Глава 7 Захмелевшие от браги

Глава 7

Захмелевшие от браги

Почему же разошлись родственные племена, называвшие себя ариями? Увы, это осталось загадкой. Возможно, причиной тому был некий конфликт, связанный с разделом территорий, этническими распрями, в основе которых могла быть вражда родов, переродившаяся из личностного конфликта в многопоколенную кровную месть. Но возможно, между двумя ветвями ариев возникла вражда иная – на высшем, ментальном уровне, когда одна часть их изменила свое отношение к миру, приняла иные ценности, в то время как другие пытались следовать традициям предков.

Я предполагаю, что в процессе становления сознания человек прошел стадии индивидуации и индивидуализации: первая определялась неразрывностью коллективного и индивидуального сознания, вторая – разрывом сознаний с сохранением некоей связи лишь на подсознательном уровне. Человек-индивидуум поклонялся Богине-Матери, Луне и Восходящему Солнцу, дорогу к которому он искал на Востоке, человек-индивидуалист отказался от Матери в пользу Небесного Отца, от Луны – в пользу Солнца, причем уже не Восходящего, а Зенитного, уходящего на закат, – потому-то бессмертие и рай он мечтал обрести на западе.

Это и стало причиной разделения двух ветвей великого народа, прозревавших в своем стремлении обрести бессмертие одновременно, но в путь за тем самым бессмертием отправившихся поочередно. Еще почитавшие великую дуалистическую богиню Адити-Дити арии пошли навстречу солнцу – на Восток; уже разочаровавшиеся в Великой Матери, их соплеменники – следующая волна – из Средней Азии повернули на запад.

Столь откровенный разрыв между детьми в пользу одного из родителей не мог не привести к конфликту между ними – скорее всего, неосознанному, но прорывающемуся сквозь бессознательное. Ярые почитатели Отца не могли простить своим собратьям их откровенного предпочтения Великой Богини, те же не могли принять отказ от Матери в пользу Небесного Бога. Сердечное согласие было нарушено, и с той поры арии запада и востока будут относиться друг к другу если уж не с враждой, то с очевидной неприязнью, что с веками будет только усиливаться.

Ну а покуда первая волна ариев вторглась на изобильные равнины Индостана. Это произошло примерно три с половиной тысячи лет назад.

Арии пришли отнюдь не на пустое место. В Северной Индии уже тысячелетие существовала весьма развитая цивилизация, названная Хараппской по населенному пункту, подле которого было найдено одно из самых значительных древних поселений.

Обнаружили ее совершенно случайно. Археолог Александр Каннингем решил раскопать Холм Мертвых, на языке урду – Мохенджо-Даро, где местные жители находили множество неведомо откуда взявшихся костей и осколки кухонной утвари. И вдруг обнаружил остатки некоего селения. Далее позволю процитировать собственную персону. Итак, о впечатлении сэра Каннингема по поводу обнаруженного селения в книге «Шаманы, маги и колдуны»: «И не столь уж примитивного, как могло показаться цивилизованному джентльмену, и весьма древнего, процветавшего, видимо, в те времена, когда англичане обезьянами прыгали по баобабам вдоль берега Темзы. Нашего колониалиста поразили два обстоятельства – изящные резные печати со странными знаками да еще наличие общественных сортиров, о необходимости которых цивилизаторы из Сити только начинали догадываться».

Хараппская цивилизация охватывала практически всю Северную Индию – 1600 километров с запада на восток и 1250 с севера на юг. К настоящему времени найдено около тысячи поселений, в том числе городов со 100-тысячным населением. Названий этих городов и деревушек история, конечно же, не сохранила, поэтому им присваивали имена с легкой руки местных обитателей или по близлежащим селениям.

Большинство селений располагались в руслах Инда и пяти впадающих в него притоков, восточная граница Хараппской цивилизации достигала истоков Ганга. Если исходить из размеров освоенной территории, она превосходила древнейшие цивилизации Египта и Месопотамии, да и по уровню культуры мало в чем им уступала. Уже в середине III тысячелетия до н. э. хараппцы были искусны во многих ремеслах, в том числе в металлургии. Они были замечательными строителями и возводили на платформах правильной планировки города, нередко с массивными крепостными стенами, широкими прямыми улицами, трехэтажными домами, канализацией. Они торговали с соседями, в том числе с шумерами. У них была письменность, не очень удачную расшифровку которой предложил знаменитый – в том числе знанием множества языков – наш соотечественник Юрий Кнорозов; у них существовали оригинальные религиозные культы, о которых мы, к сожалению, знаем немногое – предполагают, что обитатели Хараппы почитали Шиву, Кришну, Куберу, – но даже на основе этого немногого мы вправе предположить, что уровень сакрального менталитета хараппцев был ничуть не ниже, чем у шумеров и египтян.

