Сетевые технологии как инструменты политических переворотов

Сетевые технологии как инструменты политических переворотов

Когда путч готовят открыто, он всегда неожиданен.

Аркадий Давидович

Сетевые технологии, будучи одним из важнейший ресурсов «мягкой силы», стали самым значимым инструментом политических переворотов. Несмотря на то, что в современном политологическом дискурсе понятие «сеть» является одним из самых востребованных, и существует уже довольно большой массив литературы, изучающей этот технологический продукт с точки зрения его влияния на массовое сознание и поведение, довольно незначительное количество исследователей указывает на самые главные характеристики этого явления. Стратегически же мыслящие политики, как и просто думающие люди должны понимать истинную природу и направленность той или иной технологической новинки. Именно поэтому необходимо знать, что сетевые технологии, будучи одним из важнейший ресурсов «мягкой силы», стали одним из самых действенных инструментов смены политических режимов.

Оценка роли и значения соцсетей в формировании настроения масс, в их экзальтации и организации позволяет утверждать, что, во-первых, социальные сети — это когнитивная технология; во-вторых — организационное оружие; в-третьих — бизнес-продукт. Например, по оценкам инсайдеров, рыночная капитализация Facebook, стоимость акций которого только за 2013 г. выросла на 52 %, оценивается более 100 млрд долл. США, а такого крупнейшего российского игрока финансового рынка всего в 67,7 млрд долларов[795]. В сравнении с этим гигантом капитализация Twitter составляет всего 7 млрд долл. Колоссальные средства вращаются вокруг YouTube, MySpace, ВКонтакте и других сетевых аккаунтов. Так что создавались эти «игрушки» далеко не из альтруистических соображений студентами-вундеркиндами.

Старт первой в истории социальной сети — ClassMates — состоялся США в 1995 г. Проект оказался настолько успешным, что в последующие годы заработал целый ряд аналогичных сервисов. Прямой аналог проекта — Одноклассники — предложенный российским веб-разработчиком Альбертом Попковым (проживает в Лондоне) появился в России 4 марта 2006 г. Начало бума социальных сетей пришлось на 2003–2004 гг., и связано с созданием Linkedln, MySpace и Facebook. Для сравнения, если Linkedln создавалась с целью установления и поддержания деловых контактов, то владельцы MySpace и Facebook сделали ставку на удовлетворение человеческой потребности в самовыражении. С этого периода социальные сети становятся своего рода интернет-пристанищем, где каждый может найти техническую и социальную базу для собственного виртуального «я».

На первый взгляд значение соцсетей имеет положительную коннотацию — теперь любой человек может легко и быстро найти себе друзей, обмениваться мнениями, дискутировать по любому поводу, начиная с причин изменения климата и заканчивая персональным составом правительства. Позитивно можно оценить и экономическую составляющую проектов, а вот характеристика сетей как когнитивной технологии и оргоружия, вряд ли, вызовет положительные эмоции. Давайте разберёмся.

Понятие «организационное оружие» (ОО) был введён отечественным разработчиком систем организационного управления С.П. Никаноровым[796]. Основу оргоружия составляют специальные рефлексивные технологии организационного управления. Они представляют собой упорядоченные совокупности постоянно совершенствующихся методов (программ, стратегий, процедур, форм) реализации самого широкого спектра управленческих решений. «Так как основу любой организационной системы составляют люди, мотивация деятельности которых базируется на их физиологических, социальных и информационных потребностях, то продуктивное, правильно рассчитанное применение "организационного оружия" в определённой организационной среде (прежде всего властной) оказывает прямое влияние не только на уровень безопасности организационной системы государства, но и саму возможность её существования»[797].

