Глава 4. Исламская революция: экспортный вариант

Глава 4. Исламская революция: экспортный вариант

Одним из событий последней четверти ХХ века, которому удалось превратить исламский фундаментализм в мощную политическую силу на всем пространстве от Марокко до Малайзии, стала исламская революция в Иране. «В особенности после продолжавшегося 444 дня захвата американского посольства в Тегеране сторонниками нового режима, в сочетании с провалившейся операцией администрации Картера по освобождению заложников, первая успешная исламская революция современности стала вдохновляющим примером для радикалов и вселила страх среди суннитских правителей по всему мусульманскому миру. Неожиданно группа верующих сумела установить контроль над своей страной, свергнуть светское правительство и создать исламское государство с клерикалами в качестве вождей. Хотя новый иранский режим был шиитским, он показал суннитским джихадистам, что политическое руководство, основанное на религии, может завоевать власть»[209].

В январе 1978 г. в Иране начались первые крупные антишахские демонстрации. Забастовки и манифестации фактически парализовали страну во второй половине 1978 г. В середине января 1979 г. шах Мохаммед Реза Пахлави покинул страну, а две недели спустя в Тегеран под восторженные приветствия миллионов иранцев триумфально вернулся из эмиграции аятолла Рухолла Хомейни. После того как сторонники революции нанесли поражение силам, сохранявшим лояльность шаху, был проведен национальный референдум, провозгласивший 1 апреля 1979 г. Иран Исламской Республикой. «Это необычное правительство, – охарактеризовал первое переходное правительство Ирана после свержения монархии аятолла Хомейни. – Это правительство, основанное на шариате. Противостоять этому правительству означает противостоять исламскому шариату… Мятеж против правительства Бога есть мятеж против Бога. Мятеж против Бога есть богохульство»[210]. В декабре 1979 г. в стране была принята теократическая конституция, согласно которой Хомейни стал верховным лидером страны.

Для людей непосвященных – особенно за пределами Ирана – такое развитие событий выглядело чем-то неожиданным. На Западе Иран имел репутацию «острова стабильности» в неспокойном Ближневосточном регионе. Внешних признаков революционной ситуации в Иране не было – то есть не было военного поражения Ирана, не было финансового кризиса, значительных крестьянских волнений или недовольных военных. Режим к моменту революции располагал хорошо оснащенными спецслужбами и армией, но революционный вихрь смел их.

Возможно, одно из объяснений кроется в том, что шахский режим ждал опасности с другой стороны. Хомейнистское исламистское движение воспринималось как меньшая угроза в сравнении с марксистами и исламскими социалистами (такими, как прокоммунистическая «Партия Туде», партизаны-федаины, «Муджахедины народа» и др.).

Исламская революция стала логическим развитием длительного исторического процесса, уходящего своими корнями в национальные и религиозные традиции Ирана. Шиитское духовенство имело значительное влияние на многих религиозных и традиционалистски настроенных иранцев – тех, кто противился процессу вестернизации. В Иране вследствие шиитских традиций религия всегда ускользала от контроля государства. Роль иранского исламского духовенства в противостоянии монархии проявилась задолго до выхода на авансцену Рухоллы Хомейни. Не в последнюю очередь стараниями духовенства был устроен так называемый «Табачный протест» (1891 г.), когда была успешно ликвидирована непопулярная концессия, предоставленная шахским правительством британской компании и дававшая ей монополию на торговлю табаком в Персии. На волне этого протеста в качестве едва ли не первого иранского религиозного лидера, вставшего в оппозицию монархической политике, расцениваемой как враждебная персидскому народу и исламу, приобрел известность Саид Мохамад Хасан Ширази. Именно Ширази возглавил «Табачное восстание», издав фетву, запрещающую употребление табака в любом виде, – и шах был вынужден отменить в январе 1892 г. концессию.

Недовольство исламских клириков властью росло в тридцатые годы ХХ века, когда отец шаха Пахлави, армейский генерал Риза Пахлави заменил исламские законы западными, запретил традиционную исламскую одежду, разделение полов и ношение женщинами хиджаба. Полиция силой срывала с женщин, нарушавших запрет на ношение хиджаба в общественных местах, чадру. В 1935 г. десятки людей погибли, сотни получили ранения, когда восстание разъяренных шиитов в самом чтимом шиитском святилище в Иране было подавлено по его приказу.

В 1941 г. Реза-шах был смещен, и на трон в результате ввода в Иран советских и британских войск посажен его сын Мохаммад Реза Пахлави. В 1953 г. иностранные державы (США и Великобритания) вновь пришли шаху на помощь. После того как шах бежал из страны, ЦРУ при помощи британской MI6 организовали переворот, отстранивший от власти демократически избранного премьер-министра Мохаммада Моссадыка. Шах Пахлави поддерживал тесные связи с правительством США. Как и режим его отца, режим шаха Пахлави был известен своей автократичностью, сосредоточенностью на модернизации и вестернизации, а также пренебрежением к религии. Даже американские советники настойчиво пытались достучаться до шаха, указывая на необходимость более внимательно относиться к вопросам религии. Но, как писал известный арабский журналист-международник Мохамед Хейкал, с годами шах уверовал в свою «миссию цивилизовать иранский народ»[211]. «Этот экстравагантный правитель, – выражаясь словами экс-госсекретаря США Мадлен Олбрайт, – оказался не только приверженцем диктаторских методов, но и страстным модернизатором»[212]. Именно это сочетание обеспечивало шаху самую злую критику как справа, так и слева. Оппозиционные группировки самого различного толка – левые, националистические и исламистские – критиковали шахское правительство за нарушение иранской конституции, политическую коррупцию и репрессии со стороны САВАК. Отсутствие демократических институтов в шахском Иране вело к радикализации оппозиционных настроений в самых различных слоях общества, в том числе в студенческой среде. «Студенческий радикализм в Иране питался из двух основных идеологических источников: марксизма в его различных формах и движения в исламе, которое можно назвать социалистическим шиизмом»[213]. Для большинства населения радикальный дискурс студенчества оставался чужеродным и непонятным. Исходя из этого интеллектуального разрыва, ряд молодых иранских марксистов стал проецировать все мессианские ожидания коммунистов и народов третьего мира на революционный шиизм. Одним из самых известных представителей этого движения был Али Шариати, чья слава и влияние среди шиитов не имели эквивалента в суннитском мире. Социалистические шииты рассматривали смерть имама Хусейна от рук суннитского Омейядского халифа в VII в. как аналог современного подавления иранского народа шахом.

