Война «из‑за Принципа»

Война «из?за Принципа»

Сегодня Австрия, наконец, объявила нам войну.

Дневник Николая II, 24 июля (6 августа) 1914 г.

Почему случилась Первая мировая война? Этот вопрос легче задать, чем ответить на него.

Много позже шутили, что война случилась «из?за Принципа», т. е. Гаврилы Принци­па, боснийского серба, смертельно ранившего эрцгерцога Австро–Венгрии Франца Фердинанда. Но почему убийство даже не главы государства, а всего лишь наследни­ка не самой большой и тем более не самой влиятельной европейской страны вызвало многолетнюю войну и гибель миллионов людей? До Франца Фердинанда были убиты им­ператор Александр II, президенты США Гарфилд (1881 г.) и Мак–Кинли (1901 г.), президент Франции Мари Франсуа Сади Карно (1894 г.), король Италии Умберто (1900 г.), король Португалии Карлос и президент Мексики Мадеро (1908 г.), премьер–ми­нистр Столыпин (1911 г.), в 1912 г. ранен Теодор Рузвельт, но ни одно из этих событий не вызвало войны, тем более мировой. По выражению Хауза, дипломата и со­ветника президента Вильсона, «весть об убийстве эрцгерцога застала Лондон в апогее ирландского кризиса и суфражистской агитации и произвела не большее впе­чатление, чем голос тенора в котельном цехе».

На Балканах в 1903 г. группой радикально настроенных офицеров был убит серб­ский король Александр с женой, ее братьями и несколькими министрами, некоторые из этих заговорщиков будут участвовать и в подготовке убийства Франца Фердинан­да. Все заинтересованные страны просто «закроют глаза» на убийство монарха и его жены. А в 1910 г. Богдан Жераич, серб из Герцеговины, неудачно покушался на гу­бернатора Боснии генерала Варешанина.

Нападете Австрии на Сербию? Но всего за 15 лет до начала Первой мировой случи­лись испано–американская, Англо–бурская, Русско–японская, итало–турецкая и две балканские войны, не считая более мелких конфликтов.

Мировая война произошла не просто из?за династической ссоры монархов, дележа колоний или теракта, се причины зрели не один десяток лет, будущие участники не раз меняли позиции самых невообразимых комбинаций, а поводом мота послужить са­мая ничтожная стычка в любом уголке земного шара.

Невероятный рост экономики и прогресс техники стремительно меняли мир, но вме­сте с гордостью постепенно возникал и страх отстать от соседей. Крымская и Франко–прусская войны показали, что происходит с проигравшими в такой гонке: по­теря сотен тысяч людей, национальное унижение, отбрасывание в политическом весе на десятки лет назад, а то и миллиардные контрибуции. Тем более ни одна развитая страна не хотела бы видеть себя объектом дележа, как Китай и Турция, или посто­янных экспедиций авантюристов, как Мексика.

Всего за несколько десятилетий, предшествовавших началу Первой мировой, вы­плавка стали, показатель развитости промышленности, выросла в Британии в 3,5 раза, в Германии — почти в 15, и в США — в 86 (!) раз. В разы увеличилась тор­говля. С 1889–го по 1913 г. ВВП Германии удвоился, а США — утроился. Население Европы с 1880 г. возросло в полтора раза — с 300 до 450 млн человек.

Такое бурное развитие промышленности и финансов, рост потребностей населения требовали в том числе устойчивых рынков сырья и сбыта продукции. Но в Европе, по выражению Барбары Такман — «складе мечей, сложенных так же осторожно, как и кар­точный домик», все лучшие позиции были прочно поделены, а попытка их прямого передела привела бы к очередной бойне, как в XVII, XVIII или начале XIX в. Поэтому, пользуясь прогрессом транспорта и навигации, большинство стран активно осваивали прежде недоступные территории Африки и Азии, а Британия — и остальной мир.

