Глава 3. Влияние «английского фактора» на военные планы и авиационную промышленность СССР кануна и начала Второй мировой войны

Глава 3. Влияние «английского фактора» на военные планы и авиационную промышленность СССР кануна и начала Второй мировой войны

Тема военно-политического давления на СССР со стороны Великобритании в начальный период Второй мировой войны не является новой в отечественной историографии. Общепринятой является точка зрения, что пик этого противостояния достиг наивысшей фазы к концу войны между СССР и Финляндией и сохранялся еще некоторое время вплоть до военного поражения англо-французского блока на континенте в мае — июне 1940 года. При этом важное значение уделяется анализу планов военных операций союзников как по высадке в Скандинавии, так и по подготовке нападения на южные районы СССР[1178].

Между тем в гораздо меньшей степени изучена такая проблема, как влияние так называемого «английского фактора» не только на внешнюю политику, но и непосредственно на вопросы боевой готовности вооруженных сил СССР, в том числе военной авиации, в период от кануна Второй мировой до начала Великой Отечественной войны. Последствия же этого влияния могут рассматриваться также и с точки зрения их значимости в плане подготовки Советского Союза к войне с Германией.

Начнем с вопроса о практическом использовании английской военной техники против СССР. Англия находилась на первом месте по числу переданных Финляндии самолетов среди всех стран, осуществлявших поставки во время «Зимней войны», вопреки заявлению министра авиации К. Вуда, что у него «нет лишних самолетов»[1179]. Они начались уже 12 декабря 1939 года, то есть всего две недели спустя после начала боев, когда посол Финляндии подписал контракт с фирмой «Глостер» на приобретение партии истребителей «Гладиатор» на сумму в 173 тысячи фунтов стерлингов, причем еще 10 машин англичане предоставили безвозмездно. Позднее предполагалась закупка новой партии в 30 машин[1180]. Примечательно, что, несмотря на неоднократные просьбы французских союзников об отправке из Соединенного Королевства во Францию дополнительных подразделений истребителей, англичане послали туда до начала немецкого наступления в мае 1940 года в дополнение к имевшимся там с начала войны истребителям всего лишь две эскадрильи «Гладиаторов»[1181]. Великобритания передавала Финляндии и более современные истребители — самолеты Хоукер «Харрикейн», взятые из состава 19-й и 20-й боевых эскадрилий английских ВВС, которые базировались в Сент-Эфене и Эстон Доуне[1182].

Но наиболее важными для финских ВВС были поставки бомбардировщиков «Бленхейм» английского производства. Ранее Финляндия купила партию машин этого типа и лицензию на их производство, а во время войны с Советским Союзом поступление этих машин из Англии возобновилось. Хотя последовавшая в конце войны дополнительная просьба Финляндии о немедленной поставке 100 бомбардировщиков этого типа была признана Комитетом начальников штабов неосуществимой, тем не менее, было принято предварительное решение об отправке в Финляндию к 20 марта 1940 года 50-ти машин, и лишь известие о мирных переговорах отменило эти планы[1183]. Примечательно, что военно-воздушные силы, поддерживающие английские экспедиционные войска во Франции, располагали лишь двумя эскадрильями «Бленхеймов»[1184].

Составлявшие основу бомбардировочного парка финской авиации в июне 1941 года, когда Финляндия выступила против СССР на стороне Германии, «Бленхеймы» не только приняли активное участие в боевых действиях, но продолжали эксплуатироваться и позднее, вплоть до 1956 года[1185].

В связи с этим особое значение приобретают слова И.В. Сталина, сказанные им 14 апреля 1940 года на совещании высшего командного состава РККА. Он заявил, говоря об итогах «Зимней войны»: «Спрашивается, кого мы победилиа Вся оборона Финляндии и война велись по указке, по наущению, по совету Англии и Франции… Итог об этом говорит. Мы разбили не только финнов — это задача не такая большая. Главное в нашей победе состоит в том, что мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов. В этом основная наша победа»[1186].

Английские поставки самолетов в Финляндию не только в какой-то степени истощали собственные ресурсы страны. Эта ситуация выглядела парадоксальной еще и потому, что Великобритания в начале Второй мировой войны ощущала острый дефицит древесины, особенно в авиастроении, несмотря на увеличивающиеся поставки из Канады, и в связи с этим рассчитывала на советские поставки. Как отмечает канадский исследователь М. Китчен, «потребности Англии в древесине были настолько велики, что было принято решение сделать все возможное для возобновления поставок промышленной продукции и сырья в СССР», поэтому 11 октября 1939 года между двумя странами было заключено соответствующее торговое соглашение. С началом же «Зимней войны» ситуация обострилась — министерство иностранных дел Великобритании «все более ожесточалось против Советского Союза и заявило министерству торговли, что оно должно найти других поставщиков древесины, поскольку из-за финской войны не могло быть и речи о торговых сделках с СССР». Последнее же «было обеспокоено тем, что закупки древесины в России будут запрещены»[1187].

Английскую военно-политическую доктрину определил Д. Фуллер, подчеркнувший в своей работе «Вторая мировая война 1939–1945 годов», что «Британия стремилась… разделять путем соперничества великие континентальные державы и сохранять равновесие между ними… Врагом становилось не самое плохое государство, а то, которое… обычно было сильнейшим из числа континентальных держав… Поэтому целью войны было такое ослабление сильнейшего государства, чтобы можно было восстановить равновесие сил»[1188].