Одним словом, это была могучая цивилизация, и ариям, даже если допустить их военную и пассионарную мощь, было бы не просто совладать с многочисленным, располагающим укрепленными городами населением. Но никаких жертв и не потребовалось, хотя ариям долгое время ставили в вину гибель блестящих Хараппы и Мохенджо-Даро. Эти города пали раньше появления пришельцев с севера, и причина их гибели неведома, хотя любители невероятного пытаются представить ее едва ли не следствием ядерного удара, рассказывая басни про оплавленные камни. Однако басни редко выходят даже на уровень гипотез.

Нет, причина гибели Хараппы была естественна, она укладывается в общую картину взлета и падения этносов. Быть может, она была каким-то образом связана с изменением климата. Так или иначе, но уже в XIX веке до н. э. цветущие города Северной Индии начали приходить в упадок, а спустя еще два– три столетия и вовсе прекратили существование.

Ряд исследователей все же считают, что арии «приложили руку» к уничтожению хараппской культуры на самом последнем этапе ее существования, – они учитывают, что зафиксированы более ранние вторжения воинственных племен с запада в этот и сопредельные регионы. И в самом деле, около 3000 лет до н. э. неизвестные агрессоры прошли огнем и мечом Белуджистан, обратив в прах около двух тысяч селений. Цветущая культура, существовавшая здесь, исчезла в одночасье, уступив место примитивной. Так что арии в принципе могли стать могильщиками Хараппы и Мохенджо-Даро, хотя я придерживаюсь той точки зрения, что хараппская культура деградировала и рассыпалась до их появления.

Арии пришли, можно сказать, «на готовенькое». Страна, которую они после долгих невзгод достигли, отличалась плодородием, а население ее, хотя и было весьма многочисленно, серьезного сопротивления организовать не могло. Смуглые, почти чернокожие люди, казавшиеся ариям невероятно уродливыми, вероятно, не без любопытства взирали на пришельцев – гордо возвышающихся на колесницах воинов, пастухов, гонящих стада отощалых в пути коров, сидящих на двухколесных повозках, запряженных быками, детей и женщин. Пришельцев было немного, и аборигены могли без труда задавить их своей массой, но дасья – разбойники, демоны, – так прозвали аборигенов переселенцы, были неорганизованны и инертны.

Небольшое племя ариев – а они шли именно небольшими племенами, именовавшимися «грама» (отряд), – без особого труда подчиняло себе область, порабощая дасья либо изгоняя их. Не сказать, чтобы арии ненавидели аборигенов; скорее, они презирали их – за трусость, за пассивность, за неспособность организовать отпор. Ведь если дасья и пытались противостоять завоевателям, то собирали для этого целые армии, которые, несмотря на свою бесчисленность, терпели поражения от дружин ариев, пугавших врага уже одной своей тактикой – наступлением колесниц и меткой стрельбой из луков, а в рукопашной схватке, если, конечно, до нее доходило, умело орудовавших тяжелыми топорами, молотами, мечами, а то и ваджрами.

Потому-то арии и презирали дасья, сохранив в своих преданиях память лишь о немногих отважных неприятельских вождях; потому-то они брезгливо именовали своих слабых врагов, отмечая их физические черты и жизненные устои, темными и короткорукими, безносыми и косматыми, безбожными и беззаконными; потому-то они смогли обратить дасья в низший сорт людей – слуг-шудр.

В короткий с точки зрения истории срок – не более сотни лет – арии заняли огромные территории, обосновавшись в Пенджабе (Кабул, Инд и пять его притоков) и не прекращая продвижения на восток и юг.

Завоеватели принесли с собой обычаи, непривычные для аборигенов. Будучи этносом пассионарным, одаренным духовно, в культурно-потребительском отношении – что является показателем развития цивилизации – арии порядком уступали аборигенам.

