Здоровье и патологии элиты

Здоровье и патологии элиты

Научные исследования последнего времени показали, что здоровье и патологии человека, в том числе и представителя элиты, в значительной степени зависит от образа жизни. В этом плане заслуживает внимания образ жизни богатых людей (представителей элиты), который французский писатель Питер Мейл назвал «сладкой жизнью». В своей весьма интересной книге «Сладкая жизнь» он пишет пространно о сладкой жизни, исследование которой ему было поручено журналом «GQ», следующее: «Мне думается, в каждом из нас дремлет генетическая предрасположенность к транжирству, готовая проснуться и громко заявить о себе, как только нам улыбнется фортуна и округлится банковский счет. Что, если не она, понуждает нас приобретать триста девяносто девятую пару туфель, второй вертолет, пятый особняк, очередную дюжину дизайнерских подушек для дивана, бочку икры или шестилитровый «мафусаил» шампанского? Какая во всем этом необходимость? Кому это надо? И зачем?

Изобретенные богатеями способы тратить деньги занимали меня уже давно. Помимо всего прочего, мне было любопытно, действительно ли то, что покупают они, так уж сильно отличается от того, что достается нам. В самом ли деле привилегированные классы получают за свои деньги нечто особенное, или их просто приятно возбуждает сама возможность потакать любым своим прихотям, не глядя на цену?.. И вот однажды судьба, расщедрившись, решила помочь мне в поисках ответа на этот важный вопрос. Мистер Мартин Бейзер из журнала «GQ», человек редкой доверчивости и больших возможностей, каким-то образом проведав о моем чисто научном интересе к тому, что называется «предметами роскоши», любезно благословил меня на подвиги. Действуй, сказал он, вливайся в ряды богатых. Живи их жизнью, только не забывай предварительно согласовывать все расходы с бухгалтерией и предоставлять в редакцию письменные отчеты о приобретенном опыте…

Меня никогда не посещает желание обзавестись собственной яхтой, скаковой лошадью, дворецким или крокодиловым кейсом с медными уголками и сейфовым замком, не говоря уж о таких безумствах, как виноградник в Бордо или коллекция импрессионистов. Я могу восхищаться всеми этими чудесными вещами, но вовсе не хочу владеть ими. Насколько мне известно, проблем от такой собственности куда больше, чем удовольствия. В конце концов становится непонятно, кто кем владеет.

Особенно ясно я осознал это пару лет назад, когда как-то вечером мы обедали в гостях у очень милой пары, страдающей избыточным богатством. Один из гостей – не исключено, что это был я, – случайно задел край тяжелой золоченой рамы, украшавшей довольно мутное произведение живописи. Немедленно сработала сигнализация, и, вместо того чтобы садиться за стол, хозяевам пришлось звонить в службу охраны и долго убеждать их, что в приезде вооруженного отряда нет никакой необходимости. За едой хозяйка поведала нам еще об одной проблеме, на этот раз касающейся столовых приборов. Все их роскошное фамильное серебро было, разумеется, застраховано на приличную сумму, но, к сожалению, по условиям полиса в промежутках между использованием оно должно было храниться в сейфе, а потому ложки, ножи и вилки после каждой трапезы приходилось тщательно пересчитывать и прятать под замок…

После нескольких подобных случаев я уже не испытывал ни малейшего желания провести остаток своей жизни среди богачей. Но тем не менее приходится признать, что среди множества досадных несовершенств и разочарований на их жизненном пути встречаются и утешительные призы – чрезвычайно приятные и на удивление быстро входящие в привычку. Попробовав хоть однажды настоящую белужью икру, вы вряд ли станете с прежним восторгом вкушать ее дальнюю родственницу – икру черного пинагора»[185].

* * *

Кратко изложим с позиции опыта П. Мейла основные «чрезвычайно приятные» и «быстро входящие в привычку» утешительные призы жизни представителей мировой элиты. Некоторые аспекты этой жизни мы уже затронули в предыдущих главах, но представляется целесообразным их повторить.

Во-первых, заслуживает внимания существование в Лондоне двух или трех неброских заведений, которые уже несколько поколений потакают одной из наименее афишируемых человеческих слабостей, а именно: пара джентльменских туфель. За пару вручную выкроенных, собранных и сшитых, учитывающих все особенности их ступней, причуды пальцев и капризы косточек, настоящих джентльменских туфель приходится платить не менее полутора тысяч долларов. «Сначала он (поставщик обуви. – В.П., Е.П.) предъявит их для осмотра. Два отполированных до блеска темно-коричневых шедевра на медных распорках, которые сами по себе выглядят как произведение искусства. Довольны ли вы своей новой обувью? Не просто довольны, вы в восторге! А едва надев их, вы тут же ощутите себя другим человеком. То же самое, наверное, чувствовала лягушка, превращаясь в прекрасного принца. Вы будто стали легче. Ваши новые туфли не только весят меньше, чем обычные, – ступня в них кажется гораздо уже и изящнее»[186]. Это именно джентльменские туфли, а не какие-то там изготовленные на производстве дешевые туфли в соответствии со стандартами и рассчитанные на менее богатую, неэлитарную публику.

