Кто сбил самолет-разведчик У-2?

Кто сбил самолет-разведчик У-2?

Привычно садясь за штурвал, американский пилот Рудольф Андерсен не предполагал, что это утро станет для него последним. Этот день обещал стать для Рудольфа не сложнее предыдущих, хотя каждый новый полет напоминал телеграфную сводку спортивной победы, где на кону были человеческие жизни.

Высотный самолет У-2 считался неуязвимым. По самолетам кубинцы стреляли из простых зениток, а это все равно что пытаться убить стрелой из лука африканского слона. «Нам нечего бояться, — говорил директор ЦРУ Джон Маккоун, — данные аэрофотосъемки сейчас нужны как никогда!»

И поэтому на следующее утро, несмотря на скепсис Джона Кеннеди, разведывательные полеты были продолжены. Американский пилот Рудольф Андерсен занял привычное место в машине. Он развернул карту Кубы, потрепанную и засаленную бумажку, будто этот клочок картона давал ему высший приз. Проверил работу приборов. Здесь, среди стрелок и цифр пилот испытывает обманчивое чувство безопасности. Подобное ощущение бывает и в каюте корабля, когда волны перекатываются через палубу, но до тебя не долетают их брызги. Андерсон вспомнил метеосводку: ветер слабый, дождь и гроза не предвидятся, погода благоприятствовала полету. Иногда к треску радиоволны примешивался хруст далеких гроз, и тогда самолет устремлялся навстречу глухой опасности. Пилот быстро достиг Кубинского побережья и направил самолет по маршруту, предписанному руководством. Следовало пройти над одной из ракетных площадок, где велась сборка советских ракет, и затем, резко, развернув самолет в северо-восточной части острова, в районе Банеса, лечь на обратный курс и, покинув кубинскую землю, вернуться во Флориду.

В разрывах облаков сверкало золотой монетой восходящее солнце. Андерсон, глядя на высотомер, потянул рукоятку штурвала на себя. Мотор сразу стало сильно трясти, самолет задрожал как в лихорадке. Он пошел на рискованный вираж — так игрок в критический момент ставит на карту все свое состояние. В действительности оказалось — Андерсон проиграл свою жизнь.

В дневном выпуске новостей радио Гаваны сообщило о катастрофе самолета-разведчика У-2 и о гибели пилота. Кубинцы достойно похоронили американского военного, как если бы он не был их противником, а отнеслись к нему как к простому заложнику и жертве большой политики. Впрочем, то, что с самолетом произошло что-то неладное, американские спецслужбы почувствовали намного раньше вышедшего в эфир репортажа. Самолет исчез с радаров около полудня.

Но — что могло произойти? Фидель Кастро выступил по кубинскому телевидению, объявив, что отдал приказ на поражение всех воздушных целей. Но в Белом доме никто не воспринял это заявление всерьез. Ведь кубинские ракеты не достанут высотного самолета! И вдруг! Высотный самолет оказался сбит первой же ракетой! Но как? Мощная система ПВО принадлежала русским. Как же такое могло произойти, если Хрущев только что письменно заверял Кеннеди, что ничего экстраординарного предпринимать не будет? Как это понимать? Что же произошло, черт возьми?!

А вот что. На Кубе именно в этот день, утром 27 октября, ждали налета американской авиации. Нервы были на пределе, советские военные на Кубе не спали всю ночь. Но рассвет 27 октября не принес новых тревожных вестей, но не принес и добрых. Зато сказывалась бессонница и усталость.

А в десять с небольшим утра, когда нервы у всех от треволнений ночи изрядно сдали, стало известно, что американский самолет-разведчик У-2 вылетел в сторону северо-восточной части Кубы, где находилась база русских ракет. С одной стороны, в этом, очевидно, разведывательном полете, не было ничего необычного, американские самолеты-разведчики бороздили кубинское небо почти ежедневно. Но в свете происходящих событий этот полет можно было бы интерпретировать иначе.

Фидель был убежден, что американцы готовят вторжение, что им для этого сгодится любой повод. Вторжения ждали именно сейчас, утром в субботу, 27 октября, а в этом контексте полет американского У-2 приобретал зловещий смысл.

В кабинете главнокомандующего русскими войсками на Кубе Иссы Плиева (он же Иван Павлов) зазвонил телефон. До Плиева безуспешно пытались дозвониться заместитель командующего по ГСВК по ПВО и куратор боевой авиации, генерал-лейтенант Степан Гречко и заместитель командира по боевой подготовке генерал-майор Леонид Гарбуз. Им уже успели доложить, что на радарах зафиксирован У-2, идущий в направлении Кубы. Русский боевой штаб был взбудоражен. Ничто не может так внезапно все перевернуть в ходе привычных мыслей, как резкий звонок телефона! Однако телефон в кабинете Плиева продолжал резко и назойливо трезвонить, а хозяин кабинета все никак не снимал трубку. Наконец трубку телефонного аппарата, скользкую и блестящую, словно лакированную, снял подошедший к аппарату помощник Плиева. Самого главнокомандующего не было на месте. По словам помощника, «Исса Александрович Плиев отправился на встречу с Фиделем». Бывают же такие «сюрпризы»!