Если дасья уже давно и успешно занимались земледелием, получая высокие урожаи, арии более полагались на скот – на быков и коней, нежели на земледельческий труд. Нет, они знали, как выращивать ячмень, но потребовалось время – и немало времени, – чтобы земля, возделанная арием, дала жатву, столь же благодатную, как и у дасья. Овощей же арии почти не выращивали и потому в жизни своей полагались не на МатьПарвати, а на Отца-Пушана, покровителя стад. Именно матушки-коровы, эти многообильные облака – в «Ригведе» коровы олицетворяемы дождевыми облаками, – давали ариям большую часть пищи: молоко, простоквашу, масло. Мясо было редкостью, потому что коров, их почитая, забивали редко, других животных почти не разводили, а охота была нерегулярной; растительная пища: ячменная лепешка или каша, овощи и фрукты – была скорее лакомством, нежели привычным блюдом.

В ремесле арии также преуспели лишь отчасти. Они умели делать превосходные колесницы, маневренные и легкие, достойные похвального слова.

От неба и от земли взята сила (ее),

От лесных деревьев принесена (ее) мощь.

Силу вод, принесенную коровами,

Дубину грома Индры – колесницу почти жертвой!

Ригведа, VI, 42, 27

В случае необходимости колесница легко разбиралась, соответственно ее легко было и починить. Колесница была не просто средством передвижения, но и гарантом военных успехов ариев. Нет, она не применялась в качестве тарана для прорыва неприятельского строя, как у персов эпохи Дария Кодомана; воины использовали колесницу как средство стремительного маневра, сближаясь с врагом и поражая его из луков, а в случае необходимости стремительно отступая. Пожалуй, колесница являлась высшим достижением арийской техники – оттого труд плотника, специалиста по изготовлению колесниц, ценился много выше, чем труд любого другого ремесленника, исключая разве что кузнеца, ибо в хорошем оружии арии также нуждались, а оно, если учесть победоносность пришельцев, превосходило то, каким были вооружены дасья.

В остальном арии уступали аборигенам. Посуда их – мышино-серая с узорами – была слеплена без гончарного круга и качеством не отличалась. Строить дома пришельцы толком не умели и потому селились в примитивных жилищах, нередко в шалашах или неказистых хижинах, кое-как сооруженных из камней старых построек. Одевались также без особых изысков: одежду шили из материи, что изготовляли из овечьей шерсти и волокнистой травы.

Общество ариев уже было неоднородно. Хотя все члены рода номинально все еще считались равными, но некоторые были «равнее» других. Все большую власть забирала жреческая каста – брахманы, которые постепенно оттеснили на второй план вдохновенных певцов-риши, что получали откровения под воздействием божественного сомы. Брахманы полностью присвоили себе функции общения с богами, и прежде всего принесения жертв. Лишь они сохранили секрет изначального сомы, чем и кичились пред соплеменниками.

Не меньшей властью и почетом пользовались ратайштары – воины, управлявшие колесницами и решавшие исход битв. Эти воины, составлявшие дружины вождей, в скором будущем превратятся в привилегированную касту кшатриев.

Ну и на последний план все более отходили простые общинники вайшья (человек из рода), чья роль с течением времени свелась лишь к добыванию пищи для обеспечивающих общение с богами брахманов и для побеждающих врагов кшатриев.

Ученые не могут даже примерно определить, сколько арийских племен вторглось в Северную Индию. Известны лишь несколько наименований – думается, лишь незначительная часть из общего; но при этом не вызывает сомнений, что в целом племена ариев были немногочисленны, недаром упомянутая выше грама означает как племя и военный отряд, так и деревню. То есть численность племени равнялась численности жителей одной деревни и достигала в лучшем случае нескольких тысяч, а то и сот человек, которые, занимая территорию, далеко не всегда оседали на ней, а продолжали вести полукочевой образ жизни, неспешными ручейками растекаясь все дальше на восток – от благословенного Инда к Сарасвати, которой суждено было стать священной рекой ариев и дать имя богине-покровительнице.

Прошло немало лет с тех пор, как первые индоевропейцы покинули древнюю родину, дабы отправиться в долгий – временем и пространствами – путь по бескрайним просторам Евразии. В этот путь они отправлялись, осеняемые лунным светом Великой Матери, но год от года все более отстранялись от ее груди, передоверяя судьбу Небесному Отцу. Они уже отреклись от своей древней веры, что устанавливала связь человека с миром, и пытались миром верховодить, уповая на силу магического заклинания: если Мать уговаривала договориться, Отец же настаивал заставить!

