Жизнь после смерти

Жизнь после смерти

Сходство Фуфлунса-Вакха-Диониса с Иисусом Христом довольно очевидно. Во-первых, и у греков, и у римлян, и у этрусков именно этот персонаж изображается в качестве божественного младенца. Именно он является богом смерти и возрождения. Напомним, именно Иисус на иконах Успения Божьей Матери держит в руках ее душу-младенца. Изображение души в виде младенца было характерно для этрусков. Более того, держать душу в руках мог только бог, имеющий непосредственное отношение к возрождению. На иконах, посвященных Успению Богородицы, Христос, держа в руках душу, находится внутри обособленной сферы, символизирующей его вход в потусторонний мир, на которой изображены ангелы.

Во-вторых, бог Фуфлунс, будучи богом смерти и возрождения, связан с водной стихией. Он был «ловцом душ человеческих». На этрусских изображениях часто встречается сюжет рыбаков, «контролирующих» человеческие души, которые, в свою очередь, надо полагать, изображались в виде рыб – символ, часто присутствующий в иконографии и Диониса, и Христа.

В Новом Завете Иисус непосредственно обозначает себя именно в этой роли: «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков...»[171] (в другом переводе непосредственно «душ человеческих»). И, если Симона с Петром он определяет просто как «рыбаков» и все же «ловцов душ», которые условно соответствуют этрусским демонам смерти, то сам он выделяется в главенствующей роли. Впоследствии в средневековых романах, посвященных Граалю, эта роль определена как Король-рыбак.

Стоит оговориться, что Фуфлунса, Диониса, равно как и таких богинь, как Персефона, нельзя трактовать только как богов смерти. В представлениях древних, по крайней мере, этрусков и греков, бог и богиня совмещали в себе эти функции, а если еще точнее, то они не отвечали за рождение и смерть, но были «проводниками душ» из загробного мира в земной и наоборот.

Выше мы рассмотрели и распятие с Орфеем-Вак-хом, подтверждающее связь с Иисусом. И тем не менее есть одна деталь, которая вызвала у нас вопросы. Фуфлунс-Вакх-Дионис является дважды рожденным богом. Христос тоже является дважды рожденным, но обстоятельства второго рождения существенно отличаются. Во время «первого рождения» Дионис был человеком-быком, и у этрусков даже остались изображения богини-матери-девы с быкоголовым младенцем на руках. Затем титаны убили Диониса, разделив тело на части. Второй раз он родился уже из бедра Зевса, Тина у этрусков.

Попробуем разобраться и в символизме «бедра». Греческие мифы могут являться прекрасным источником в плане имен, названий, но не обстоятельств того или иного описываемого события – уж больно любили греки создавать из мифологических сюжетов драматургию, и это необходимо учитывать.

Первое, что мы отметили, это наличие в латыни слова criso – «раскачивать бедрами». При том что корень «cris» более связан с понятием «поворота, перелома», такой перевод несколько удивляет. Однако в русском языке есть слово «чресла, чересла», и понятно, что оно звучало и с первоначальной «К». А в этом случае мы имеем не только сходство латинского criso с русским «чресла, чересла», но и удивительное сходство с рассмотренным выше «крес» – «оживлять, воскрешать». Конечно же, «оживление, крещение» и «бедро» это не одно и то же, однако, в этом контексте второе рождение Диониса начинает приобретать какой-то смысл.

Этруски скрывали свои религиозные воззрения, что, в частности, выражалось и в сложных аллегорических изображениях ритуалов. И в отношении рождения Фуфлунса из бедра, похоже, имела место именно такая ситуация – аллегория приобрела форму игры слов, когда «крес» – «оживление», изображалось с помощью «чресел, крес-ел».