Между тем пилот Рудольф Андерсон, выполняя приказ ВМФ США, развернул штурвал, направляя самолет в сторону Байеса. Машина, поскрипывая фюзеляжем, подчинилась его рукам в кожаных перчатках. Под крылом мелькали зеленые верхушки пальм и, словно отколовшиеся от зелено-бурой ленты плантаций, маленькие хижины под тростниковыми крышами. Тучи, пролившие над Кубой этим утром сильнейший тропический ливень, полностью рассеялись. Андерсон бросил мельком взгляд на хронометр. Оставалось совсем немного: пролет над Байесом, разворот на Флориду и короткий перелет над заливом к военной базе.

На лестнице штаб-квартиры советского командования загромыхали тяжелые сапоги. Заместитель командующего ПВО генерал-лейтенант Степан Наумович Гречко энергично распахнул дверь. А вскоре сюда прибыл и генерал Леонид Стефанович Гарбуз. В маленькой комнатке, простенько отделанной местным деревом, красовался цветной портрет легендарного кубинского политического деятеля и дипломата Хосе Марти. Чуть в стороне от него виднелся шелковый однозвездный кубинский флаг. Финиковая пальма в углу агрессивно взъерошила на ветру от кондиционера остроконечные темно-зеленые листья. Генералу Гречко было уже известно, что в воздушное пространство Кубы вторгся самолет-шпион и радисты 27-й дивизии ПВО под руководством полковника Георгия Воронкова «вели» этот самолет на радарах.

Генерал-майор Леонид Стефанович Гарбуз стоял возле черного и блестящего телефонного аппарата, безуспешно пытаясь дозвониться до

Плиева. Его осанка выдавала полную концентрацию внимания и мыслей. Напряженный лоб, покрывшийся каплями соленого пота, прорезали морщины.

— Плиев не отвечает, — раздраженно бросил Леонид Гарбуз и швырнул трубку на рычаг. — Нет на месте. Говорят, что он у Фиделя. Черт побери, нашел время для встречи!

— Не вовремя! — кивнул Гречко. — А что-то надо делать. Кубинцы требуют открыть огонь по самолету.

— Их можно понять, — кивнул Гарбуз. — Американцы устроили блокаду, сейчас готовят себе плацдарм для вторжения, открыто собирают информацию, а мы этому не препятствуем.

— Надо что-то делать, — повторил машинально Гречко. — Фидель вчера объявил по телевидению, что все американские самолеты, пролетающие над территорией Кубы, будут уничтожаться средствами противовоздушной обороны. Он поставил и Плиева об этом в известность.

— Значит, у нас есть моральное право поразить эту цель, — заметил Гарбуз. — Вот только приказ, отдавайте, уж пожалуйста, вы. Авиация — это ваша сфера.

Несколько секунд Гречко нервно размышлял, сдвинув брови к переносице. Его пальцы скользили по остро заточенному карандашу, слышно было шуршание пальмовых листьев под кондиционером да еще как настенные часы щелкают стрелками. В это время из радиотехнического центра пришла срочная информация о том, что самолет-разведчик, который советские военные уже давно «вели» на своих радарах, резко изменил направление полета и взял курс на северо-запад, где стояли русские ракеты. Плиев по-прежнему не брал трубку. Гречко колебался, несколько дней назад Плиев запретил военным проявлять инициативу, объявив, что разрешение об открытии огня на поражение решение будет принимать он самолично.

Однако самолет приближался к советской ракетной базе, и было очевидно, что уже сейчас У-2 ведет аэрофотосъемку крайне важного для ЦРУ объекта.

Тогда Гречко спросил мнение первого заместителя главнокомандующего Павла Данкевича и начальника штаба группы войск генерал-лейтенанта Павла Акидинова, что же с этим делать, добавив, что решение принимать им, а отвечать головой придется ему, поскольку авиация — его прерогатива. И сбивать самолет без отмашки руководства в лице Плиева страшно, и упускать — не следует. А вдруг упустим — будет разнос? А может, наоборот, собьем — будет разнос? Что делать-то?

— Мы за то, чтобы поразить эту цель, — ответили генералы Данкевич и Акидинов.

— В районе Банеса, куда летит этот самолет, стоят наши ракетные установки, — добавил генерал Леонид Гарбуз. — По этим базам благодаря новым снимкам и будет нанесен бомбовый удар! Я поддерживаю мнение товарищей и считаю, что воздушную цель надо поразить.

