов: «Русские и чеченцы, русские и азербайджанцы, русские и грузины, русские и узбеки, русские и арабы, русские и негры – нации абсолютно некомплиментарные (то есть несовместимые). Это означает, что наши интересы всегда будут прямо противоположны, а любое приближение друг к другу на расстояние ближе пистолетного выстрела будет восприниматься, как вызов»³¹. Что же удивляться тому, какой оттенок придается сейчас слову «черный» и его расширительному толкованию. Это уже не только африканцы, а и свои, люди «кавказской национальности» (тоже новое словообразование).

Так что стремление многих афро-азиатских стран считать виновником своих бед кого-то внешнего – разве оно такое уж особенное, новое, присущее только им? Православный философ Георгий Федотов видел такое же настроение в России после поражений в Первой мировой войне, революции и разрухи. «Русское национальное чувство было уязвлено глубоким поражением, разделом, падением России и, не желая взять на себя ответственность, не имея мужества покаяния, стало искать виновника вне себя – на Западе…»³²

Не этим ли порождено настроение даже таких властителей умов в нашей стране, как Солженицын? Как известно, академик Сахаров писал о нем: «Недоверие к Западу, прогрессу вообще, к науке, к демократии толкает, по моему мнению, Солженицына на путь русского изоляционизма, романтизации патриархального уклада, даже, кажется, ручного труда, к идеализации православия и т. п.»³³.

Уже находясь в Америке, став ее гостем, Солженицын написал статью «Чем грозит Америке плохое понимание России»³⁴. Но почему-то не захотел увидеть другую, не менее важную сторону отношений: а чего стоит России плохое понимание Америки? А Африки? А Востока? «Под моими подошвами всю мою жизнь – земля отечества, только ее боль я слышу, только о ней и пишу»³⁵. Значит, боль других народов – нипочем, ничего для нас не значит? Если бы на Западе так же рассуждали, разве приютили бы Солженицына, когда его выдворили из СССР? Настроение, которое Сахаров определил как изоляционизм, проявилось у Солженицына и по отношению к народам тех стран, которые были колониальными. Тех, кто с сочувствием относится к их трагической истории, он с иронией назвал «страдатели Африки»³⁶.

Антиевропейские идеи в Азии и Африке во многом подогреваются предубеждениями против азиатов и африканцев, возникшими сейчас в Европе. Дело не только в скинхедах и подобных им организациях и группах. Намного важнее предрассудки, которые, может быть, и не носят столь агрессивный характер, но широко распространены.

Социологические опросы в большинстве неевропейских стран не проводятся, и потому об отношении их населения к Европе судить трудно. Однако, о европейцах статистические данные существуют. В «Год борьбы против расизма в Европе» (1997) крупнейшая социологическая организация «Евробарометр» провела опрос 16154 жителей 15 государств – членов Евросоюза. Почти треть опрошенных европейцев сами причислили себя к расистам в «очень большой степени» и к расистам «в значительной степени». Среди тех, кто считает себя безусловными расистами, на первом месте оказались французы, затем бельгийцы, австрийцы и датчане. Самая низкая доля безусловных расистов – в Швеции, Люксембурге, Португалии, Испании и Ирландии³⁷.

Это данные за 1997 год. Но есть и более свежие, и уже по нашей стране. Социологический опрос показал, что за семь лет, с 1995 по 2002 год, «в основном отрицательные чувства» у россиян выросли: по отношению к Японии (с 9,2 % до 22,3 %), к Китаю (с 2i,1 % до 30,6 %), к Ираку (с 34,7 % до 49,0 %), к Индии (с 4,8 % до ю,2 %). В целом, к Азии испытывают отрицательные чувства (2002-й год) 43,0 % россиян³⁸.

Появляются даже планы – как восстановить империи. Вот, например, книга, в которой дается конкретный план, как воссоздать Советский Союз. «Выход заключается в блицкриге. Молниеносная война, без сомнения, окажется успешной, если применять максимум новейших военных технологий. Всесметающий удар по войскам, скажем, Казахстана и немедленная его оккупация, а затем опора, для контроля над территорией, на местное русское население с изоляцией, при необходимости, туземцев – вполне по силам России. Две-четыре республики, с которыми она, Россия, расправится, если и не приведут к покорности остальных, то полностью сломят их моральный дух. В такой ситуации довершение процесса территориального воссоздания страны не составит труда»³⁹.

При этом жители Средней Азии названы чучмеками. Не все слова цензурные, поэтому не буду их приводить. О Казахстане говорится: «Когда-то не было никакого казахского народа, а имелась ничтожная кучка дремучих родов, беспорядочно бродившая по степи, чуть ли не с каменными орудиями… Никакому ученому даже в голову не пришло бы выяснять, какими там насекомыми и жабами они питались. А вот, поди ж ты, разъезжает сегодня по заграницам кривоногий и плосколицый казах Назарбаев… Культура, каковой овладели казахи, есть культура русского народа, однако, опоганенная, испохабленная, обблеванная и обоссанная назарбаевскими сродственниками»⁴⁰.

Конечно, к этому плану вряд ли можно отнестись всерьез. Но ведь опубликован. И немалым тиражом – 5 тысяч экземпляров. И не где-нибудь, а в Москве.