Политическое содержание английской военной доктрины определяло и ее военно-техническую сторону. Резкое отличие от немецкой доктрины заключалось в теории войны на истощение — войны длительной и коалиционной, требующей огромного напряжения[1189]. Это полностью отразилось и на военно-воздушных силах, которые рассматривались как стратегическое средство ведения войны и на которые возлагались важные задачи. Еще с 1923 года в Англии была принята наступательная доктрина «воздушного устрашения». Военное руководство полагало, что, опираясь на флот и авиацию, Англия может подорвать военно-экономический потенциал противника путем разрушения его политических и промышленных центров воздушными бомбардировками, а наземные силы только завершат удар по врагу[1190]. Повышенное внимание к стратегической воздушной войне объяснялось и тем, что начальником генштаба английских ВВС и их руководителем в период с окончания Первой мировой войны до 1930 года был маршал авиации Тренчард, командовавший в годы Первой мировой войны соединением стратегических бомбардировщиков[1191]. До 1933 года — то есть до прихода к власти в Германии нацистского правительства — штаб английских ВВС считал СССР одним из наиболее вероятных противников[1192]. В начале 1936 года им был разработан комплекс требований к новому тяжелому бомбардировщику, а 27 мая того же года открылась специально созванная для этого конференция. «Достижение необходимой дальности в 3000 миль (4827 км) для ударов по СССР считалось весьма желательным…», — отмечал, говоря о ней, исследователь истории авиационной техники В. Корнилов[1193]. В 1937 году министерство авиации приступило к планированию боевых действий против конкретного противника — Германии. Исследовательская группа пришла к выводу о необходимости развития также и истребительной авиации, что в срочном порядке стало претворяться в жизнь с 1938 года[1194]. Что же касается многих вопросов теории и практики строительства и использования тактической авиации, то они так и не были решены. Это было связано с тем, что роль самих сухопутных войск (которые, по утверждению фельдмаршала Монтгомери, были совершенно не готовы к ведению крупных боевых операций) до сентября 1939 года в английской военной доктрине никогда по-настоящему не определялась. А военно-воздушные силы с 1938 года стали считаться первым по значению видом вооруженных сил[1195].

Как уже отмечалось выше, особую роль в английских ВВС занимали дальние бомбардировщики. Еще в ноябре 1938 года англичане установили на бомбардировщике Виккерс «Уэллесли» абсолютный мировой рекорд дальности полета, продержавшийся вплоть до конца Второй мировой войны[1196]. К марту 1938 года был принят так называемый «план L», предусматривающий изготовление 752 тяжелых бомбардировщиков, а уже в ноябре того же года его сменил «план М», в котором планируемое производство машин этого типа выросло до 1360[1197]. Для оценки хода воздушных операций во Второй мировой войне важно отметить, что англичане уже давно считали тяжелый бомбардировщик с мощным вооружением лучше всего приспособленным для ведения стратегической воздушной войны. Еще до начала Второй мировой войны на вооружении английских военно-воздушных сил находилось два типа подобных бомбардировщиков — Армстронг-Уитворт «Уитли» и Виккерс «Веллингтон», отмечает Г. Фойхтер, подчеркивая далее, что они «были настолько удачными образцами, что в немецких вооруженных силах не было ни одного самолета, который хотя бы приблизительно мог сравняться с ними по своему вооружению, бомбовой нагрузке и дальности полета»[1198]. «Конструирование и подготовка к производству четырехмоторных бомбардировщиков Шорт «Стирлинг», Хэндли Пэйдж «Галифакс» и Авро «Ланкастер», являвшихся с 1941 года и до конца войны основными самолетами для стратегических воздушных операций против Германии, — обращает внимание Г. Фойхтер, — также были начаты задолго до Второй мировой войны». И далее Фойхтер подчеркивает, что «это свидетельствует о том, насколько правильно англичане оценили возможности стратегической воздушной войны и насколько целеустремленно они действовали»[1199]. «Королевские военно-воздушные силы, единственные среди европейских ВВС, возлагали надежды на оперативное бомбометание», — сообщал английский историк А Тейлор[1200]. «Королевские военно-воздушные силы имели внушительное по тому времени ядро стратегической бомбардировочной авиации (чего не было у Германии)… Таким образом, грозное оружие было готово к немедленным действиям», — оценивал английский исследователь Д. Кимхе состояние и возможности британских ВВС к моменту начала Второй мировой войны[1201].

Именно наличие в Великобритании подобной доктрины и соответствующего вида вооруженных сил объясняло выбор цели на территории СССР в период кризиса советско-английских отношений — нефтяные месторождения на Кавказе. К началу Второй мировой войны бакинская нефтяная промышленность давала 80 % высокосортного авиационного бензина, 90 % лигроина и керосина, 96 % автотракторных масел от общего их производства в СССР[1202]. Внимание англо-французского блока, где Великобритания играла ведущую роль, к бакинским нефтепромыслам и поиск возможных путей к выводу их из строя проявились практически сразу же после начала Второй мировой войны, в которой СССР принимал фактическое участие с 17 сентября 1939 года.

Теоретическая возможность нападения с воздуха на советские нефтяные месторождения впервые была рассмотрена уже в сентябре 1939 года офицером связи между генштабом и МИДом Франции подполковником Полем де Виллелюмом[1203]. А 10 октября министр финансов Франции П. Рейно поставил перед ним конкретный вопрос в состоянии ли французские ВВС «подвергнуть бомбардировке из Сирии нефтеразработки и нефтеперерабатывающие заводы на Кавказе?»[1204].

