Советско-албанские отношения (40-50-е годы ХХ века)

Советско-албанские отношения

(40-50-е годы ХХ века)

Введение

Для того, чтобы разобраться, где, в каком социально-экономическом «измерении» находится нынешнее российское общество, зачастую требуется пристальный анализ ближайшей истории страны, ибо ясно, что без конкретных исторических исследований все умозрительные философские и политические схемы ничего, кроме путаницы, не внесут. И если мы все-таки придерживаемся той методологической посылки, согласно которой новая российская государственность генетически связана с Советским Союзом, то тогда нам непременно потребуются исторические иллюстрации ушедшего режима, причем не только в структурном, но и функциональном аспекте, т.е. придется смотреть не только через призму внутренней политики, но также и через освещение его внешнеполитических отношений.

В этом плане развитие советско-албанских отношений и связей является классическим примером отражения эволюционных изменений существа советского строя.

Советско-албанский конфликт высветил тот период истории нашей Родины, когда тоталитарный сталинский режим, основанный, кроме всего прочего, на массовой поддержке трудящихся многих стран, отступил перед нарождавшимся авторитарным режимом Н.С. Хрущева и его последователей. Новое руководство лихорадочно и неистово искало способы управления и удержания в узде оставленного ему наследства. К сожалению, эти «поиски» приносили зачастую непоправимый вред, с одной стороны, тем странам и народам, которые наказывались за непослушание, а, с другой стороны, престижу и авторитету нашего государства. И в этом контексте советско-албанский конфликт является: во-первых, показательным примером того, как не надо строить международные и межгосударственные отношения, и, во-вторых, предупреждением недопустимости распространения идейных разногласий на внешнеполитическую сферу.

Кроме того, в свете последних событий, произошедших на Балканах, следует заметить, что у России имеется достаточный исторический опыт как завязывания, так и развязывания «Балканского узла» противоречий и в том числе посредством своих взаимоотношений с Албанией. Это обусловливает важность исследования Балканского региона.

В данной работе в качестве центрального понятия используется термин «отношение», которое понимается нами, как опосредованная сознанием связь между людьми, предстающая или в виде различных контактов, или в виде многочисленных влияний (без непосредственного контакта). Таким образом, понятие «отношение» применительно к нашей теме включает в себя: политические, экономические, культурные взаимоотношения; межличностные контакты партийных и государственных деятелей; политические, экономические, военные и другие контакты между странами и народами.

Тема советско-албанских отношений довольно долгое время не находила должного освещения в научных и публицистических работах советского периода. Причиной тому являлось идеологическое отсечение любой информации из Албании и очень часто об Албании. Тем более, советский послесталинский режим наложил табу на все, связанное с проблемой советско-албанских разногласий. Поэтому само собой понятно, что достоверные исследования в такой обстановке было просто невозможно провести. Тем не менее, определенный задел был сделан. Так в вышедшей в 1955 г. книге М.Е. Позолотина «Албанский народ в борьбе за социализм» впервые нашли место отдельные вопросы советско-албанских отношений.

В 1957 г. была издана работа Р.И. Догонадзе «Сельское хозяйство Албании», которая затронула советско-албанские отношения лишь в довольно узкой сфере. Попытка осветить их более полно была предпринята через два года К.А. Губиным в книге «15 лет Народной Албании». Однако в ней, а также в вышедшей в том же году книге «Наша дружба на века. Пребывание партийно-правительственной делегации Советского Союза в Народной Республике Албании», нашли отражение лишь позиции советского официоза. На фоне событий, приведших к образованию НРА, Н.Д.Смирнова в своей книге «Образование Народной республики Албании» (1960) также затронула некоторые моменты советско-албанских связей.

Первой работой, которая относительно подробно осветила советско-албанские отношения до второй мировой войны, стала «Краткая история Албании», вышедшая в 1965 г., где главы, посвященные этой теме, были написаны Н.Д.Смирновой. Она же в 1969 г. в книге «Балканская политика фашистской Италии. Очерк дипломатической истории (1936-1941)» осветила позицию СССР по отношению к Албании в тот период.

В 1974 г. в Бюллетене научной информации №9 Института всеобщей истории АН СССР с грифом «Для служебного пользования» была помещена работа Н.Д.Смирновой «Албанская партия труда (страницы истории)», в которой автор изложила материал своей предыдущей книги, посвященной образованию НРА, а также сведения по послевоенным связям Албании с СССР, Югославией и КНР.

В 1977 г. Н.Д.Смирнова опубликовала статью «Некоторые вопросы советско-албанских отношений послевоенного периода» в сборнике «На путях нерушимой дружбы». Автор только вскользь упоминает о конфликтной ситуации, причем указывая на Албанию, как на инициатора разрыва сотрудничества с социалистическими странами Европы.

В конце 1985 г. появилась статья[1] Н.Д.Смирновой и С.Г.Кулешова, в которой они очень подробно показали положительные результаты сотрудничества двух стран, не коснувшись, правда, истории конфликта.