В 1963 г. начала восходить звезда будущего лидера иранской революции аятоллы Рухоллы Хомейни. Тогда он возглавил оппозицию шахской «Белой революции». Так называлась программа реформ, направленных на ограничение крупных землевладений (в том числе и принадлежащих религиозным структурам), на предоставление женщинам избирательного права и равенства в браке, а также на разрешение религиозным меньшинствам занимать правительственные должности. После того как Хомейни объявил шаха «жалким отверженным человеком», который «взялся за разрушение ислама в Иране», он был арестован. Три дня крупных беспорядков, прошедших по всему Ирану, привели к многочисленным жертвам среди демонстрантов. Через восемь месяцев домашнего ареста Хомейни был освобожден и продолжил свою пропаганду, осуждая тесное сотрудничество тегеранского режима с Израилем и расширение дипломатической неприкосновенности на американский правительственный персонал в Иране. В ноябре 1964 г. Хомейни был вновь арестован и отправлен в изгнание, где находился 14 лет вплоть до революции.

Из эмиграции Рухолла Хомейни сумел наладить постоянный канал связи со своей иранской аудиторией – через аудио-и видеокассеты он вел пропаганду, которая оказалась более действенной, чем все ухищрения шахского правительства стабилизировать ситуацию в Иране. В своих проповедях мятежный аятолла призывал армию и народ «выковывать исламскую солидарность», призывал солдат дезертировать. Хомейни развивал сформулированную им в иракском городе Неджефе идеологию «велаяте факих», правительства авторитетных мусульманских богословов и юристов (факихов) как о форме правления в исламском государстве. Эта идея правления, осуществляемого исламскими правоведами, пропагандировалась через книгу «Исламское правительство» («Хокумате ислами»), проповеди в мечетях, записях речей Хомейни на кассетах, среди хомейнистской оппозиционной сети студентов, бывших студентов и лидеров традиционного бизнеса внутри Ирана. Согласно теории Хомейни, исламское правление осуществляется в качестве республики, которая основывается на власти факиха, конституционно закрепленной в виде принципа «велаяте факих» и исламских установок. «Валийе факих» – верховный толкователь божественных законов одновременно осуществляет наивысший контроль над светской государственной властью, армией и силами безопасности, а над ним же самим лишь власть Бога и «сокрытого» имама Махди.

Антишахская революция в Иране носила неоднозначный характер, отчасти она была популистской и националистической, а позже – шиитско-исламской. Частично она была консервативной реакцией против предпринимавшихся шахом попыток вестернизации и секуляризации, а также реакцией на социальную несправедливость и иные недостатки репрессивного и коррумпированного старого режима. Хомейни работал над объединением разнородной антишахской оппозиции под своим знаменем (за исключением нежелательных «безбожных марксистов»), фокусируя внимание на социально-экономических проблемах шахского режима (коррупция, неравенство в доходах и т. д.) и избегая при этом специфических проблем, которые могли бы раздробить оппозицию на фракции (в частности, в той части, которая касалась его проекта клерикального правления). Можно согласиться с мнением, что «исламистская победа стала возможной благодаря чрезвычайной способности Хомейни объединить различные компоненты, религиозные и светские, того движения, чьей единственной отправной точкой была ненависть к шаху и его правительству»[214]. По мнению одного из исследователей, «иранская революция – единственное исламистское движение, в котором решающую роль играло духовенство, а также оно было наиболее очевидно идеологическим: революционное движение третьего мира, порожденное необычайным альянсом между радикальной интеллигенцией и фундаменталистским духовенством»[215]. При этом в иранском исламизме было антиклерикальное течение, которое оспаривало религиозную монополию духовенства. Эту тенденцию, в частности, олицетворяли Али Шариати и такие группировки, как «Муджахедин-э-Хальк» («Моджахеддины народа»), но она была отринута оппозицией, как только были установлены революционные институты[216].

Итогом иранской революции стало установление в стране теократического правления, т. е. реализация на практике разработанной Хомейни идеи «велаяте факих». То, что на смену монархии и шаху пришли именно исламистские силы во главе с Хомейни, а не другие идеологические силы и лидеры, отчасти может быть объяснено распространением шиитской версии исламского возрождения, противостоящего вестернизации. С другой стороны, этот феномен может быть частично объяснен недооценкой хомейнистского исламистского движения как со стороны шахского режима, считавшего его меньшей угрозой в сравнении с марксистами и исламскими социалистами, так и секулярными противниками шахского режима, полагавшими, что хомейнистов можно оттеснить на второй план.