На смену шаманизму пришла магия. Древнейшие шаманские гимны «Ригведы» потеснились сначала гимнами «Сама– веды», а потом и заклинаниями «Яджурведы», призванными волей человека принудить богов исполнить его, человека, веления.

А боги ариев были причудливы, как был причудлив и осеняемый ими мир. То были древние боги, отпочковавшиеся от общего индоевропейского древа. Изначальным божеством, вне сомнения, была Великая Мать, Ужасная Богиня, Мать вещей, но в силу специфичности условий, в которых формировался арийский этнос, а именно: постоянная готовность к вооруженному конфликту с другими племенами, трудности переходов и смена ландшафтов в ходе миграций, – стремительно возрастала роль мужчин, что способствовало ускоренному становлению культов мужских божеств, постепенно, но неуклонно отнимающих власть у Богини-Матери. К моменту вступления в Среднюю Азию арии обладали уже вполне сформированным пантеоном, главную роль в котором играли мужские божества, а от былого влияния Великой Матери и ее ипостасей остались лишь слабые воспоминания.

Своих богов арии именовали асурами – обладающими жизненной силой или светозарными. Арии истово их почитали. В их честь певцы-риши слагали гимны, брахманы читали, к ним обращаясь, мантры, хотары возливали сладкую сому. Богов было за что любить. Ведь это боги создали мир – далекий Дьяус и темный Варуна, мастеровитый Тваштар и всеобъемлющий Праджапати. Ведь это боги поддерживали его – обильный Пушан и мстительный Рудра, законодающий Митра и солнечнорукий Савитар. Ведь это боги даровали защиту человеку. Воскличь им – и разом явятся на подмогу яростный Агни и буйносердный Индра, стремительные Ашвины и сладкоголосый Сома. Одни сокрушат громадных демонов, другие направят оружие человека в сердца кровожадных ракшасов.

Ведь это боги даровали человеку то самое Слово, что определяет разум единственного и законы единого, то самое Слово, что определяет власть человека над прочими тварями, то самое Слово, что было в начале всего. Недаром арии даже обожествили Слово, вложив его в прекрасные уста богини речи Вач.

В общем, ариям повезло с ними. И богам повезло с ариями. Боги правили ярким, искусным, отважным народом, народ, в свою очередь, имел прекрасных, буйносердных, хар?ктерных богов. Столь хар?ктерных, что этому свойству позавидовали б сами владыки Олимпа. Да, грозен могучий муж Зевс, да, прекрасен хладноликий Аполлон, да, яростен кровожадный Арей, да, искусен хромоногий Гефест. Но разве уступит Зевсу громаднобрюхий гуляка и беспощадный Индра! Но разве уступит Аполлону златорукий Савитар! Но разве уступит Арею стремительный Рудра! И разве не страннее Гефеста уродец Кубера! Ну нет! Боги ариев ничуть не менее человечны. Яркие, на зависть щедрые боги! Боги, достойные людей, ими рожденных… Боги, достойные людей, их породивших… Первым небесный престол занял Варуна, столь же загадочный, что и Уран эллинов. Варуна заложил основы всего. Он «разбил» Землю, «протянул» воздух, вложил волю и вдохновение, разместил по своим местам солнце и сому. Но Варуна не только родитель, но и охранитель, покрывающий творение, определяющий его в рамках Закона, Варуна еще и питатель, одариватель жизненной силой: корень «ври», от коего производится слово «Варуна», значит – покрывать, сдерживать, охранять, питать, охватывать, одаривать. Своей беспощадной петлей или сетью Варуна опутывает творение, придавая ему форму, меняя формы могучей силой майя.

Таинственная сила майя обличает Варуну как колдуна, шамана, Ужасного Владыку. Варуна, этот «поэт небес», связан с магией и тайным знанием. Облаченный в темные одежды, со скрытым изменчивой тенью ликом, он является ночью, едва различимый в свете луны, таинственный как Один или Ахура-Мазда, но даже еще более таинственный. Он – тайная ипостась Великой Матери, именем которой правит. Он, подобно славянскому Перуну, – бог варана, магического заклятия, дающего силу оружию. Он свиреп и неукротим, словно испивший чистого сому, он поэтично неудержим во всем – в деле, в слове, в мысли. Он не объемлет собою все, но про все, как и подобает шаману, ведает. Ни один волос не может упасть без ведома этого нелепого с виду толстяка на гусе, каким представляли его индуисты.