Во второй половине 80-х годов в полемике ряда литературно-публицистических журналов среди прочих присутствовала и тема советско-албанских отношений. Ее развивали, соответственно, Ф Бурлацкий и А. Чичкин.[2] В 1990 году вышло в свет интересное и наиболее полное исследование И.В. Бухаркина и Л.Я. Гибианского, в котором авторам удалось показать весь комплекс взаимоотношений трех стран: СССР, Албании и Югославии в конце 40-х годов.[3] Историк Ю.С Гиренко в 1991 г. продолжил анализ данной проблемы.[4] Позже существенным дополнением стали воспоминания бывшего посла СССР в НРА Д.С. Чувахина и послесловие к ним Н.Д.Смирновой.[5]

В прямой постановке советско-албанский конфликт был рассмотрен Л Решетниковым и Н.Д Смирновой только в 1990 г. на страницах журнала «Коммунист».[6] Однако, эта публикация наметила лишь общие контуры проблемы. Но уже через два года в коллективном труде «Краткая история Албании...»[7] впервые удалось систематически изложить советско-албанские отношения послевоенного периода с учетом существовавших тогда разногласий.

В 1993 году редакция журнала «Молодая гвардия» вновь обратилась к албанской теме, поместив исторический портрет Э. Ходжи,[8] через который ее автор, А. Чичкин, пытался раскрыть советско-албанские отношения (порой очень недобросовестно).

Албанская историография по рассматриваемому вопросу автору неизвестна, за исключением трудов Э. Ходжи[9], в которых он детально прослеживает развитие советско-албанского конфликта. К сожалению, такого же подробного описания рассматриваемых событий ни советская, ни российская историческая наука не имеет.

В данной работе мы осуществили попытку решить следующие задачи:

1. На основе анализа и обобщения разрозненных исследований и некоторых материалов представить относительно достоверную картину взаимоотношений СССР и Албании.

2. Через конкретно-историческую картину двусторонних советско-албанских отношений расширить имеющуюся в исторической науке характеристику Советского государства рассматриваемого периода с точки зрения его внешнеполитических связей.

3. Ознакомить российских читателей с материалами ранее не публиковавшимися в Советском Союзе.

1. Зарождение советско-албанских отношений

8 ноября 1917 года единственная албанская газета, католическая «Поста э Шкюпниес» («Почта Албании»), выходившая в Шкодре, сообщила о восстании в Петрограде, где «победили рабочие и солдаты». Затем последовали комментарии албанской прессы о первых документах молодого советского государства.[10] Октябрьская революция не только косвенно, но и прямо оказала существенное влияние на последующую историю маленького балканского государства. «Рабоче-крестьянское правительство России объявило безусловно и немедленно все тайные империалистические договоры, подписанные царским самодержавием, в том числе секретный Лондонский договор о расчленении Албании. Известие об этом произвело огромное впечатление на самые широкие круги албанской общественности.»[11]

В конце 1917 г. австро-венгерские оккупационные власти распространили в «своих» районах текст Лондонского договора, рассчитывая скомпрометировать правительства Италии и Франции. Однако результат оказался неожиданным. Албанцы развернули упорную национально-освободительную борьбу против всех захватчиков, в том числе и австро-венгров.

Народ Албании не забыл справедливый шаг советского правительства, и, семь лет спустя по настоянию одного из лидеров оппозиции Авни Рустеми, парламент республики 4 февраля 1924 г. почтил память В.И. Ленина, как защитника «высоких принципов человечности» и интересов Албании.

В результате июньской революции 1924 года в Албании пришло к власти демократическое правительство Фана Ноли. В тот период только правительство Советской страны проводило по отношению к республике благожелательную политику. Оно выразило готовность установить дипломатические отношения с Албанией, не выдвигая каких-либо условий или ограничений. Вскоре после победы восстания 4 июля албанский министр иностранных дел Сулейман Дельвина направил через советское дипломатическое представительство в Риме ноту на имя Г.В.Чичерина, в которой говорилось: «Мне доставляет живое удовольствие сообщить Вам, что новое Албанское правительство почтет себя весьма счастливым установить дипломатические и дружественные отношения между народом русским и албанским.»[12] Советское правительство ответило согласием. «Адресуя новому Албанскому правительству наши наилучшие пожелания, - писал Г.В. Чичерин, - я выражаю твердую уверенность, что дружба между нашими народами принесет обильные плоды для благополучия того и другого.»[13] Однако этим пожеланиям не суждено было тогда осуществиться. Реакционные круги Англии, Италии и Югославии подняли шумиху относительно превращения Албании якобы в некий «большевистский центр» на Балканах, а английское правительство выступило в роли ярого противника советско-албанского сближения. Форин офис предъявил албанскому правительству ультиматум, в котором потребовал от него отказа от установления дипломатических отношений с СССР. В результате, прибывший в албанскую столицу 16 декабря 1924 г. А.А. Краковецкий, под давлением Англии вынужден был уже через два дня покинуть Тирану. Роль Англии в срыве установления дипломатических отношений между Албанией и СССР подтвердил и генеральный секретарь Министерства иностранных дел Италии С. Контарини в беседе с советским полпредом в Риме.[14]

Уже после поражения демократической революции в Албании Фан Ноли был приглашен в ноябре 1927 года в Москву на конгресс друзей Советского Союза. От увиденного в СССР «Фан Ноли пришел к убеждению, что пути разрешения социальных проблем в Албании ведут через осмысление и применение опыта Страны Советов.»[15] «Я восхищен, - писал Ф.Ноли, - тем, что лично увидел первое рабоче-крестьянское государство, которому предстоит великая будущность и которое является прообразом будущих таких же рабоче-крестьянских республик.»[16]