Победа исламской революции 1979 г. в Иране оказала огромное воздействие не только на внутреннюю жизнь иранского общества, не только на расстановку сил в регионе, но имела и глобальные последствия, затронув как весь мусульманский мир, так и мир немусульманский. Именно эта революция, по сути дела, дала «права гражданства» термину «политический ислам».

Иранская революция вышла за рамки локального и регионального явления. Она означала не просто смену формы правления в отдельно взятом государстве. Исламская революция превратилась в модель мирового значения. Этому в немалой степени способствовало то, что Рухолла Хомейни никогда не был лидером с локальными устремлениями – он обращался к своей аудитории не как шиитский аятолла, не как иранец, а как исламский лидер ко всем единоверцам. «Мы должны стремиться к разжиганию революции во всем мире и оставить все помыслы об отказе от нее. Так как Иран не только не признает какие-либо различия между мусульманскими странами, но и является заступником всех угнетенных народов. Мы должны сделать понятной нашу позицию относительно держав и сверхдержав и выразить им наш протест, несмотря на трудности, которые мы испытываем. Наше отношение к миру продиктовано нашими верованиями», – призывал в своей речи в марте 1980 г. аятолла Хомейни[217].

Хомейни рассматривал ислам как нечто целое, делая акцент на невозможности разделения религии и политики, говорил об исламе как о международной силе. Аятолла выступал с осуждением любого правительства в мусульманском мире, которое отходит от канонов Корана. Отделения религии от правительственной деятельности, утверждал Хомейни, хотят «империалисты», желающие заставить думать, что религия – это лишь вопрос идеологии.

Претензия Исламской Республики быть примером для мусульман всего мира в возврате к фундаментальным принципам мусульманской веры и в противостоянии Западу отражает во многом особенности шиизма. «Начав с представления о том, что шииты много веков являлись меньшинством внутри ислама, преследуемым из-за особых, им одним лишь открытых знаний, они впоследствии заклеймили все светские правительства, как не имеющие законности. По этой причине законность может быть обретена лишь путем принятия исламского закона… В соответствии с этим, так как лишь Иран приступил к искуплению своей вины перед Всевышним, создав истинно исламское государство, это государство должно стать защитником угнетенных и притесненных народов во всем мире». В то же время, как утверждает Р. Сикоев, в основу хомейнистской доктрины «экспорта исламской революции» «была положена классическая идеологическая формула панисламизма Дж. Афгани. Хомейни, так же как Дж. Афгани, исходил из предписаний сур Корана, объявляющих всех мусульман братьями [Коран, 49:10(10); 3:98–103]. Поэтому Хомейни неоднократно повторял, что «приглашение к исламу равносильно призыву к единству» и что «верующие всего мира – братья по кораническому предписанию, а братья равны между собой»[218].

На своем начальном этапе исламская революция в Иране как по-настоящему динамичное и революционное исламское движение пользовалась немалыми симпатиями среди оппонентов авторитарных режимов по всему мусульманскому миру, поскольку демонстрировала способность движения, состоящего из различных спектров общества свергнуть мощное правительство, пользующееся к тому же поддержкой такой сверхдержавы, как США. Как отмечает Жиль Кепель, «благодаря Хомейни пример иранской революции убедил многих наблюдателей в том, что ислам вытеснил национализм как главный фактор политической, социальной и культурной идентичности в некоторых странах»[219]. Хомейни проповедовал, что восстание и в особенности мученичество против несправедливости и тирании есть часть шиитского ислама и что мусульмане должны отвергнуть влияние как либерального капитализма, так и коммунизма (отсюда лозунг: «Ни Восток, ни Запад – Исламская Республика!»).

Исламская революция привлекала к себе внимание еще и тем, что помогала в глазах многих политически активных мусульман противостоять чувству приниженности перед Западом, порожденной колониальным наследием, а также показывала пример массового движения мусульман в борьбе против империалистического влияния.

Несмотря на колоссальный отзвук, который имела иранская исламская революция во всем исламском мире, надежды иранских аятолл и мулл на разжигание мировой исламской революции не оправдались.

Период непосредственно после исламской революции был отмечен выраженными попытками Тегерана предпринять «экспорт революции» в страны Среднего Востока. Влияние иранской революции «сильнее всего ощущалось в шиитской среде в соседних странах: Ираке, государствах Залива, Афганистана и Ливане»[220]. Вдохновленные иранским примером радикальные шиитские группировки (такие, как «Исламский фронт освобождения Бахрейна», «Организация исламской революции на Аравийском полуострове», «Высший совет исламской революции в Ираке») некоторое время действительно внушали серьезные опасения правительствам соседних арабских стран. Влияние хомейнистских идей не ограничивалось лишь шиитскими организациями: например, антиимпериалистическая и антизападная риторика, озвучивавшаяся идеологами Исламской Республики, находила живой отклик и радикалов-суннитов из «Мусульманского братства» в Египте. На арабском Ближнем Востоке хомейнистский революционный энтузиазм нашел свое выражение в заметной исламизации конфликтов в Палестине и Ливане. Как отмечает Р. Сикоев, «пример Ирана, где мечети взяли на себя роль опорных баз сопротивления шахскому режиму, а муллам удалось встать во главе революционных масс, оказался весьма привлекательным для радикально настроенной части исламского духовенства. Он способствовал активизации его деятельности в мусульманском мире, открыл новые горизонты для осуществления его давней мечты – соединения религии с политикой, т. е. в конечном счете обретения власти»[221].