Во-вторых, не менее существенным для обозначения социального статуса представителя элиты является наличие как можно более шикарного транспортного средства. Идея оказалась гораздо более живучей, чем можно было ожидать, которое издавна использовала элита. «Отпрыски индийского царского дома предпочитали разъезжать на спине слона с шофером и в балансирующем пентхаусе. В Европе в XVIII веке конкуренция между коронованными особами за самое впечатляющее средство передвижения достигла своего пика. Шестерки жемчужно-серых лошадей, кареты в стиле рококо, ливрейные лакеи, разряженные кучера, верховой эскорт – все было пущено в ход. По сравнению с парадным выездом того времени даже произведенная в Детройте в 1950-е годы представительская модель показалась бы бедной золушкой.

С тех пор ничего принципиально не изменилось. Любимчики фортуны и поныне предпочитают транспортные средства, которые, с одной стороны, обеспечивают им максимальную изоляцию от толпы, а с другой – привлекают как можно больше внимания»[187]. В этом лимузине имеются телефон, бар и механизм, позволяющий поднять стекло и надежно изолировать себя от шофера и его машинного отделения, а также часто устанавливают и телевизор. К тому же представитель элиты получает ни с чем не сравнимое удовольствие, когда с бокалом в руке наблюдаете сквозь стекло за тем, как в конце рабочего дня издерганные бизнесмены вступают в битву за свободное такси, когда он испытывает ощущение, что находится в уютном, защищенном от суровой реальности коконе. «Итак, надежно защищенные от плохой погоды, всех этих недотеп, спешащих по тротуару, и светских бесед с обслуживающим персоналом, вы передвигаетесь по жизни в своем собственном комфортном мирке»[188].

* * *

В-третьих, важным для представителя элиты является подходящий костюм, который сшит в дорогом ателье Лондона у портного Хейворда после ряда примерок. «Вам даже не надо глядеться в зеркало, чтобы понять, что он идеально сидит. Вам в нем удобно. Он кажется не новым, а уже приспособившимся к вашей фигуре… Одним словом, это талантливо задуманный и прекрасно сделанный костюм. И при этом еще удобный»[189]. Более того, в нем человек кажется немного стройнее и несколько выше, и если он не фанатик вечно меняющейся моды, то он будет со все возрастающим удовольствием носить его лет пятнадцать-двадцать. В данном случае элитный костюм нисколько не устареет, потому что Хейворд не шьет чересчур актуальную одежду, причем она стоит не меньше двух с половиной тысяч долларов.

В-четверых, в отличие от неэлитарной публики представитель элиты получает удовольствие, когда он лакомится грибами-трюфелями, выращиваемыми в Провансе преимущественно для миллионеров. «На этих неофициальных рынках (речь идет о Марселе. – В.П., Е.П.) начинается путь грибов, закачивающийся на столиках трехзвездочных ресторанов или на прилавках дорогих парижских магазинов деликатесов – таких как «Фошон» или «Эдьяр»… Итак, первоначальная цена – две тысячи франков. Когда, пройдя через руки нескольких агентов и посредников, грибы попадают на кухню какого-нибудь «Бокюз» или «Труагро», цена, вероятно, удваивается. Если вы уверенно чувствуете себя у плиты и способны приготовить трюфели сами, тогда по дороге домой вы всегда можете заглянуть, например, в «Фошон» и купить их по шесть тысяч франков за кило»[190]. Все дело в том, что гриб-трюфель пользуется заслуженным авторитетом в мире гастрономии, рассчитанной на представителей мира элиты.

В-пятых, представители современной элиты увлекаются антиквариатом, они платят бешеные деньги за старинные предметы на различных аукционах, к которым относятся стулья «Чиппендейл», китайский фарфор, антикварная кухонная утварь, стекло «Лалик» и комоды времен короля Георга. «Люди, входящие в просторные аукционные залы с зажатыми под мышкой глянцевыми каталогами, сильно отличаются от нас с вами… Если из любопытства вы все-таки решите присутствовать на этой оргии миллиардеров, советую вам сесть на руки и ни на мгновение не выпускать их из-под себя. Одно рассеянное почесывание уха – и вы можете стать счастливым обладателем чаши для кровопускания XII века и прилагающегося к ней счета, напоминающего закладную на дом»[191]. Понятно, что старинные предметы роскоши стоят немалых денег, так как красота стоит больших средств, которые имеются у элиты, что оригинальные произведения искусства не по карману неэлите.

* * *

В-шестых, представители элиты обладают богатствами, необходимыми для приобретения натуральной, теплой, легкой и удобной одежды, свидетельствующей о принадлежности к высшему слою общества. Таковой является одежда из кашемира, полученного от мериносов морозной Монголии. «На свете не существует натуральных волокон, согревающих надежнее, чем лучший в мире невесомый монгольский кашемир, а коза надежно укрыта сразу двумя его слоями: первым – более длинным и грубым и легким пуховым подшерстком – тем самым, который, возможно, когда-нибудь займет место и в вашем гардеробе. Он не только теплый и легкий, но еще и восхитительно нежный на ощупь… Тут уж главное не тепло, а красота. Человек опытный отличит кашемировый пиджак от обычного с расстояния в десять футов. Даже издалека видно, до чего он мягкий. У него нет ни одного острого угла. Женщины, которые сразу же замечают такие вещи, так и норовят вас погладить. С этим придется смириться, если вы хотите носить кашемир»[192].