Франция после 1871 г. жаждала реванша за поражение во Франко–прусской войне. Но прежде ей было необходимо выплатить 5 млрд франков контрибуции. По мысли нем­цев, такая гигантская сумма на много лет вперед сковала бы Францию, но французы выплатили всю контрибуцию уже к 5 сентября 1873 г., и спустя 11 дней, 16 сентя­бря последние немецкие солдаты покинули оккупируемую ими французскую территорию. В 1875 г. немцы вынашивали идею еще раз напасть на Францию, чтобы на этот раз окончательно разгромить ее, но это вызвало противодействие Англии и России, поэтому Германии пришлось отступить. Франция усиленно модернизировала армию и укрепляла восточную границу, но противостоять Германской империи один на один было все еще невозможно. Тогда как освоение громадных пространств Центральной Африки, Мадагаскара, Индокитая, эксплуатация Суэцкого канала, помимо прямой вы­годы, еще и способствовали поднятию престижа. В итоге французская колониальная империя уступала только британской, превосходя по площади саму Францию почти в 17 раз. Но именно с Британией, не менее активно осваивавшей Африку, такая поли­тика сталкивала Францию.

ОТ ФАШОДЫ ДО БАЛКАН

В конце 1896 г. с атлантического побережья в самое сердце Африки была отправ­лена французская экспедиция под командованием майора Маршана (120 солдат и во­семь офицеров). Два года ушло у нее, чтобы пройти к истокам Голубого Нила, и 10 июля 1898 г. отряд достиг городка Фашода на Ниле. Тот, кто контролировал верхо­вья Нила, в теории мог бы контролировать и весь его бассейн. Но к тому времени англичане из Египта покорили Судан и вверх по Нилу двинулся уже их отряд. Больше того, из?за спора вокруг русла Нигера в феврале—марте 1898 г. уже возникла пря­мая угроза войны. 18 сентября 1898 г. британский отряд подошел к Фашоде, где французы отказались спустить флаг и оставить свои позиции. Противостояние, гро­зившее вот–вот перерасти в открытую войну, разрешилось только 3 ноября того же года, когда французское правительство, сознавая неготовность своего флота к не­медленной войне с Англией, приказало Маршану отступить.

Поиски союзника против Германии привели Францию к заключению секретного дого­вора с Россией в 1891 г. (и военного соглашения в 1893 г.). Однако, несмотря на союз, Россия не была настроена не только воевать, но и вести против Германии сколько?нибудь долгую дипломатическую борьбу. Конфигурация границ и степень раз­вито–ста дорожной сети делали войну с целью территориальных приобретений обоюдно невыгодной. При этом военный министр Куропаткин писал в докладе 1900 г., что не Германия, но коалиция стран могла бы стать главным противником России.

Бще с 1880–х гг. немецкие товары при высоком качестве отличилась относительно низкой ценой из?за дешевизны рабочих рук, немецкие торговцы и промышленники охотно предоставляли клиентам льготные и долгосрочные кредиты, кроме того, умели приспособиться к покупателю, внимательно изучали все особенности рынка. Германия располагала целой армией коммивояжеров, доставлявших товары в самые глухие угол­ки не только Европы, но Южной и Центральной Америки, Африки и Азии, заметно луч­ше других стран обслуживая сбыт. Однако немецкие попытки 1898 г. участвовать в разделе Филиппин и 1902 г. — получить военно–морскую базу в Венесуэле (опираясь на поселения немецких эмигрантов) вызвали резкое противодействие уже США, вплоть до непосредственной угрозы войны. Германии, крайне зависимой от поставок сырья, пришлось удовлетвориться «калийными», «сахарными» и «мясными» войнами, причем в победителях всегда оставался Вашингтон.

Видя союз Франции, угрожающей владениям Британской империи на море, и России, грозившей им на суше, Англия не раз пыталась заручиться поддержкой Германии. В июле—августе 1895 г. будущий премьер–министр Солсбери, находясь в оппозиции, предлагал ведущим европейским странам раздел Турции, которая находилась в глубо­ком кризисе. Но практически все государства опасались, что реализация такого предложения вызовет полный крах имевшихся союзов и общую войну с Британией в роли арбитра. Германия также подозревала, что такой раздел уменьшит потребность Британии в Тройственном союзе и больше усилит Россию, чем Германию.