В греческом же исполнении миф наполнился анатомическими и драматическими подробностями. Ветхозаветный вариант – фактически появление, рождение, Израиля из бедра Иакова, также указывает на искаженность, а соответственно, заимствованность мифа, причем заимствованность не у греков, а у этрусков, поскольку в случае заимствования у греков сохранились бы сходные детали, мы же имеем дело с изложением аллегории. Также и в русских сказках присутствует мотив бедра в связи с воскрешением: Иван-царевич в сказке «О молодильных яблоках и живой воде» кормит птицу Нагай, которая вывозит его на себе из загробного мира, пропасти, отрывая куски от своего бедра.

Хотя это может быть лишь одной составляющей, и эти два понятия могут быть изначально взаимосвязаны, если предположить, что речь идет о психологической методике. Ведь на самом деле именно в районе поясницы, чресел, расположены и сакральный столб, основание позвоночника, и неслучайно названный так крестец. Поэтому вероятным является предположение о существовании методики, сходной с известной нам йогой, а конкретно – с т. н. подъемом кундалини.

Но так или иначе, для нас важным является то, что первоначально, как мы полагаем, сюжет о рождении Диониса – Фуфлунса из бедра носил сакральный характер и соотносился-таки с понятием второго рождения в связи с применением термина «крес», так же как и в обряде крещения.

Но и первая смерть Диониса-Загрея имела ряд особенностей, которые позволяют мифологию этого сюжета соотнести с купальскими обрядами славян.

Первое – тело Диониса было разделено на части. Это имеет два прочтения: во-первых, миф перекликается с мифами о появлении материальной Вселенной из частей небесного быка. Во-вторых, если вспомнить русские народные сказки, то таким же образом братья-царевичи поступили со своим младшим братом Иванушкой. И что же происходит далее? А далее появляется ворон, спутник Митры и Аполлона, один из этрусских проводников в мир мертвых. И так же, как в мифе об Аполлоне, он приносит мертвую и живую воду, благодаря которым происходит воскрешение, «кресение» Иванушки.

И, если о «мертвой воде» сказать что-либо сложно, то «живая вода» – атрибут праздника Ивана Купалы. И части тела Диониса также попадают в воду – титаны варят их в котле – сходные сюжеты присутствуют в русских сказках о Бабе Яге, которая варит людей в котлах. Именно после этого происходит второе рождение Диониса. Что символизировал этот ритуал, который подразумевал не просто погружение в воду, но расчленение тела? По преданиям, Медея таким образом производила омоложение, аналогичные сюжеты сохранились и у кельтов – неиссякаемый котел Дагды, и у викингов. В христианской иконографии это т. н. Неупиваемая чаша – Богородица держит в руках чашу, внутри которой находится младенец Иисус. Это изображение практически полностью совпадает с этрусскими, где богиня преподносит чашу с напитком бессмертия, преображения умершему. То есть в чаше Богородицы изображена обновленная душа Иисуса.

И это более правдоподобное объяснение, если рассматривать сюжет с разделением тела на части. Сомнительно, чтобы имелось в виду физическое тело, вероятнее, речь идет о душе. Основываясь, в частности, на выводах А.Е. Наговицына, можно сказать, что этруски уделяли огромное внимание сохранению целостности души при попадании ее в загробный мир, при жизни же человека практиковались методики, как то: ритуальное ныряние, с целью выработки умения контролировать эту целостность волей.

Таким образом, вполне обоснованно можно предположить, что этруски считали, что душа после смерти человека может распадаться на части и прижизненно учились не допускать именно этого. В свою очередь, разделение тела Диониса на части может символизировать распад души. Применение в этом контексте «мертвой» воды должно было символизировать умение соединить части, а «живой» – умение «запустить» механизм.

Но вернемся к Зевсу (Тину), из бедра которого рождается Дионис. В том, как передан древнегреческий миф, чувствуется непонимание его сути – Зевс для того, чтобы родить Диониса, должен был стать женщиной, и как бы альтернативным вариантом стало рождение из бедра. По сути, Зевс стал матерью Диониса, т. е. произошло-таки превращение его в женщину. Но речь, вероятно, идет не о физическом рождении, а о рождении очищенной души, т. е. о вселении в рамках реинкарнационного процесса. И по мнению древних, в этом случае «матерью» души могла быть только женщина. То есть: богом, принимающим душу в загробный мир, могли быть как мужчина, так и женщина (хотя отметим, возможно, исключительно мужчина), но богом, после этого «рождающим душу» – только женщина, поскольку функция рождения чего бы то ни было принадлежит женщине.

