13. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КАМЧАТКУ. ИССЛЕДОВАНИЕ ПОБЕРЕЖЬЯ БЕРИНГОВА МОРЯ

13. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КАМЧАТКУ. ИССЛЕДОВАНИЕ ПОБЕРЕЖЬЯ БЕРИНГОВА МОРЯ

«Сенявин» направился к Камчатке. После двадцати дней плавания перед моряками открылись лесистые берега Камчатки с красивыми коническими сопками. На темном очертании берега показался вход в Авачинскую губу, но войти в нее в этот день не удалось, так как густой туман неожиданно окутал все побережье. На следующий день прояснело, и камчатский берег открылся во всем своем великолепии. Шлюп приблизился к берегу, и мореплаватели, осмотрев вход в Авачинскую губу, вошли в бухту, затем в Петропавловскую гавань и стали на якорь.

Трехнедельная стоянка в Петропавловске прошла в приготовлениях к северному плаванию, в заготовках бочек и небольших бочонков для презервов (консервов), в приемке от порта провизии и теплой одежды, в составлении карт, журналов и отчета за время пребывания шлюпа в тропиках для отправления в Главный морской штаб в Петербург.

Вскоре по прибытии в Петропавловск заболел старший офицер шлюпа Завалишин. От усиленных трудов здоровье его так расстроилось, что врачи признали невозможным продолжение плавания в суровом климате Берингова моря. Он вынужден был покинуть «Сенявин» и отправился на транспорте «Алеут» а Охотск, чтобы оттуда сухим путем возвратиться в Петербург.

Натуралист Китлиц настолько увлекся природой Камчатки, что решил остаться здесь до возвращения шлюпа из северного плавания. Он хотел предпринять поездку в глубь острова и считал, что работа там принесет больше пользы науке, чем плавание в пустынных и бесплодных странах.

14 июня шлюп вышел из гавани и направился к Шипунскому мысу, находящемуся около 50 миль от входа в Авачинскую губу. Погода была благоприятная. Пользуясь ровным ветром, шлюп шел под всеми парусами со скоростью 3 миль в час. «Сенявин» шел, держась далеко от берега. Весь экипаж вышел наверх и любовался величественными картинами дикой камчатской природы.

Ввиду того, что побережье полуострова Камчатки почти совсем не было исследовано и морские карты его были очень неверны, инструкция адмиралтейства предписывала Литке возможно подробнее исследовать и описать его. Однако вследствие ограниченности времени Литке решил определить только географическое положение главных пунктов, ориентируясь на которые можно было бы позже произвести подробные исследования.

Пройдя Шипунский нос, «Сенявин» взял курс к мысу Кронокский Утром 16 июня сенявинцы одновременно любовались сопками Авачинскою, Корякскою, Жупановою, Кронокскою. Определением высоты Кронокской сопки занялись одновременно все три штурмана и сам капитан. У всех четырех она оказалась равною 3370 м.

Кронокский мыс миновали вскоре после полудня 17 июня. Далеко на севере стали показываться высокие горы, между которыми выделялась исполинская Ключевская сопка. Штурманы и Литке определили ее высоту в 5300 т.

В следующие два дня при малом ветре шлюп медленно подвигался к Камчатскому носу. Моряки обнаружили очень много погрешностей в морских картах этой части камчатского побережья.

Рано утром 20 июня при ясной погоде шлюп приблизился к устью реки Камчатка. Вся команда, офицеры и ученые экспедиции вышли на верхнюю палубу. Сопка Ключевская и многочисленные другие сопки и горы были отлично видны. Все были покрыты снегом. Сенявинцы, как очарованные, стояли молча и не могли оторвать глаз от великана, задернутого на вершине легкой дымкой. Казалось, что вулкан находится у самого берега, а между тем до него было 104 мили.

— Ключевская сопка — величайший вулкан на земле, — заметил натуралист Мертенс.