В 1898 г. одновременно с очередным ухудшением англо–французских и англо–рус­ских отношений уже министр колоний Джозеф Чемберлен снова предложил союз Гер­манской империи на почве раздела колониальных владений Португалии, а в 1899 г. — уступки в Самоа и Марокко. Уже после окончания Первой мировой немецкие политики сожалели об упущенной тогда возможности, считая, что ничего хуже ситуации 1918—1919 гг. с Германией произойти не могло. Но в 1898—1899 гг. союз с Британией означал неминуемое превращение Германии в «английского солдата на континенте», а война с Францией и Россией становилась вопросом времени. Поэтому император Виль­гельм и канцлер Бюлов в конце концов отвергли и это предложение. Возможно, они полагали, что будущее Германии и так блестяще, а Британия никогда не сможет пой­ти на компромисс с Францией и Россией, будучи и дальше заинтересована в союзе именно с Германией, предлагая еще более выгодные условия. Также было отвергнуто и предложение 1900 г. о совместной политике в Китае против усиливающейся там России.

27 декабря 1899 г. между немецким концерном Сименса и турецким правительством была заключена концессия на постройку Багдадской железной дороги. Прямая же­лезная дорога к Константинополю и Багдаду вместе с ответвлениями фактически де­лала немцев хозяевами всех азиатских владений Турции, грозила «жемчужине Бри­танской империи» — Индии, одновременно угрожая Египту и Суэцу, причем на суше, там, где Британия заметно уступала Германии.

Но тем временем на юге Африки шла трудная вторая Англо–бурская война, первона­чальные успехи буров вызывали бурное одобрение в Европе. Учитывая натянутые от­ношения с Францией и Россией, идти на обострение еще и с Германией было преж­девременно. В конечном итоге Британская империя смогла победить буров и оказа­лась перед выбором, кто из ее конкурентов теперь сможет стать наиболее выгодным союзником против других. Германия, активно строящая сначала торговый, а потом и военный флот, виделась все более и более опасным соперником. Ирония судьбы — Германия тогда даже и не мечтала о полной победе над Англией. Германия желала создания самостоятельной колониальной империи. Такая империя давала, прежде всего собственные источники сырья и продовольствия (составлявшие 4/5 импорта), с которыми Америка, английские колонии и Россия уже не смогли бы «единым росчерком пера» задушить целые отрасли германской промышленности. Менее важными, но все же существенными были бы рынки сбыта, сравнимые по покупательной способности с ан­глийскими или французскими колониями, причем монопольные. И, в–третьих, Германия получала бы военные опорные пункты для дальнейшей экспансии. Военный флот, кото­рый должен был выполнять сугубо политическую роль, делая войну Англии с Германи­ей слишком затратной ввиду больших жертв, наоборот, стимулировал все большую гонку морских вооружений. Даже в послевоенных мемуарах кайзер Вильгельм одновре­менно отстаивал оборонительный характер германского флота и мечтал о сокрушении им флота британского.

После Фашоды Франция, осознавая свою слабость на море против английского фло­та, уже не хотела бросать новый вызов Англии, куда более важным врагом была Гер­мания. В 1901 г. умерла королева Виктория, а лорд Солсбери ушел в отставку, что открыло дорогу сближению. Уже в 1902 г. были сделаны первые шаги, в середине 1903 г. король Эдуард VII посетил Париж, а президент Эмиль Лубэ — Лондон. Нако­нец, 8 апреля 1904 г. была заключена Антанта («сердечное согласие», впервые по­явившееся в начале 1840–х гг.). Франция отказывалась от прав на Египет (и так уже прочно английский), на рыбную ловлю у Ньюфаундленда, взамен получая свободу рук в Марокко и на Мадагаскаре, новые земли в Сенегале, Нигерии и Сиаме (будущем Таиланде).