— Что ж, будем стрелять, — с тягостным вздохом произнес Степан Наумович Гречко. — Кто там работает, на «Десне» в районе этого треклятого Банеса? Будем сейчас им звонить…

Утро для военного дивизиона, обслуживающего систему противовоздушной обороны «Десна» в районе Банеса, началось с сильнейшего тропического ливня. Дежурство на тот момент несли в режиме радиомолчания. В 600 километрах от Гаваны в городе Камагуэй на дежурство в девять утра 27 октября заступил майор Николай Серовой. Вечером с ним беседовал начальник дивизии Георгий Воронков, в частности сказавший: «Получена шифровка. Завтра утром начинается война. Американцы готовят на рассвете вторжение».

Началась мобилизация. Были включены все средства ПВО, вся система радиолокации и разведки в ночь с 26 на 27 октября была запущена на полную мощность. Ночь оказалась тяжелой, бессонной. Авианалета и вторжения ждали с минуты на минуту. Наступил рассвет, но обещанная война не началась, никаких воздушных целей не наблюдалось. Однако нервы у всех были на пределе.

Над островом поднялось солнце, ночная роса высохла. Командир дивизии вместе с офицерами поехали завтракать в штаб, который находился в городе. Но система ПВО продолжала работать «на всю катушку», так что американский самолет-разведчик был зафиксирован «издалека» и сразу несколькими радарами. Мгновенно в нескольких военных частях была объявлена боевая тревога. В 27-й ракетной дивизии поднялся переполох. После бессонной ночи некоторые решили, что это и есть обещанное нападение. Но и те, кто видел в этом самолете всего лишь миссию аэрофотосъемки, призывали его сбить, поскольку самолет-шпион собирал критически важную информацию о советских ракетных базах.

В начале девятого утра руководитель радиотехнических войск полковник Иван Алешин на радиолокационном планшете начал отмечать траекторию движения воздушной цели, которая уже приблизилась к кубинской территории и шла в направлении Сантьяго-де-Куба. Специфика полета (высота, скорость и траектория) позволяли делать вывод о том, что это американский самолет-разведчик У-2, охотящийся за информацией о базах советских ракет.

Позвонили «главному по авиации» генералу Степану Гречко. Несколько минут шли дебаты между Гречко и руководством советским противовоздушным дивизионом в районе Камагуэй — Банеса. Генерал Гречко боялся взять на себя ответственность и все время повторял, что звонит Плиеву, но никак не может дозвониться. А тем временем американский самолет уже летел над Сантьяго-де-Куба, где стоял советский дивизион под командованием полковника Ржевского. Генерал Гречко все еще мучился правилами субординации и не хотел принимать решения.

А тем временем звонил телефон в штабе ракетных войск. Трубку снял командир 27-й дивизии полковник Георгий Воронков.

— Над Кубой идет высотный самолет-разведчик типа «Локхид У-2». В данный момент он фотографирует группы советских войск и советские ракетные базы. Командиры настаивают на открытии огня по нему, считая утечку такой информации недопустимой. Со стороны Гречко решения нет, он уже около получаса не может принять решение, дозванивается до Плиева, но того нет на месте. Но надо срочно действовать.

После недолгих раздумий, взвесив «за» и «против», полковник Георгий Воронков, командующий 27-й дивизией, отдал приказ на поражение высотной цели.

— Открывайте огонь на поражение, а я немедленно выезжаю к вам в район цели, — добавил полковник Георгий Воронков.

Майор Иван Греченов, командующий ракетным подразделением 27-й дивизии, как раз раздумывал над недавно полученной шифрограммой «ожидается американское вторжение». И тут ему принесли новую информацию: на высоте около 21 километра движется американский самолет-шпион, цель номер 33. Командир радиотехнической батареи Василий Горчаков и офицер наведения Александр Ряпенко отрапортовали:

— Цель взята на ручное сопровождение. Командир зенитно-ракетного комплекса «Десна» Иван Греченов бросился связываться с руководством: будем стрелять?

— Цель перешла в режим автоматического сопровождения, — вскоре доложили ему боевые товарищи. А телефон высшего руководства все молчал.

— Что будем делать, стрелять? — спросил офицер Василий Горчаков, сидящий за пультом управления «Десной». — На позывные «свой-чужой» цель не реагирует.

— Мы медлим, а цель уходит! — возмущенно заметил офицер наведения Александр Ряпенко, наблюдающий за самолетом на экране. — Он скоро уйдет от нас!

И тут в штабе ракетчиков работающих на «Десне» раздался звонок.

— Говорит командир 27-й дивизии полковник Георгий Воронков. Приказываю поразить воздушную цель.

— Нет пока команды на поражение! Руководство молчит! — раздраженно сказал командир комплекса «Десна» майор Иван Греченов. — Мне нужна отмашка от Гречко или Плиева.

— Им звонят уже сорок минут! И все без толку! — раздался окрик Воронкова. — Ребята, о чем вы думаете? Завтра нас всех по данным этой съемки разбомбят к чертям собачьим! Приказываю поразить цель номер 33 тремя, очередью!