Варуна – ужасный бог! Сами боги дрожат от его неистовства. Грозен и могуч великий бог. Могуч и грозен. Особенно грозен!

Варуна – губитель, он воплощает мрачные и опасные для людей стороны полубожественной, полудемонической власти, он коварен и связан с силами тьмы. Но вместе с тем Варуна покровительствует людям, защищает их от болезней и смерти, отвращает происки врагов, дарует долгую жизнь. Благой бог Варуна! Странный бог… Могучий и грозный Варуна долго правил сотворенным им миром, покуда его не сверг яростный Индра. Он вырос внезапно, поднявшись из-за широченной спины Варуны. То был типичный предводитель дружины, до поры до времени уступавший во власти повелевавшему мирами шаману. И если Одину удалось при помощи верных эйнхериев отстоять престол от возможных посягательств Тора, впрочем, слишком недалекого, чтобы претендовать на тот самый престол, то Индра одолел Варуну.

Индра – несомненно, самый яркий бог ариев. Индра виделся ариям могучим здоровяком с необъятным брюхом, бычьей шеей и необоримыми руками. Голос у Индры – грохочущ, губы – чувственны, усы, борода и волосы – золотисты. Золото – любимый цвет Индры. Его постоянно именуют златобрадым, златовласым, златогубым.

Индра – бог-силач, все сокрушающий, все производящий; недаром его постоянно сравнивают с быком, этим символом мощи для ария.

Главный подвиг Индры – победа над Вритрой, демоном Хаоса, препятствовавшим Сотворению. Это – битва Быка и Змея, традиционный мотив культуры индоевропейцев.

Разъяренный, как бык, он выбрал себе сому,

Он напился (сомы), выжатого в трех сосудах.

Щедрый схватил метательный снаряд – ваджру.

Он убил его, перворожденного из змеев.

Атхарваведа, II, 5, 7

Победа над Вритрой даровала Индре власть по праву сильного: это в традиции героического менталитета – бог или царь получает власть после подвига. Все смущены силой объявившегося героя, и боги вручают лихому вояке царский венец.

Индра получает власть – власть абсолютную – царя, жреца, устроителя. Как бог-установитель Закона и бог Закона Индра схож с Мардуком и в меньшей мере – через галлюциногенный напиток и способность к оборотничеству – Индра подобен Одину; у него есть определенное сходство и с Зевсом, а также с Аполлоном, погубителем Пифона. В глазах ария Индра, как никто другой, олицетворяет плодородие, воинственность, оптимизм, присущие вторгнувшимся в Пенджаб пришельцам. С его громадным животом и неистощимой похотью, буйным нравом, хмельным разгулом Индра люб арию. Только такой, добрый – добрый в смысле избытка щедрости – бог мог сотворить добрый же мир.

Индра – главный защитник мира. Вечно и неусыпно стоит он на страже основ мира, сокрушая врагов, помогая праведникам. Никто из богов не победил столько недругов – всех мастей демонов, никто не водил ариев в такое множество победоносных походов на дасья; недаром Индра заслужил почетное прозвище «разрушитель крепостей».

Власть Индры осмеливается оспаривать один-единственный бог – Агни. В «Ригведе» ему посвящено без малого двести гимнов, чуть меньше, чем Индре, но зато каждая мандала «Ригведы» открывается гимном Агни, и лишь потом следует мантра в честь Индры.

Агни многолик и во многом неопределен. Арии представляли Агни многоглазым, огненноволосым, с бурой бородой, с острым подбородком, с острыми блестящими золотыми зубами, яростно ревущим.

Агни устанавливает свет, разгоняет мрак. Агни питает огненной силой солнце, приходящее к нему по вечерам.

Но солнце – лишь один аспект Агни, который вообще виделся ариям в трех ипостасях, рождаемый на небе, на земле и в воде, имеющий три жизни, три силы, три головы, три языка.

Еще Агни – беспощадный пожар, еще – крохотный огонек, еще – жертвенный огонь. Последнее особенно было важно для почитателей Агни, ибо лишь благодаря живительному медовоокому огню арий доносил до богов благодарственную, умилостивительную жертву.