Еще сильнее расстановка сил в Европе изменилась после Русско–японской войны. Как ни трудно поверить теперь, но эта война не была неизбежна. Россия и Япония были естественными союзниками на Дальнем Востоке. Стремительно модернизирующаяся Япония в 1895 г. разгромила Китай, тоже модернизирующийся, особенно в области вооружений, но менее успешно. Японцы приобрели поистине бесценный опыт современ­ной морской и сухопутной войны, но воспользоваться плодами победы в полной мере им не дали — Германия получила Циндао, а Россия — Порт–Артур. В 1900 г. сборный пятнадцатитысячный отряд, от сипаев до американцев, разгромил восставших китай­цев, прошел от побережья к Пекину, штурмовал и сжег город. Тогда русские и япон­цы сражались бок о бок, заслужив обоюдное уважение. Как полагали некоторые современники, именно в Китае будет суждено начаться большой войне, но эти прогнозы не оправдались — его громадную территорию все заинтересованные страны делили совместно, почти «с чувством глубокого удовлетворения».

В середине ноября 1901 г. японский маркиз Ито Хиробуми предложил России союз. Япония признавала права России на Ляодунский (Квантунский) полуостров с Порт–Ар­туром и Дальним, а Россия — права Японии на Корею, выводя войска из Маньчжурии. Ито был принят холодно и уехал из Петербурга ни с чем. Почему? Успех строитель­ства Транссиба и Китайско–Восточной железной дороги окрылял как политические, так и финансовые круги России, появлялись мечты о «Желтороссии» и проникновении в Корею. Витте протестовал против таких авантюр (с его точки зрения), хотя сам и настоял ранее на поддержке Россией «принципа целости Китайской империи», благо­даря чему Япония лишилась Ляодунского полуострова, а также всемерно, вплоть до взяток высшим китайским чиновникам, способствовал сооружению железной дороги именно на китайской территории.

Не найдя поддержки в России, Ито нашел ее в Англии, заключив 30 января 1902 г. союзный договор. С таким грозным (как в военном, так и в финансовом отношении) союзником противоречия с Россией для Японии проще было разрешить войной. Хотя война и оказалась неожиданно тяжелой, Япония благодаря боевому опыту, более про­думанному стратегическому плану, лучшим коммуникациям и прочному тылу смогла ее выиграть, несмотря на большие потери и срыв части операций. Только потери рос­сийского флота составили более 1/4 млрд рублей, а общие расходы на проигранную войну составили от 2, по первым оценкам, до А—5 млрд рублей, по оценке Шацилло. При этом армию и флот, по сути, еще и требовалось создавать заново, тогда как даже учения 1906—1907 гг. срывались из?за дефицита бюджета. Революцию удалось на время загнать вглубь, но теперь и враги, и союзники России учитывали ее слабость в большой войне. Именно поражение в Русско–японской войне и последующая револю­ция привели к образованию группы «младотурков» — влиятельных или перспективных военных (Гурко, Алексеев, Деникин, Головин, на флоте — Колчак) и политиков (Гучков и Звегинцев, члены Госдумы), фактически формирующих параллельное правительство и готовых при следующем же серьезном кризисе взять власть. Прозви­ще «младотурки» тогда имело особый оттенок, т. к. в 1908 г. именно молодые офице­ры с европейским образованием свергли турецкого султана Абдул–Хамида II — напра­шивались явные параллели с революцией 1905 г. в России и Николаем II.

В этой обстановке Россия выбрала получение кредитов от Франции в обмен на бо­лее тесный союз, прежде всего — поддержку на Альхесирасской конференции против Германии. В 1906 г. Россия получает от Франции заем более 800 млн рублей золо­том. Кайзер Вильгельм, используя династические связи с царем Николаем, также по­пытался привлечь Россию на свою сторону через договор 1905 г. в Бьерке. Но фран­цузы предлагали больше денег, чем немцы, и договор, «не прожив и дня, прекратил существование».