Это означало, что самолет-разведчик следовало уничтожить с ракетного комплекса «Десна» С-75 тремя очередями снарядов с интервалом в шесть секунд между каждой ракетой.

Офицер наведения Александр Ряпенко с боевым криком жмет на кнопки и рычаги оборудования:

— Первая, пуск! Ракета стартовала. Слышно прерывистое дыхание офицеров Ряпенко и Горчакова. Тянутся секунды. «Цель — встреча!» — радостно докладывает Ряпенко.

А самолет продолжает себе лететь. Что происходит? Кому верить? Почему на экране радара — одно, а на приборах, «ведущих» ракету С-75, - другое? «Неужто промашка? — шепчет офицер Василий Горчаков. — Автоматический режим.».

— Черт побери! — вскипает майор Греченов. — Растерялись, орлы! Стрелять не умеете! Что ж вы, мать вашу, одну ракету-то пустили? Приказ был на тройную очередь!

— Сейчас, сейчас, — Ряпенко за пультом «Десны» багровеет. — Режим спутал. Секундочку.

— Секундочку! — передразнивает его майор Греченов. — Шпиона упустили, олухи!

Ряпенко нервно бросается за пульт и пускает вторую ракету. Все замирают, вперив глаза в экран радара. На нем отчетливо видно, как сближаются две точки — самолет и быстро приближающаяся к нему ракета. Вот эти две точки слились в одну.

— Цель — поражение! — радостно и уверенно на этот раз докладывает Ряпенко. — Азимут 322, дальность — 12 километров. Высота полета противника — 21 километр. Время местное, девять часов утра двадцать минут.

И тут раздался звонок. Звонил сам генерал Степан Наумович Гречко.

— Приказываю поразить воздушную цель.. — Есть поразить цель. Приказ выполнен. — Как так? Уже?! На место падения самолета отправились кубинские военные, да и командир ракетной установки «Десна» майор Иван Греченов выехал немедленно. Рыжая кубинская глина летела мокрыми комьями из-под колес машин, продирающихся через влажные мангровые заросли. Туда же направился и командир 27-й ракетной дивизии полковник Георгий Воронков, отдавший приказ о поражении самолета практически одновременно с генералом Степаном Гречко. Вскоре на место инцидента прибыл и командующий советской авиацией на Кубе генерал Степан Гречко. Когда советские военные прибыли на место падения самолета, там уже было полно кубинцев, патрулирующих район Байеса и никого не пускающих в эту зону. Передняя часть самолета упала на землю, а фюзеляж и хвост оказались на прибрежной полосе залива и омывались на мелководье прибрежными волнами.

— Молодцы, орлы! — сменил гнев на милость майор Иван Греченов, глядя на обломки самолета. — Еще бы чуть-чуть, и этот гад ушел бы от нас! — и, глядя на расколотый ракетой фюзеляж, омываемый соленой водой Карибского моря, добавил: — А эту часть фюзеляжа, с номером машины, мы заберем в нашу часть. Как боевой трофей.

Кубинцы, глядя на сбитый самолет, ликовали: — Янки наказаны! Ура! — Будут теперь знать, как совать свой нос! — Смотрите, самолет поражен сразу двумя ракетами!

У него не было шанса уйти, — заметил командир 27-й дивизии полковник Георгий Воронков. — Хо-о-ро-шо работает установка «Десна!» Но почему мы этого не увидели на радарах?

Действительно, обломки У-2 красноречиво свидетельствовали о том, что уже первая ракета С-75 достигла цели, а вторая лишь «добивала» мертвый самолет. Почему же радары не сразу выдали информацию о поражении самолета-шпиона, так что оператору «Десны» пришлось стрелять повторно? Это и по сей день остается загадкой. Наверно, сказывалось общее несовершенство техники. Достаточно вспомнить инцидент 1 мая 1960 года, когда пытались поразить самолет с Г. Пауэрсом (самолет-шпион развалился от детонации, американский летчик приземлился на парашюте, а ракета поразила советский самолет-истребитель, идущий на перехват Пауэрсу).

Итак, в половине десятого утра американский самолет-шпион, ведущий аэрофотосъемку советских ракетных баз, был сбит советской зенитной установкой «Десна». Останки летчика похоронили. Фюзеляж с номером в качестве боевого трофея достался 27-й дивизии. Об этом доложили Иссе Плиеву. В кабинете главнокомандующего Гречко и Гарбуз спокойно объяснили, как все было. Плиева убеждали, что в свете возможного американского вторжения другого выхода просто не было. За то, чтобы сбить самолет-шпион, единодушно высказались военные всех уровней, и мнение генералитета сошлось на этом же. Теперь Куба ликует, янки наконец-то наказаны! Исса Александрович Плиев спокойно, понимающе кивая, выслушал доклад Степана Гречко и отреагировал:

— Понял. Принял к сведению. Хорошо, спасибо. Похоже, что Плиев остался доволен работой своих ракетчиков. Однако уже спустя всего несколько часов Исса Александрович пришел в ярость и устроил Гречко с Гарбузом разнос:

— Как вы могли открыть огонь по самолету без моего личного распоряжения! Буквально вчера я категорически запретил вам это делать! А вы меня не услышали! Проявили самоуправство! А то, что вы не могли до меня дозвониться, — не оправдание! Не надо было ничего делать! Вы даже не представляете, что вы натворили!