Спрос на кашемир уверенно растет во всем мире, а потому купить изделия из него можно практически в любом приличном мужском магазине, рассчитанном прежде всего на элиту и расположенном в Лондоне, где вас встретят соблазны Берлингтонского пассажа. «Четыре главных кашемировых барона – «Берк», «Фишер», «Лорд» и «Пил» – предлагают каждый свой стиль, разумеется, всего лишь вариацию на классическую тему. Цены у них различаются, но не существенно. Дешевого кашемира в природе не существует»[193].

В-седьмых, в мире элиты большим спросом пользуется икра, причем в английском языке найдется не так уж много слов, которые напрямую ассоциировались бы с богатством, роскошью и блаженством. Исходя из этого, П. Мейл следующим образом описывает значимость икры для представителей элиты: «Икра. Ну, чувствуете? Едва произнеся это слово, вы ощущаете во рту божественный вкус и будто бы на мгновение оказываетесь в компании знаменитых мужчин и красивых женщин. Икра уверенно занимает место на самом верху рейтинга предметов роскоши вот уже две тысячи лет… Многие известные в древности кулинарные изыски вроде язычков жаворонков, мозгов фламинго, запеченных лебедей и павлиньих грудок остались в прошлом в результате изменения общественных вкусов или законов, но икра сумела сохранить свою популярность до наших дней. Эту популярность, правда, никак нельзя назвать широкой, поскольку наслаждаются ею немногие, но, согласитесь, если бы в «Макдоналдсе» можно было заказать черную икру на булочке с кунжутом, она потеряла бы большую часть своей прелести»[194].

Во Франции под икрой понимают осетровую икру, представляющую собой изысканный деликатес для избранных, зачастую недоступный для рядовых людей.

* * *

В-восьмых, представители мира элиты не знают проблем с жильем во время путешествий, когда они прибывают на отдых или на деловую встречу в Женеву и Нассау, в Ниццу и на Ибицу. Все дело в том, что у них, как правило, имеется второй дом или квартира в различных местах нашей планеты. «Теоретически второй дом, – отмечает П. Мейл, – вещь чрезвычайно удобная. Он всегда в вашем распоряжении. Он расположен в какой-нибудь симпатичной части света, где цены на недвижимость постоянно растут. Нежась на солнышке или несясь вниз по склону, вы про себя удовлетворенно повторяете, что сделали очень мудрое вложение… Не для вас эти изматывающие групповые туры или отели «все включено», в которых приходится селиться всему остальному человечеству. Вы не такой, как все. Вы – человек, у которого в кармане лежит ключ от дома за границей»[195].

В-девятых, шикарные представители высшего общества посещают самое дорогое бистро – парижский ресторан «Л’Ами Луи», который является настоящей находкой для тех, кто не стесняется своего аппетита. «Последние четырнадцать лет рестораном управляет солидный и основательный, как бифштекс, человек, которого, кстати, зовут Луи… Я всегда любил эти первые минуты в ресторане, когда с бокалом в руке вы, не торопясь, читаете список блюд и мысленно пробуете каждое на вкус. Что же заказать? Жареную утку? Морские гребешки, пропитанные чесночным духом? Запеченного фазана? Перепелку с виноградом? Со своего места я хорошо видел кухню, находящиеся в непрерывном движении белые фигуры поваров и блеск медных сковородок. До меня доносилось шкворчание жарящегося мяса и запах запекающегося в масле картофеля. Мимо промчался официант, высоко неся поднос с блюдом, охваченным пламенем. Телячьи почки flamb?[196]. За ним проследовал Луи, бережно держащий пыльную бутылку. К нашему столику тоже приближался официант»[197]. В этом ресторане можно также заказать фуа-гра, считающееся местной классикой, а так как гусиную печень в ресторан поставляет уже второе поколение одной семьи, то результат, как говорят, заставляет восторженно ахать даже самых привередливых гурманов.

Наконец, П. Мейл описывает такое самое дорогостоящее удовольствие для представителя мира элиты, как любовница. «Женщина – это всего лишь женщина, но любовница – это непрерывная тренировка изобретательности и умения балансировать на канате. Связь с ней приносит не только физическое, но и интеллектуальное удовлетворение. Что очень удачно, поскольку в денежном выражении эта связь обойдется вам не намного дешевле, чем содержание породистого скакуна или сорокапятифутовой яхты»[198]. Именно такой образ жизни элиты наряду с политической и деловой деятельностью определяет в немалой степени здоровье и патологии элиты.

* * *

Прежде всего, следует определиться с понятием здоровья человека и связанного с ним понятия патология, чтобы можно было понимать значимость этих понятий в функционировании современной мировой элиты, принимающей судьбоносные решения для развития общества. Понятие здоровья является многозначным – в специальной литературе насчитывается свыше 100 определений и подходов к феномену человеческого «здоровья». Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) в своей деятельности исходит из данного в 1968 году следующего определения: «Здоровье является состоянием полного физического, духовного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней и физических дефектов». По существу это определение воспроизводится и в последних специальных трудах, хотя оно имеет свои нюансы, играющие определенную роль в соответствующем контексте.