В 1934 г. советское правительство вновь проявило инициативу в установлении межгосударственных связей и вскоре в результате обмена нотами между советскими и албанскими представителями в Риме была достигнута договоренность об установлении нормальных дипломатических и консульских отношений между СССР и Албанией. Интересы СССР в Албании стал представлять советский полпред в Афинах. Однако самопровозглашенный албанский король Ахмет Зогу отнесся к достигнутой договоренности как формальному акту, и поэтому никаких контактов ни в политической, ни в экономической областях установлено не было. Албанским правительством пресекались любые попытки торговых фирм, заинтересованных в импорте из СССР сельскохозяйственных машин, наладить коммерческие связи с советским торгпредством в Милане.[17] Более того, Албания неизменно выступала с позиций, которые шли вразрез с миролюбивыми инициативами Советского Союза. В таком принципиально важном вопросе, как отношение к эфиопскому кризису, она прямо поддерживала агрессора. Албанский представитель голосовал на ассамблее Лиги наций против резолюции о признании Италии агрессором и о применении к ней экономических санкций. По иронии судьбы итальянские фашисты отплатили черной неблагодарностью и 7 апреля 1939 года вторглись на албанскую территорию.

СССР был единственным государством, выступившим в защиту суверенитета Албании. И.М. Майский, председательствующий на заседании Совета Лиги наций 22 мая 1939 г., сделал попытку включить в повестку дня вопрос об итальянской агрессии. От имени советского правительства он предложил обсудить албанский вопрос на пленарном заседании. Но западные державы ответили отказом.[18]

После провозглашения в 1928 г. А. Зогу «королем албанцев» отсталость и архаичность страны становилась перманентной, что естественно усилило радикализацию албанской оппозиции и эмиграции. При этом, поскольку именно Советская Россия первой отказалась от тайных договоров прежних лет о разделе Албании и признала ее независимость, интерес албанской общественности к послеоктябрьской России становился если не всепоглощающим, то, во всяком случае, все более пристальным.[19] Таким образом, внутренняя реакция и мифологические представления о Советском Союзе стали решающими факторами, которые способствовали выходу на политическую сцену страны, в качестве решающей силы, коммунистического подполья.

Албанское коммунистическое движение зарождалось на рубеже 20-30-х годов. Первая албанская коммунистическая группа была создана политэмигрантами в Москве в 1928 г. с помощью Коминтерна и Балканской коммунистической федерации. Большую заботу о первой албанской коммунистической ячейке проявил Г. Димитров. В записи Балканскому секретариату Исполкома Коминтерна от 12 сентября 1928 г. он предложил развернутый план работы по созданию в будущем Албанской коммунистической партии. В частности, Г. Димитров рекомендовал албанским коммунистам возвращаться на родину и включаться в революционно-демократическое движение. К этому прислушались и в 1930 г. была распущена московская коммунистическая группа; одна часть ее членов уехала во Францию, другая вернулась в Албанию. Среди последних находился и Али Кельменди, принявший активное участие в создании коммунистических ячеек в Тиране, Влере, Круе и Эльбасане. Он установил тесные связи с коммунистической организацией Корчи, созданной почти одновременно с московской группой.[20]

К началу 1939 г. в Албании существовали две крупные коммунистические группы - Корчинаская и Шкодринская, которые имели свои ячейки во всех крупных городах. Оккупация страны, осуществленная войсками Муссолини в апреле 1939 г., выдвинула перед коммунистами задачу объединения всех сил в интересах борьбы за освобождение. И в ноябре 1941 г. в Тиране состоялось организационное собрание албанских коммунистов, на котором была определена стратегия и тактика коммунистической партии, принята политическая программа, образован временный ЦК из семи членов.

Руководствуясь решением организационного собрания о необходимости «создавать партизанское движение масс как основу будущей армии», КПА призвала к объединению всех патриотических сил, к борьбе за освобождение страны. По всей Албании создавались партизанские четы, группы сопротивления и руководимые коммунистами народные национально-освободительные советы. Борьба приобретала все более ожесточенный характер.

К концу 1942 г. на первый план начал заметно выдвигаться политический секретарь Тиранской областной организации Энвер Ходжа. Он заметно выделялся среди соратников по Центральному комитету удачным сочетанием деловых и личных качеств. У Э. Ходжи была располагающая внешность, талант убеждать как одного собеседника, так и широкую аудиторию. Войдя в возрасте 33 лет в ЦК партии, он менее чем за полтора года становится ее генеральным секретарем, а в глазах народа - полулегендарным «команданти» - командующим армией освобождения.

В декабре 1942 года Советское правительство выступило с декларацией «О независимости Албании», в которой выражалась уверенность в том, что «борьба албанского народа за свою независимость сольется с освободительной борьбой других угнетаемых итало-германскими оккупантами балканских народов, которые в союзе со всеми свободолюбивыми странами изгоняют захватчиков со своей земли. Вопрос о будущем государственном строе Албании является ее внутренним делом и должен быть решен самим албанским народом.»[21]

Разгром фашистских войск под Сталинградом и Курском, успех восстания албанского народа летом 1943 г., а также удачные операции Албанской национально-освободительной армии (АНОА) способствовали: освобождению ряда районов Южной и Центральной Албании, установлению там власти национально-освободительных советов (советов партизан и трудящихся); тому, что стратегическая инициатива полностью перешла в Албании к коммунистам; росту влияния в ЦК партии и за рубежом Энвера Ходжи и его сторонников, поскольку изгнание оккупантов происходило с юга на север, т.е. из районов, где наибольшим авторитетом пользовался Э. Ходжа.