Британия, напротив, добилась в отношениях с Россией крупного прорыва. В обмен на отказ России от притязаний на Афганистан и посылок «научных» экспедиций (воз­главляемых офицерами Генерального штаба) в Тибет Британия предлагала раздел Ира­на, причем лучшая, северная часть отходила России. На фоне недавнего проигрыша Японии подписание 31 августа 1907 г. англо–русских конвенций казалось невероят­ным успехом русской дипломатии — не пролив ни капли крови, Россия получала едва ли не больше, чем могла претендовать по итогам победоносной войны. Хотя, по сло­вам Снесарева, Британия жертвовала не так много, как может показаться на первый взгляд.

Таким образом, Британская империя в ближней перспективе пошла на серьезнейшие уступки давним конкурентам, но в дальней перспективе выигрывала гораздо большее — стратегическую победу в назревающем конфликте.

Насколько грамотной оказалась английская дипломатия, настолько импульсивной и непродуманной была дипломатия немецкая. Союзниками Германия выступали только Ав­стро–Венгрия, опасавшаяся России и желавшая Балкан, и не слишком надежная Ита­лия, опасавшаяся Франции, но и Австро–Венгрии тоже. Неоднократные попытки разру­шения Антанты, напротив, только усиливали ее.

В 1905 г. Германия претендовала на свою долю в формально независимом Марокко, кайзер Вильгельм выступил с речью в Танжере. Франция, неготовая к войне, лишен­ная помощи так же неготовой Англии и терпящей поражения России, уступила требо­ванию решить вопрос о Марокко на международной конференции. Но на вышеупомянутой Альхесирасской конференции Германия неожиданно оказалась в почти полной изоля­ции, упустив шанс полюбовного соглашения с Францией.

В 1908 г. Германия помогла Австро–Венгрии аннексировать Боснию и Герцеговину — России пришлось уступить немецкому ультиматуму, но это только приблизило ее к Франции и Англии, а Австро–Венгрия начала проводить все более смелую политику, вынуждая Германию снова и снова поддерживать союзника. При этом немцы, видя, что Англия не поддержала дипломатических усилий России, полагали, что и в случае войны между Германией и Россией Британия не вмешается.

1 июля 1911 г. происходит «прыжок Пантеры» — немецкая канонерская лодка «Пантера» прибыла в марокканскую гавань Агадир «для защиты жизни и имущества не­мецких подданных», на деле — для компенсации Германии за отказ от части Марокко. И в этот раз надежды Германии не оправдались — премьер Великобритании Ллойд Джордж публично объявил, что «если Германия желает воевать, то она найдет Вели­кобританию на противной стороне». Под угрозой немедленной войны Германии при­шлось отступить.

Все сильнее и сильнее в обеих складывающихся группировках звучала мысль, что время работает на противника.

Тем временем на Ближнем Востоке Турция после младотурецкой революции все за­метнее теряла былую мощь. В 1911 г. Италия решилась на посылку экспедиционного корпуса в принадлежащую Турции Триполитанию — современную Ливию, где с конца XIX века селились итальянцы. Англия и Франция согласились не противодействовать, а Германия и Австрия не могли защитить Турцию, теряя членство Италии в Тройствен­ном союзе. Поэтому Италия легко захватывает Триполитанию и острова Донеканез в Эгейском море.

В следующем году началась балканская война — Черногория, Сербия, Болгария и Греция, ободренные успехами Италии, неожиданно быстро (хотя их армии были воору­жены и обучены по передовым образцам) заняли Македонию и подошли к Константино­полю. В тот момент крупные европейские державы по разным причинам считали невы­годным воевать. К тому же Австрию беспокоило усиление Сербии, Россию — усиление Болгарии (выигрывавшей от усиления Германии на востоке и не имевшей претензий к Австро–Венгрии), а Францию — развал Турции, где почти ²/₃ иностранных капиталов принадлежало французам. Англия хотела бы ослабления германских позиций, но без вмешательства в войну. В результате условия мирного соглашения не удовлетворили Болгарию. Но, напав на Сербию, она неожиданно для себя получила коалицию, где против Болгарии выступили также Румыния, Турция и Греция. Уже через месяц открылась мирная конференция, а 10 августа 1913 г. был подписан Бухарестский мир. До начала мировой войны оставалось меньше года.