Так, американский ученый Е. Минард в своей небольшой монографии «Эволюция богов. Альтернативное будущее человечества» следующим образом определяет здоровье человека: «Здоровье» можно определить как функционирование психики и тела человека – не только отсутствие «болезней» (боли или бессилия), но и наличие у него достаточного количества энергии, энтузиазма и настроения для выполнения или завершения дела»[199]. В основном же обычно пользуются определение «здоровья», принятое ВОЗ, которое является адекватным сложившемуся положению дел.

Все больше людей сейчас сталкивается с проблемами состояния своего здоровья, что обусловлено целым рядом причин. Во-первых, стремительное вхождение в повседневную жизнь целого спектра достижений научно-технической революции, глобальная урбанизация, резкое увеличение скоростей и средств передвижения привело к постоянному напряжению и перегрузке нервной системы человека, острому дефициту времени, экологическим проблемам и другим негативным последствиям для нашего здоровья[200]. Именно проблемы экономики, экологии, этнических конфликтов, происходящий кризис старой системы ценностей, неуверенность в будущем, потеря смысла жизни и другие стрессы обрушиваются на нервную систему человека, подрывая его здоровье. Во-вторых, достигшая огромных, подчас фантастических успехов современная медицина переживает острый кризис в силу ее узкой специализации, доминирования фармакологических принципов коррекции человеческого организма и беспомощности хирургии в лечении хронических болезней.

Господство фармакологических принципов в поддержании здоровья индивида и лечении обнаруженных у него болезней привело к появлению огромного числа лекарственных препаратов, действующих, начиная субклеточными структурами и кончая регуляцией функций организма в целом. Результат оказался двойственным: с одной стороны, множество людей избавилось от многих болезней и эпидемий, вернуло себе здоровье и продлило себе жизнь, с другой – наблюдается аллергизация населения, появление лекарственных болезней, антибиотико-устойчивых штаммов болезнетворных микроорганизмов, которые вызывают тяжелые госпитальные инфекции.

Большие достижения хирургии, состоящие в проведении сложных операций с помощью лазерной техники без нарушения целостности организма пациента, в трансплантировании донорских и искусственных органов при полной замене утраченной функции, оказались неэффективными в лечении многих заболеваний, особенно хронических. В-третьих, сейчас человек погибает не столько от инфекций, сколько от болезней, в основе которых лежит неправильный образ жизни, тяжелые переживания, глубокая фрустрация, различного рода фобии, психическая травматизация. Согласно данным американской геронтологии, 98 % индивидов уходят из жизни в силу их болезней и только 2 % – по причине старости.

* * *

В настоящее время человек преждевременно умирает из-за психосоматических заболеваний – болезней души и тела. Основная причина психосоматических заболеваний состоит в дезадаптации человека, вызванной нарушением его приспосабливаемости к усложняющейся социальной жизни, предъявляющей к индивиду постоянно возрастающие требования, а также убыстряющимся темпом цивилизационных изменений. Адаптация человека к действительности, к ее запредельным темпам теперь в значительной степени зависит от его психических возможностей и его неограниченных притязаний. Сюда следует прибавить нарастающий лавинообразно поток информации, представляющей собою опасность для здоровья человека. Все это сказывается и на здоровье представителей мировой и национальной элиты, так как они не могут быть абсолютно изолированы от окружающей их социокультурной и природной среды (хотя они и стремятся отгородиться от нее различными способами).

Не случайно сейчас особое внимание обращается на проблему соотношения здоровья человека и качество окружающей среды, так как значимость влияния окружающей среды на состояние здоровья человека несомненна. Вполне естественно, что сейчас уделяется внимание формированию банка данных, имеющих отношение к состоянию здоровья членов общества, знание особенностей корреляции между состоянием здоровья индивидов и патогенным характером окружающей среды. Здесь основное место принадлежит эпидемиологии (науке о состоянии здоровья человеческой популяции), а также экологии, позволяющей производить мониторинг окружающей среды и служащей основой для выработки методов и средств сохранения здоровья человека и его популяции. Существенную роль здесь играет математика, которая позволяет рассчитать оптимальные варианты очищения медицински неблагоприятной среды для нашего здоровья.

Потребность в здоровой окружающей среде также тесно связано с ценностной ориентацией данного общества и входит неотъемлемым компонентом в определение качества жизни. Поэтому в специальной литературе используется понятие «качество окружающей среды», а именно: «Под качеством окружающей среды, при расширительном ее толковании, подразумевается относительно стабильная (территориальная и временная) обусловленность окружающей среды большим числом взаимосвязанных факторов из четырех основных областей: естественных и созданных человеком ресурсов и процессов в окружающей среде, средств и мер по осуществлению экологической политики и влияния окружающей среды на общественное развитие»[201]. И хотя такая дефиниция качества окружающей среды требует дальнейшей разработки системы стандартов, существенным является то, что здоровью человека угрожает не только низкое качество существующих общественных отношений, но и деградация (загрязнение), низкое и неудовлетворительное качество природной среды.

* * *

Не менее существенной является связь здоровья человека со смыслом жизни – здоровье человека (и рядового, и представителя элиты) в значительной мере зависит от существующих в обществе систем ценностей, определяющих смысл жизни. Ярким примером может служить влияние системы социальных ценностей и соответствующего смысла жизни на состояние здоровья американца (именно в Америке сконцентрирована большая часть миллиардеров, владеющих колоссальным богатством и входящих в мировую элиту). Зарубежные и отечественные социологи, экономисты, политики сейчас обращают внимание на следующие социальные ценности, из которых исходит американец и которые оказывают негативное воздействие на его здоровье: успех, богатство, высокий социальный статус, престиж, популярность, агрессивность, мужественность, бодрость, физическая красота, скорость действий и общения и пр.