Несомненно, эхо иранской исламской революции в той или иной степени коснулось и мусульманского сообщества в Советском Союзе, прежде всего на Кавказе и в Средней Азии. Как утверждает ряд западных авторов, «некоторые аспекты иранской революции пробудили, в частности, сильное сочувствие в молодом поколении мусульманских интеллектуалов и многочисленных «религиозных фанатиков» Кавказского региона [имеются в виду и Советское Закавказье, и Северный Кавказ. – Авт.] (в том числе членов суфийских орденов). «Антиимпериалистический» аспект иранской революции – один из них. Легко провести параллель между «иностранным империализмом» американцев в Иране и «империализмом» русских на Кавказе и в Средней Азии»[222].

В то же время иранская революционная модель столкнулась с противодействием со стороны правящих элит в большинстве стран мусульманского мира. Обеспокоенность правящих режимов в ряде арабских стран иранским примером заставили их усилить религиозную риторику и роль исламского духовенства в жизни их стран. Попытки Тегерана играть главную роль в исламском мире вызвали резкую оппозицию прежде всего в Саудовской Аравии, которая с начала 1970-х гг. (после создания Организации Исламская конференция и нефтяного бума, вызванного арабо-израильской войной в октябре 1973 г.) доминировала в мусульманском мире в религиозном аспекте. «Но после 1979 г. новые хозяева Ирана стали рассматривать себя в качестве носителей стандарта в исламе, несмотря на их статус меньшинства как шиитов. С их точки зрения, правители в Эр-Рияде были узурпаторами, продающими нефть Западу в обмен на военную защиту – ретроградная, консервативная монархия с фасадом показной набожности»[223].

Соперничество за идеологически-религиозную гегемонию в мусульманском мире между революционным Ираном и ваххабитской Саудовской Аравией закончилось как минимум не в пользу Тегерана, чьи оппоненты настойчиво подчеркивали шиитский и персидский характер исламской революции в Иране. Начало ирано-иракской войны 1980–1988 гг., в которой светский режим Саддама Хусейна получил мощную поддержку от консервативных арабских режимов, по сути, знаменовало и начало конца попыток иранской гегемонии в арабо-суннитском мире. Более того, ирано-иракская война показала и несостоятельность надежд Тегерана на разжигание революции в среде шиитского большинства в Ираке, находившегося под властью суннитского (к тому же секулярного) меньшинства. Еще при жизни Хомейни было очевидно, что исламское и универсальное содержание иранской революции размывается национализмом.

Смерть такого харизматичного вождя, как аятолла Хомейни, нанесла мощнейший удар по амбициям Тегерана распространять иранскую модель в качестве примера по всему исламскому миру. «Паншиитские устремления иранского руководства, даже облаченные в одежды панисламизма, не только не встретили в большей части мировой мусульманской общины того энтузиазма, на который рассчитывали инициаторы «экспорта исламской революции», но и натолкнулись на противостояние»[224].

Со времени провозглашения Исламской Республики иранское правительство обвиняется рядом государств в поддержке терроризма, включающей финансирование, снабжение оружием, обучение и предоставление убежища экстремистским группировкам. В частности, Корпус стражей исламской революции подозревается в связях с подпольными организациями, действующими на Ближнем Востоке. Американское внешнеполитическое ведомство утверждает, что эта организация осуществляет поддержку группировкам ХАМАС, «Хезболла» и палестинской «Исламский джихад», а также проводит обучение террористов, поддерживающих палестинское сопротивление. Кроме того, «пасдараны» подозреваются в помощи шиитским повстанцам в Южном Ираке. В сентябре 2007 г. Сенат США проголосовал за включение иранских «стражей революции» в список террористических организаций.

С точки зрения Государственного департамента США Иран продолжает числиться «наиболее активным государством – спонсором терроризма». По утверждению Кондолизы Райс, государственного секретаря США в администрации Буша-младшего (2006 г.), «Иран стал страной, являющейся так или иначе чем-то вроде главного банкира для терроризма в таких важных регионах, как Ливан (через «Хезболлу»), на Палестинских территориях, и мы глубоко озабочены тем, что Иран делает на юге Ирака»[225].

Несмотря на то что Иран нередко изображается как едва ли не главный спонсор международного терроризма, степень его влияния – прежде всего идеологического – среди исламистских радикалов относительна невелика и ограничена главным образом шиитскими группировками, среди которых первое место занимает ливанская «Хезболла». Отчасти под иранским влиянием (но, как представляется, весьма ограниченным в плане идеологии) находится и палестинская исламистская суннитская группировка ХАМАС. Не будет преувеличением сказать, что поддержка тех или иных экстремистских группировок со стороны Ирана имеет в гораздо большей степени внешнеполитические и геополитические основания, нежели религиозно-идеологическую мотивацию.

Признавая иранское спонсорство ряда радикальных группировок на Ближнем Востоке, нельзя закрывать глаза и на то обстоятельство, что Иран сам сталкивается с проблемой исламистского терроризма. В частности, речь идет о суннитской группировке «Джундалла» («Солдаты Аллаха»), ведущей антииранскую подрывную деятельность в районах, населенных белуджами и связанной, по некоторым данным, с сетью «Аль-Каиды».