Хотя французы и согласовывали свои планы с англичанами, последние ненамного отстали от них в разработке своих аналогичных проектов. Один из первых собственно английских документов датирован 31 октября 1939 года и представляет собой письмо министра снабжения Великобритании министру иностранных дел. «Это письмо написано в реалистическом духе и написал его человек, который потратил очень много времени на изучение данной проблемы и пришел к убеждению в необходимости иметь определенную возможность, позволяющую лишить своего потенциального противника «карбюратора», питающего весь его механизм», — сообщал автор письма. Он отмечал, что «в армиях многих государств заведен порядок, предусматривающий составление перечня целей, подлежащих первоочередной бомбардировке силами своей авиации. Я думаю, что почти во всех случаях по общепринятому убеждению в качестве цели № 1 указываются запасы нефти». В письме указывалось на уязвимость советских нефтяных источников, крупнейшим из которых отмечался Баку, а затем шли Грозный и Майкоп. Автор констатировал, что «изучение нашим генеральным штабом вопроса… возможности уничтожения нефтяных источников могло бы оказаться очень эффективным средством устрашения. Если уничтожить русские нефтепромыслы (а все они представляют собой разработки фонтанирующего типа и поэтому могут быть очень легко разрушены), нефти лишится не только Россия, но и любой союзник России, который надеется получить ее у этой страны». В письме были указаны расстояния от некоторых пограничных пунктов Турции и Ирана до Баку, Майкопа и Грозного, откуда следовало, что кратчайшее расстояние до Баку — от иранской территории. Автор предлагал британскому и иранскому генеральному штабу совместно рассмотреть возможность бомбардировки советских объектов, подчеркивая, «что чрезвычайно важно иметь в наших руках своего рода козырь при осуществлении сделок с СССР». Копия этого письма была направлена 6 ноября 1939 года министром иностранных дел Великобритании Г.Л. Исмеем в Военный комитет начальников штабов, разведывательному подкомитету для проверки изложенных фактов и объединенному подкомитету по планированию с целью изучения стратегической стороны данной проблемы и подготовки проекта доклада[1205].

31 декабря в Анкару прибыл английский генерал С. Батлер для обсуждения проблем англо-турецкого военного сотрудничества прежде всего против СССР и, в частности, для обсуждения вопроса об использовании англичанами аэродромов и портов в Восточной Турции[1206]. Так закончился для англо-французских союзников 1939 год.

11 января 1940 года английское посольство в Москве сообщало, что акция на Кавказе может «поставить Россию на колени в кратчайшие сроки», а разбомбление кавказских нефтепромыслов способно нанести СССР «нокаутирующий удар»[1207]. 15 января генеральный секретарь французского МИДа Леже сообщил американскому послу У. Буллиту, что Даладье предложил направить в Черное море эскадру для блокады советских коммуникаций и бомбардировки Батуми, а также атаковать с воздуха нефтеразработки Баку. Причем целью этих операций не являлось только лишь предотвращение поставок нефти из СССР в Германию. Леже заявил: «Франция не станет разрывать дипломатических отношений с Советским Союзом или объявлять ему войну, она уничтожит Советский Союз, если это возможно, при необходимости — с помощью пушек»[1208].

24 января начальник имперского генерального штаба Англии генерал Э. Айронсайд представил военному кабинету меморандум «Главная стратегия войны», где указывал следующее: «При определении нашей стратегии в создавшейся обстановке будет единственно верным решением считать Россию и Германию партнерами». Айронсайд подчеркивал: «На мой взгляд, мы сможем оказывать эффективную помощь Финляндии лишь в том случае, если атакуем Россию по возможности с большего количества направлений и, что особенно важно, нанесем удар по Баку — району добычи нефти, чтобы вызвать серьезный государственный кризис в России». Айронсайд отдавал себе отчет, что подобные действия неизбежно приведут западных союзников к войне с СССР, но в сложившейся обстановке считал это совершенно оправданным[1209]. В документе подчеркивалась роль английской авиации для осуществления этих планов и, в частности, указывалось, что «экономически Россия сильно зависит в ведении войны от снабжения нефтью из Баку. Этот район находится в пределах досягаемости бомбардировщиков дальнего действия, но при условии, что они имеют возможность полета над территорией Турции или Ирана». 1 февраля военный министр Ирана А. Нахджаван поставил перед английским военным атташе в Тегеране Х. Андервудом вопрос о покупке в Англии 60 бомбардировщиков и 20 истребителей в дополнение к 15 истребителям, уже обещанным англичанами, причем желание приобрести бомбардировщики министр обосновывал стремлением вести войну на территории противника. Он даже выразил «готовность пожертвовать половину бомбардировочной авиации Ирана с целью разрушения или повреждения Баку»! Министр предложил также «координацию иранских и британских наступательных планов для войны против России». В записке Маклина от 2 февраля предлагался вариант действий, возможный, по его мнению, даже без турецкой помощи: осуществив перелет над турецкой и иранской территориями, англичане и французы «были бы в состоянии нанести серьезный ущерб нефтяным скважинам и нефтеперерабатывающим предприятиям в Баку и на Северном Кавказе, нефтеперекачивающим узлам… и соединяющему их нефтепроводу». Воздушный риск «был бы незначительным по сравнению с серьезными выгодами, которые можно было бы получить в результате этих действий»[1210].

7 февраля проблема подготовки нападения на советские нефтепромыслы обсуждалась на заседании английского военного кабинета, который пришел к выводу, что успешное осуществление этих акций «может основательно парализовать советскую экономику, включая сельское хозяйство». Комитету начальников штабов было дано указание подготовить соответствующий документ в свете новых задач[1211].