Агни привлекал людей как наиболее наглядное воплощение бессмертия, вечности – умирания и воскрешения, причем вечности вполне земной и бессмертия осязаемого в отличие от бессмертия солнца, вод или эфира. Эфир неосязаем, солнечный лик непостижим, глубина вод – недоступна. Агни же и постигаем, и достижим, и доступен. Вот он – пылающий на ладони огненный язычок, готовый вмиг обратиться в ревущее, словно яростный бык, пламя.

Пламеннозубый, поднятый ветром в лесу,

Он разносится ветром, как мчится победоносный бык в стаде,

Вторгаясь всей своей массой в нерушимое пространство.

Что неподвижно, что движется – (все) боится (его, даже) птицы.

Ригведа, I, 58, 5

Еще арии почитали Яму – бога из людей, что первым познал смерть и сделался повелителем царства мертвых. Жил да был в городе иль на селе славный человек по имени Яма, подобно прочим своим собратьям не подозревавший о смерти. Жил как все – не лучше, не хуже. Да вот угораздило его первым познать ужас смерти и умереть. Но Яма был парнем отчаянным. Он вступил в борьбу с богами, не желая признавать свое личное небытие. О перипетиях этой борьбы нам неведомо – можно сказать лишь одно: Яма оказался достойным противником. Он был первым из людей, кто не только открыл путь смерти, но и убедил небожителей, что человек, сильный сердцем, достоин быть равным им. Поколебавшись, боги признали за Ямой право быть «таким, как мы», а Агни уступил Яме власть над царством мертвых.

Как бог, Яма прожил долгую жизнь, не раз и не два меняя обличья и сути. Был миг, весьма недолгий, когда Яма считался благостнейшим из богов. Именно к этому времени относится появление доброго лица Ямы – Ямы улыбающегося. В миг абсолютизации смерти, а с ней и Ямы как дарителя смерти, но и как спасителя, отвратителя небытия люди не просто отводили Яме место на небе, но и ставили его главой богов. Именно в это время начинают отходить на второй план могучие Индра и Агни. Когда же надежда на возвращение из мертвых стала исчезать, возник Яма-погубитель, грозный судия, карающий палач. Облаченный в красные одежды, он восседает на гигантском черном буйволе, в одной его руке жезл данда, в другой – петля, с помощью которой Яма вынимает душу из тела, после чего опутывает тело смертельными нитями окостенения. На ослушника у Ямы имеется грозное оружие – дубинка; владыку царства мертвых всюду сопровождают два ужасных пса Шарбара, «четырехглазых, пятнистых… с широкими ноздрями, рыжеватых».

Этот Яма живет в нижнем мире в городе Ямапуре, путь к которому преграждает кровавая река Вайтарани; преодолеть ее может лишь душа, ведомая коровой, что была подарена умирающим жрецу. Яма, неласковый, суровый, пугающий, встречает прибывших в своем прекрасном золотом дворце.

Еще арии почитали Сому, бога священного, дарующего прозрение, а также солнечных богов Савитара, Сурью и Митру, небесных богов Дьяуса и Ашвинов, бога грозы, губителя Рудру, бога-тучу Парджанью, богов ветра Ваю и Вату, бога молитвы, что с семью устами, семью лучами и ста крыльями, Брихаспати, бога-ремесленника Тваштара, бога богатства пузатого Куберу и многих других. Фантазия их была неистощима и изощренна.

Пантеон богов ариев расширялся по мере того, как они шли на восток – от величественного Инда до полноводного Ганга – и покоряли новые племена. При этом старые боги не оставались неизменными. Арийские боги имели сильную склонность к приобретению новых способностей, к взаимозаменяемости, которая с легкостью позволяла одному богу принимать имя и функции другого: Индра брал многое, если не все, от Варуны, Сома – от Индры… Кроме того, боги поочередно возносились над прочими собратьями.

Изменялся и культ, связанный с жертвоприношением сомы. Сначала возрастает роль провидцев-риши, считавших себя причастными к миру богов, поскольку они изливали откровения, снисходившие свыше. Но если риши-шаманы полагали, что приоритет на откровение гарантирует им власть над людьми, здесь они здорово просчитались. Человек – существо приземленное, и он жаждал благ, которых риши дать ему не могли. Риши твердили о заоблачных далях, о чудных видениях, о сладости непознанных миров. Простому же человеку требовались быстрый конь и сытная пища, молодая женщина и дорогие одежды. Он алкал бессмертия, ибо боялся смерти или, по крайней мере, долголетия, на расстоянии вытянутой руки десятилетий кажущееся бессмертием. Не так уж много, собственно говоря, и хотел этот человек. Но обрести все это можно было лишь по воле богов.