Кроме того, общий успех союзников привел к капитуляции Италии. Однако итальянцев сменили немцы, которые пытали разгромить АНОА.

«Своеобразное» отношение к антифашистской борьбе НОА наблюдалось у западных союзников. Английская военная миссия, прибывшая в Албанию, снабжала оружием, снаряжением и продовольствием правые националистические организации «Балли Комбетар» и «Легалитет», а также группы Мухаррема Байрактари и Фикри Дине, которые открыто сотрудничали с немецко-фашистскими оккупантами.[22] Сотрудники военных американских и английских миссий путем грубого давления и шантажа пытались заставить НОФ (национально-освободительный фронт) признать «партизан» из «Балли» и «Легалитета» в качестве представителей севера. Президиум Антифашистского национально-освободительного совета был вынужден собраться 7 июля 1944 г. на чрезвычайное заседание, на котором были отвергнуты ультимативные требования штаба союзных войск в бассейне Средиземного моря о прекращении «враждебных действий» против националистических формирований.

Но в то же время, когда в мае 1944 г 12-я ударная бригада НОА начала освобождение побережья Химары, англичане отказались помочь вооружением и снаряжением, как сказал английский представитель, по политическим причинам.[23]

29 ноября 1944 года завершилось освобождение Албании от немецко-фашистских захватчиков; народная власть распространилась на всю территорию страны. При этом очень важно подчеркнуть, что Албания была очищена от оккупантов без непосредственного участия советских или англо-американских войск. Однако Э.Ходжа без устали повторял, что «албанский народ считает Советский Союз своим освободителем. Ибо победа в Великой Отечественной войне и последующая помощь СССР Албании были решающими факторами нашей победы.»[24]

Албанское руководство, на наш взгляд, справедливо полагало, что участие их народа в войне антигитлеровской коалиции, признание тремя великими державами вклада Албании в эту борьбу должны были стать залогом того, что после ее окончания Албания войдет полноправным членом в Организацию Объединенных Наций. В предвидении этого 4 января 1945 г. Временное демократическое правительство обратилось в подготовительный комитет ООН с заявлением о приеме в члены этой организации. По всей стране проходили митинги, вылившиеся в марте в общенациональную компанию за приглашение албанских представителей на учредительную конференцию ООН в Сан-Франциско.[25]

Однако парадокс заключался в том, что Албания формально не объявляла войну гитлеровской Германии и поэтому не была включена в число присоединившимся к Объединенным Нациям государств и автоматически исключалась из числа участников конференции в Сан-Франциско. Эта несправедливость была устранена только после долгой и упорной борьбы за признание прав Албании, которую вели Советский Союз, Польша и Югославия. В феврале 1947 г. Албания получила статус «присоединившейся державы», а ее принятие в члены ООН произошло только через 10 лет после создания этой организации, 14 декабря 1955 г., благодаря длительным совместным усилиям стран социализма во главе с Советским Союзом.

Бывший советский посланник в Албании в 1946-1952 гг. Д.М. Чувахин в своих воспоминаниях подробно остановился на той острой борьбе, которая разгорелась между вчерашними союзниками по антигитлеровской коалиции по вопросу о признании Временного демократического правительства Албании, образованного еще в октябре 1944 г. «Каждый раз, когда советское правительство выступало перед союзниками с соответствующими предложениями, - пишет Д.С. Чувахин, - оно наталкивалось на глухую стену непонимания. Так советское правительство направило 30 октября 1945г. ноту на имя посла США в Москве А. Гарримана, в которой указало на желательность установления дипломатических отношений с новой Албанией и выразило готовность вместе с США и Великобританией одновременно признать Временное демократическое правительство Албании. Согласившись формально с этим предложением, союзники тем не менее решение вопроса о признании обставили целым рядом предварительных условий[26], которые фактически сводили на нет возможность признания нового правительства Албании.»[27] Условия были таковы:

1. Предстоящие 2 декабря 1945 г. выборы в Учредительное собрание должны быть проведены на «подлинно свободной основе», все демократические элементы и группы в Албании «будут пользоваться свободой слова и полными законными правами, выставлять и поддерживать своих кандидатов», иностранным корреспондентам «будет разрешен въезд в Албанию», а также «наблюдение и свободное сообщение о ходе выборов и работы Учредительного собрания.»

2. Подтвердить, что действовавшие до 7 апреля 1939 г., то есть до оккупации Албании фашистской Италией, договоры и соглашения между Албанией и США останутся в силе и впредь.

Албанское правительство не приняло второе условие. Оно было готово к совместному пересмотру этих документов и составлению тех, которые учитывали бы интересы обеих стран. Однако представители США уклонились от переговоров, ожидая результатов выборов в Учредительное собрание.[28]

Британское правительство, не теряя надежды на восстановление своего влияния на Балканах, делало ставку на некогда крупные, альтернативные коммунистам организации: «Балы комбатар» («Национальный фронт») и монархический «Легалитет» («Легитимность»). Поэтому англичане до января 1946 г. также не признавали Временное демократическое правительство.