Это очень важная информация, позволяющая в первую очередь понять иконографическую традицию изображения Матер Матуты или Марии Богоматери с младенцем. Дело в том, что обычно у этрусков в виде младенца изображалась душа. Богиня, контролирующая вселение в новое, мирское, тело, выносит душу непосредственно из мира смерти и очищения.

Возможно, по представлениям этрусков, любая душа – мужчины или женщины – должна была стать «живородящей» матерью для своей же души для последующего вселения.

На то, что мы имеем дело с ритуалами, связанными с прохождением загробного мира, указывает и русская сказка «О молодильных яблоках и живой воде», в которой узнаваемы этрусские сюжеты. В сказке три брата-царевича отправляются за молодильными яблоками и живой водой для своего стареющего отца.

Первые два брата, выбрав по камню-указателю дорогу «женатым быть», попадают к девице, которая заключает их в подземелье. Подземелье символизировало практически во всех религиях загробное царство, если конкретизировать, то чистилище, девица же – царица подземного царства, аналог Деметры или Персефоны. Младший брат, Иван, начинает свой путь с того, что берет для себя необычного коня, но также коня из подземелья. Конь у этрусков был проводником в мир мертвых. Попав в него, Иван получает-таки и кувшинец о двенадцати рылец с живой водой, и молодильные яблоки, после чего описывается борьба и последующий брак с Синеглазкой-богатыр-кой, вероятно, богиней-праматерью или ее воплощением – королевой амазонок.

Затем Иван освобождает своих братьев, но они вместо благодарности кидают его в глубокую пропасть. Видимо, подземелье и пропасть показывают уровни чистилища. Вытаскивает же его снова птица, в данном случае птица Нагай,[172] хотя по аналогии с другими сказками, вероятнее всего, имеется в виду ворон. Со словом ворон, похоже, произошла история такая же, как со словом «чресла» – на латыни ворон – corax, а крест – crux. Ворон в русской, да и в древнегреческой, мифологии связан именно с воскрешением героя, поэтому подобная подмена очень возможна.

Вы никогда не задумывались, почему на могилах устанавливаются кресты? И почему крест традиционно называется животворящим, т. е. творящим жизнь? Потому что он символизировал воскрешение? Верно, только не физическое воскрешение, а воскрешение души после того, как она прошла очищение, перед вселением в следующее тело. Потому и стоят кресты на кладбищах, указывая на возможность воскрешения души.

Что же, распятие Христа было символизмом? Безусловно, но, кроме того, и частью методики посвящения – прижизненного прохождения душой пути в загробном мире, что во многих культах именуется вторым рождением.

Включала она саму смерть, персонифицировано представленную в Новом Завете Понтием Пилатом. Реальность существования этого персонажа не доказана, хотя имя упоминается у Иосифа Флавия. Но надо полагать, что перевод его имени в первую очередь указывает на символизм: первая составляющая,

понятно, переводится как «морской», что само по себе связывает его с водной стихией, символизирующей мир души. Не менее интересна вторая – «Пилат»: в русском ближайшие слова «пилагт» – «мучитель», которое имеет и глагольные формы «пилагтить, пилагчу» – «мучить», и сомнительное возведение, собственно, к имени Пилата; «пила» – «пилаг, пилить», в латыни pilum – «дротик». Такое слово, примененное к человеку, будет означать, соответственно, «режущий» и вполне соотносится с образом демона или бога загробного мира, дьявола в современной терминологии, разрывающего душу на части, как то: душу Диониса-Фуфлунса.