Немалый вклад в рост числа различного рода патологий, особенно психических вносит усиливающаяся интенсивность использования времени, возрастающая торопливость, чтобы вписаться в общий поток жизни. Но наибольшее значение имеет ориентация американца на сугубо материальные ценности и потеря смысла жизни[202]. Оказывается, что американец не живет собственной жизнью, он создал всепроникающую технологическую культуру, но не обрел смысл жизни, что приводит к деградации его здоровья и росту психических заболеваний.

К американской цивилизации полностью относятся слова Е. Минарда о том, что бывали случаи в истории человечества, когда целые цивилизации «заболевали… в высшей степени нереалистичными взглядами на жизнь…»[203]. С этим солидаризуется американский интеллектуал З. Бжезинский, который в своей книге «Вне контроля. Мировой беспорядок на пороге XXI века» подчеркивает тупиковый характер развития американского общества потребления и считает необходимым изменить существующую систему социальных ценностей[204].

Сама деградация здоровья американца (и других представителей Запада), рост психических патологий в западном обществе, потеря смысла жизни являются «болезнями» пресыщенной и богатой цивилизации. Исследования показали, что именно смысл жизни играет немалую роль в замедлении процесса старения человека и получения им удовольствия, в случае же так называемых «эволюционных бездельников», которые относятся к «праздному классу», происходит ускорение старения.

В 2013 году было опубликовано экспериментальное исследование Б. Фредриксон и соавторов, согласно которому физиологические последствия получения удовольствия двух типов – гедонического (связанного с простым, кратковременным получением положительных эмоций) и эвдемонического, когда человек получает удовольствие благодаря достижению больших целей, обретению смысла жизни. «Оказалось, что реакция иммунной системы организма в случаях гедонизма или эвдемонизма совершенно разная»[205]. В первом случае краткое удовольствие влечет за собою негативное воздействие на иммунитет, провоцирует воспаление и снижает выработку антител, т. е. вызывает нечто подобное стрессу, что ведет к ускорению процессов старения. Во втором случае получение «истинного» наслаждения от служения высшим целям, осмысленной деятельности, наоборот, имеет мягкое противовоспалительное воздействие и стимулирует выработку антител, что продлевает жизнь человека. Данные положения в полной мере относятся к представителям различных элит, ведущих тот или иной образ жизни и принимающих решения в различных сферах функционирования социума как на региональном, так и на планетарном уровнях.

* * *

Немаловажным является и полученное представителями мировой элиты образование, оказывающее мощное воздействие на здоровье человека, несущего ответственность за приятые решения. Вот как описывает данную значимость образования во второй половине 1970-х годов представитель глобальной элиты Д. Роткопф, автор бестселлера «Суперкласс. Те, кто правит миром»: «В Колумбийском университете от нас требовалось усвоить «базовую программу», выстроенную вокруг двух главных курсов. Один – «гуманитарный» – сводился к обзору важнейших произведений литературы. Другой, «современная цивилизация», предполагал ознакомление с выдающимися работами в области политической философии и смежных дисциплин от греков до современной эпохи… Где-то в районе Макса Вебера и других критиков современности программа разнообразилась: разные профессора назначали разные тексты, поскольку теперь между ними было меньше согласия по поводу сравнительной важности тех или иных мыслителей.

На этом этапе чаще многих других в списках обязательного чтения фигурировала «Властвующая элита» Чарльза Райта Миллса – книга 1956 года, посвященная анализу институтов власти в Соединенных Штатах»[206]. Согласно основному тезису Ч. Миллса, высшие эшелоны бизнеса, государственной администрации и армии США формируются из очень малочисленного отряда «принимающих решения» и вдобавок во многом пересекаются между собой. Эта единая «властвующая элита» состоит из людей, вознесенных своим положением над обычными условиями, в которых живет обычный человек; эти люди занимают посты, наделяющие их полномочиями принимать решения с масштабными последствиями… Под их началом находятся важнейшие иерархические структуры и организации современного общества… Они занимают стратегические командные позиции в обществе, которые теперь замыкают на себя реальные механизмы достижения власти, богатства и славы и активно пользуются этими механизмами»[207]. Так как, по утверждению Ч. Миллса, члены элит достигли привилегированного положения одними и теми же путями, многие в этой однородной среде лично знакомы между собой, а также они нередко перемещаются между государственным аппаратом и бизнесом, то они представляют собой нечто вроде соединенного директората Соединенных Штатов Америки.

С тех пор произошли существенные изменения в мире, о чем свидетельствует появление Давоса, выступающего индикатором появления и возвышения суперкласса, то есть наднациональной властвующей элиты, играющей ту же роль в иерархии эпохи глобализации, какую элита США играла в своей стране в первое десятилетие ее существования в качестве сверхдержавы. Одним из первых этот феномен описал прославленный бывший глава «Citibank» Уолтер Ристон, человек, визионерский дар которого позволил ему разглядеть единое будущее информационного века и глобализации. В своей провидческой книге «Сумерки суверенитета», вышедшей лишь на год позже рождения Всемирной паутины в 1991 году, Ристон предрекал, что «люди, полностью включившиеся в информационную экономику, выиграют от нее больше всего… Они будут чувствовать большую близость со своими глобальными собеседниками, чем с теми из соотечественников, кто еще не стал частью глобального общения»[208].