Генералы Гарбуз и Гречко переменились в лице. Вот те раз! Еще совсем недавно Плиев если не одобрял, то уж точно не возражал по поводу сбитого самолета-шпиона. Что же произошло?

— У меня тут на столе целая пачка телеграмм из Москвы, — продолжал Плиев, потряхивая клочком бумаги с печатями и росписями. — Иво всех говорится об одном и том же: нельзя поддаваться на провокации!

Узнав об инциденте с У-2, маршал Родион Малиновский, испугавшись эскалации конфликта, немедленно отправил на Кубу Плиеву-Павлову шифротелеграмму:

«Тростник — товарищу Павлову. Мы считаем, что вы поторопились сбить американский разведывательный самолет У-2, в то время как уже наметилось соглашение мирным путем разрешить конфликт и предотвратить нападение на Кубу.

Мы приняли решение демонтировать Р-12 и эвакуировать их, приступайте к исполнению этого.

Получение подтвердить. Директор».

— Любой огонь по американским военным самолетам или кораблям служит поводом к войне! — продолжил разнос Плиев. — В Белом доме уже поднялся шум, что мы начали стрелять первыми! Это для них повод начать вторжение!

И в самом деле. «Русские начали стрелять первыми! — воскликнул Роберт Кеннеди, узнав об инциденте с самолетом У-2. — Мы немедленно должны начать вторжение на Кубу!

И, несмотря на то, что президент США попытался охладить пыл своего брата, в Белом доме возникло стойкое убеждение, что русские таким образом решили активно выразить свой протест в отношении морского карантина.

Из книги Н.С. Леонова «Лихолетье».

«По сию пору ведутся дискуссии на тему, имел ли право командующий советской группой войск на Кубе Исса Александрович Плиев дать приказ на применение ядерного оружия или же такое право Москва оставляла за собой. Свидетельства очевидцев и участников носят противоречивый характер, но можно сказать, что если бы американцы в тех условиях перешли границы разумного и все же рискнули бы совершить крупномасштабное нападение на Кубу, то не миновать было бы большой беды. Вряд ли удалось бы удержаться от защитного контрудара, если бы под огнем противника оказались наши части и соединения. Никто не дал бы убивать себя безнаказанно, как баранов. Американцы понимали это, и когда 27 октября советской высотной ракетой «земля — воздух» был сбит над Кубой американский разведывательный самолет У-2, то сами же постарались ослабить впечатление от этой истории разговорами, что, мол, у кого-то сдали нервы, произошла ошибка, случайность, и т. п. На самом деле приказ о пуске этой ракеты был отдан заместителем командующего ПВО С. Гречко, а выполнила команду бригада ракетчиков 507-го зенитного полка. Москва и Фидель Кастро были немедленно поставлены в известность о произошедшем. Мотивировка решения была простой — если дать самолету уйти, то он доставит в Вашингтон полные данные о позициях всех развернутых на Кубе ракет. Пуск ракеты был сознательным актом самозащиты. Счастье американцев, что у них не сдали нервы».

Запутанный узел мотивов и целей вокруг сбитого самолета-шпиона, полный недосказанного и недоговоренного, затягивался все сильнее. В Кремле разгорались страсти. Никита Хрущев, получив информацию о сбитом У-2, вскипел:

— Этот сукин сын, Кастро, не ведает что творит! Разве можно сейчас сбивать американские самолеты! Теперь они скажут, что мы стреляли первыми, прекрасный повод начать вторжение на остров!

Его поправили: это не Кастро, а мы сами, советские военные, сбили треклятый У-2. А если бы он улетел во Флориду с бесценной информацией по нашим ракетам? Хрущев, потный и красный от гнева, пристукнул кулаком по столу. Вызвал помощника и начал ему надиктовывать телеграммы для Кастро и Плиева. Формулируя послания, советский лидер лихорадочно наливал себе в хрустальный бокал шипучей минеральной воды из зеленой бутылки и отпивал ее большими глотками, пока не осушил всю бутыль.