* * *

Сильнейшее воздействие иранская революция на Ближнем Востоке оказала не столько на Палестину, где она была источником вдохновения для радикальных сторонников джихада, а на Ливан, где она придала одной из местных политических сил огромный импульс. Речь идет о группировке «Хезболла».

В августе 2006 г. на Ближнем Востоке разгорелся конфликт, которому некоторые эксперты поспешили приклеить ярлык «Шестой арабо-израильской войны». Армия обороны Израиля наносила удары по ливанской территории, а из Ливана на израильские города летели ракеты. При всем этом у израильских официальных представителей лейтмотивом проходила мысль о том, что Израиль не ведет войну против Ливана, а его действия направлены исключительно против движения «Хезболла». Немного времени потребовалось, чтобы из малочисленного и слабого шиитского движения, из внутриполитической и региональной силы «Хезболла» превратилась фактически в субъект международных отношений, формально оставаясь при этом одной из ведущих внутриполитических сил Ливана.

Специфику «Хезболлы» как актора происходящих в регионе процессов определяют геополитические особенности Ливана, в частности его соседство с Сирией и Израилем. Одним из лозунгов, при помощи которых «Хезболла» с 2000 г. оправдывает свои вылазки против Израиля, является освобождение удерживаемого израильтянами небольшого участка спорной между Ливаном и Сирией территории (т. н. «Фермы Шебаа»).

Еще один фактор, предопределяющий роль «Хезболлы» как во внутриливанской политической жизни, так и в геополитических процессах на всем Ближнем Востоке, это демографические особенности Ливана, его конфессиональная структура и особенности политической системы. Уникальное место Ливану на Ближнем Востоке и в арабском мире обеспечивает его многоконфессиональный характер и наличие весьма высокого процента христианского населения (доля которого, впрочем, с течением времени имеет тенденцию к уменьшению по сравнению с мусульманским населением). По переписи 1932 г., христиане составляли 55 % населения (в том числе марониты – 29 %). В настоящее время, по оценке CIA World Factbook, мусульмане составляют большинство населения Ливана (около 60 %). Причем шииты в 1990-х гг. составили около 35 % населения страны. Фактически на сегодняшний день это крупнейшее конфессиональное сообщество в Ливане. Однако в стране продолжает сохраняться существовавшее ранее распределение высших государственных постов, не соответствующее реальной конфессиональной структуре ливанского общества: пост президента может занимать христианин-маронит, пост премьер-министра – суннит, шиитам отведен лишь пост спикера ливанского парламента. Вряд ли такое положение отвечает чаяниям все возрастающей в количественном отношении шиитской общины Ливана, превращающейся из конфессионального меньшинства в самую многочисленную общину страны.

Шииты – традиционно беднейшее сообщество в Ливане, если не считать палестинских беженцев. К тому же по сравнению с другими крупнейшими религиозными общинами у шиитов снижены эмиграционные возможности (в то время как христиане имеют широкие контакты с Европой, США и Латинской Америкой, а сунниты, составляющие большинство в арабском мире, могут без затруднений перебраться практически в любую арабскую страну).

Традиционно шиитское сообщество Ливана отличалось низким уровнем политической организации. Пробуждение политической активности ливанских шиитов связано с израильским вторжением в Ливан и исламской революцией в Иране. Хотя надо отметить, что истоки шиитского исламизма в Ливане ведут не к Ирану, как многие полагают, а к Ираку, где в шестидесятые годы ХХ века происходило шиитское религиозно-политическое возрождение в «кружках обучения» (hawzat al-›ilmiya) в Эн-Неджефе, возглавляемых харизматичным аятоллой Мухаммадом Бакром ас-Садром. Эти кружки стали эпицентром шиитского активизма и фундаментом Партии исламского призыва (Hizb ad-Da›wa al-Islamiya), выступавшей с призывом к шиитскому сообществу в Ираке, Иране, странах Персидского залива и Ливане о необходимости революционного преобразования общества[226].

Победа исламистов в Иране стала примером для подражания радикалов в других странах, где имеется значительное шиитское население – прежде всего в Ираке и Ливане. На мышление ливанских шиитов (особенно участников военизированных милиций) особый отпечаток наложила традиционная для шиизма концепция победы в поражении, а также представление, что господство осуществляется только через «посланников Аллаха»[227].

Израильская оккупация Южного Ливана привела к исходу шиитов на север и возрастанию роли военизированных ополчений типа «Амаль» и «Хезболла». Наличие этих образований усилило роль шиитского сообщества в центральных частях Ливана, особенно к концу гражданской войны. Шииты традиционно концентрировались в сельских южных районах, но большое их число обитало также в южных пригородах Бейрута (известных до последнего времени как «пояс нищеты»), контролируемых «Хезболлой» и движением «Амаль».

Таким образом, среди главных факторов, обусловивших появление «Хезболлы» в качестве политического актора на ближневосточной сцене, – наследие гражданской войны в Ливане (1975–1991 гг.), интервенция Израиля и ввод многонациональных сил в Ливан (1982 г.) и экспорт иранской модели исламской революции.