— Я в первый раз вижу вулкан такой величественной и вместе с тем такой дивной красоты, — заметил много путешествовавший профессор минеролог Постельс.

Литке со своими помощниками определил точное географическое положение Нерпичьего озера, устья реки Камчатка, Камчатского носа и находящихся вблизи Столбового мыса и речки того же имени. Отсюда шлюп направился к видимому на север Озерному мысу и подошел к нему 21 июня. Едва успели определить его географическое положение, как погода испортилась, берега закрылись туманом. 22 июня немного прояснилось, и на севере показался Карагинский остров. Уже стемнело, когда шлюп вошел в пролив между материковым берегом и островом. Там бросили якорь.

Утром сенявинцы увидели, что шлюп стоит в бухте, окруженной низменным берегом. Еще перед уходом шлюпа в северное плавание помощник начальника Камчатской области Кузьмищев сообщил Литке, что жители района реки Карага рассказывали ему, что на западном берегу острова, как раз против устья этой реки, есть гавань со входом шириной не менее километра, куда нередко

заходят киты.

Доверяя этому сообщению, Литке решил отыскать эту гавань и исследовать ее возможно полнее. Для этого был послан на гребной шлюпке Ратманов, получивший приказание пройти вдоль берега миль двадцать, осматривая по пути все бухты и гавани.

На ближайший берег острова съехали Литке и Нозиков для производства астрономических и магнитных наблюдений и естествоиспытатели Мертенс и Постельс Остальные офицеры должны были произвести морскую съемку и промер. Англичанин боцман Виттрин и два алеута отправились на охоту, а свободные от службы матросы принялись за стирку белья в реке, впадавшей в залив, за ловлю рыбы и охоту на птиц.

На острове расстилалась сухая тундра, покрытая ольховым кустарником и травой. Через тундру протекала довольно глубокая и быстрая речка, на берегах которой было множество гусей, уток и куликов. В южной части острова вся почва была вспахана крепкими клювами топорков. Эти птицы напоминают попугаев: у них черное оперение, красный клюв, похожий на маленький топор, и желтый пучок перьев на голове.

В этот день у берегов острова появилась в несметном количестве лососевая рыба, называемая няркой (красная). Эта рыба длиною около 50–60 см, весом до 6 кг, плоская, с красным, как у семги, мясом. Рыба с неудержимой силой стремилась вверх по реке. Она шла такой плотной массой, что малейшее обмеление реки или сужение русла заставляли ее выпирать кверху, выскакивать из воды, бросаться на песчаные отмели. Сенявинцы воспользовались ходом нярки, наловили в несколько часов большое количество, засолили и уложили в бочки, сделав запас почти на год.

Первый день стоянки был очень знойный. Черный песок, покрывавший берег, был раскален, но в 36 см ниже поверхности находился плотный слой вечной мерзлоты. Тучи комаров и мошек затрудняли производство работ на берегу. При астрономических наблюдениях два человека должны были беспрестанно хлестать ветками по лицу и рукам обоих наблюдателей, магнитные наблюдения можно было производить только разведя в палатке огонь из хвороста и туфа, но едкий дым выгонял часто не только насекомых, а и самих наблюдателей.

«Сенявин» простоял двое суток. Воздух в это время был насыщен парами, которые около полудня странно искажали предметы даже на близком расстоянии. Горы материкового берега беспрестанно изменяли свой вид.

Около полудня 26 июня возвратился Ратманов, не найдя никакой гавани. В первый день он проехал 15 миль вдоль обрывистого берега, только кое-где берег пересекался речками, ручейками или сбегавшими с гор водопадами. Ночевали недалеко от речки, на которой заметили развалины юрт. Медведи стадами бродили около. На следующий день Ратманов проехал еще 5 миль до другой речки, где также были видны остатки жилищ и стада медведей, но гавани так и не оказалось.