Применение оргоружия отражает историческую тенденцию перехода от войн, основу которых составляет физическое уничтожение ресурсов противника, к войнам, ориентированным на его «самодезорганизацию» и «самодезориентацию». При этом решается задача сохранения имеющейся в руках противника ресурсной базы. На практике это осуществляется посредством применения системы организационных (согласованных по целям, месту и времени разведывательных, пропагандистских, психологических, информационных и др.) воздействий на противника, заставляющих его двигаться в необходимом для инициатора атаки направлении. С помощью ОО можно направить политику противника в стратегический тупик, измотать его экономику неэффективными непосильными программами, затормозить развитие вооружений, исказить основы национальной культуры, создать среди части населения «пятую колонну». В итоге в государстве возникает обстановка внутриполитического, экономического, психологического хаоса.

B.C. Овчинский и И.Ю. Сундиев утверждают, что организационное оружие есть способ активации патологической системы внутри государства-мишени. Характерной особенностью патологической системы является то, что она воздействует на функциональную систему общества, в первую очередь, «извне», с иерархически «вышележащего» (властного) уровня системной организации. Кроме того, применение оргоружия не всегда заметно, покрыто тайной, а потому не видимо и не понятно для традиционной науки. «Деструкция, как действие организационного оружия, направлена на достижение результатов, находящихся в "системе ценностей" инициатора применения данного оружия»[798]. Иными словами, должно быть деформировано когнитивное.

Развитие «ненасильственных» технологий смены режимов обусловлено научно-техническим прогрессом, благодаря которому современный человек погружается в киберпространство, в широком смысле — ноосферу. В её границах разумная деятельность индивида становится определяющим фактором развития. Дигитализация (т. е. перевод информации в цифровую форму) всех сторон жизни и стремительное развитие сетевых электронных технологий благоприятствуют созданию новой информационной парадигмы. При этом существенным оказывается следующее противоречие — информационные технологии развиваются значительно быстрее, чем происходит адаптация людей к ним, что обусловлено физиологическими и психологическими особенностями человека как биологического вида. В результате осознание истинной роли новых технологий в формировании информационного, а значит, социального и политического пространств, приходит к людям с опозданием.

Теперь по сути вопроса. Под когнитивными или познавательными принято понимать информационные технологии, описывающие основные мыслительные процессы человека. Они являются одним из наиболее «интеллектуальных» разделов теории искусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа западного рационализма, сформулированного Декартом в «Рассуждении о методе» (1637 г.), — «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum) — сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и любые формы взаимодействия человека и среды, основанные на построении образа ситуации. В современном мире известное утверждение: «Кто владеет информацией — тот правит миром», уступило место принципу когнитологии: «Кто умеет систематизировать информацию и из неё получать знания, тот правит миром»[799].

Истоки когнитивных знаний, согласно которым мозг рассматривается как устройство обработки информации, были заложены ещё во второй половине XIX в. в работах Уильяма Джеймса и Германа фон Гельмгольца. Однако лишь в 1960-е гг. на факультете прикладной психологии Кембриджского университета, возглавляемом Фредериком Бартлеттом, удалось организовать проведение широкого спектра работ в области когнитивного моделирования. Хотя ещё в 1943 г. ученик и последователь Бартлетта Кеннет Крэг в своей книге «Природа объяснения» («The Nature of Explanation») привёл весомые доводы в пользу научного изучения таких мыслительных процессов, как убеждение и постановка цели. Уже тогда Крэг обозначил следующие три этапа деятельности агента, основанной на знаниях. Во-первых, действующий стимул должен быть преобразован во внутреннее представление. Во-вторых, с этим представлением должны быть выполнены манипуляции с помощью познавательных процессов для выработки новых внутренних представлений. В-третьих, они должны быть, в свою очередь, снова преобразованы в действия[800].

Современные когнитивные технологии как усовершенствованные крэговские установки — это способы трансформации свойств и качеств человека, его поведения за счёт либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включения индивида в гибридные (человеко-машинные) системы.

Отдельное направление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение. Надо сказать, что информационные и когнитивные технологии изначально развивались, взаимно дополняя друг друга, создавая задел для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце XX в., появление нанотехнологий привело к рождению NBIC-конвергенции (по первым буквам областей, где: N — нано; В — био; I — инфо; С — когно).

