3 Значение законов для подданных Российской империи

3 Значение законов для подданных Российской империи

Для элит многообразие судебных инстанций в империи представляло собой одновременно и сложность, и выгоду. А чем оборачивался правовой плюрализм для рядовых подданных?

Прежде всего, и для аристократии, и для простого народа имперское право являлось источником прав. Права, как и обязанности, устанавливались для них не как для отдельных личностей, но как для членов определенных общностей. Законы империи кодифицировали правила общественных отношений, определяя права и обязанности подданных через их коллективный статус. Индивид имел возможность на законных основаниях участвовать в важнейших аспектах общественной жизни только благодаря своей принадлежности к той или иной общности (с ее конкретными правами и обязанностями). Вступление в брак, перемена места жительства, приобретение, передача и наследование земельной и прочей собственности – все это не просто регулировалось, но регулировалось в зависимости от сословной, религиозной, этнической или территориальной принадлежности подданных.

Таким образом, простые люди, как и представители элит, обладали правами в силу своей принадлежности к определенной категории подданных. От этого права не переставали быть правами. Более того, разноплановость имперского законодательства и его уважение к местным обычаям приводили к тому, что существование целого ряда общественных норм и привилегий не просто позволялось, но и узаконивалось, как часть государственной системы.

Например, законы о браке, содержавшиеся в Своде гражданских законов (гражданском кодексе Российской империи), демонстрировали все характерные черты имперского права: коллективистские наклонности, сословную обособленность и наделение подданных правами. Книга первая Свода, озаглавленная «О правах и обязанностях семейственных», устанавливала права и обязанности для брачных союзов, заключаемых между подданными империи. Эти права различались для людей различного вероисповедания. Первые три главы Книги называются соответственно «О браке между лицами православного исповедания», «О браках христиан неправославного исповедания между собою и с лицами исповедания православного, и о метрической записи браков раскольников» и «О браках нехристиан между собою и с христианами»²².

С точки зрения закона, любое лицо, желавшее вступить в брак, либо являлось христианином той или иной конфессии, либо относилось к нехристианскому «племени» или «народности», которые обладали собственными брачными нормами. Свод не содержал никаких положений относительно неверующих. Точно так же российские законодатели не предполагали, что хотя бы одна религия, «племя» или «народность» могут не иметь брачных правил²³.

В матримониальной плоскости правовой плюрализм подразумевал, что люди имеют право заключать браки в соответствии со своим вероисповеданием – и никак иначе. Института гражданского, или светского, брака не существовало. Впрочем, царившую в те времена субъективность наилучшим образом отражает такое толкование: все браки регулировались церковными институтами, уполномоченными на это законом; таким образом, все браки являлись одновременно и гражданскими. Брачные нормы не были всеобщими: православные, неправославные христиане и нехристиане обладали правами и ограничениями, присущими именно их вероисповеданию. Причем, Свод законов о семье гораздо более детально регулировал браки христиан, – православных и неправославных, – чем нехристиан. Нехристианам разрешалось «вступать в брак по правилам их закона или по принятым обычаям без участия в том гражданского начальства или Христианского духовного правительства», что освобождало их от гораздо более строгих норм, предписанных христианам²⁴.

Иными словами, имперское законодательство предусматривало право подданных вступать в брак по законам своей веры.

Семейный кодекс устанавливал также иерархию между вероисповеданием человека и другими параметрами, определявшими его права и обязанности. Для православных их религиозная принадлежность однозначно заслоняла любую другую. Первая статья Свода гласила: «Лица Православного исповедания всех, без различия, состояний могут вступать между собою в брак, не испрашивая на сие ни особого от правительства дозволения, ни увольнения от сословий и обществ, к коим они принадлежат»²⁵.

Эта статья, разрешающая православным разных сословий вступать в брак друг с другом, несомненно, является плодом эпохи Просвещения. За ней следует целый набор «ограничений и изъятий» из данного права. Некоторые из них касались всех православных, например, запрет вступать в брак людям старше 80 лет или запрета на вступление в брак больше четырех раз. Но большинство ограничений были ориентированы на огромное множество специфических общественных параметров, таких как принадлежность к определенному церковному сану, возраст, состояние на военной или гражданской службе, наличие судимости, проживание в той или иной губернии. Каждая из этих характеристик так или иначе влияла на матримониальные права православного. Например, православным из числа «природных жителей Закавказья» даже разрешалось вступать в брак раньше, чем прочим христианам²⁶.

В соответствии с имперским подходом к обществу, разделенному по конфессиональному признаку, многие положения семейного кодекса регулировали многочисленные, многогранные и проблемные аспекты взаимоотношений между людьми разного вероисповедания. Закон запрещал «подданным Православного и Римско-Католического исповеданий брак с нехристианами, а Протестантского – брак с ламаитами и язычниками». Большой раздел кодекса был посвящен регулированию браков между православными и христианами других конфессий, а также закреплению превосходства православия в таких союзах²⁷.