* * *

Феномен здоровья человека взаимосвязан с типом социальных ценностей, что весьма четко просматривается на проблеме долголетия (явлении старения). В современных обществах отношение к старению определяется убеждением «Я должен стареть», которое представляет общепринятую социальную ценность, и поэтому оно имеет такую власть, что тело индивида следует ему. «Каждый раз, когда нам кажется, что мы лишены выбора, – пишет врач Д. Чопра, – действует какая-либо иллюзия. Тысячи лет назад величайший из индийских мудрецов Шанкара заключил: «Люди стареют и умирают потому, что они видят, как стареют и умирают другие». Нам понадобились столетия, чтобы начать воспринимать этот необычный взгляд. Старение как физический процесс кажется всеобщим и потому неизбежным… Эта физическая картина очень напоминает снашивание машин, поэтому мы не приемлем глубочайшую мысль Шанкары, что старение заложено в общественном убеждении»[209].

Однако существуют другие, несовременные и незападные общества, где индивиды ориентированы на другие социальные ценности, другие убеждения и поэтому стареют по-иному. В последние десятилетия антропологи обнаружили «примитивные» племена, чьи члены не имеют признаков старения, типичных для западного общества. Антрополог С. Итон перечисляет 25 племенных культур, у которых почти неизвестны сердечные болезни и рак, с которыми обычно ассоциируется старение. Д. Чопра считает, что существование такого типа обществ подтверждает его гипотезу о том, «что «нормальное» старение на самом деле – сочетание симптомов, порожденных ненормальными убеждениями»[210]. Установлен удивительный факт: у представителей многих аборигенных культур в разных местах земного шара (Венесуэле, на Соломоновых островах, в Тасмании, африканских пустынях) давление крови не повышается с возрастом. Это явно противоречит картине Западной Европы и США, где почти у каждого жителя кровяное давление возрастает на несколько единиц за десять лет и где половину населения следует лечить от гипертензии.

В современном обществе другим последствием старения является растущая глухота, причем это явление считается «нормальным» и неизбежным. Интересно, что глухота может обнаруживаться уже у молодых людей, например, около 60 % студентов колледжа в Теннесси страдают значительной потерей слуха. Около 25 миллионов американцев настолько потеряли слух, что им следует платить пенсию по инвалидности. В то же время представители некоторых племен бушменов в Ботсване, племени маабов в Судане даже в старости не страдают потерей слуха. Аналогично обстоит дело и с уровнем холестерина: если в развитых странах он повышается с возрастом, то у племен хаджи в Танзании и тарахумара в Мексике он редко поднимается, обычно оставаясь неизменным, что предохраняет организм от ранних инфарктов.

* * *

На основании такого рода данных Д. Чопра приходит к выводу о губительности образа жизни западных обществ, ориентированных на социальные ценности потребления: «Когда японцы, тайванцы или африканцы отклоняются от своих традиционных устоев (или социальных ценностей. – В.П., Е.П.), то наступление цивилизации и ее «лучшего» стиля жизни часто чревато катастрофой. Начинает расти уровень инфарктов, рака толстой кишки, гипертензии, что прежде было нашим «достоянием». Обычно уже во втором поколении не отмечается прежде высоких показателей здоровья»[211].

Следует иметь в виду, что обычное традиционное объяснение изменения в здоровье представителей незападной цивилизации только из-за смены диеты и стиля жизни неадекватно действительности. Исследования японских эмигрантов в Калифорнии показывают, что благодаря сильным культурным и духовным связям с Японией, культивирования своих родных ценностей, обычаев и общения на японском языке. т. е. их сознание осталось сугубо японским, у них сердце остается здоровым, несмотря на уровень холестерина в крови.

«Здоровье этим людям сохранила социальная связь, – подчеркивает Д. Чопра, – невидимая, но очень сильная. Они продолжают разделять традиционное японское сознание, являющееся расширенной формой разума, не могущей не оказывать влияния на здоровье… Социальная поддержка – это комплексное явление, включающее в себя взаимосвязь языка, культуры, состава семьи и социальных традиций, связывающих людей вместе… Вы разделяете расширенную личность, взаимосвязанную психику, которая не менее чувствительна и сложна, чем психика отдельного человека»[212].

Перед нами явление зависимости здоровья индивида от связи со своей социальной группой, своим обществом с присущим ему системой социальных ценностей (такого рода общность и есть «расширенная личность»). Как раз таки вера в свои социальные ценности заставляет человека сохранять здоровье и стареть в соответствии с принятыми в данном общественном укладе представлениями и убеждениями. Иными словами, система социальных ценностей, особенно вера, несет в себе веер возможностей, которые человек может использовать для поддержания своего здоровья и регулирования процесса старения. В пользу этого свидетельствуют последние исследования феномена отсутствия старения у японцев с острова Окинава, где генетика не является главной причиной, где приоритет отдается образу жизни с его постоянной физической активностью и социальным контактам[213]. Все дело здесь заключается в том, что именно социальные факторы, система социальных ценностей осваиваются индивидом в процессе социализации, интериоризуются и входят во внутренний его мир. Усвоенные им в ходе процесса социализации такие социальные и культурные ценности, как вера (она может быть религиозной и нерелигиозной), смысл жизни, уверенность или неуверенность в будущем, ценности коллективизма или индивидуализма, альтруизм или эгоизм и прочее, оказывают немаловажное влияние на здоровье и простого человека, и представителя элиты.