Сошествие в ад, чистилище как раз и сопровождалось разделением на части, последующими очищением и «собиранием» души. Основная символика, сохранившаяся в христианстве – Богоматерь с душой на руках и крест – символ реинкарнации, воскрешения – как необходимого действа для последующего вселения.

Поскольку символизм креста неразрывно связан с символизмом кристалла, то мы полагаем, что методика посвящения предусматривала применение кристаллов или шаров из горного хрусталя.

Кроме того, хотя это не фигурирует ни в купальских, ни в христианских обрядах, не стоит забывать о прохождении душой лабиринта.

Христианство, уже как оформленная религия, сохранив символизм и главных персонажей этрусских культов, при этом существенно изменило их смысл, отвергнув в первую очередь мировоззрение о ренинкарнации. Почему? С одной стороны, это было связано с непониманием христианскими философами и идеологами основ древнего культа. Но само непонимание явилось результатом все более набирающего силу патриархата, для которого характерен материалистический подход к явлениям. Так, в силу отсутствия доказательств, непознаваемое, в частности, и бог, и душа, были помещены за пределы «материальной» Вселенной и стали абстракцией.

По факту, христианство, основные позиции которого так или иначе известны уже со Средних веков, постулировало отсутствие бессмертия души. Точка зрения, что душа бессмертна, осталась, но только без какого-либо продолжения, ведь она бессмертна где-то там, в райском саду. Здесь же, на земле, человек перестал быть бессмертным, он стал смертным – одна жизнь, одна смерть. В социальном аспекте это неизбежно повлекло за собой безответственное отношение человека к своим поступкам, несмотря на запугивание «вечным» адом, ведь жизнь-то одна, а что на «том свете», неизвестно. Материалистический подход привел и к бесконечным философским спорам внутри христианства, спорам, по своей форме и сути носящим характер логических научных дискуссий, в которых нет места духовным способам познания реальности и существования в ней.

При этом христианство в огромной степени базировалось на мифологии и представлении древних этрусков, а сам образ Иисуса Христа создан на основе образа этрусского бога возрождения Фуфлунса (Бублунса) и его греческого аналога Диониса.

А возможно ли, что было иное? Понятно, что обычно истоки христианства связывают с Ближним Востоком по той простой причине, что там располагают древний Израиль. Но поскольку мы разобрались, что Израиль находился в Западной Европе, на момент возникновения христианства – на территории Испании – юга Франции, то и истоки христианства искать надо было именно там. Первая, понятная версия – это связь с иудаизмом, европейским иудаизмом. Она есть, но весьма слабая и опосредованная. Если иудеи и имели отношение к созданию христианства, то иудеи, проживавшие на территории европейского Израиля. Отчасти это подтверждается и Новым Заветом, согласно которому, Иисус пришел из Галлии-Га-лилеи, и его учение противоречило действующей в Израиле религии.

С другой же стороны, очевидно сходство с этрусской мифологией. Это отмечают многие этрускологи. Но вот в чем вопрос, этруски к тому моменту, когда могли оказать хотя бы какое-то влияние на новую религию, привнесенную в Рим, уже исчезли. Считается, что этруски в 89 г. до н. э. получили римское гражданство, а в I в. н. э. уже практически ассимилировались с римлянами. Хотя их жрецы, гаруспики, существовали еще долгое время, были еще т. н. Пять хороших императоров (96-180 гг.), имевших непосредственное отношение к этрускам.

Соответственно, речь может идти о том, что создание христианства, в принципе, могло происходить хронологически только во время существования этрусских культов, т. е. до н. э., и только на территории, где они были распространены. А это только Этрурия и Галлия, испытавшая влияние этрусской культуры. Либо же мы должны признать, что этруски были и позднее.

Связь христианства с этрусками опосредованно просматривается и по совпадению древнеславянских праздников с христианскими. Славяне же, по нашему мнению, имели непосредственное отношение к этрускам.

* См. книгу «Хрустальный Христос и древняя цивилизация».

** Материалы с сайта «Славянская библиотека» http://www.slavlib.ru/.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.