Генерал Шардиньи, в период интервенции союзников против России занимавший пост начальника французской миссии в Тифлисе, 18 февраля заявил в своем докладе, что важность разрушительной операции против Баку оправдывает любой риск. Вслед за этим 3-е бюро французского Генштаба в специальном документе «Исследование операции, имеющей целью лишить Германию и СССР нефтяных ресурсов Кавказа», отметило, что операция «потрясет советскую власть». Этот документ лег в основу плана «Р.И.П.» (русская аббревиатура плана «Россия. Индустрия. Горючее»), обобщавшего детали будущей операции[1212].

Генерал Гамелен представил 22 февраля докладную записку с планом нападения на СССР со стороны Кавказа. В плане подчеркивалось, что из-за слабой дорожной сети участие сухопутных сил будет затруднительным, поэтому решающая роль отводилась именно воздушным ударам, в первую очередь по районам Баку и Батуми[1213]. Гамелен указывал, что «операция против нефтепромышленности Кавказа нанесет тяжелый, если не решающий, удар по военной и экономической организации Советского Союза. В течение нескольких месяцев СССР может оказаться перед такими трудностями, что это создаст угрозу полной катастрофы. Если будет достигнут такой результат, то вокруг Германии, которая лишится всех поставок из России, замкнется кольцо блокады на Востоке». Так как Грозный и Майкоп находились вне пределов досягаемости союзной авиации, Гамелен предполагал сосредоточить все силы против Баку. Речь могла идти о тяжелых бомбардировщиках общим числом 6–8 авиагрупп по 13 машин в каждой[1214]. Подчеркивая, что Баку дает 75 % всей советской нефти, Гамелен отмечал, что базы для налетов должны находиться в Турции, Иране, Сирии или Ираке. На следующий день, 23 февраля, начальники штабов представили английскому военному кабинету по его указанию доклад по поводу контактов с Ираном, отмечая при этом необходимость сохранения иранского нейтралитета «до того времени, когда нам потребуется иранское сотрудничество для наступательных операций против России». В докладе указывалось: «Дальнейшее изучение наступательной операции, которую мы могли бы предпринять против России, подтвердило наше мнение, что Кавказ является одним из регионов, где Россия особенно уязвима, и что этот регион может быть успешно поражен нападением с воздуха». В докладе делались следующие выводы: имеющиеся самолеты не могут достичь территории Кавказа с имеющихся баз в Ираке, а следовательно, для успешных действий требуется или переоснащение эскадрилий бомбардировщиков в Ираке самолетами дальнего действия, что потребует немало времени, или, если «надо будет действовать против русских нефтеразработок в недалеком будущем, то придется прибегнуть к активной помощи со стороны Ирана». Таково было заключение начальников штабов Великобритании[1215].

Как видим, и английские, и французские планы разрабатывались практически с абсолютной синхронностью во времени. Примерно одинаковым разработчикам казался и практический план осуществления поставленной задачи. Обе стороны информировали друг друга о своих решениях, хотя и без этого налицо была схожесть как их главной цели, так и путей ее решения.

28 февраля штаб ВВС Франции подготовил документ, в котором содержались уже конкретные расчеты о силах и средствах, необходимых для разрушения нефтеперерабатывающих установок Баку, Батуми и Поти. Начались англо-французские переговоры по этому вопросу. Так, 7 марта состоялось совещание генерала Вейгана с командующими английскими и французскими ВВС на Ближнем Востоке. Генерал У. Митчелл, представляющий Великобританию, информировал Вейгана, что получил из Лондона указания о подготовке к возможной бомбардировке и прибыл в Бейрут по пути в Анкару. Митчелл сказал, что намерен просить начальника генштаба турецкой армии маршала Чакмака разрешить осмотреть турецкие аэродромы, которые могут быть использованы для промежуточных посадок самолетов, вылетающих из Джезире. База Джезире находилась на северо-востоке Сирии, и Митчелл, с разрешения Вейгана, побывал на этом аэродроме французских ВВС[1216].

8 марта произошло очень важное событие в контексте подготовки войны Великобритании и Франции с Советским Союзом. В этот день английский комитет начальников штабов представил правительству доклад под названием «Военные последствия военных действий против России в 1940 году». По сравнению с докладной запиской Гамелена от 22 февраля, где четко обрисовывался район нападения на СССР со стороны южной границы и предлагались конкретные формы нападения, английский документ носил более общий характер. «Мы собираемся представить военному кабинету предположения об основных военных факторах, которые имеют значение для рассмотрения последствия союзнических военных действий против России в 1940 году в контексте главной цели в этой войне — поражения Германии», — начинали свой доклад авторы и переходили затем к анализу переспективы советско-германского экономического и военного сотрудничества, оценке уязвимых пунктов советской системы и завершали доклад изложением «методов, при помощи которых союзники могут нанести удар по России»[1217]. В докладе предусматривались три основных направления военных действий. Но наиболее подробно в докладе был изложен третий, «южный» вариант, а главную роль в нем играли военно-воздушные силы. «Так как в Скандинавском регионе имеются лишь немногие важные русские объекты, комитет начальников штабов рекомендует напасть на южные районы СССР. В этих районах можно поразить наиболее уязвимые пункты Советского Союза. На первом этапе такая интервенция должна ограничиться воздушными ударами»[1218]. Причина предпочтения авторами третьего варианта объяснялась кавказской нефтью. В докладе говорилось: «Фундаментальной слабостью русской экономики является зависимость от поставок нефти с Кавказа. От них зависят вооруженные силы. Русское сельское хозяйство механизировано… 80 % добычи нефти и 90 % предприятий по переработке нефти сосредоточены на Кавказе. Крупномасштабное нарушение поставок нефти из этого региона будет поэтому иметь далеко идущие последствия для советской экономики». Если начнется сокращение нефтедобычи, то «может произойти полный крах военной, промышленной и сельскохозяйственной систем России»[1219].