«Хезболла» весьма многолика. Это не просто террористическая организация или партизанская группировка. Это скорее сложный микст, «террористическая группировка, партизанское движение, уполномоченный Ирана и Сирии в борьбе против Израиля, чемпион ливанского шиитского мусульманского сообщества, ведущая ливанская политическая сила и даже строитель больниц и школ»[228]. В настоящее время «Хезболла» является одной из двух основных организаций, представляющих интересы шиитского сообщества в Ливане, и при этом единственной военизированной шиитской организацией. Она представлена в ливанском парламенте (более 10 % мест в ливанском парламенте принадлежит представителям «Хезболлы», а блоку «Сопротивление и развитие», сформированному «Хезболлой» с другими организациями, принадлежит 27,3 % мест). Несмотря на оппозицию «кедровой революции», в ходе выборов 2005 г. «Хезболла» получила 23 места в парламенте (вместо 8 имевшихся ранее). Два министра в ливанском правительстве являются членами «Хезболлы», еще один поддержан движением «Хезболла». «Хезболла» проводит широкие социальные программы, реализует многочисленные проекты развития экономики и инфраструктуры в Ливане. Главный источник финансирования этих программ предположительно – Иран.

Следует заметить, что ливанские шииты поначалу рассматривали израильское вторжение 1982 г. в Ливан прежде всего как возможность избавиться от арафатовской Организации освобождения Палестины. Однако вскоре они повернули против захватчиков – после того как Израиль блокировал в ходе конфликта доступ шиитов к рынкам на севере страны и за рубежом, что крайне неблагоприятно сказалось на социальной ситуации и местных экономических интересах[229].

В июле 1982 г. в Ливан в долину Бекаа из Ирана отправилась группа «стражей исламской революции» (т. н. «пасдаранов»). Они присоединились к радикальной группировке Хусейна Мусави «Исламский Амаль». Эта организация откололась от крупнейшей на тот момент ливанской шиитской группировки «Амаль». В течение нескольких месяцев группа Мусави в числе прочих, включая базировавшуюся в районе Баальбека группу «Исламского джихада», сформировала проиранскую партию «Хезболла» – «Партию Аллаха». Название было заимствовано из 58-й суры («Пробуждение») Корана: «Аллах доволен ими, и они довольны Аллахом. Это партия Аллаха. О да, поистине, партия Аллаха – они счастливые!»[230]

В роли духовного лидера группы выступил проирански настроенный шиитский священник, поэт и писатель шейх Мохаммед Хусейн Фадлалла, опубликовавший в 1976 г. книгу «Ислам и логика силы», ставшую одним из наиболее влиятельных текстов радикальной шиитской мысли. Фадлалла, как духовный лидер, находился вне обычной организационной структуры «Хезболлы». Генеральным же секретарем группировки стал шейх Хасан Насралла.

Официальное оформление «Хезболлы» произошло 16 февраля 1985 г., когда споуксмен организации шейх Ибрагим аль-Амин зачитал в мечети Аль-Узаи в Западном Бейруте манифест группировки, содержащий программные установки «Хезболлы». Впоследствии он был опубликован в форме открытого письма «Ко всем угнетенным в Ливане и мире».

В качестве главной меры по разрешению ливанской проблемы провозглашалось установление Исламской Республики как единственного типа режима, который может обеспечить справедливость и равенство для всех граждан Ливана. «Мы – умма, которая придерживается послания ислама. Мы хотим, чтобы все униженные могли иметь возможность изучать Божественное послание в целях установления справедливости, мира и спокойствия во всем мире. Вот почему мы не хотим навязывать ислам кому бы то ни было… Мы не хотим, чтобы ислам установил бы в Ливане свое правление силой, как это делают сегодня марониты», – говорилось в программном документе «Хезболлы»[231]. Впоследствии тезис об исламской революции в Ливане и преобразовании многоконфессионального государства в исламское государство по иранскому образцу оказался отодвинут на задний план.

В соответствии с установками, принятыми на вооружение идеологами Исламской Республики Иран, о «Большом» и «Малом Сатане» (соответственно США и СССР), «Хезболла» в своем манифесте декларировала: «Мы отвергаем и СССР, и США, и капитализм, и коммунизм – как одинаково неспособные заложить основы справедливого общества»[232]. Для идеологических установок «Хезболлы» характерна картина мира, разделенного на «угнетенных и угнетателей». Разумеется, под первыми понимались представители исламской уммы (без акцентирования раздела на суннитов и шиитов, но при этом с ярко выраженной авангардной ролью Ирана). Ну а в роли угнетателя выступал Запад (прежде всего в лице Соединенных Штатов и его «форпоста» на Ближнем Востоке – Израиля).

Конфликту с Израилем идеологами «Партии Аллаха» придается центральное значение, при этом конфликт этот не ограничен лишь борьбой с присутствием Армии обороны Израиля в Ливане. В качестве выраженной задачи ставится полное разрушение Государства Израиль и установление исламского правления над Иерусалимом[233]. Антиизраильские установки сохраняют актуальность на протяжении всей истории «Хезболлы». «Хезболла» и по сей день рассматривает Израиль как нелегитимное государство и продолжает призывать к уничтожению «сионистского образования». Весьма характерными являются высказывания генерального секретаря «Хезболлы» шейха Насраллы («Израиль – это незаконное узурпаторское образование, основанное на фальши, убийствах и иллюзиях»; «Нет иного решения конфликта в регионе, кроме как путем исчезновения Израиля»). В интервью изданию The Washington Post в 2000 г. шейх Насралла заявил: «Я против любого соглашения с Израилем. Я даже не признаю существования такого государства, под названием Израиль. Я считаю его существование как несправедливым, так и незаконным. Поэтому если Ливан заключит мирное соглашение с Израилем и принесет это соглашение в парламент, наши депутаты отвергнут его; “Хезболла” отказывается от любых соглашений с Израилем в принципе»[234].