Одновременно в исполкоме Совета национальной безопасности США обсуждали, какой политический подтекст имеет история со сбитым самолетом-разведчиком. Похоже, что пообещавший сбивать американские самолеты Кастро исполнил свое обещание, решили в Белом доме. Потом спохватились: откуда у Кастро высотные ракеты? Значит, стреляли русские, по приказу Кастро? Но возможно ли такое? Самолет был сбит на большой высоте, в 21 км, ракетой С-75, с зенитной установки, которая могла находиться лишь у русских. Тогда американцы стали грешить на Кремль, мол, сам Хрущев и отдал такое распоряжение… Приведем документ, как шло обсуждение этого инцидента в Белом доме.

Исполнительный комитет возобновил работу 27 октября в ЗАЛЕ КАБИНЕТА ПРЕЗИДЕНТА в 16 часов дня. Президент Кеннеди поставил магнитофон на запись, и совещание началось с отчета министра обороны США, Роберта Макнамары.

Президент Кеннеди. Нужно подождать, пока мы не получим больше сведений о том, почему полет У-2 прерван. Возможно, нам придется остановиться. Потому что на Кубе сейчас все проявляют чрезмерную враждебность. (…) Я считаю, что мы должны обсудить все варианты, пока они не прекратят работы. Думаю, что Турция может стать предметом обсуждения. Иначе Хрущев заявит, что мы отвергли его предложение, а оно было мирным и разумным. И что тогда нам делать? Все будет в порядке, если он прекратит работы и демонтирует установки. Тогда мы сможем вести нормальные переговоры.

Алексис Джонсон. Советский посол в ООН господин Валериан Зорин встретился с председателем ООН У Таном в Нью-Йорке. И нам сообщили, что Зорин утверждает следующее: первое письмо от Хрущева, датированное 26 октября, такое большое и миролюбивое, было конфиденциальным, и Хрущев писал его лично для уменьшения напряженности. Но Зорин подчеркнул, что реальное предложение Хрущева содержится как раз во втором письме, которое было передано в радиоэфире.

Президент Кеннеди. Я думаю, нам сегодня надо спросить У Тана, а сможет ли он получить от СССР хоть какие-нибудь гарантии того, что работы по монтажу ракет прекратятся? (.)

Раск. Господин президент, вот еще один вариант вашего письма в адрес г-на Хрущева. Мы подготовили. Взгляните.

Президент Кеннеди. Я думаю, что самое сейчас правильное в отношении Хрущева и мировой общественности, так это сказать, что мы с удовольствием обсудим этот вопрос, в смысле Турцию, как только увидим, что работы на Кубе по монтажу ракет прекращены.

Банди. Мы получили ответ от Финлеттера и длинную телеграмму от Хэара о возможной реакции Турции на устранение ракет «Юпитер» в Турции. Они оба сходятся на том, что если мы пойдем на сделку Турция — Куба, то эффективность НАТО значительно уменьшится.

Президент Кеннеди. Но вы понимаете, Мак, что ситуация быстро меняется. И если мы эту сделку примем в ближайшие 48 часов, она будет иметь определенную привлекательность.

Если же мы ее отвергнем и начнем военные действия против Кубы, то военный альянс НАТО станет еще слабее.

Дин Раск (зачитывает несколько вариантов письма от имени Кеннеди Хрущеву. Продолжительная дискуссия: обсуждение формулировок).

Макнамара. Мы могли бы в двустороннем порядке договориться с Турцией, что мы обезвредим их «Юпитеры» и заменим их на подлодки «Поларис». А потом мы скажем Союзу: «Вы говорите, что там существует угроза. Мы ее устранили. Вам не нужно более об этом беспокоиться. И, возвращаясь к вашему недавнему письму, мы хотим сделать предложение. Мы согласны не совершать вторжение на Кубу. А вы уберете ваши ракеты».

Банди. А что они от этого получат?

Макнамара. Проблема Турции решена! (.)

Банди. Я бы предпочел дать Финлеттеру еще день на то, чтобы он выяснил мнение людей на этот счет, демонтажа ракет.

Президент Кеннеди. Это будет. Понимаете, они же не знают об альтернативах. Они не стратеги и поэтому скажут: «О Господи, мы не хотим такого обмена — Куба в обмен на Турцию! Они не понимают, что через 2–3 дня мы можем нанести удар по Кубе, а это может вызвать захват Берлина или удар по Турции со стороны Советов. И вот тогда они воскликнут «Боже мой! Мы должны были согласиться!» Но будетуже поздно. (.)

Мы все прекрасно понимаем и знаем, как быстро исчезает храбрость, когда проливается кровь, и все это случится и с НАТО. Когда мы начнем эту операцию, а они захватят Берлин, все скажут: «В конце концов, Турция в обмен на Кубу — это было хорошее предложение».

Не будем обманывать себя. (.) Нужно решить две проблемы. Во-первых, нужно ли нам немедленно обращаться к туркам и выяснять, готовы ли они пойти на сделку, о которой говорил министр Макнамара. Если они не согласны, тогда нам нужно сказать об этом на общем собрании НАТО, потому что НАТО может на них повлиять. Думаю, нам сейчас нужно избавиться от ракет в Турции и на Кубе.