В докладе отмечалось: «По имеющимся оценкам, уничтожение основных нефтеперерабатывающих заводов может быть достигнуто путем непрерывных операций в течение нескольких недель силами не менее чем трех бомбардировочных эскадрилий… Три эскадрильи самолетов «Бленхейм MK-4» могут быть предоставлены из сил метрополии, и, если все подготовительные работы будут осуществлены сразу, они к концу апреля будут готовы к действию с баз в Северном Ираке или Сирии»[1220].

Кстати, в докладе учитывалось, что французской стороной уже был разработан «план нападения на Кавказ бомбардировщиками дальнего действия с баз в Сирии». Также указывалось, что «имеется возможность того, что удастся привлечь Иран» и в этом случае получилось бы «использовать Тегеран как передовой аэродром». Военно-морские силы также могли быть привлечены к нанесению воздушных ударов: «рейды авианосцев в Черном море с целью бомбардировок нефтеперегонных предприятий, нефтехранилищ или портовых сооружений в Батуми и Туапсе будут полезным дополнением к основным воздушным налетам на Кавказский регион и могут привести к временному разрушению русской обороны»[1221].

В докладе разъяснялись и некоторые затруднения осуществления плана. Бомбардировщиков «Бленхейм МК-4» крайне не хватало. На момент изложения доклада они были нужны в метрополии на случай отражения крупных германских операций и для охраны баз британского флота. Кроме того, для обеспечения их действий с сирийских и иракских аэродромов необходимы были и сухопутные силы. Подводя итоги последствий возможных воздушных атак, авторы доклада полагали, что нефтепромыслы будут выведены из строя «не менее чем на девять месяцев». «Мы должны констатировать, что бомбежка на Кавказе, безусловно, вызовет значительные потери среди мирного населения», — признавали они[1222].

Как видим, при более развернутом рассмотрении различных вариантов действий против СССР, данный план все же имел очень много общего с планом Гамелена от 22 февраля. И тот, и другой предполагали избрать основным местом по сосредоточению военных усилий нефтяные месторождения Кавказа; оба они делали упор на военно-воздушные силы при их атаке; как французская, так и английская стороны предполагали использовать авиабазы друг друга и координировать свои планы; оба плана предполагали военное сотрудничество с Турцией и Ираном.

Таково было положение с англо-французскими стратегическими планами нападения на СССР с юга к моменту окончания советско-финляндской «Зимней войны» 13 марта 1940 года. Следует отметить наличие согласованных усилий Англии и Франции, приоритет Лондона в предполагавшихся операциях и роль воздушного оружия в методах их осуществления. Не хватало лишь принятия политического решения о нападении. Сама «Зимняя война» резко усилила разработку подобных планов, и было очень важно проследить за их осуществлением после ее окончания, когда формальный предлог для нападения в свете ведущихся между СССР и Финляндией военных действий попросту перестал существовать.

Заключение с Финляндией мирного договора не сняло с СССР проблему противостояния с англо-французскими союзниками. Дипломатические отношения между Советским Союзом и двумя этими западными странами достигли критической точки: английский посол выехал из Москвы, советский полпред во Франции 19 марта был объявлен «персоной нон грата». Правительственный кризис во Франции привел к падению кабинета Э. Даладье, обвиненного в недостаточной помощи Финляндии, и к власти пришло правительство во главе с П. Рейно. Между тем подготовка к воздушному удару по Кавказу отнюдь не прекратилась. Более того, она получила дополнительный импульс. Уже 22 марта 1940 года, на следующий день, после того как Поль Рейно стал председателем Совета министров, главнокомандующий сухопутными вооруженными силами союзников генерал Гамелен подготовил записку о предполагаемой операции на Кавказе с целью лишить Германию и СССР источников нефти. А 25 марта Рейно отправил письмо английскому правительству, где настойчиво призывал к действиям, чтобы «парализовать экономику СССР», настаивая, что союзники должны взять на себя «ответственность за разрыв с СССР». 26 марта английские начальники штабов пришли к заключению, что необходимо договориться с Турцией; по их мнению, это позволило бы, «если нам придется напасть на Россию, действовать эффективно». 27 марта члены английского военного кабинета подробно рассмотрели письмо Рейно от 25 марта. Было решено, что «мы должны заявить, что мы хотим подготовить подобные планы, но не должны брать в отношении этой операции какие-либо обязательства». В этот же день состоялось заседание начальников штабов союзников. Начальник штаба английских ВВС Ньюолл сообщил, что англичане завершили подготовку плана, осуществление которого намечалось начать через месяц. Предполагалось направить в Египет три эскадрильи самолетов дальнего радиуса действия типа «Бленхейм». Они должны были осуществлять полеты на Кавказ из Сирии, пересекая территорию Турции. В этом заключалась одна из трудностей осуществления плана[1223].