Поиски Ратманова показали, что размеры Карагинского острова гораздо больше, чем можно было предполагать по старым картам. Ввиду этого Литке, закончив свои наблюдения, пошел на север по проливу между материком и островом. Около трех часов пополудни на материковом берегу было замечено устье довольно широкой реки. По обоим берегам ее возвышались холмы, покрытые густым лесом, самое устье было сжато низменными мысами. По имевшимся на шлюпе описаниям и сообщениям Кузьмищева это была река Карага, и тут на стороне острова должна была находиться искомая гавань. Подойдя в сумерки к берегу острова, шлюп стал на якорь в открытой бухте.

Было очевидно, что шлюп находится в том месте, о котором говорили карагинцы. Теперь предстояло отыскать Малый Карагинский, или Верхотуров, остров, лежащий, по тем же известиям, в 5 км к северу от Большого. Для промера и осмотра берегов были посланы Ратманов и Семенов, которые, возвратись поздно вечером, сообщили, что они нашли, наконец, гавань, но глубиною всего 3 м. Штили и туманы продержали здесь шлюп три дня. За это время гребные суда, под командою офицеров, осмотрели все западное побережье Карагинского острова до северо-восточной его оконечности. Верхотурова острова не было видно даже с самых высоких мест, на которые можно было взобраться.

1 июля шлюп вышел в море и снова обогнул южную оконечность острова Карагинский, названную Литке мысом Крашенинникова. Затем пошел вдоль восточной стороны острова, исследуя его берега. Вечером 3 июля он подошел к северо-восточной оконечности, до которой с другой стороны уже доходил штурман Семенов. Таким образом, исследование этого большого острова было закончено.

Когда шлюп отошел к северу километров на тридцать пять, штурманы увидели островок, в котором узнали Верхотуров. Оказалось, что он лежал почти в 50 км от Карагинского. К острову Верхотуров шлюп приблизился около полуночи и до четырех часов утра держался около него под малыми парусами, идя самым тихим ходом. Рано утром приступили к исследованию острова. Он имеет около 8 миль а окружности, южная и восточная стороны круты, а от северо-западной протянулся низменный мыс, на котором виднелись балаганы и разрушенные юрты. Вероятно, это были следы посещения олюторских моряков и камчадалов, приезжавших сюда на промысел чернобурых лисиц, иногда даже здесь зимовавших. Этот ценный и редкий зверь водился здесь в довольно большом количестве, а на соседнем материковом берегу встречался только изредка. Окончив исследование Верхотурова острова, Литке направился к Олюторскому мысу, находящемуся на материковом берегу в 150 милях на северо-восток от этого острова.

5 июля разразилась буря. Шлюп, как щепу, бросало из стороны в сторону. По временам он черпал воду бортами. Волной смыло большую часть подветренной сетки с койками.

Через сутки буря стихла, подул попутный ветер, и шлюп пошел прямо к Олюторскому мысу, но наступивший густой туман принудил Литке отказаться от его посещения и взять курс к Чукотскому носу — мысу Восточный (современный мыс Дежнева) — самой восточной оконечности Азии. Несмотря на густой туман, шлюп быстро подвигался вперед. 14 июля туман сменился дождем, горизонт несколько увеличился, и сквозь пасмурность обозначались на юго-востоке берег и снеговые вершины острова Св. Лаврентия. Отсюда «Сенявин» направился в середину Берингова пролива. Свежий зюйд-вест гнал его со скоростью до 9 миль в час.

15 июля ветер стих, море успокоилось. Шлюп скоро вошел как бы в целый архипелаг островов. Вершины гор азиатского и американского материков, между которыми в отдалении скрывались низменности, казались островами. Потребовалось некоторое время, чтобы осмотреться и разобраться в окружающем. Произвели астрономические наблюдения и точно определили место нахождения шлюпа. Затем Литке со всеми штурманами определил точное географическое положение Восточного мыса и некоторых других мест.