Таким образом, в конце XIX – начале XX века права российского подданного в вопросах брака определялись, прежде всего, его вероисповеданием, однако, возраст, пол, род занятий, местожительство, предыдущее семейное положение, уголовное прошлое и проч. также имели значение, что было отражено в законодательстве. Семейное право Российской империи следовало стремлению самодержавия вместить многообразие общественных норм, сохранив при этом свое главенство над всеми подданными. Потому россиянам было предоставлено широкое поле для применения множества норм, начиная с религиозных, и, следовательно, право заключать брак по канонам своей веры.

Брачное законодательство – лишь один из примеров того, как правовой плюрализм позволял людям, принадлежащим к самым разным слоям общества, осуществлять свои права. Усыновление, наследование, передача имущественных прав, заключение сделок – все эти процедуры регулировались имперским законодательством, и по каждому вопросу закон предусматривал те или иные «ограничения и изъятия» или ссылался на особые нормы, касавшиеся определенных категорий подданных.

Декларированный примат закона над любыми правами и возможностями их осуществления подкреплялся тем, что закон вобрал в себя все многообразие средств, официально закрепленных в общественных отношениях и действиях. Статья 699 Книги второй Свода гражданских законов («О порядке приобретения и укрепления прав на имущества вообще») гласит: «Права на имущества приобретаются только в порядке, установленном законами»²⁸. Эта статья сопровождается множеством положений, уточняющих имущественно-правовой режим для конкретных категорий подданных в конкретных областях страны: для лиц крестьянского сословия, казачества, сельских жителей Великого княжества Финляндского, Сибири (в определенных видах имущественных отношений), западных и прибалтийских областей и т. д.²⁹

Имущественное законодательство Российской империи наглядно демонстрирует всеобъемлющую идею самодержавия: воля Государя есть источник права, а законы империи отражают преимущественное право собственности императора на все ресурсы державы. Именно эта прерогатива самодержавия – и ее огромное влияние на политическое и социальное развитие страны – по сей день в наибольшей степени привлекает внимание исследователей российского законодательства³⁰.

Однако, если мы в состоянии представить, как люди, населявшие империю, взаимодействовали с ее законами в своей повседневной жизни – вместо того чтобы вдаваться в отвлеченные или оценочные суждения о самодержавии – нам важно осознать, какие гражданские возможности были воплощены в имперской правовой системе. Одним из примеров таких гражданских возможностей – с позиции субъекта права – является тот факт, что, именно в силу требования о соответствии закону любых имущественных отношений, подданные империи были наделены законными средствами для приобретения и управления имуществом (в разной степени и в соответствии с различными правилами).

Для простых людей законодательство империи было, в первую очередь, источником прав: каждый индивид в силу своей принадлежности к определенной общине был наделен правом жениться, передавать или получать наследство, приобретать имущество или управлять им, и участвовать в других общественных отношениях.

Во-вторых, закон представлял собой источник легитимности различных общественных отношений. Требуя, чтобы все имущественные отношения осуществлялись в соответствии с законами (при всем многообразии этих законов), имперское право тем самым гарантировало мирное урегулирование споров и избавляло подданных от насилия и беспорядка.

В-третьих, имперское право являлось инструментом для осуждения и наказания нарушителей законодательно закрепленных прав и норм традиционной морали. Уголовное право позволяло подданным империи участвовать в поддержании общественного порядка, преследуя преступников, чьи проступки и мера наказания определялись как сводом законов, так и местными нормами.

Уголовное право Российской империи на рубеже веков было, подобно гражданскому, одновременно и всеобъемлющим, и дифференцированным. Первая статья Уголовного уложения провозглашала в качестве «общего принципа»: «Преступление есть деяние, воспрещенное законом во время его учинения, под страхом его наказания»³¹. Поскольку все преступления подлежали законодательному определению, никто не мог быть наказан за действия, не запрещенные государством.

В позитивном смысле, государство, определяя преступления и меру наказания, преследовало цель защиты общества от злоумышленников. Как и Свод гражданских законов, Уголовное уложение одновременно определяло собственную юрисдикцию и предусматривало наличие других норм для регулирования вопросов, лежавших вне его компетенции. Церковное право, военные уставы, административный кодекс, законы о казначействе и ссылках, а также прочие «особые уложения и законы» были также уполномочены определять преступления и меры наказания.

В ряде областей, определенных соответствующим законодательством, предписывалось не применять Уголовное уложение к «действиям, подлежащим наказанию по обычаям нерусских племен». Кроме ряда законодательно закрепленных исключений положения Уголовного уложения не распространялись на преступления, совершенные на территории Великого княжества Финляндского³². Осуществляя свою монополию на определение законов на всей территории империи, государство одновременно выделяло некоторые виды преступлений под юрисдикцию отдельных субъектов и наделяло последних правом судить определенные преступления по собственным нормам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.