В самом конце марта 1940 года наступил качественно новый этап в планах союзников. Впервые начались разведывательные рейды английских самолетов над территорией СССР. «Солнце еще не взошло над серыми песчаными дюнами около британских военных лагерей в Хаббании, Ирак. Моторы самолета Локхид-12А, стоящего на летном поле, уже были прогреты. Его первоначальный регистрационный номер был G-AGAR, однако теперь все его опознавательные знаки были закрашены. Многочисленные аппараты для воздушной фотосъемки, которыми был оборудован самолет, также не были заметны для постороннего взгляда. Еще неделю назад, 25 марта 1940 года, этот самолет вылетел из Лондона и, сделав две промежуточные посадки на Мальте и в Каире, прибыл в Хаббанию. Экипаж для этого задания был подобран Британской секретной службой, а именно руководителем воздушного подразделения СИС полковником Ф.У. Уинтерботемом. Он задействовал лучшего британского воздушного шпиона, австралийца Сиднея Коттона. Незадолго до восхода солнца 30 марта 1940 года Локхид поднялся с базы Хаббания в чистое, без единого облачка небо и взял курс на северо-восток. Задача, поставленная перед экипажем из четырех человек, которыми командовал Хью Мак-Фейл, личный ассистент Коттона, заключалась в воздушном шпионаже советских нефтяных полей в Баку. На высоте 7000 м Локхид делал круги над Баку. Щелкали затворы автоматических камер, а два члена экипажа — фотографы из РАФ[1224] — делали дополнительные снимки ручными камерами. Ближе к полудню — уже после 10 часов — самолет-шпион приземлился в Хаббании. Четыре дня спустя он опять поднялся в воздух На этот раз он произвел рекогносцировку нефтеперегонных заводов в Батуми. Мак-Фейлу пришлось при этом пройти через обстрел советской зенитной артиллерией. Фотоснимки с воздуха были уже переданы штабу британских и французских ВВС на Ближнем Востоке»[1225]. Так выглядели английские рейды в изложении немецкого исследователя О. Гролера на страницах его монографии «Борьба за господство в воздухе», в главе «План «Барбаросса»».

В инстанции тут же ушло сообщение НКВД: «5 апреля с.г. в 11.15 в районе советского селения Сарп (14 км юго-западнее г. Батуми) на высоте 2000 м перелетел границу из Турции один двухмоторный самолет серебристой окраски. Опознавательные знаки не определены. Самолет шел курсом на г. Батуми. В 11.22 самолет над о. Нурю-Гель, что на юго-западной окраине г. Батуми, был обстрелян четырьмя артиллерийскими выстрелами, после чего взял курс на северо-восток, на батумский нефтеперегонный завод (около 15 км от границы). Будучи вторично обстрелян 30 снарядами зенитной артиллерии и зенитными пулеметами, самолет взял курс на восток и скрылся в горах. Через несколько минут этот же самолет на высоте 2000 м пролетел над с. Аджарис-Цхали и в районе пограничного с. Оглаури скрылся в Турцию. Турецкому пограничному комиссару заявляется протест. Комкор Масленников»[1226].

Несколько позже поступила информация из самой Великобритании — полпред И.М. Майский сообщал в НКИД СССР следующее: «20 апреля 1940 г. Немедленно. Из источника, за абсолютную достоверность которого не могу ручаться, но который, безусловно, заслуживает внимания, я получил следующую информацию: в двадцатых числах марта на аэродроме в Хестоне (Лондон) два бомбовоза последнего американского типа были замаскированы как гражданские самолеты и снабжены фотоаппаратами. Один из этих самолетов вылетел в Ирак, а оттуда, с аэродрома в Хаббании, совершил полет в Баку специально для фотографических съемок нефтепромыслов и районов. Около 12 апреля названный самолет вернулся в Лондон, привезя с собой удачно сделанные снимки с Баку и района, покрывающего площадь примерно в 100 квадратных миль. По словам команды самолета, полет прошел без особых затруднений, лишь однажды самолет был обстрелян (но без повреждений), когда находился над советской территорией. Самолет имел марку «G-AGAR». Второй замаскированный самолет, вопреки первоначальным предположениям, отправлен в Баку не был, так как первый привез вполне достаточный фотографический материал. 15 апреля эскадрилья бомбовозов вылетела из Хестона (Лондон) в Хаббанию (Ирак). Все это приходится, видимо, рассматривать не в плоскости какого-либо немедленного выступления англичан против нас (общая военно-политическая ситуация сейчас несколько иного порядка), а в плоскости подготовки на случай конфликта с СССР в дальнейшем ходе войны»[1227].

Отметим, что даже вторжение немецких войск в Норвегию не повлияло на «южный план» союзников. И лишь большое германское наступление на Западе, начавшееся 10 мая 1940 года, сорвало его подготовку. Примечательно, что только 29 мая 1940 года в докладе начальников штабов Великобритании военному кабинету был признан тот факт, что для осуществления планируемой акции против СССР нет соответствующих ресурсов[1228].

Еще более примечательно, что «южный план» продолжал оставаться актуальным вплоть до начала боевых действий Германии против СССР. Показательно письмо У. Черчилля президенту Турции Иненю от 31 января 1941 года: «Быстро возрастающая угроза Турции и британским интересам заставляет меня, г-н президент, обратиться к Вам непосредственно… Мое правительство желает послать в Турцию, как только Ваши аэродромы в состоянии будут принять, по меньшей мере, десять эскадрилий истребителей и бомбардировщиков, помимо тех пяти, которые в настоящий момент участвуют в боевых операциях в Греции… Таким образом, мы сможем обеспечить турецкой армии дополнительную поддержку с воздуха, которая ей необходима, чтобы сохранить свои прославленные боевые качества.

