5 Либералы против местных судов: проблема судебной реформы

5

Либералы против местных судов: проблема судебной реформы

Несмотря на то, что правовой плюрализм являлся действующим и действенным элементом российской судебной системы, многие представители интеллектуальной элиты, стремившиеся к реформированию самодержавной монархии, желали установления общепринятых, более универсальных законов.

Стремление распространить на всех подданных империи единые нормы управления и гражданства не было в новинку правящим кругам России. Еще в XVIII веке Екатерина II поддерживала идею конечного «окультуривания» жителей национальных окраин в соответствии с российскими и европейскими стандартами. Националисты выступали за единообразие, видя в нем один из залогов величия российской державы. Как писал в середине XIX века историк Н.Г. Устрялов, Россия укреплялась через «постепенное срастание разнородных элементов в единое целое, в одно безграничное государство, где каждый подчинялся русскому закону, где царствовал русский язык и торжествовало Православие»⁵².

На протяжении большей части истории Российской империи усилия по унификации предпринимались в минимальном объеме: правовая и культурная однородность представлялись далекими целями, недостижимыми в короткие сроки. В период реформ конца XIX века постоянное соперничество между сторонниками гомогенизации и приверженцами прагматичной, дифференцированной политики отразилось в принятии целого ряда «временных» постановлений. Принятые в 1889 году законы, реформировавшие деятельность волостных судов, были обозначены как «временные правила»; законы 1868 года относительно административного (в том числе и судебного) устройства степных областей империи также именовались «временными положениями»⁵³. Даже в начале XX века российские власти воздерживались от политики принудительного перевода мусульманского населения империи из исламских школ в православные русскоязычные учебные заведения⁵⁴. Само российское государство было впервые официально провозглашено «единым и неделимым» только в 1906 году в изданных тогда «Основных государственных законах Российской империи» (формула „единое и неделимое“ была позаимствована российскими законотворцами из европейских аналогов в период внутренних беспорядков и их подавления)⁵⁵. В статье 3 «Основных законов» провозглашалось: «Русский язык есть язык общегосударственный и обязателен… во всех государственных и общественных установлениях», но тут же было добавлено: «Употребление местных языков и наречий в государственных и общественных установлениях определяется особыми законами». До самого конца империи, даже после формирования в Государственной думе враждебных царизму этнических, региональных и религиозных группировок, самодержавие не отступилось от своих принципов дифференцированного управления.

Постепенное установление «русского» права среди нерусских народов империи оставалось неосуществленной мечтой, что служило источником недовольства российской либеральной элиты. Еще одним объектом критики стала система волостных судов в русских губерниях. Многие видные юристы и общественные деятели считали волостные суды и прочие местные учреждения ретроградными. Противники самодержавия с негодованием указывали на то, что волостные суды напрямую подчинялись не вышестоящим судебным, а исполнительным властям (земским начальникам). Устройство системы волостных судов после 1889 года и, в частности, институт земских начальников подвергались критике как преграды на пути к построению в России справедливого общества. Либералы видели в земских начальниках старорежимных помещиков, продолжавших безраздельно править своими «уделами». При этом реформаторы оставляли без внимания такие их важные функции, как надзор за деятельностью местных органов и осуществление связи между местной и центральной властью.

Однако, главной мишенью критики либералов служила сама разнородность судов – с их точки зрения, возмутительная. Понятия «обычай» и «обычное право» применительно к деятельности местных судов служили ярлыками для обозначения их отсталости по сравнению с «настоящим», позитивным правом⁵⁶.

Разнородность империи и ее правового поля временами доводили интеллектуалов до отчаяния. Примером этому служит эмоциональное выступление одного из участников заседания подкомитета Императорского вольного экономического общества 5 апреля 1904 года: «В нашей жизни царит хаос, мешанина различных представлений и отношений. На местах неразбериха, все происходит произвольно. Это мы называем применением обычного права. Но необходимо в конце концов создать что-то всеобщее»⁵⁷.