Оккупация Израилем района «Фермы Шебаа» (как и наличие арестованных ливанцев в израильских тюрьмах) – чаще всего именно такой формальный предлог для атак против Израиля используют боевики «Хезболлы». Однако официальный представитель «Хезболла» Хасан Эззедин довольно четко выразил точку зрения «Хезболлы» на Израиль: «Если они уйдут из Шебаа, мы не прекратим сражаться с ними. Наша задача – освободить Палестину в границах 1948 года… [Евреи] могут вернуться в Германию или туда, откуда они приехали»[235].

Довольно скоро после создания «Хезболла» заявила о себе громкими террористическими актами, приведшими к заметному изменению соотношения сил в ближневосточном (и ливанском, в частности) конфликте. Через неделю после того, как 16 октября 1983 г. во время шиитского праздника Ашура в южноливанском населенном пункте Набитие в результате конфликта израильских военных с толпой шиитов погибли два шиита, 23 октября в Бейруте террористом-смертником, сидевшим за рулем заминированного грузовика, были взорваны казармы американских морских пехотинцев (241 человек погиб). Примерно в это же время произошел взрыв в здании, где находились французские парашютисты из многонациональных сил (погибли 58 солдат), еще спустя 10 дней была взорвана заминированная машина в штаб-квартире израильских военных в Тире (погибли 29 израильских военнослужащих).

Осуществленные смертниками масштабные теракты имели следствием не только вывод многонациональных сил из Ливана. Эти теракты произвели неизгладимое впечатление как на мировое общественное мнение, так и на террористические организации по всему миру (прежде всего исламскому). Ливан стал свидетелем порядка 50 суицидальных терактов в период между 1983–1999 гг. Шиитские организации «Хезболлы» и «Амаль» были ответственны примерно за половину из них. Впечатленные эффективностью атак «Хезболлы», вызвавших вывод западных войск из Ливана, другие экстремистские группировки, придерживающиеся нерелигиозной националистической идеологии, пошли тем же путем. Однако самым громким эхом терактов «Хезболлы» стало возникновение «моды» на суицидальные теракты – характерная для шиитов идея жертвенного мученичества нашла отклик и у суннитских исламистских группировок.

После вывода западных войск из Ливана «Хезболла» направила свои суицидальные атаки в Ливане против израильских военных и «армии Южного Ливана». В конечном итоге эти теракты сыграли не последнюю роль в выводе Израилем в феврале 1985 г. своих войск с большей части занятой ими территории Ливана (зона оккупации была ограничена узкой буферной полосой на юге Ливана). Хотя со временем число терактов, осуществленных смертниками, «Хезболла» значительно уменьшила (сведя их количество в среднем до одного в год), география суицидальных терактов «Хезболлы» вышла не только за рамки Ливана, Ближнего Востока и даже Восточного полушария. В 1992 г., в отместку за ликвидацию израильскими ВВС одного из лидеров «Хезболлы» Абаса Мусави, организация устроила атаку смертника против израильского посольства в Буэнос-Айресе (погибли 29 человек), а в 1994 г. «Хезболла» осуществила другую такую атаку в аргентинской столице против здания местной еврейской общины (как месть за воздушный удар израильтян по учебному лагерю «Хезболлы» в Ливане).

«Хезболла» оказывает влияние на множество террористических организаций в других странах. Иногда это влияние идет дальше ролевой модели. В частности, группировку «Хезболла» обвиняли в организации двух атак смертников в Кувейте в 1983 и 1985 гг., приписываемых кувейтской шиитской фундаменталистской группировке «Эль-Дава». Среди арестованных и осужденных в связи с этими терактами оказался видный деятель внешнего террористического аппарата «Хезболлы» Мустафа Бадер эд-Дин[236].

В феврале 1985 г. Израиль, раздраженный недоброжелательной мировой реакцией на его политику в Ливане, вывел большую часть своих войск из Южного Ливана и создал 15-километровую зону оккупацию. Однако продолжающееся израильское присутствие создало обратный эффект: атаки расширились, но осуществлялись уже не партизанами ООП, а движением «Хезболла».

Атаки, осуществлявшиеся боевиками «Хезболлы», расцениваются исследователями как «новаторское радикальное насилие, имевшее значительные результаты на региональной и международной аренах. Их результат заключается в выводе многонациональных сил из Бейрута, отступлении израильских войск из зоны безопасности и «капитуляции» западных правительств перед иранскими требованиями в переговорах о заложниках»[237].

Изменения во внутренней, региональной и международной системах, наметившиеся на рубеже 1980-х и 1990-х гг., обозначили несколько вызовов, с которыми столкнулась «Хезболла»: окончание гражданской войны и упрочение статуса правительства Ливана, установление сирийской гегемонии в Ливане, мирный процесс на Ближнем Востоке.

Подписанное в октябре 1989 г. в Таифе (Саудовская Аравия) соглашение, положившее формальный конец ливанской гражданской войне, «Хезболла» изначально отвергла, поскольку оно обеспечивало равное количество мест в парламенте христианам и мусульманам и закрыло шиитам дорогу к постам президента и премьер-министра Ливана. Сохранение военного крыла «Хезболлы» стало прямым нарушением Таифских соглашений. Требование «распустить все ливанские и неливанские ополчения» и требование к правительству «развернуть ливанскую армию в пограничном районе, смежном с Израилем» выполнены не были. Ливанское правительство даже и не пыталось разоружить «Хезболлу», оправдывая это тем, что «Хезболла» вела борьбу за освобождение оккупированного Израилем юга страны.