Как отмечает Игорь Сундиев, к настоящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человеческой жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодействий. Благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3, 4 и 5 G, Skype, Facebook, Google, Linkedln, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в Интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым, «прозрачным» в полном смысле этого слова. Особую роль NBIC-конвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгляды на военную стратегию. Доминирующими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на сетевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противника[801]. Именно на этом были основаны все, начиная с белградской «революции» 2000 г., политические перевороты[802].

Существенным «достижением» когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации — добровольно-игрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов и позиций. Смарт-формы «упакованы», «завёрнуты» в контркультурную оболочку безобидной игры-прикола[803] и выступают как способы новой консолидации людей. Наиболее известны среди смарт-форм флэшмобы. Дословный перевод «flash mob» на русский язык означает «мгновенная толпа», хотя правильнее это понимать, как «умная толпа», т. е. толпа, имеющая цель и чётко следующая заранее подготовленному сценарию. Собственно, это уже и не толпа.

В 2002 г. в книге «Умная толпа» специалист по культурным, социальным и политическим импликациям в медиа-сферу современности Говард Рейнгольд не только подробно описал флэшмоб, придавая особое значение новому способу организации социальных связей, структур, но, фактически, предвосхитил и описал волну новых социальных революций. Он полагал, что флэш-акции (смарт-мобы) столь мобильны, благодаря тому, что её участники используют современные средства коммуникации для самоорганизации[804]. Считается, что идея организовать флэшмоб с использованием интернета, как организационного ресурса, пришла создателю первого сайта для форматирования подобных акций FlockSmart.com Робу Зазуэта, после знакомства с творчеством Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются довольно широко и формируют совершенно особую реальность.

Дело в том, что флэшмобы являются механизмом формирования конкретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость «умной толпы» достигается за счёт следующих принципов организации. Во-первых, акция заранее готовится через официальные интернет-сайты, где мобберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций.

Во-вторых, чтобы не вызывать отрицательной реакции у случайных зрителей, такие акции проходят тихо и без шума, спокойно и вообще еле заметно. Чтобы не вызвать смех у случайных зрителей, участниками акции всё делается с серьезным видом: флэшмоб должен вызывать недоумение, но не смех. На акциях участниками делается вид, что всё спонтанно, поэтому движения и внешний вид должны быть самыми простыми, обыденными.

В-третьих, акция начинается одновременно всеми участниками, но должна выглядеть как спонтанная. Для этого согласовывается время или назначается специальный человек (маяк), который должен подать всем сигнал для начала акции. В-четвёртых, акция не должна длиться долго — обычно до пяти минут, иначе случайные зрители начинают проявлять активность: задавать вопросы, вызывать работников охраны и правопорядка и т. п. В-пятых, участники должны делать вид, что не знают друг друга. И, наконец, акции должны быть регулярными и иметь абсурдный характер (действия мобберов не должны поддаваться логическому объяснению).

При этом флэшмоб — совершенно добровольное занятие. Но самое главное, что все участники флэшмоба не знают и не должны знать истинной причины организации той или иной акции. Важнейший смысл смартмоба как «новой социальной революции» заключается в том, что подобные акции формируют модели необдуманного, навязанного «маяком» поведения больших масс людей. В момент флэшмобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает собственно индивидуальность, превращаясь в легко управляемый винтик социальной машины.

Ещё в начале XX века выдающийся французский психолог и социолог Гюстав Лебон обратил внимание на влияние массовых акций, толпы на индивида. Учёный выделил три причины изменения личности, «Я», которые тщательно проанализированы теоретиками современных протестов и активно используются в процессе подготовки и осуществления переворота.

Во-первых, «индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание позволяет ему поддаться таким инстинктам, которым он никогда не даёт волю, когда он бывает один. В толпе же он тем менее не склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несёт на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе».

Во-вторых, в толпе есть «зараза», которая «способствует образованию в толпе специальных свойств и определяет их направление. Зараза представляет такое явление, которое легко указать, но не объяснить; её надо причислить к разряду гипнотических явлений… В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы».