Это еще не все. Позиция России представляется неясной, и мы надеемся, что она может остаться лояльной и дружественной. Ничто не удержит Россию от оказания помощи Германии — хотя бы косвенной — больше, чем присутствие мощной английской бомбардировочной авиации, которая могла бы (из Турции) атаковать нефтепромыслы Баку. Сельское хозяйство России в большей мере зависит от снабжения нефтью из этих источников, и разрушение их вызвало бы жестокий голод в стране.

Таким образом, Турция, будучи защищена авиацией, имела бы, пожалуй, возможность удержать Германию от оккупации Болгарии и разгрома Греции, а также смогла бы умерить страх, который испытывают русские перед германской армией»[1229].

Дж. Батлер, говоря о ситуации 1941 года, сообщает следующее: «В конце мая в Лондоне сложилось мнение, что, создав угрозу кавказской нефти, можно будет наилучшим образом оказать давление на Россию, с тем, чтобы она не уступала немецким требованиям. 12 июня Комитет начальников штабов решил принять меры, которые позволили бы без промедления нанести из Мосула силами средних бомбардировщиков удары по нефтеочистительным заводам Баку»[1230].

Несомненно, отголоски этой информации стекались в Кремль. В интервью известного советского историка А. Некрича с маршалом Ф.И. Голиковым, тогдашним руководителем советской военной разведки, последний подтвердил, что Сталин вплоть до 22 июня 1941 года твердо придерживался убеждения, что главным врагом Советского Союза является Великобритания, которая сделает все, чтобы пожать плоды вооруженного столкновения между Германией и СССР. Поэтому Сталин добивался сохранения нейтралитета в войне любой ценой[1231].

Союзники неоднократно рассматривали варианты ответных действий СССР. Так, в начале февраля 1940 года начальники штабов Великобритании полагали, что в результате нападения на СССР Индия и Ирак могли бы пострадать от ответных ударов. После окончания советско-финляндской войны Галифакс предупреждал, что «Советы могут нанести ответные удары по нефтепромыслам в Ираке и Персии, которые тоже плохо защищены»[1232].

И действительно, реакция Советского Союза последовала незамедлительно. Военно-политическое руководство страны отчетливо осознавало возможную угрозу. В частности, 16 сентября 1939 года, в канун начала войны с Польшей, авиационная бригада Закавказского военного округа (ЗакВО) без предварительного согласия и разрешения Главного управления Гражданского воздушного флота (ГУ ГВФ) расположила свои подразделения на гражданском аэродроме Бины. Начальник ВВС ЗакВО мотивировал это создавшейся международной обстановкой, а также тем обстоятельством, что существовала необходимость «ликвидации последствий вредительства в вопросах охраны Апшеронского полуострова и пресечения возможного наблюдения с воздуха с самолетов ГВФ укреплений береговой обороны Каспийского побережья». Был поставлен вопрос «о запрещении вообще расположения гражданского аэродрома в южной и восточной зонах района Баку». Возмущенное такими действиями, руководство ГВФ даже создало специальную комиссию из семи человек под председательством Главного инженера ГВФ. Комиссия отметила, что ЗакВО, помимо занятия аэропорта, «без ведома и согласования с ГУ ГВФ изменяет направления воздушной трассы на участке Баку — Махачкала, чем нарушает регулярность движения самолетов», и просила до решения СНК СССР освободить Бины, хотя и соглашалась, что «настоящее месторасположение аэропорта ГВФ действительно находится в некотором противоречии с оперативно-тактическими мероприятиями на Апшеронском полуострове»[1233].

Примечательно, что практически одновременно с началом войны против Финляндии было обращено внимание на повышение боеготовности на южных рубежах страны, в частности, на усиление ПВО.

Так, решением Военного Совета Черноморского флота № К-00445 от 25 ноября 1939 года прибывшая в Николаев новая материальная часть зенитной артиллерии обращалась на укомплектование 36-го Отдельного зенитного дивизиона (ОЗД), а к 1 января 1940 года планировалось укомплектовать по действующим штатам 84-й ОЗД в Николаеве и две зенитные батареи — №№ 261 и 262 в Евпатории[1234].

О том, что эти мероприятия были следствием соответствующей целенаправленной политики, свидетельствует протокол совещания Военного Совета Черноморского флота № К-0491 от 2 декабря 1939 года, где, в частности, зафиксировано высказывание командующего ЧФ флагмана 1-го ранга Октябрьского: «Наш Черноморский флот, как и вся наша страна, переживает в этом году три важных события: события на МНР, освобождение Западной Украины, события в Финляндии. Сейчас есть решение об усилении Черноморского театра»[1235]. Во время выступления он подверг критике существующее положение с наблюдением за морем и воздухом, отметив, что «наблюдение, оповещение и связь для флота играют очень важную роль», а посты СНиС «несут службу плохо, занимаются рыболовством, охотой и пьянством. Посты ВНОС подготовлены еще хуже. Все эти посты надо контролировать и проверять»[1236].

В Севастополе, главной базе Черноморского флота, 3-го и 4 апреля 1940 года были проведены учения по светомаскировке[1237]. Приказом по Черноморскому флоту № 0126 от 10 апреля 1940 года была сформирована военно-морская база в Батуми[1238]. Приказом наркома ВМФ № 0203 от 12 апреля 1940 года с объявлением Положений — начальник ПВО флота, начальник участка ПВО ВМБ и начальник пункта ПВО ВМФ СССР — они вводились на Черноморском флоте, причем отменялось существовавшее Положение о начальнике ПВО Черноморского флота (приказ № 0061 1939 года)[1239]. Эти изменения в организации ПВО Черноморского флота были зафиксированы в соответствующем приказе по ЧФ № 0142 от 25 апреля 1940 года[1240]. Приказом по ЧФ № 0148 от 26 апреля того же года экипажи ВВС ЧФ распределялись по линиям[1241].