«Хезболла» продолжила свою войну на истощение против Израиля, утверждая, что является не террористической группировкой, а «ополчением добровольцев». Когда весной 2000 г. Израиль вывел свои войска из зоны безопасности в Южном Ливане, отряды «Хезболлы» хлынули в этот район. И именно это событие во многом вдохновило палестинцев на организацию интифады аль-Аксы.

Вывод израильских войск с юга Ливана в мае 2000 г. «Хезболла» расценила как собственную победу. Это не замедлило сказаться на росте популярности организации как среди шиитского сообщества, так и среди ливанцев в целом. Характерны слова, высказанные президентом Ливана Э. Лахудом: «Для нас, ливанцев, и я могу говорить о большинстве ливанцев, “Хезболла” – это движение национального сопротивления. Если бы не оно, мы не могли бы освободить наши земли. И потому мы высоко ценим движение “Хезболла”»[238]. Впрочем, следует учитывать, что многие видные политические деятели Ливана не разделяли энтузиазма в отношении «Хезболлы». В частности, многие представители христианской общины критиковали движение как экстремистское и деструктивное. С определенными оговорками за разоружение «Хезболлы» выступали Саад Харири и его суннитский блок.

В любом случае звучавшее со стороны международного сообщества требование разоружить «Хезболлу» не могло быть выполнено из опасений, что ливанская армия может и не справиться с задачей, если ей придется разоружать «Хезболлу» без согласия на то самого движения.

В новых условиях, возникших после формального завершения гражданской войны, движение направило свою деятельность на изменение собственной политики в сторону большего прагматизма. «Хезболла» взяла курс на трансформацию из революционной группировки с универсальными амбициями (панисламизм) в структурную часть ливанской политической системы, решающей конкретные задачи Ливана. Эта трансформация, однако, никоим образом не означает отказ от ставки «Хезболлы» на насилие как главный инструмент достижения политических целей. «Движение “Хезболла” образца 2005 г. – прагматическое террористическое движение, опасное гораздо более, нежели революционная “Хезболла” образца 1980-х гг.», – констатируют исследователи[239].

Деятельность «Хезболлы» затрагивает не только непосредственных участников израильско-ливанского конфликта (т. е. Израиля и Ливана), но также и целый ряд других стран, как относящихся к Ближнему Востоку, так и находящихся за пределами данного региона. «Хезболла» играет большую роль в реализации геополитических амбиций Ирана и в меньшей степени Сирии. Именно эти два государства чаще всего обвиняются Западом и Израилем в спонсировании и поддержке «Хезболлы». Между тем взаимоотношения между «Хезболлой» и Ираном существенно отличаются от взаимоотношений между «Хезболлой» и Сирией. Если в первом случае речь идет о стратегическом партнерстве, то во втором – скорее о тактическом взаимодействии.

Для Ирана «Хезболла» это не только своеобразный форпост в противостоянии «сионистскому режиму» Израиля, но и инструмент распространения иранского влияния в шиитском (шире – исламском) мире и экспансии исламской революции тегеранского образца.

Благодаря «Хезболле» Иран получает возможность выстроить своеобразный шиитский «пояс» противостояния Западу (прежде всего США) и Израилю – от границ Исламской Республики Иран с Центральной Азией – через шиитское большинство Ирака, время от времени оказывающего сопротивление оккупационным силам ничуть не меньшее, чем иракские сунниты, – до Восточного Средиземноморья, где «Хезболла» непосредственно противостоит Израилю.

Для претензий Ирана на главенство в исламском мире существует много препятствий. Персам-шиитам довольно трудно заявлять свои лидерские претензии на пространстве, где большую часть населения и правящих элит составляют традиционно враждующие с ними арабы-сунниты. Влияние Ирана ограничено преимущественно теми регионами, в которых шиитский ислам имеет значение и в которых шииты преследуют особые цели, т. е. помимо Ирана это еще Ирак и Южный Ливан. Поэтому «раскрутке» роли Ирана как главного противника Израиля в Тегеране придается огромное значение. И «Хезболла» в качестве проиранской силы играет в этих построениях большую роль. Успехи и неудачи претензий Тегерана на главенствующую роль в исламском мире во многом напрямую зависят от успехов и неудач «Хезболлы».

«Хезболла» была сформирована при помощи последователей аятоллы Хомейни в начале 80-х с целью распространения исламской революции и следовала версии шиитской идеологии (Willayat Al-Faqih), развитой аятоллой Хомейни. Иранская делегация, состоявшая из военных и религиозных инструкторов, рекрутировала значительное число молодых воинствующих ливанских клириков, связанных с ливанской ветвью радикальной иракской шиитской организации «Аль-Даваа» и «Исламским Амалем». Большинство радикальных клириков, сформировавших ядро руководства «Хезболлы», проходили обучение в шиитских семинариях на юге Ирака (в частности, в Эн-Неджефе), где провел многие годы эмиграции аятолла Хомейни. В программном манифесте «Хезболлы» (1985 г.) прямо декларировалось: «Мы – сыны уммы – партия Аллаха, авангард которой победил в Иране. Там авангард сумел положить основы исламского государства, которое играет центральную роль в мире. Мы подчиняемся приказам единого вождя, мудрого и справедливого, который есть наш учитель и факих (правовед), отвечающий всем необходимым условиям: Рухолла Мусави Хомейни»[240].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.