Диллон. Не вижу смысла разговаривать с турками в Белом доме. Думаю, это нужно сделать через НАТО.

Президент Кеннеди. Дело в том, что Хрущев вновь вернулся к сказанному им утром о Турции. Думаю, мы должны сказать, что ключевой момент этого письма — прекращение всех работ. Мы с этим согласны. В этом нет никаких сомнений. Вопрос только в том, будет ли в соглашение включена Турция или только Куба.

Поэтому первым будет условие Хрущеву: «Если вы согласитесь прекратить работы на военных базах на Кубе и немедленно законсервируете все системы наступательных вооружений и разрешите ООН проверку» — то мы будем рассматривать ваше предложение по Турции.

Макнамара. Правильно.

Президент Кеннеди. Давайте посмотрим вначале на его реакцию. (.) Мы должны быть разумными. Нам придется убрать наше оружие из Турции.

(Неразборчивая групповая дискуссия. Идет обсуждение формулировок письма Кеннеди в адрес Хрущева).

Болл. Господин президент, я думаю, что, если бы вы могли вставить в последнюю часть вашего письма цитаты из письма Хрущева, это было бы хорошо.

Роберт Кеннеди. А почему мы этим вопросом беспокоим президента? Ребята, почему вы не работаете над этим? И почему бы нам самим не поработать над текстом вашего письма без вас, господин президент, чтобы вы нас потом разбили в пух и прах?

(Долгий смех).

Генерал Тейлор. Господин президент, начальники штабов проводили днем совещание. И вот какие рекомендации мы от них получили. После нанесения удара через 7 дней будет реализован план номер 316 — вторжение».

Роберт Кеннеди. Вот новость-то! (Групповой смех).

Президент Кеннеди. Это следующий шаг. Давайте все делать поэтапно, не забегая вперед. (.) Давайте позвоним по телефону по поводу письма. Болл, ты сейчас пойдешь и решишь с Эдлаем Стивенсоном вопрос, связанный с письмом, хорошо? А наш следующий вопрос — Турция и НАТО. У нас есть предложение Макнамары.

(Обрыв записи).

Макнамара. Я предлагаю убрать ракеты из Турции и Италии и добиться, чтобы Италия выступила на нашей стороне. В таком случае на Турцию будет оказано дополнительное давление. (.)

Президент Кеннеди. Предложение в Турцию Хэару должно быть таким, чтобы было видно — это соответствует их интересам и при этом мы обеспечиваем Турции более высокую и эффективную защиту, чем ранее.

Банди. Сомневаюсь, что Совет НАТО будет рекомендовать, чтобы мы убрали ракеты из Турции.

Томпсон. Даже если мы их заменим на «Поларисы»?

Маккоун. Ракеты ставят нас в положение заложников.

Я считаю, что у Турции именно такая позиция уже пару лет.

Раск. Когда весной 1961 года мы предлагали «Юпитеры» заменить на «Поларисы», реакция Турции была следующей: «Ваши ракеты находятся здесь. И пока они здесь, вы тоже здесь».

Президент Кеннеди. И несколько членов НАТО отнюдь не будут от этого в восторге.

Макнамара. А можно представить так. Ракеты «Юпитеры» устарели, и еще больше, чем ракеты «Тор» в Великобритании. Англичане с этим уже согласились и решили заменить их другими средствами, среди которых самым эффективным сегодня является «Поларис». И мы предлагаем то же самое и для Турции.

Президент Кеннеди. Конечно, мы хотим, чтобы сами турки выступили с этим предложением и попросили нас о «Поларисах» вместо «Юпитеров».

(.)

Банди. Думаю, нам поможет НАТО. Надо действовать через них.

Макнамара. Я считаю, что нам приходится действовать быстро (зачитывает военную сводку). Наш самолет У-2 был сбит. Был открыт огонь по нашему самолету-разведчику.

Роберт Кеннеди. У-2 был сбит? (Пауза, все пребывают в состоянии шока). Макнамара. Да. Сказали, что его сбили.

Роберт Кеннеди. Пилот убит?

Тейлор. Да. Его сбили над Бэйне, это рядом с базой ракет SAM (C-75 в русской кодификации). Сбили ракетой «земля — воздух» в восточной части Кубы. Говорят, что тело пилота осталось в самолете. Очевидно, что на базе ракет SAM находился радар. Все это выглядит весьма правдоподобно.

Макнамара. Этим пилотом был майор Рудольф Андерсон из Южной Калифорнии.

Президент Кеннеди. Ведь это означает серьезную эскалацию конфликта?

Макнамара. Да, именно так. И все это влияет на время, которое мы выбрали. Я считаю, что мы можем отложить атаку на Кубу до среды, 31 октября, или даже до четверга и использовать это время, чтобы обратиться в НАТО.