* * *

Представители мировой элиты живут в мире культуры, который включает в себя мораль (и нравственные ценности), религию, науку, искусство и другие сферы культуры. Прежде всего, заслуживает внимания значимость этических ценностей в жизнедеятельности мировой элиты, их происхождение, объясняющие поведение не только простого человека, но и представителя элиты. В этом плане заслуживают внимания многолетние исследования всемирно известного биолога Франса де Вааля поведения шимпанзе и обезьян бонобо, позволившие ему выявить явные зачатки этического поведения в сообществе приматов. Он пришел к фундаментальному выводу, согласно которому мораль является не чисто человеческим свойством – ее истоки необходимо искать в мире животных, так как эмпатия и другие проявления нравственности присущи и обезьянам, и собакам, и слонам, и даже рептилиям[214]. Анализ этических форм поведения в мире приматов влечет за собою глубоко философские проблемы, связанные с наукой и религией.

Ф. де Вааль считает, что все приматы, подобно человеку, нацелены на формирование общества, имеющего этические ценности: «В их поведении несложно различить стремление к тем самым ценностям, которые свойственны и нам. К примеру, известны случаи, когда самки шимпанзе тащили упирающихся самцов навстречу друг к другу, чтобы примирить их после ожесточенной схватки, и одновременно вырывали оружие из их лап… А для меня эти намеки на заботу об общественных интересах служат знаком того, что строительные кирпичики нравственности старше человечества, и что необязательно привлекать Бога, чтобы объяснить, как человек оказался там, где оказался»[215].

Как человеческий, так и животный альтруизм объединяет отсутствие неких далеко идущих мотивов, более того, человеку в ряде случаев трудно подавить в себе альтруистический импульс, что в процессе оказания помощи другим у нормального человека активизируются зоны в мозгу, связанные с наградой, т. е. делать добро оказывается приятно[216].

Теперь рассмотрим вопрос о значимости религии в человеческом обществе и о взаимоотношении религии и морали. Известно, что возникновение религии в обществе обусловлено тем фундаментальным фактом, что в отличие от животных человек осознает неизбежность собственной смерти. Однако исследования поведения приматов, слонов показали, что они обладают представлением о смерти и неизбежных потерях, что «человекообразные обезьяны знают о смерти – знают, что она отличается от жизни и что это навсегда», что «то же относится к некоторым другим видам животных, таким как слоны»[217].

Следует иметь в виду существование нескольких предположений о происхождении религии: одна исходит из страха смерти, другая – из опьянения, так как вино и пиво не только укрепляют тело человека, но и подпитывают воображение, позволяющее человеку вглядываться в «потусторонний мир», который находится по ту сторону сиюминутного существования. «В ранних религиях значительное место занимала польза, которую напитки брожения приносят здоровью человека, и вообще забота о его телесных качествах. Эффективной медицины не было, и умереть можно было от любой инфекции. Люди обращались к религии за утешением и молились об исцелении болящих»[218]. Это подтверждается установленным сегодня фактом, согласно которому имеется связь между верой, в том числе и религиозной верой, и здоровьем.

Представление о сверхъестественном существе, каковым является божество (или божества), появляется только тогда, когда возникли большие группы людей, где перестают работать межличностные механизмы в небольших группах. «Это, – отмечает Ф. де Вааль, – прекрасно сочетается с моими собственными мыслями о том, что мораль возникла раньше религии… Мы, люди, были уже моральными существами, когда еще бродили маленькими группками по саванне. Только с ростом масштабов общества, когда правила взаимности и репутация начали давать сбои, появилась нужда в Боге-морализаторе. Если посмотреть с этой точки зрения, то не Бог ввел мораль, а скорее наоборот… Назначение Бога – поощрять нравственные поступки. Мы сами наделили его способностью удерживать нас на прямом и узком пути добродетели, по которому идем еще со времен жизни в саванне»[219].

Однако следует иметь в виду то обстоятельство, согласно которому религиозность может быть одним из путей альтруистического поведения (здесь основным мотивом является чувство долга и желание следовать нормам своей религии), тогда как неверующие оказываются более чувствительными к состоянию других и поэтому их альтруизм основан на сочувствии.

* * *

Представители мировой элиты по-своему понимают цели и задачи человеческого существования и жизни людей в современном мире. В этом смысле заслуживает внимания проект «Глобальная инициатива Клинтона» (CGI), который в последние годы потряс мир элитных собраний: впервые представленный в Нью-Йорке (сентябрь 2005 года) на встрече бизнесменов и правительственных лидеров и экспертов, он оказал немалое влияние на «обсуждение решений главных мировых проблем».