Закончив наблюдения, Литке направился через середину Берингова пролива (в Северный Ледовитый океан. Сенявинцы давно уже ждали момента, когда судно вступит в Арктический океан, и настроение было приподнятым и торжественным.

Мыс Восточный возвышался на траверзе шлюпа в виде высокого полуострова, соединенного с материком низким перешейком. «Сенявин» прошел между высокими гористыми островами Диомида и громадной скалой Восточного мыса. Тихий океан остался позади. За островами Диомида виднелись синие и плоские горы американского материка. Так как исследование арктического побережья не входило в программу плавания «Сенявина», шлюп прошел только несколько миль к северу за Берингов пролив и повернул на юг.

Вернувшись в Берингов пролив, Литке взял курс на губу Св. Лаврентия, в 60 км к юго-западу от Восточного мыса. Там он хотел стать на якорь для производства астрономических и магнитных наблюдений и для исправления некоторых повреждений в рангоуте, полученных при шторме в Беринговом море.

Рано утром 16 июля шлюп миновал селение Нунэмун, расположенное при входе в бухту Св. Лаврентия. Обитатели его о любопытством смотрели на проходившее почти под всеми парусами судно. Ветер скоро стих, и «Сенявин» стал на якорь перед устьем губы. К нему тотчас же направились на своих байдарках чукчи. «Тарова! Тарова!» (Здорово!) — еще издали раздались их голоса. Повторяя эти слова, чукчи гладили себя по голове против волос. Пристав к борту «Сенявина», чукчи без всякого страха взошли на верхнюю палубу шлюпа. Все приехавшие были малорослы, некрасивы, смуглы, крепкого сложения. Волосы у них черные, жесткие, глаза карие, узенькие, запавшие в глазницах, лица скуластые, носы приплюснутые, губы толстые, зубы ровные, желтоватые. Все они были одеты в нерпичьи и оленьи летние кухлянки. Лица и руки грязные, так как они никогда не мылись. От каждого из них отвратительно пахло.

Взаимным поклонам гостей и хозяев не было конца, но один из прибывших, видимо, нашел, что Литке недостаточно учтивый хозяин, так как встретил гостей с головой, покрытой фуражкой. Он очень вежливо снял с него шапку и, кланяясь, повторял: «Тарова! Тарова!» Гости просили угостить их табаком и дать для их жен иголок.

Им сейчас же принесли несколько восьмушек махорки, пачки листового табаку и целую коробку иголок. Кроме того, каждого угостили чаркой сладкого красного вина и сухарями. Подарки эти и угощение вызвали большую радость чукчей, и они бросились обнимать и целовать хозяев, после чего попросили еще «прошки» (так называют на Камчатке и на Чукотском полуострове нюхательный табак). Когда им принесли несколько коробок этого табаку, они стали прыгать от восторга и с жадностью нюхать его.

Описывая чукчей, Ф. П. Литке приводит следующий эпизод: «Многие из них посещали мою астрономическую обсерваторию — палатку. Очень любопытно было видеть, какое впечатление произведут на них совершенно новые и непостижимые для них предметы, которые и в других местах, населенных людьми более просвещенными, заставляли меня иногда опасаться прослыть колдуном. Чукчи рассматривали их с любопытством, но не показывали ни подозрения, ни докучливости. Напротив, все были ласковы и старались на наши шутки и ласки отвечать так же. Одного весьма дюжего чукчу потрепал я в знак дружбы по щеке и в ответ получил внезапно такую пощечину, от которой едва с ног не свалился. Пришел в себя от удивления, вижу предо мной моего чукчу с улыбающимся лицом, выражавшим самодовольство человека, удачно показавшего свою ловкость и приветливость».

Случай этот произошел в присутствии офицеров, боцманов и переводчиков. Все они выражали возмущение поведением чукчи и просили капитана как следует его наказать. На просьбу боцмана приказать всыпать ему «побольше горячих линьков» Литке отвечал: «Нет, нет! Не надо. Вы его не понимаете. Ведь он дитя природы и хотел меня также потрепать, но рукою, привыкшей трепать одних оленей».