В этих условиях советское правительство, видя негативное отношение союзников к Албании, было вынуждено действовать в одиночку. 10 ноября 1945 г., не дожидаясь выборов в Учредительное собрание Албании, оно направило Э.Ходже ноту следующего содержания: «Советский Союз на протяжении всех этих лет войны против немецко-итальянских захватчиков с вниманием и сочувствием следил за героической борьбой албанского народа за свою независимость. Учитывая, что этой борьбой албанский народ внес свой вклад в дело победы союзников над общим врагом, и принимая во внимание стремление албанского народа к сотрудничеству с другими демократическими странами в целях поддержания мира и безопасности, Советское правительство решило установить дипломатические отношения с Албанией и предлагает обменяться посланниками.»[29] На наш взгляд, Н.Д. Смирнова и С.Г. Кулешов[30] дали вполне адекватную той ситуации оценку факта признания Советским Союзом правительства Албании, подчеркнув его принципиальную значимость и соответствие «сути ленинской внешней политики, основанной на уважении суверенной воли народов самим избрать форму государственного устройства», а также принципам, провозглашенным в «Декларации об освобожденной Европе», принятой на Крымской конференции. Конечно, можно предположить, что здесь присутствовал хитрый умысел «сталинистов», нанесших, мол, упреждающий и умный удар по позициям союзников на Балканах. Но, во-первых, это предположение остается пока лишь домыслом и, во-вторых, союзники сами виноваты в такой «хитрости» Советов.

Как бы то ни было, решение Советского правительства вызвало огромный энтузиазм в албанском народе. По свидетельству газеты «Башкими» («Единство») - органа Демократического фронта Албании - после передачи по радио советской ноты «были закрыты все магазины, по всему городу были развешаны флаги, как в день праздника... Крестьяне оставили в стороне все, что они привезли продавать, рабочие прекратили работу, женщины оставили свои дела и вышли на манифестацию. Многие люди плакали от радости и целовали друг друга.»[31] В ответной ноте правительству СССР Э. Ходжа писал «о глубоком удовлетворении и горячей признательности, испытываемых народом и демократическим правительством Албании в связи с дружеским шагом вашего правительства, который они рассматривают как новое и выдающееся доказательство искренней дружбы в отношении албанского народа.»

Таким образом, сложившиеся на Балканах в первые послевоенные годы объективные условия предоставили албанскому народу возможность при поддержке Советского Союза и других освободившихся стран добиться большего прогресса в политическом и социально-экономическом развитии. Руководство КПА это ясно осознало и начало политику тесного сближения с Югославией и Советским Союзом.

Довоенная Албания была слаборазвитой аграрной страной, по сути дела, сырьевым придатком фашистской Италии, которая не была заинтересована в поощрении национальной албанской экономики. В ней преобладало отсталое, малопродуктивное сельское хозяйство, в котором зарождающиеся капиталистические отношения переплетались с полуфеодальными формами, а в некоторых горных районах страны сохранились натуральные формы хозяйства. Промышленности почти не существовало. Имелось небольшое число мелких предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья, нефтепромыслы и несколько примитивных угольных шахт и рудников. Удельный вес промышленности в общем национальном доходе составил в 1938 г. всего лишь 4%. Не было ни железных дорог, ни морского транспорта. К этому необходимо добавить, что весь этот скудный промышленный потенциал за годы войны был почти полностью разрушен.

Руководители КПА в той тяжелой социально-экономической ситуации не представляли себе иного пути, кроме как строительства социалистического общества с непременной индустриализацией и социалистическими преобразованиями в деревне по типу тех, которые были осуществлены в свое время в СССР. Тогда только один из членов Политбюро ЦК КПА Сейфула Мелешова, известный публицист и поэт, участник июньской революции 1924 г. «считал возможным идти на уступки, в том числе экономические, поощряя развитие частного сектора.»[32] Однако, в ходе дискуссии, развернувшейся в руководстве КПА, он потерпел поражение.

Социалистическая ориентация, определившаяся на V пленуме ЦК КПА в феврале-марте 1946 г., предполагала использование советской модели организации власти и производительных сил применительно к албанским условиям. В решениях пленума была зафиксирована необходимость ориентации на СССР, «который является величайшим гарантом нашей независимости и нашей народной власти.»[33]

Итак, советско-албанские отношения до начала 40-х годов в основном проявлялись в двух направлениях:

1. В идейно-политическом и отчасти дипломатическом влиянии Советского государства на внутриполитическую ситуацию в Албании.

2. В общественно-партийных связях, идущих в первую очередь по линии Коминтерна.

Прямые дипломатические контакты были слабыми и неустойчивыми по вине, во-первых, западного вмешательства в советско-албанские отношения и, во-вторых, из-за реакционной политики короля А. Зогу. Однако, в течение второй мировой войны и сразу после ее окончания советское руководство начинает все больше уделять внимания помощи албанским патриотам, и в первую очередь КПА, в организации борьбы с итало-немецкими захватчиками, международному признанию Временного демократического правительства Албании. Все это способствовало росту авторитета Советского Союза в глазах большинства албанцев и в конечном итоге предопределило «советизацию» маленькой балканской страны.

2. Советская помощь Албании

«Самый верный и надежный союзник» - такую оценку Албании дал бывший посол СССР в НРА Д.С. Чувахин. Она не противоречит тем фактам, которые зафиксировала история советско-албанских отношений. Албанцы живо отзывались на искренние и доброжелательные шаги Советского Союза, отвечали ему утроенной, вплоть до фанатизма, преданностью и сердечностью. И, наоборот, когда позднее Н.С. Хрущев и его окружение допустили грубость и диктат по отношению к маленькому государству и его компартии, в ответ они получили ненависть и презрение.