«Третья причина, и притом самая важная, обусловливающая появление у индивидов в толпе таких специальных свойств, которые могут не встречаться у них в изолированном положении, это — восприимчивость к внушению; зараза, о которой мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости… Индивид, пробыв несколько времени среди действующей толпы, под влиянием ли токов, исходящих от этой толпы, или каких-либо других причин, — неизвестно, приходит скоро в такое состояние, которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта… Сознательная личность у загипнотизированного совершенно исчезает, так же как воля и рассудок, и все чувства и мысли направляются волей гипнотизёра.

Таково же приблизительно положение индивида, составляющего частицу одухотворённой толпы. Он уже не сознаёт своих поступков, и у него, как у загипнотизированного, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней степени напряжения. Под влиянием внушения такой субъект будет совершать известные действия с неудержимой стремительностью; в толпе же эта неудержимая стремительность проявляется с ещё большей силой, так как влияние внушения, одинакового для всех, увеличивается путём взаимности».

Исходя из проведенного анализа, Лебон сделал вывод, которым до сих пор пользуются организаторы массовых мероприятий: «исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление превратить немедленно в действие внушённые идеи — вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. Он уже перестаёт быть сам собою и становится автоматом, у которого своей воли не существует»[805].

Столетней давности наработки осовременены и дополнены компьютерными технологиями. Однако роль соцсетей не ограничивается формированием легко управляемой смарт-толпы. Существенное влияние они оказали на общественное сознание в период политических кризисов, в ряде случаев закончившихся сменой политических режимов. Везде, где происходили события «арабской весны», для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы людей. Однако в действительности число реально протестующих и протестующих в сети отличаются многократно. Достигается это с помощью специальных программ.

В частности, за год до «арабской весны», в 2010 г., правительство США заключило договор с компанией HBGary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить опасные точки зрения[806].

Ещё раньше ВВС США заказала разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. Буквально, «персонажи» соцсетей должны производить впечатление, что они происходят почти из любого места в мире, и могут взаимодействовать посредством обычных онлайн-сервисов и сетевых платформ. В июне 2010 г. программа была запущена[807].

Фактически, сегодня активно внедряются новые технологии социальной инженерии, создающие неведомые ранее модели принятия решений, изменяющие когнитивный базис современного человека. А интернет, будучи планетарной информационной магистралью, превращает такие проекты, как WikiLeaks, Facebook и Twitter в инструмент борьбы за влияние и, конкретно, смены политических режимов в странах-мишенях. При помощи интернет-технологий происходит, словами Антонио Грамши, «молекулярная агрессия в культурное ядро»[808] конкретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в её окружении.

Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции»[809], но являются прекрасным каналом его распространения. Например, Twitter. Это, собственно, не социальная сеть, но социальным медиа этот сервис, безусловно, является. Причина, по которой Twitter можно рассматривать как инструмент «разогрева» общественного мнения, сокрыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативного канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе, «закольцованных», повторяющихся при помощи т. н. «ретвиттов»[810]. Кроме того, Twitter формирует деградантный язык «словесных жестов», т. е. он не способен инициировать сложную деятельность объекта, который оказывается погружённым в систему актуального информирования в режиме нон-стоп.

На иных принципах работает Facebook (FB), постоянно увеличивающий свою аудиторию. Например, если в ноябре 2012 г. ресурс насчитывал 966 203 160 пользователей, то на июль 2014 г. аудитория FB составила 1,32 млрд пользователей — это те, кто заходил на сайт хотя бы раз в месяц или за указанный промежуток времени был зафиксирован с помощью кнопки Like и следящих cookie. Суточная активная аудитория FC в марте 2014 г. составила 720 млн человек, около 810 млн человек в месяц используют мобильное приложение. Каждый день в социальной сети пользователи оставляют 3,2 млрд лайков, публикуют 300 млн фотографий[811]. Не удивительно, что именно эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мягкой силы» вообще и всех политических переворотов 2011–2014 гг. В результате «весу» в сети, зависящего от количества друзей, и отбора сообщений по их популярности факторов у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной его включённости в этот процесс. Более того, создаётся впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации. Условно, если именно я выйду на площадь или хотя бы виртуально присоединюсь к протесту, то ненавистный диктатор будет повержен.