Вот тут-то и появились брахманы. Нет, конечно же, они существовали давно, столь давно, сколь человек чтил жертвами своих богов. Но роль их была, пожалуй, меньшей, чем роль риши. Но брахманы постепенно, с точки зрения истории быстро – за несколько столетий, – поняли, какую выгоду может извлечь приносящий жертвы, если объявит себя посредником между богами и людьми.

Как и большинство древних народов, арии строили свои отношения с богами по принципу – если ты дашь мне, я дам тебе; если ты наградишь меня, я награжу тебя. Бог получал свое подношение лишь при обязательстве облагодетельствования человека; но и человек мог рассчитывать на покровительство бога лишь при условии, что тот получит соответствующее подношение. Взаимоотношения, у большинства народов рано принявшие форму безгарантированного ублаготворения божества, у ариев парадоксально привели к обратному эффекту: возникло представление о том, что жертвователь подчиняет себе богов и становится всемогущим. Но право жертвовать напрямую получили далеко не все, эту функцию присвоили себе жрецы-брахманы, объявившие себя единственными посредниками в отношениях с богами, и соответственно жрецы стали выше богов – они превратились в земных божеств, много более могущественных, чем божества вышние.

По мере продвижения ариев в заросшие джунглями дебри Индостана в их сердца приходил страх. Новый мир был неведом, а утратив связь с ним, человек утратил способность исследовать его; поэтому неведомый мир обратился в таинственный, полный враждебных духов и не слишком-то благосклонных богов. В подобном мире отпала нужда в шамане-риши, изрекающем откровения, но зато стал властен маг, разговаривающий с духами. Маг читал заклинания, отгоняющие злобных демонов, а дабы никто, кроме него, не мог властвовать над заклинанием, маг облекал его в форму магической мантры, понятную лишь ему или другому жрецу.

Так возникла «Яджурведа» – сборник жертвенных формуляджусов, дарующих власть над богами произносящему их; теперь ставка в борьбе за власть делалась не на веру, а на заклинание. Дух чудесной ведической религии отходит на задний план, уступая главенство внешней форме. Жрец становится распределителем божественной милости, господином всего. Лишь от его умения прочесть заклинание зависит милость бога, лишь через его умение жертвователь способен обрести могущество. Дай брахману стадо быков – и он сделает тебя властнее Агни; дай ему коней – и станешь могущественнее Индры; подари жену и дом – и обретешь бессмертие. Вот это власть! Сами боги служат жрецам!

Арии не сумели пережить испытание райским изобилием Индии. Они вошли в благословенное Семиречье уверенными в себе варварами. Небольшие племена, скорее даже кланы во главе с вождями-раджами крушили стократно многочисленных врагов. Куру, бхараты, яду, тритсу, криви – предания донесли немного имен кланов пришельцев – подчинили весь запад Северной Индии и неторопливыми ручейками продвинулись на восток и на юг. Арии презирали аборигенов, считая их уродливыми и трусливыми, но при этом проявляли редкое для тех давних времен благородство, щадя раненых и пленных, калек и земледельцев и уж тем более детей и женщин. К XII веку до н. э. арии достигли Восточного Пенджаба. Но постепенно пассионарность их иссякала. И наверно, неправильно считать повинными в этом, как и в гибели солнечной ведийской религии, жадных брахманов.

Как известно, арии исповедовали культ сомы. Благословенная земля Индостана нанесла смертельный удар этому культу. Беда заключалась в том, что здесь не росла или почти не росла благословенная сома. Уже «Ригведа» разрешает заменители: путику, арджунани, ячмень и пр. Появляется профаническая сома, и владеющие тайной истинного зелья брахманы высокомерно заявляют:

Мнят себя отведавшими Сомы,

Когда растолкут растение,

Сому, что знает брахман,

Его не вкушает никто.

Ригведа, X, 85, 3

Лишившись «допинга», арии начинают искать заменители и приходят к алкоголю – браге, медовухе, вину, молочному самогону араке – напиткам, презрительно именуемым сурой, зельем непосвященных. Сома становится принадлежностью исключительно богов, постепенно отождествляясь с амритой. Даже не все боги допущены к питию чудесного нектара. Певцы в поисках откровения все чаще начинают прибегать к араке; возникает даже слово «арка» – молитва, гимн, певец. В конечном счете араку начинают именовать сомой, а сура воспринимается как сок растения сомы, глагол «су» приобретает значение «выжимать».