В первые годы после окончания войны взаимоотношения между СССР и Албанией носили характер односторонней помощи Албании со стороны Советского Союза.

Еще до установления дипломатических отношений между сторонами, летом и осенью 1945 г., в Москве побывало несколько албанских делегаций, проводивших переговоры по различным экономическим вопросам: в июне - во главе с заместителем премьер-министра Кочи Дзодзе, в августе - во главе со специальным представителем правительства Нако Спиру, в октябре - во главе с министром экономики Медаром Штюла. В ходе переговоров речь шла о разнообразной помощи. Разрушенному войной народному хозяйству требовалось много запасных частей и оборудования - для нефтепромыслов, промышленности и транспорта. Ощущалась острейшая нехватка кадров специалистов в нефтяной и горнорудной промышленности, сельском хозяйстве, финансах. В первом послевоенном году над страной нависла угроза голода: с февраля не было осадков и производство зерновых ожидалось в размере 40% от среднегодовых показателей прежних, довоенных лет.[34]

Правительство СССР предприняло ряд шагов по оказанию помощи Албании. Так несмотря на крайне тяжелое положение, которое сложилось к тому времени в Советском Союзе, 22 сентября 1945 г.[35] в Москве было подписано первое официальное советско-албанское соглашение о поставках в сентябре-декабре этого года зерна и химических удобрений на условиях кредита на сумму 1.5 млн американских долларов. Погашение кредита предполагалось в течение двух лет товарными поставками (табак, медная руда, кожсырье). Через несколько дней после подписания соглашения в порт Дуррес прибыл первый пароход с зерном (15 тыс. т. пшеницы, 5 тыс. т. кукурузы и др.) из Советского Союза. Позднее, выступая на Московском 1960 г. совещании коммунистических и рабочих партий, Э.Ходжа так охарактеризовал эту помощь братской страны: «В 1945 г., когда нашему народу угрожал голод, товарищ Сталин изменил курс судов, груженых зерном, которые должны были предназначены для советского народа, который сам страдал в то время от нехватки продовольствия, чтобы направить их тотчас албанскому народу.»[36]

В письме делегации албанского правительства наркому иностранных дел СССР от 21 июля 1945 г. содержалась просьба обеспечить настоятельные потребности албанской армии, экономики, финансов и потребности в области культуры. Советское правительство в июле того же года откликнулось на эту просьбу. В постановлении «Об оказании помощи правительству Албании», подписанном Председателем ГКО И.В. Сталиным, содержались соответствующие распоряжения относительно посылки в Албанию некоторых видов вооружения, автотранспорта и военного имущества, для чего Наркомфин СССР отпустил Госзнаку 20 кг золота и 125 кг серебра и было дано указание отпечатать банкноты на сумму 1 млрд. албанских франков. В Албанию направились специалисты по нефти, хрому, меди, железу, асфальту, финансам, сельскому хозяйству, образованию. В высших учебных заведениях выделялось 20 мест для граждан Албании.[37]

Однако и после этого Э. Ходжа в продолжительных беседах с послом СССР в Албании признавал, что НРА была не в состоянии самостоятельно без советской помощи приступить к дальнейшему осуществлению своих намерений. «При этом Ходжа, - вспоминает Д.С. Чувахин, - пожелал лично обсудить с правительством СССР планы дальнейших работ по развитию народного хозяйства Албании. После непродолжительного согласования сроков была достигнута договоренность о приезде в СССР албанской партийно-правительственной делегации в середине июля 1947 г.»[38]

Сегодня при упоминании всесторонней советской помощи нельзя не отметить двух важных моментов.

Во-первых, албанцы (в основном молодежь), не сидели сложа руки. В стране наблюдался мощный патриотический подъем. «Каждый день, - пишет Д.С. Чувахин, - можно было наблюдать одетых в полувоенную форму юношей и девушек, самозабвенно трудившихся с утра до позднего вечера на восстановительных работах. Благодаря их усилиям в течение каких-нибудь двух лет ожили еще вчера казавшиеся мертвыми фабрики и заводы, шахты и мастерские. В короткий срок силами молодежи была построена шоссейная дорога Кукес - Пешкопия, восстановлены сооружения в морских портах Дуррес и Влера на Адриатике и Саранда на Ионическом море.»[39]

Во-вторых, албанский народ в те дни выражал глубокую признательность и искренность к советским людям, а руководство Албанского государства выступало с СССР на международной арене единым блоком. Так, Э. Ходжа был приглашен по настоянию И.В. Сталина и В.М. Молотова на Парижскую мирную конференцию (июль-октябрь 1946 г.), где выступил на русском и французском языках с резким осуждением политики западных держав и поддержкой СССР по всем вопросам.

Очень важно заметить, что как раз в это время подспудно начал вызревать конфликт между И.В. Сталиным и И.Б. Тито.

Тогда особенно напряженная международная обстановка сложилась на Балканах в связи с гражданской войной в Греции. Западные державы прямо обвиняли Югославию во «враждебном вмешательстве» во внутренние дела этой страны. В этой ситуации И.В. Сталин, считая необходимым проявлять должную осторожность и осмотрительность, болезненно реагировал на малейшие несогласованности в международных делах, не скрывая своего недовольства, когда Советское государство становилось перед свершившимся фактом.

Первые серьезные разногласия между СССР и Югославией возникли по вопросу Югославо-Болгарского договора. Однако, события, связанные с ним, являются темой отдельного разговора; нас же будут интересовать югославо-албанские отношения, которые умножили неприязнь между бывшими коммунистическими союзниками.