Президент Кеннеди. Как мы можем объяснить последствия сообщений, сделанных Хрущевым? И как понять их решение сбивать американские самолеты в свете только что сделанного заявления о том, что оружие будет применено только в случае атаки? Они что, изменили свои приказы? Мы только что имели обстрел нашей авиации из зенитной артиллерии (видимо, имеется в виду подбитый 25 октября кубинцами летящий на малой высоте истребитель F-105. — А.Г.) и теперь еще получили применение ракеты SAM, приведшей к гибели нашего пилота.

Макнамара. Как мы должны это интерпретировать? Я не знаю.

Генерал Тейлор. Русские решили, что должны как-то отреагировать на наши самолеты-разведчики. Всем известно, куда мы посылаем самолеты и зачем. Мы знаем эти площадки, с которых сбили самолет У-2. Следует подумать об ответном ударе по этой площадке!

Президент Кеннеди. Как мы можем туда посылать завтра У-2, если мы не ликвидируем все площадки SAM?!

Маккоун. Кажется, эти действия означают резкий протест. Напишите письмо Хрущеву прямо сейчас. Напишите, что мы будем вынуждены ликвидировать объекты ракет SAM.

Тейлор. Мы нанесем по ним ответный удар и потом сделаем заявление, что, если они будут стрелять по нашим самолетам, мы вообще ликвидируем их.

Банди. А вы можете нанести удар по этим SAM прямо сегодня вечером?

Макнамара. Нет, уже слишком поздно — темнеет. Давайте не думать сейчас об ответных мерах.

Тейлор. Это очень опасно, господин министр. Мы должны вести разведку каждый день. А разведка становится трудной.

Макнамара. А если мы собираемся вести разведку каждый день, то нам придется каждый день вести ответный огонь!

Тейлор. Правильно. Будем вести огонь!

Президент Кеннеди. Как мы можем туда посылать завтра снова У-2, если и завтра пилот может быть убит? Ведь так?

Тейлор. Разумеется. И поэтому нужно нанести ответный удар с превосходящими силами.

Макнамара. Я считаю, что на данный момент следует забыть обУ-2. Спонтанное решение об ответном ударе вносит в наши планы мирного урегулирования конфликта полный хаос.

Кеннеди. Я думаю, что нам следует публично объявить о случившемся. Если мы уверены что У-2 сбит советской ракетой, то об этом следует объявить, потому что все равно произойдет утечка информации. Гавана заявит об этом. И мы должны сделать заявление. (.)

И надо завтра провести совещание в НАТО. Они должны чувствовать себя частью всего этого.

Макнамара. Я согласен, но надо подумать, чего мы хотим от НАТО.

Сбитый самолет — не повод собирать совещание НАТО, и мы должны подготовить реальное предложение. (.) Я предлагаю обсудить с ними вопрос насчет турецких ракет. Мы скажем, что в ситуации конфликта с Кубой турецкие «Юпитеры» представляют опасность, а мы можем эту опасность устранить и одновременно даже усилить защиту НАТО. Мы можем сказать, что сейчас мы находимся в такой ситуации, что если мы начнем бомбить Кубу, то русские немедленно атакуют ракетные базы в Турции. (.)

Президент Кеннеди. Давайте сделаем перерыв, чтобы все смогли перекусить, а затем встретимся, скажем, в девять вечера, вернемся сюда и посмотрим, что мы будем делать. Проанализируем наши послания в ООН и Турцию и подумаем над другими вопросами. Да, я считаю, что нам продолжить совещание лучше всего в девять вечера. (.)

В это время президент Кеннеди выходит из комнаты, и разговор продолжается в более неофициальном ключе.

Президент Кеннеди принял решение о том, чтобы его брат и министр юстиции США Роберт Кеннеди встретился с послом СССР в Вашингтоне Анатолием Добрыниным и лично ему передал копию письма для Хрущева. Роберт Кеннеди позвонил Добрынину и договорился о встрече через полчаса. Впоследствии Роберт Кеннеди писал об этом эпизоде в дневнике: «И росло ощущение, что вокруг всех нас, американцев, и вокруг всего человечества стягивается петля, из которой выкарабкаться становится все труднее».

Помощник президента, Макджордж Банди, день «черной субботы», 27 октября, запомнил по хитроумной дипломатической схеме. Он зафиксировал в своих мемуарах: «Кеннеди на моих глазах попросил госсекретаря Дина Раска позвонить президенту Колумбийского университета Эндрю Кордье, который был близок к председателю ООН У Тану. Эндрю мог тайно передать Тану предложение Вашингтона об обмене ракет на Кубе на ракеты в Турции. Если Хрущев отвергнет предложение лично Кеннеди, то пусть он услышит это предложение из уст независимого эксперта. На мнение У Тана, в свою очередь, должен был повлиять директор Колумбийского университета Эндрю Кордье с подачи госсекретаря США Дина Раска».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.