Но есть идеи, высказанные и более компетентными людьми. Директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев считает, что «ради управления периферией» нужно создать «прочный союз великих империй прошлого – Великобритании, России, Франции, Испании», и они сообща и в сотрудничестве с Соединенными Штатами должны «восстановить понимание цивилизаторской миссии западного мира и следовать этой миссии». Чем автор объясняет нужду в союзе бывших империй? «Пора, наконец, признать, что концепция развития применительно к странам „третьего мира“ оказалась ошибочной. Экономическая катастрофа, перед лицом которой оказались целые регионы, должна быть предотвращена, и если единственным способом для этого является возвращение этим регионам статуса колоний или протекторатов, перед этим не следует останавливаться. Попытка, предпринятая европейцами в начале XX века и направленная на экономическое развитие периферийных стран, осталась незавершенной. Она должна быть доведена до конца».

Этот вывод отражен и в подзаголовке статьи: «Далекое прошлое может стать нашим близким будущим»⁴¹. То есть необходим возврат к тому управлению миром или хотя бы отдельными его частями, которое осуществляли империи. Только теперь уже не каждая из них по отдельности, а сообща.

Не буду пускаться в подробное обсуждение этой идеи. Достаточно сказать, что она вряд ли может быть осуществлена. Не допустят бывшие зависимые и колониальные страны, такие гиганты, как Индия и Китай. Да и бывшие империи не смогут преодолеть свои разногласия.

Очевидно, автор статьи исходил из того, что хаос в одних «развивающихся» странах и кровавые диктатуры в других являются угрозой всему человечеству, а ООН, увы, уже не раз оказывалась неспособна принять действенные меры. И, значит, державы, которые принято именовать великими, должны взять на себя ответственность. Но даже если с этим согласиться, придется признать, что обстановка в мире, во всяком случае сегодняшняя, этому не благоприятствует. Тем не менее, идея заслуживает упоминания уже потому, что она продумана, аргументирована и высказана публично. И автор высказал ее из-за опасений дестабилизации обстановки во всем мире.

Внимание к наследию империй отнюдь не спадает, скорее наоборот. Приходит понимание, что, в сущности, все проблемы наступившего XXI столетия связаны с имперским прошлым. Какие-то связи еще не выявлены, но и они постепенно становятся очевидными.

Главный и бесспорный вывод, который дает постимперская история: нельзя представлять мир только таким, каким он видится из Москвы, Лондона, Парижа или Нью-Йорка. Нужно знать, каким он видится из Дели и Пекина, Буэнос-Айреса и Аддис-Абебы, Ташкента и Баку. А это значит, что послеимперский мир может быть понят, только если его будут изучать в сотрудничестве ученые многих стран – как тех, что принадлежат миру бывших метр ополий, так и тех, кто представляет бывшие колониальные и зависимые страны.

Имперское прошлое, конечно, нельзя представлять только в негативном изображении. Редко бывают явления абсолютно, стопроцентно, хорошие или абсолютно, стопроцентно, плохие. Никак не обеляя имперское прошлое, все-таки надо признать, что с ним был связан и культурный обмен. И от метрополий к колониям шло не только зло. Хотя никаких общих рецептов, как избежать отрицательных последствий распада империй, никто еще не изобрел. Ясно лишь, что необходимо постоянное внимание к ним и применение конкретных мер в конкретных ситуациях.

Как добиться, чтобы в бывших метрополиях имперская ментальность слабела, а не усиливалась и не оживала? И чтобы в бывших колониях не нагнеталась неприязнь к бывшим метрополиям и вообще к Европе? Мер исключительно материального порядка – в виде экономической помощи – тут недостаточно.

Роль историков в построении отношений между бывшими метрополиями и бывшими колониальными и зависимыми странами чрезвычайно велика. В угоду национальным и расовым эгоизмам они могут разжигать нетерпимость, высокомерие своих народов и рас, их противопоставление другим. К сожалению, от тоталитарных и авторитарных режимов многих государств историки получают именно такой социальный заказ (исходя из того, что «прошлое – в руках историка»). Немало ученых, увы, вставали на этот путь и, вероятно, еще встанут.

Не дай бог, чтобы столь мощное оружие – трактовка прошлого – сыграло трагическую роль, как это уже не раз бывало. Сейчас это опасно, как никогда прежде, потому что в идеологическом отношении может способствовать не только локальным столкновениям между отдельными государствами, но и натравливанию одних рас и континентов на другие.

Марк Твен писал, что чернила, которыми пишется история, – это разжиженный предрассудок. А лучший ключ к пониманию предрассудков – шутка того же Марка Твена об аборигене с островов Фиджи. Обращенный в христианскую веру, тот возмущался, что Каин убил Авеля. Тогда кто-то возьми да и скажи ему: «А знаешь, ведь Каин-то тоже был с островов Фиджи». Бедняга задумался, помрачнел и, наконец, произнес: «И зачем только этот Авель к нему приставал?»

Каждый или почти каждый из землян, подобно тому аборигену, готов оправдывать действия своих соплеменников, вспоминать исторические обиды, нанесенные своему народу чужими. Как легко разоблачать чужой расовый и национальный эгоизм! И как трудно – свой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.