На заключительном этапе второй мировой войны условия внутреннего развития Албании и Югославии во многих чертах совпадали. Революционные правительства двух соседних государств действовали по единому плану. В политической области между ними взаимодействие было полным. Поэтому Югославия 28 апреля 1945 г. первой признала Временное демократическое правительство Народной Республики Албании и подписала с ним 9 июня 1946 г. Договор о дружбе и взаимопомощи. В ходе поездки Э. Ходжи в Югославию в июне-июле 1946 г. «была достигнута договоренность о проведении фактически единой экономической политики двух стран»[40] в деле координации народнохозяйственных планов, в таможенном союзе, в валютно-финансовой системе, в вопросе унификации цен. В середине 1946 г. были созданы смешанные югославо-албанские общества. Тогда же И. Тито поинтересовался мнением Э. Ходжи по вопросу балканской федерации. Албанский лидер ответил, что в принципе это правильная идея, но надо много работать над ней.

Однако, чуть позже обозначились серьезные разногласия по вопросу дальнейшего сотрудничества двух стран.[41] Так в марте-апреле 1947 г. проходили албано-югославские торгово-экономические переговоры. Обсуждавшийся на них проект торгово-экономического соглашения, по которому предусматривался фактический отказ Албании от монополии внешней торговли, не был подписан главой албанской делегации министром экономики , председателем Государственной плановой комиссии Албании Нако Спиру, который сослался на необходимость проконсультироваться с правительством.[42] Возражения со стороны Нако Спиру последовали и на разработанный югославами план развития народного хозяйства Албании. После этого представитель ЦК КПЮ при ЦК КПА С. Златич назвал Н. Спиру «агентом империализма» [43], проводившим антиюгославскую политику.

Такое развитие югославо-албанских отношений подтверждает и Д.С.Чувахин: «Факты свидетельствуют, что представители Югославии иногда вели себя слишком высокомерно, не учитывая гордости албанцев, бестактно вмешиваясь в чисто внутренние дела страны. Многие рекомендации и предложения югославских советников и официальных представителей, работавших в Албании, имели своей целью подчинить ее экономику интересам Югославии, сделать сырьевым придатком, ее седьмой республикой.»[44]

Югославские представители уже с августа 1947 г. начали активно воздействовать на те влиятельные круги в албанском руководстве, которые слишком прямолинейно придерживались формулировки о «более тесном и конкретном сотрудничестве» с Югославией. Югославские члены координационной комиссии-органа, созданного в Албании для согласования совместных планов, внушали своим албанским коллегам: «Вы рассматривайте свою страну не как самостоятельную единицу, а как часть Югославии». Слабо сопротивлявшийся Э.Ходжа говорил после очередных внушений подобного рода, что «мы, албанцы, согласимся на федерацию с Югославией, когда нам скажет товарищ Сталин».[45]

Такая реакция албанского лидера объясняется либо тем, что для албанского руководства было само собой разумеющимся то, что судьба Албании должна решаться в Москве, но по югославской схеме, либо тем, что Э.Ходжа всячески затягивал время, ссылаясь на более высокий авторитет Сталина.

Н.Д. Смирнова указывает, что в СССР соперничество Спиру и Додзе воспринималось как борьба за лидерство партии, за влияние на Э.Ходжу. К концу 1947 г. позиции Додзе расценивались как более предпочтительные.[46]

Неизвестно, сколько времени могло сохраняться это зыбкое равновесие в верхах КПА, если бы не неожиданный демарш Белграда. В первых числах ноября 1947 г. после почти трехмесячного отсутствия возвратился в Тирану представитель ЦК КПЮ Саво Златич. Он потребовал «найти, разоблачить и убрать несогласных, сколотивших, на его взгляд, «скрытый антиюгославский фронт».

Замещавший Д.С. Чувахина А.Н. Гагаринов написал в МИД о содержании беседы со Н. Спиру 10 ноября, когда тот рассказал о демарше Златича: дескать, Ходжа и Додзе познакомили членов политбюро с югославскими обвинениями лишь частично, а поступили они так потому, что заняли капитулянскую позицию в отношении югославов. Затем, сообщал А.Н.Гагаринов, Н.Спиру поднял глаза на портрет Сталина и сказал, что обо всем этом «должен знать тот, кто направляет политику всех демократических стран».

Следует особо подчеркнуть, что в этом конфликте советские представители выполняли роль информаторов событий, не вмешиваясь в албанские дела. Например, А.Н. Гагаринов соблюдал строжайший нейтралитет, опасаясь быть вовлеченным во внутрипартийную борьбу. Югославы же, напротив, действовали активно и старались всячески повлиять на ситуацию или изменить ее.