В понимании реформаторов создание «чего-то всеобщего» в области законодательства предполагало установление общих для всех законов и общего гражданства. На том же заседании подкомитета Вольного экономического общества А.И. Венцковский утверждал: «Правовые нормы должны быть одинаковыми для всех граждан и применяться одинаково во всех областях и в любых ситуациях»⁵⁸.

Длительная и ожесточенная борьба по этому вопросу в Думе и в высших слоях российского руководства закончилась принятием нового закона о местных судах. Однако, он не отвечал требованиям сторонников унификации судебной системы и подвергся разгромной критике⁵⁹.

Либерал-реформаторы не имели возможности устанавливать правила по своему усмотрению до самого краха самодержавия. Зато в 1917 году одной из первых их мишеней стали волостные суды, связанные, в понимании либералов, с понятием крестьянского общества и ненавистной сословной системой. После упразднения сословных различий в марте 1917 года новое российское правительство приступило к введению бессословного управления на волостном уровне (институт волостного земства) и, по сути, упразднило институт волостных судов⁶⁰.

Исход попыток Временного правительства установить новый тип управления и новый вид судов на волостном уровне в первый год революции заставляет нас по-новому взглянуть на имперскую правовую систему. Основная цель реформ 1917 года заключалась в уничтожении сословно-ориентированной системы правосудия и в установлении единых судебных инстанций для всех жителей российских волостей, независимо от их прежнего сословия. Все жители волости теперь одинаково подпадали под юрисдикцию волостного суда. Более того, крестьяне, выбираемые из числа представителей сельских общин, уже не могли становиться судьями новоиспеченных местных судов. Теперь дела рассматривала судейская коллегия, состоявшая из одного мирового судьи (он выбирался уездным голосованием, в котором участвовали не только крестьяне, но все жители уезда) и двух «членов суда» (избранных волостным собранием с участием всех жителей волости). Образовательные требования к судьям существенным образом изменились: мировой судья должен был быть не моложе 25 лет и иметь, по меньшей мере, среднее образование, если только он (или она – теперь судьями имели право избираться и женщины) не обладал существенным практическим опытом в области юриспруденции. Либерал-реформаторы считали, что местные суды следует приспособить к процедурным стандартам мировых судов, в которых дела рассматривали высокообразованные судьи. Создание всесословного (или, начиная с марта 1917 года, бессословного) суда означало, что теперь крестьяне, дворяне и все прочие граждане должны обращаться в одни и те же судебные учреждения.

В мае 1917 года Временное правительство попыталось претворить реформу в жизнь, издав постановление «О волостном земском самоуправлении», согласно которому вместо старой волостной администрации учреждалось волостное земство, а вместо волостных судов – местные суды⁶¹. Либеральная пресса приветствовала эти нововведения как однозначно прогрессивные и насущно важные для демократии. Газета «Русские ведомости» – основной печатный орган центристов в Москве – писала: «Реорганизация местных судов так же необходима, как и все прочие реформы, затрагивающие организацию жизни на местах. Упрочение основ закона в местной жизни является одной из неотложных задач, которые ставит перед нами нынешняя эпоха. Эта цель может быть достигнута только при помощи суда, который будет пользоваться полным доверием всего населения. Новый суд мирового судьи, близкий к народу и организованный на основе широких выборов, будет в состоянии выполнить эту нелегкую задачу»⁶².

В Петрограде начал выходить журнал «Волостное земство», призванный популяризировать инициативу правительства и привлечь сельское население к участию в волостных выборах в новые, бессословные органы волостного самоуправления. Издание рассказывало о разрозненных и тщетных попытках учреждения волостного земства при самодержавии и подчеркивало огромную важность нынешней реформы: «Без него [волостного земства] деревня не сможет стоять на ногах, оставив позади темное прошлое»⁶³.