Тем временем ослабление Турции серьезно обеспокоило Германию, и 30 июня в Стамбул был направлен новый глава военной миссии Отто Лиман фон Сандерс, факти­чески став командующим турецкой армией. Это привело к окончательному размежева­нию позиций России и Германии.

САРАЕВО

Выстрелы 28 июня 1914 г. в Сараево, смертельно ранившие Франца Фердинанда и его супругу, стали всего лишь удобным предлогом. По замечанию Анники Бомбауэр, с военной точки зрения убийство Франца Фердинанда и последующий кризис не могли случиться в лучшее время. 29 мая 1914 г. Хауз в письме президенту США, характе­ризовал положение в Европе как «исключительное. Это милитаризм, дошедший до пол­ного безумия». Он указывал, что до ужасного катаклизма остается несколько дней.

Австро–Венгрия почти месяц выжидала с предъявлением ультиматума Сербии, чтобы успокоить Европу. Примечательно, что Сербия неявно поддержала убийц — группа вы­сокопоставленных чиновников и офицеров знала о заговоре, предоставила оружие и проход через границу, в то же время сербский посол в Вене Иован Иованович неофи­циально намекнул, что эрцгерцогу может грозить опасность во время маневров. По воспоминаниям начальника австрийской контрразведки Максимилиана Ронге, Австрия также использовала боевиков в своих интересах. Время вручения ультиматума было выбрано с учетом ухода из Кронштадта французской эскадры. Таким образом, Россия — покровительница Сербии оставалась бы без немедленной поддержки Франции.

Уже 24 июля британское адмиралтейство, учитывая осложнившуюся международную обстановку, послало приказ флоту, собранному для смотра в Портленде, не рассре­доточиваться. Так началась борьба на море. По мнению Лиддел Гарта, «если смотр явился счастливым предлогом, то использование смотра явилось одним из наиболее решительных и здравых решений, принятых во время войны». Не нося провокационного характера мобилизации, это решение автоматически дало Британии возможность уста­новить контроль над морем. Еще раньше, 14 июля, за две недели до объявления Ав­стрией войны Сербии, была закончена и утверждена «Военная книга», поэтапно изла­гавшая процессы перехода к войне применительно к разным сторонам общественной жизни. Между Россией и Британской империей не было общеполитических и военных соглашений, однако еще в сентябре 1912 г. во время визита министра иностранных дел Сазонова в Лондон Грей, его английский коллега, заверил, что Германии не удастся добиться от Англии обязательства соблюдать нейтралитет.

Россия, несмотря на объявление Австро–Венгрией войны Сербии (28 июля), вплоть до 30 июля колебалась, объявлять ли частную мобилизацию, только против Ав­стро–Венгрии, или всеобщую, могущую спровоцировать Германию. Частная мобилизация не была предусмотрена планами, и в случае, если за ней последовала бы всеобщая, весь график перевозок был бы нарушен. Наконец 30 июля Николай II дал себя угово­рить Сазонову, утверждавшему, что «война давно уже решена в Вене и что в Берли­не, откуда можно было ожидать слова вразумления, его произнести не хотят, требуя от нас капитуляции перед Центральными державами, которую Россия никогда не про­стила бы государю и которая покрыла бы срамом доброе имя русского народа». Пере­дав начальнику Генерального штаба Янушкевичу разрешение на мобилизацию, Сазонов добавил, что «теперь вы можете сломать телефон», т. е. события стали необратимы­ми. Наиболее быстро отреагировал опять?таки флот, начавший постановку мин против внезапного нападения (урок Русско–японской войны) в 6.50 утра 31 июля, за 12 ча­сов до объявления войны.