Против Нако Спиру, который по словам М. Джиласа, «восстал против Югославии»[47], проюгославской группой Кочи Дзоде были выдвинуты обвинения в создании «фракции в руководстве партии», в шовинизме, желании насадить автаркию. В этой ситуации Э. Ходжа и его группа, не представляя точно взаимоотношений Белграда и Москвы, не решилась открыто выступить против К. Додзе. Очевидно, здесь сказался и синдром Бератского 1944 г. пленума, на котором Э.Ходжа был подвергнут жесточайшей критике со стороны К.Додзе и пошедшего за ним большинства пленума. В результате Нако Спиру, предварительно отправив поверенному в делах СССР в Албании А.Н. Гагаринову письмо, застрелился у себя в кабинете. Эхо выстрела гулко прозвучало в Кремле, да так, что И.В.Сталин настоял на разъяснении данной ситуации югославской стороной. Л.Я. Гибианский указывает, что в югославской литературе существует версия, согласно которой в руководстве СССР известие о случившемся встретили с возмущением, поскольку Спиру был «советским фаворитом». Однако никаких подтверждений этому нет.[48]

Рассмотрим отмеченные события подробнее. В последних числах ноября 1947 г., сразу после того, как Спиру покончил с собой, Тито поручил послу Югославии в СССР В.Поповичу срочно поставить перед Сталиным проблемы, касающиеся Албании. У Поповича состоялись две беседы (4 и 7 декабря 1947 г) со Ждановым. В ходе них посол, указав на большую помощь Албании со стороны Югославии, вместе с тем высказал претензии албанцам по поводу ответных поставок. Прозвучало обвинение в адрес Н. Спиру в деятельности, наносившей ущерб КПА, а также дружеским связям советских и албанских специалистов в Албании. В сущности с югославской стороны была проявлена озабоченность, как бы развитие советско-албанских экономических отношений и усиление роли советских специалистов в Албании не стали противовесом осуществлению тесной связи албанской экономики с югославской и не помешали «патронизирующей» роли Югославии во внутреннем развитии и внешнеполитической ориентации Албании. Это подтверждается мемуарами Джиласа[49] и материалами заседания Политбюро ЦК КПЮ 1 марта 1948 г.

Попович полагал, что советское руководство реагирует на югославское обращение полностью положительно. События, однако, развивались иначе. Советский ответ состоял в приглашении в Москву югославского ответственного осведомленного представителя. М. Джилас, прибывший в Москву в январе 1948г., по его воспоминаниям, встретил со стороны И.В.Сталина неодобрение случившегося. «Из-за вас кончают с собой в Албании члены Центрального Комитета! Это неприятно, очень неприятно» - заявил Сталин и, не став выслушивать объяснения югославского представителя, продолжил: «У нас нет особых интересов в Албании. Мы согласны, чтобы Югославия объединилась с Албанией - и чем скорее, тем лучше».[50] Если верить воспоминаниям М. Джиласа, а также сохранившейся в югославском архиве посланной Джиласом из Москвы в Белград 19 января 1948 года шифрограмме, в которой он кратко информировал о беседе, состоявшейся в ночь с 17 на 18 января, Сталин согласился не только с преимущественной югославской ролью в Албании, но и с последующим объединением Югославии и Албании, предупреждая лишь от чрезмерной торопливости и рекомендуя соблюдать тактическую осторожность в отношении Албании. Однако здесь встает весьма сложный вопрос: отражало ли это истинную позицию И.В. Сталина или было всего лишь тактикой по отношению к югославскому руководству?

Как указывает Л.Я. Гибианский «доступные нам документы не содержат хоть сколько-нибудь определенных данных в пользу того или иного предположения».[51] Вместе с тем обращает на себя чрезвычайно интересное обстоятельство: хотя проект телеграммы был составлен М. Джиласом по поручению И.В.Сталина и передан в тот же день советской стороне, ни текст шифрограммфы, ни какой-нибудь его измененный вариант, ни вообще какой-либо текст на эту тему Советское правительство так и не направило в Белград.

В те дни положение Албании осложнилось гражданской войной в Греции. С юга раздавались требования «исправить» греко-албанскую границу, «возвратить «Северный Эпир». Усилились вооруженные провокации на границах Греции с Албанией, Болгарией и Югославией. Увеличился поток беженцев-партизан. Югославия в той ситуации была единственной дружественной страной, через которую шло сообщение с внешним миром. Пользуясь этим, белградские политики добивались фактического присоединения Албании к Югославии и с этой целью искусственно создавали обстановку неуверенности и страха, запугивая албанцев тем, что они не смогут противостоять агрессии англо-американских империалистов и греческих монархистов. И это им во многом удавалось[52].

В январе 1948 г., по мнению Д.С.Чувахина, «произошло событие, которое могло кончиться для Албании потерей независимости»[53].

19 января М.Джилас с энтузиазмом телеграфировал в Белград о казалось бы полном согласии обеих сторон по поводу Албании. И в тот же день И.Тито послал Э.Ходже шифрограмму с просьбой разрешить передислокацию в район города Корча 2 пролетарской стрелковой дивизии под предлогом греческой агрессии (вторжения). Уже на следующий день Э.Ходжа ответил согласием, хотя впоследствии говорил об ошибочности этого шага, потому что последний мог существенно обострить обстановку на уже и без того накаленном театре военных действий. Согласно воспоминаниям Джиласа, мысль о направлении югославских войск в Албанию стала созревать в партийно-государственном руководстве Югославии еще раньше, по крайней мере с конца 1947 г. По утверждению Джиласа, это было связано с тем, что Тито, особенно в виду всей истории с Н. Спиру, боялся, как бы советская сторона не «обвела» Югославию и не перетянула Албанию из-под их влияния в сферу собственного контроля. Впрочем, пока не известны документальные материалы, которые бы позволили точно проверить утверждение Джиласа[54].

Надо сказать, что Советское правительство узнало о намерениях югославов только 21 января 1948 г. от посла СССР в СФРЮ А.И.Лаврентьева и позже от Э.Ходжи.