Первые практические результаты в области радиолокации в Советском Союзе были получены осенью 1939 года, когда в Севастополе по линии Управления ПВО Наркомата обороны были проведены испытания первой береговой импульсной установки для обнаружения самолетов, получившей наименование РУС-1. На испытаниях самолеты обнаруживались на расстоянии до 150 км. Обострение обстановки на юге страны заставило отреагировать на усилия в области радиолокации и флот, который за весьма сжатое время резко форсировал работы в этом направлении.

Архивные документы отмечают резкую активизацию закупок в Германии широкого ассортимента оборудования для изготовления РУС-1 с самого начала 1940 года. Так, в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) № П12/28—ОП от 26 января 1940 года «Об изготовлении опытной партии радиоустановок «РУС-1»» в частности говорилось: «Обязать Наркомвнешторг в двухмесячный срок разместить в Германии заказы на оборудование для заводов №№ 208 и 327 НКАП, согласно приложению, выделив для этой цели импортный контингент в сумме 280 тыс. рублей»[1242].

А 29 января 1940 года ГВС ВМФ рассмотрел вопрос о ПВО морского сектора Баку. В решении № 0012 начальнику Управления связи было поручено сдать промышленности заказ на 1940 год, включающий 10 комплектов РУС-1, а 7 февраля 1940 года соответствующий договор был заключен с заводом № 208. ГВС ВМФ 29 июля 1940 года было принято решение № 0065 о системе вооружения ПВО ВМФ, где в одном из пунктов говорилось следующее: «Признать, что основным средством службы ВНОС должна стать специальная аппаратура РУС-1 и «Редут»». Примечательно решение о проведении испытания первых трех радиолокационных станций РУС-2 («Редут») на Каспийском море с последующим их оставлением в составе службы воздушного наблюдения, оповещения и связи (BHOC) Каспийского моря. Приказами Наркомата ВМФ № 05 и 06 от 2 января 1941 года были намечены сборы по освоению новой аппаратуры и сформированы три станции ВНОС по обслуживанию РУС-2, причем две из них — на Черноморском флоте[1243].

Летом 1938 года успешно пропала испытания уникальная система «Звено СПБ», разработанная инженером В. Вахмистровым. Это был летающий авианосец на базе тяжелого четырехмоторного бомбардировщика ТБ-3, под крыльями которого подвешивались два истребителя И-16, каждый из которых нес две бомбы по 250 кг. При подходе к цели истребители отцеплялись и использовались как пикирующие бомбардировщики. Максимальная дальность всей системы составляла 2500 км. В конце 1938 года вышло постановление Комитета обороны СССР за подписью В.М. Молотова, в котором Наркомат оборонной промышленности обязывался оборудовать к 1 февраля 1939 года установки для подвески самолетов по способу Вахмистрова на 40 бомбардировщиках ТБ-3 и на 80 истребителях И-16, при этом одна половина переоборудованных самолетов предназначалась для авиации Красной армии, а другая — для авиации флота. Но в 1939 году даже уменьшенный с 40 до 12 носителей ТБ-3 заказ не сдвинулся с места — перегруженные планом авиазаводы отказывались его выполнять. Остыл интерес и у заказчиков: Главное Управление снабжения Красной армии не включило перспективные работы В. Вахмистрова в план 1940 года, а руководство ВМФ, первоначально относившееся к этому проекту с наибольшим интересом, также прекратило оплату всех новых разработок. В результате Наркомат авиапромышленности лишил конструкторское бюро по подвесным самолетам производственной базы. Но все резко изменилось в первой половине 1940 года, когда замороженные работы по системам «Звено-СПБ» снова возобновились. В июне 1940 года начались испытания головной серийной установки, изготовленной на авиазаводе № 207. Всего оборудовали пять комплектов «Звено-СПБ», которые поступили на вооружение 2-й специальной эскадрильи под командованием А Шубикова из состава 32-го ИАП 62-й авиабригады ВВС Черноморского флота, базирующейся в Евпатории. Вплоть до конца 1940 года это соединение усиленно отрабатывало тактику применения нового вооружения, а основными целями при этом были военные корабли[1244].

10 апреля 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило назначение командующим ВВС ЗакВО бывшего командующего ВВС 7 А комкора С.П. Денисова[1245]. За три месяца, с 1 марта по 1 июня 1940 года, численность самолетов в ЗакВО выросла в 4,2 раза, причем среди них появилась и ударная авиация, которой раньше вообще не было — четыре дальнебомбардировочных и два среднебомбардировочных авиаполка[1246]. На 1 июня 1940 года только исправных самолетов в ЗакВО имелось 738 (в том числе 159 бомбардировщиков типа ДБ-3, которые были обеспечены 192 боеготовыми экипажами)[1247].

По наличию истребителей последних типов с моторами типа М-62 и М-63 ВВС ЗакВО были на равных с ВВС четырех крупнейших ведущих округов страны — КОВО, БОВО, МВО, ЛВО. Так, по количеству И-153 с М-62 (205 машин) — они занимали третье место после ВВС КОВО и ЛВО; по И-153 с М-63 (33 машины) — также третье место после ВВС БОВО и МВО; по И-16 с М-62 (106 машин) — первое место, и лишь по И-16 с М-63 (27 машин) были на шестом месте — после ВВС КОВО, МВО, БОВО, ЛВО и САВО, но опережали, однако, ВВС приграничных ПрибВО и ОдВО[1248].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.