Однако не везде Facebook «овладел массами», хотя его аудитория даже в проблемных для сети странах постоянно растёт. Так, в России в ноябре 2012 г. планка FC достигала всего семь с половиной миллионов участников, что составляет 5,36 % населения[812], то согласно показателям сервиса Webomer, на 1 января 2014 г. это было уже 10,8 % населения, а 22 апреля 2014 г. — уже 12,1 %. или почти 24 млн человек. Но повторюсь — FB не самая популярная сетевая площадка.

Лидирующие позиции в РФ и в ряде стран постсоветского пространства занимают сети ВКонтакте и Одноклассники. Для сравнения в марте 2012 г. Одноклассники насчитывали 148 млн зарегистрированных пользователей, на 1 января 2013 г. их было уже более 205 млн При этом посещаемость сайта — более 44 млн посетителей в сутки[813]. Однако самой развитой соцсетью в России является ресурс ВКонтакте. По числу зарегистрированных пользователей в 2014 г. ВКонтакте в 2014 г. занял восьмую строчку в мировом рейтинге социальных сетей — у него 228 млн пользователей[814]. В 2012 г. этот показатель достигал 190 млн Если же судить по счётчику на сайте, то активных пользователей (тех, кто ежедневно заходит в сеть) сервиса ВКонтакте в 2012 г. насчитывалось 41 млн, то в июле 2014 г. эта цифра перевалила за 55 млн человек[815]. Такой успех именно этой сети объясняется наличием, с одной стороны, «сильных групп — коммуникационных платформ, которые отчасти заменяют пользователям этой сети автоматические алгоритмы EdgeRank от Facebook с точки зрения фильтрации интересующего их контента»[816]. С другой — простотой в использовании и огромным сопроводительным багажом: распространяемая в группах информация обычно состоит из фотографий, демотиваторов и коллажей, которые доходчивы и не требуют специальных знаний для интерпретации.

Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической применимости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещён интеллектуальный портал для самых продвинутых и креативных пользователей, можно сказать, инициаторов социальных изменений — LiveJournal (Живой Журнал). Это место «высокого» общения, самоутверждения, либо же т. н. троллинга — размещения материалов с целью вызвать конфликт, спровоцировать на какие-то оценки и даже поступки. По воздействию на общественное мнение ЖЖ технологически применим, практически, так же как классические СМИ, что в революционной ситуации явно недостаточно. Другое дело Facebook, который занимает срединное или центральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные аудитории. В России эту планку занимает ВКонтакте. Затем уже следует Twitter.

Социальные сети выполняют сегодня не столько роль площадки для общения, сколько, во-первых, детонатора информационного взрыва, способные распространять данные по всему миру за считанные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Во-вторых, сети всё чаще рассматриваются и используются как источник якобы самой надёжной информации. Так, многие брифинги Государственного департамента США строятся на анализе информации в соцсетях. В результате, ложная информация, разного рода фейки легитимизируются силой государственных институтов. Это вовсе не означает, что телевидение и радио теряют популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий, в конечном итоге, эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов.

Итак, сетевые структуры — продукт, созданный для решения, как минимум, трёх глобальных задач. Первая — формирование новых смыслов, смыслов, задаваемых «оператором», «маяком». Если эту задачу удаётся решить, то индивид, социальная группа будет делать то, что нужно заказчику операции. В таком случае никакое военное вмешательство не понадобится.

Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Фактически, в сети происходит модерация поведения. Далее это может быть закреплено во флэшмобах, разного рода акциях, ну и конечно, в решающий момент смены политического режима все эти навыки должны проявиться в полной мере. Однако, это уже третья задача — создание механизма формирования и манипуляции поведением в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны понимать.

Таким образом, набирая многомиллионные аудитории, социальные сети превратились в когнитивное, информационное и организационное оружие. Как в своё время верно заметил выдающийся ученый Петр Капица, «средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения». Это в полной мере применимо к социальным сетям.