29 июля в Германию поступили новости о военных приготовлениях в Бельгии, осо­бенно вокруг ключевого, как мы увидим позднее, Льежа. Дальше откладывать было нельзя. Состояние военной угрозы было объявлено в 13.45 31 июля. В полночь 31 июля немецкий посол граф Пурталес вручил Сазонову ультиматум, требовавший отмены мобилизации в России и дававший на ответ всего 12 часов. 1 августа в 19 часов, через 6 часов после истечения ультиматума, Пурталес после троекратного отказа Сазонова дать декларацию о прекращении «враждебных приготовлений» против Австрии и Германии вручил ноту с объявлением войны.

Любопытны ошибки Германии в дипломатическом развитии конфликта. Первая — предоставление свободы действий Австро–Венгрии, поставившей Германию перед фак­том. Вторая — поддержка ультиматума при утверждениях о незнании его содержания (полного текста в Германии действительно не видели). В результате, по мнению Сиднея Фея, Германию заподозрили в нечестной игре. К тому же, пока австрийцы выжидали, чтобы опубликовать сербский ответ на ультиматум со своими комментариями, сербы, напротив, быстро опубликовали сначала краткое изложение ответа, а затем и сам ответ, что произвело выгодное впечатление.

3 августа Германия объявляет войну Франции и Бельгии. Война против Бельгии позволила Великобритании 4 августа официально объявить войну Германии. И только 6 августа Австро–Венгрия объявляет войну России, а Сербия — Германии. Таким об­разом, ни гибель Фердинанда, ни русская мобилизация не были единственными причи­нами войны.

Многие страны еще выжидали, месяцы, а то и годы. Так, Турция долго колебалась между сторонами, но Россия и Великобритания не давали четкого ответа о будущем Турции после войны, Великобритания к тому же реквизировала построенные у себя турецкие дредноуты «Султан Осман» и «Решадие». Турецкие политики подозревали, что в случае победы Антанты Турция будет банально поделена, тогда как немцы предлагали хоть какой?то выход, вдобавок и новейшие крейсера «Гебен» и «Бреслау», позволявшие не бояться русского флота на Черном море. Италии победа Антанты позволяла приобрести территории за счет Австро–Венгрии, причем высадка итальянских войск в Албании состоялась еще до официального объявления войны. Болгария вступила в войну под впечатлением успехов немецких войск в 1915 г., а Румыния — после наступления русских войск в 1916 г. США, имея оборонительные планы 1913 г. (против нападения Германии в Атлантике и Японии — в Тихом океане), долго поддерживали выгодный нейтралитет и вплоть до мая 1915 г. играли роль «честного маклера». Однако попытки представить Германию мирной в глазах жителей США не удались. Посредническая миссия Хауза в Берлине проваливается, а 7 мая 1915 г. немецкая подводная лодка топит «Лузитанию» с гражданами США на борту. Тогда разрыва удалось избежать за счет уступок со стороны немцев, но именно ле­том 1915 г. в США было принято окончательное решение выступить в поддержку Ан­танты. Хауз писал 9 и 11 мая: «Я полагаю, что необходимо потребовать от Германии обещания, что этого больше не случится. Если она этого обещания не даст, я по­ставил бы ее в известность, что наше правительство предпримет все меры, необхо­димые для обеспечения безопасности американских граждан… Мы больше не можем оставаться сторонними наблюдателями». К 1916 г. слишком много средств было вло­жено в Англию, чтобы США могли позволить себе крах Антанты. Перехваченная в ян­варе 1917 г. депеша немецкого министра иностранных дел Циммермана (где излагался план предложения Мексике союза против США) стала всего лишь очередным удобным поводом для объявления войны.

Мы видим, что, промахнись Принцип, не начни Россия мобилизацию, мировая война все равно могла бы произойти как в 1914 г., так и за 5, 10 и даже 15 лет до него. Или, наоборот, позднее. Причин, из?за чего воевать, было достаточно (как тогда думали) для любой страны. Чем и как собирались воевать, мы узнаем в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.