На встречах CGI мировая элита формулирует различного рода глобальные проекты, оказывая немалое влияние на различные аспекты развития всего мира. Так, во время встречи 2006 года участники сделали 215 взносов на общую сумму 7,3 млрд долларов, все средства направлялись на решение таких проблем, как бедность, глобальное потепление и пандемии, – выбранные в качестве приоритетов CGI. Самым крупным был объявленный взнос в 3 млрд долларов сэра Р. Брэнсона, обязавшегося направить часть будущих прибылей своего транспортного бизнеса на борьбу с глобальным потеплением.

Приведя данные факты филантропической деятельности глобальной элиты, Д. Роткопф подчеркивает, что «CGI связана с определенным гештальтом – подъемом новых филантропов и новой эры активизма некоторых членов суперкласса и крупных компаний», что «этот тренд также отразился в учреждении Фонда Билла и Мелинды Гейтс, объединившего 30 млрд долларов от Билла Гейтса и Уоррена Баффета, двух самых богатых людей в мире»[220]. И это не случайность, так как мировая (глобальная и национальная) элита вынуждена принимать во внимание политическое пробуждение планетарных масс, недовольных существующей социальной несправедливостью.

На глобальном уровне имеется огромная социальная и классовая напряженность между весьма малочисленной группой глобальной элиты и остальным населением планеты в силу вопиюще неравного распределения власти и богатства в современном мире. Ведь совокупная стоимость капитала примерно тысячи миллиардеров, входящих в суперкласс, почти вдвое превышает обобщенный капитал беднейших 2,5 млрд человек.

Согласно Д. Роткопфу, этот фундаментальный факт есть проявление того, «что, несмотря на выросшую для некоторых групп человечества межклассовую мобильность, в мире по-прежнему существуют социальные и экономические классы»[221]. Поэтому мировая элита сильно рискует в практическом, политическом и моральном отношениях, что значительно влияет на здоровье ее членов.

Современная социально-политическая реальность генерирует бессмысленные травмы, которые разрушают символическую структуру идентичности субъекта (личности)[222]. К этим травмам, представляющим собой внешние грубые факторы, относятся внешнее физическое насилие (террористические акты, уличное насилие, изнасилования и пр.), природные катастрофы, землетрясения, цунами; деструкция материального субстрата внутренней реальности (опухоли головного мозга, болезнь Альцгеймера, органические поражения церебральной системы и пр.); деструктивные последствия социально-символического насилия (социальное исключение из общества), которые способны кардинально изменить и даже разрушить личность.

В итоге различного рода травмы приводят к появлению нового «посттравматического субъекта», тогда как старая идентичность стирается. Для новой идентичности личности характерны отсутствие эмоциональных привязанностей, глубокое безразличие и отстраненность, смерть переживается как форма жизни, лишенная эротического увлечения.

* * *

Перед нами порождаемая глобальным капитализмом новая форма болезни, которая сама по себе оказывается равнодушной к всевозможным различиям. В итоге террор концлагеря и органическое повреждение мозга человека способны вызвать одну и ту же форму аутизма, которой присуща искаженная логика грез. «Тот факт, – пишет С. Жижек, – что нападения 11 сентября были материалом социальных фантазмов задолго до того, как они произошли в действительности, представляет собой еще один случай искаженной логики грез (dreams): легко объяснить, почему малоимущие люди во всем мире мечтают стать американцами, но о чем мечтают обеспеченные американцы, скованные своим богатством? О глобальной катастрофе, которая уничтожила бы их. Почему? Этим и занимается психоанализ: объяснением того, почему нас, живущих благополучно, так часто посещают кошмарные видения катастроф»[223].

Все дело состоит в том, что в новой форме субъективности, которой присуще аутичное, безразличное, неэффективное участие, старой личности попросту нет ни в «снятом» виде, ни в виде какого-нибудь компенсаторного образования. Перед нами полное разрушение старой личности, когда это разрушение принимает «форму жизни» как форму отсутствия (стирание предыдущей личности, которая не заменяется новой): «Точнее, – подчеркивает С. Жижек, – новая форма – это не форма жизни, а скорее форма смерти – не выражение фрейдовского влечения к смерти, а скорее влечение смерти»[224]. Это означает, что человек не желает умирать в результате внешнего воздействия (террора, катастрофы и пр.), в отсутствие у него своего прошлого (старая личность уже стерта) его внутренний мир, его психика становятся опустошенными, эмоционально бесчувственными, безразличными. Вполне естественно, что в такого рода сложившейся ситуации успех представителей суперкласса носит психопатологический характер.

Ведь чтобы быть членом суперкласса, человек должен этого желать настолько сильно, что оттого он становится в определенной степени безумным, неуравновешенным индивидом. «Если затем провести еще одно исследование успешных и могущественных, – отмечает Д. Роткопф, – то выявленные их схожие черты не всегда будут соответствовать нашему представлению об уравновешенности. Это не значит, что наделенные властью индивиды – все без исключения буйнопомешанные. Напротив, подавляющее большинство отличается невероятно высокой результативностью»[225].

Эта результативность членов суперкласса (глобальной элиты) свидетельствует о том, что у них определенные психологические (патопсихологические) характеристики встречаются чаще, чем в остальной популяции вида Homo sapiens. В отличие от неудачливых индивидов, чьи собственные нервы мешают их успеху, успешные люди зачастую используют свои патологические черты для продвижения по социальной лестнице иерархически организованного общества.

* * *

Данный текст является ознакомительным фрагментом.