О постепенном возрастании значения суры свидетельствует миф о том, как демон-асур Намучи подло опоил, добавив в сому, этим профаническим напитком Индру, лишив того сакральной силы, которую давал сома. Намучи, к слову, был демоном убывающей Луны, то есть перехода Луны в Солнце, символом превращения соматического человека в человека цивилизованного. Индра сумел вернуть силу с помощью Ашвинов, исцеливших его от отравы, после чего отомстил недругу. Прежде, побратавшись, Индра и Намучи дали друг другу клятву не причинять вреда ни ночью, ни днем, ни сухим, ни мокрым оружием. Индра ловко обошел свое обещание, сразив демона в сумерках ваджрой, смоченной морской пеной.

Утрата сомы привела к окончательному отказу ариев от бессмертия Луны, от лунности – к солнечности. Теперь они почитал Солнце и солнечных богов.

Но это была не единственная перемена. Арии отреклись от собственных богов. Это отречение привело к окончательному расколу великого индоиранского племени.

Изначально арии именовали своих богов асурами – светозарными. То были благие боги, у ария не было причин их бояться. Напротив, благостнейшим из признаков бога считалось «асурское достоинство». Савитара почтительно звали златоруким асурой, Индру и Варуну восхваляли за «асурское господство». Но вдруг в сознании ариев произошел перелом, причину которого восстановить невозможно, а суть его заключалась в том, что многие боги-асуры вдруг пожелали отречься от своего «асурского достоинства» и стали зваться даэва – боги.

Это событие четко зафиксировано в цикле мифов о борьбе за власть Индры и Варуны. Еще недавно сам асура, Индра оправдывает свержение Варуны, своего соперника, принадлежностью к асурам.

Индра же уже отрекся от асурского имени, отказался от имени солнечного, светозарного, от звания любителя сомы. Он объявляет себя сурой и ставит себя выше асуры. Он призывает Варуну отречься от своего имени и прийти под его руку. Но Варуна колеблется, как колеблются и другие могущественные боги – Агни и Сома. Происходит разрыв богов на «правящую династию» и «оппозицию».

Сура – противоположность асуры. Асура – это бог-шаман, бог-владыка майя, той мудрости, «что знают асуры», живая часть живого, не оторвавшаяся от природы. Сура, то есть «сильный», – бог-правитель, бог цивилизованного общества, бог, отрекшийся от шаманства. Асура охмелял себя сомой, сура – брагой и вином, а позднее и пальмовой водкой тодди и бетелем, поддерживая бессмертие недоступной пониманию амритой.

Итак, в период «Яджурведы» (X – VIII века до н. э.) бог– провидец уступает богу-правителю. Начинается соперничество двух кланов богов. Даэва, боги организованного, цивилизованного мира, объявили отказавшихся изменить древним обычаям асуров своими врагами. Примерно то же приключилось у греков, где олимпийцы, боги цивилизации, восстали против титанов, властителей архаичного Золотого века. Когда Индра поднял ваджру против Варуны, прочие боги колебались, но недолго. Скоро Агни именует себя, подобно Индре, Асурханом, убийцей асуров. Главой отверженных был провозглашен Варуна, для обитания асурам назначили запад – сторону, где засыпает Солнце, сторону, откуда пришли арии и где был утрачен рай. Раз в год, в его начале, асуры – не демоны, не титаны, а непокорные новой власти, отказывающиеся отречься от древней мудрости боги – во главе с Варуной идут навстречу Солнцу и вступают в битву за власть с победоносными даэва. И терпят поражение. Вновь и вновь. И уходят, и вновь возвращаются. И так всегда, и так вечно, ибо время покуда циклично, ибо невозможен мир без борьбы, устанавливающей зыбкое равновесие между бытием и небытием. И все уродливей со временем облик асуров. Они уже несуразные титаны, змееподобные чудовища, а их чудесная сила майя, их древняя мудрость – отныне злобное колдовство, преступное в цивилизованном мире.

Таким образом, осевшие в Индии арии, предав своих старых богов, невольно предали своих соплеменников, что шли вслед за ними.