Выборы в волостные земства начались 30 июля 1917 года и завершились в середине сентября того же года⁶⁴. Однако, их результаты обманули ожидания реформаторов. Даже редакторы журнала «Волостное земство» выразили разочарование: почти повсеместно выборы были проигнорированы крестьянством, «занятым сельскохозяйственными заботами и плохо информированным о том, что есть волостное земство». Один из обозревателей писал: «Основная масса крестьянства совершенно пассивна; она занята урожаем и относится к волостному земству как к чему-то навязываемому ей некими хозяевами или господами». Корреспонденты журнала отмечали, что крестьяне, если и голосовали, старались выдвигать в органы управления «лишних» людей – тех, кто не мог работать, – или малоземельных односельчан в надежде, что волостное земство выделит им дополнительные земельные участки⁶⁵.

Неутешительные результаты попытки Временного правительства реформировать волостное самоуправление показывают, насколько сложно было преодолеть раздельное местное управление, присущее имперской правовой системе. Крестьяне были правы, воспринимая волостные земства как попрание их законных норм управления. Ведь теперь вместо одного дворянина – земского начальника, который прежде ведал волостными судами и администрацией, местными органами власти (некогда состоявшими из крестьян) заправляла целая команда из помещиков, инженеров, учителей и дачников. Было маловероятно, что на выборах в волостное земство и в судейскую коллегию нового местного суда крестьянские кандидаты смогут обскакать своих образованных соперников. Голосование осуществлялось путем подачи каждым избирателем списка желаемых кандидатов. Такой метод обеспечивал максимальную свободу выбора для голосующих, но в то же время давал огромное преимущество более образованным и лучше организованным избирателям, к числу которых не относилось большинство крестьян. Кроме того, согласно новым правилам члены новоиспеченных волостных земств не обязаны были проживать в той же губернии, а тем более, в той же волости, которую они представляли.

Либеральные активисты утверждали, что бессословное волостное управление означало «освобождение крестьянства от обременительной опеки», однако, здравомыслящие крестьяне вполне могли усмотреть в этой реформе значительное увеличение числа своих «опекунов». Теперь вместо волостного старшины и писаря ими управляли «от двадцати до пятидесяти выборных волостных гласных» (представителей), которые были уполномочены решать «все вопросы местного хозяйства и управления» и назначать руководство всех местных органов. Это однозначно говорило против волостных судей: как заявляла народническая пропаганда, им на смену должны были прийти «люди, способные помочь крестьянству вести судебные дела и понимать законы»⁶⁶. Крестьяне, обращавшиеся в местные суды, уже не могли в полной мере рассчитывать на то, что их дела будут вести и разбирать такие же крестьяне, поскольку их право выбирать волостных судей и старшин внутри своего сословия упразднили.

Постановления Временного правительства не определяли напрямую участь волостных судов. Вопреки возможным ожиданиям интеллектуалов-реформаторов, сельские жители не бросились распускать волостные суды и не стали ждать приезда неких людей, которые помогли бы им «понимать законы». На протяжении лета и осени 1917 года крестьяне продолжали активно обращаться в волостные суды, которые, при наличии необходимых документов, в это неопределенное, смутное время предоставляли людям возможность разрешать споры и перераспределять имущество. В течение всего 1917 года волостные суды продолжали свою работу. А Временное правительство выпускало указ за указом, пытаясь поставить им на смену новые местные суды до тех пор, пока не осознало, что у него есть проблемы куда более насущные и серьезные.

Присяга на верность Временному правительству вновь избранных мировых судей была намечена на 15 ноября 1917 года – до этого срока полномочия волостных судов должны были окончательно быть переданы местным судам, и мировые судьи заменили бы волостных. Однако, днем ранее председатель Московского окружного суда обратился к судьям уездов Московской губернии с приказом «приостановить всю работу в здании суда, за исключением деятельности Административного суда по организации выборов в Учредительное собрание»⁶⁷. Приказ был издан в ответ на погром, учиненный незадолго до этого в здании Московского суда. Однако, даже в те дни, когда в столицах уже рушились основы власти, в сельских волостных судах продолжали рассматривать дела судьи-крестьяне, а крестьяне-писари продолжали записывать их решения в книги приговоров, которые некогда в качестве составных элементов входили в совокупность законов империи⁶⁸.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.