Селение состояло из одних летних юрт. На зиму обитатели, удалялись в другое селение, где жили в землянках. Моряков! любезно приглашали в юрты. Все сенявинцы побывали в юртах, несмотря на отвратительную их грязь. Молодые женщины были очень веселы и забавляли моряков. Юрты здешних чукчей сделаны из китовых ребер; покрыты шкурами и походят на палатки.

Литке, при посещении старшины селения, был приглашен во внутреннюю часть палатки — полог. Такая честь оказывалась только почетным гостям. В пологе горел ночник из мха с тюленьим жиром. Чадил он невыносимо. Заметив гостя, жена хозяина юркнула под шкуру, служившую дверью, а дочь продолжала молча заниматься своим туалетом — вплетать бисер в косматые, намазанные жиром волосы. Немного погодя хозяйка принесла в грязной деревянной чашке вареное, без соли, оленье мясо и, прибавив туда порядочную порцию протухлого китового жира, просила гостя закусить. Чтобы не обидеть хозяев, капитан отведал лакомого блюда, от которого его чуть не стошнило. А хозяин ел с удовольствием, объясняя гостю, что жена его — большая мастерица приготовлять китовый жир так, чтобы он приобрел достаточную степень горечи. Долгое время отвратительный запах юрты оставался в платье Литке, несмотря на проветривание и спрыскивание одеколоном.

Другой старшина пригласил Литке присутствовать на народном гулянье. Вблизи селения было расчищено место для бега взапуски. Победители получали награды: бобровый и песцовый меха и отличные моржовые клыки. Десятка два чукчей выступили на соревнование. Несмотря на то, что они оставались все в той же тяжелой меховой кухлянке, они бегали чрезвычайно быстро. Особенно поражала их выносливость и неутомимость: они без отдыха пробежали 12 км. Победители очень гордились полученными призами. После игр началось угощение, состоявшее из кусков вареной оленины. Во время и после игры был полный порядок. Не было ни споров, ни толкотни, каждый вел себя тихо и благопристойно.

На следующий день в палатку Литке пришло восемнадцать чукчей, мужчин и женщин. Он угощал их чаем, сухарями, леденцами. Попробовав чай, они не захотели его пить, сухари и леденцы очень одобрили. Капитан подарил женщинам несколько ситцевых платков, ниток, цветных бус и шелковых лент. Они чрезвычайно обрадовались подаркам, развеселились, стали плясать. Танцы их были довольно оригинальны. Девять женщин в тяжелой неуклюжей одежде сошлись в кучу и под звуки нескладной монотонной песни принялись передвигать ногами и махать руками. В заключение три лучшие танцовщицы проплясали любимый народный танец, от которого все их соотечественники пришли в восхищение.

19 июля научные изыскания были окончены, и Литке возвратился на шлюп. В этот и в два следующие дня был полный штиль при густом тумане, продержавший шлюп на якоре лишние трое суток. С раннего утра и до позднего вечера, как и в предыдущие дни, шлюп был окружен байдарами. Шла оживленная торговля песцами, бобрами и моржовыми клыками. Песни и шутки не прекращались. Входившие на палубу шлюпа чукчи вели себя очень пристойно. По прежним описаниям, чукчи были дикий, угрюмый и воинственный народ, однако сенявинцы нашли в них веселых и гостеприимных людей.

«Дружеские неоднократные посещения наших судов могли, конечно, произвести добрую перемену в их расположении, — читаем мы у Литке в его описании чукчей. Но мне кажется, что они никогда не были столь беспокойным народом, как их описывали. Они были немирные, покуда с ними обращались дурно; с переменой обращения и они переменились. Все это я разумею об оленных, то есть кочевых, чукчах, которых и здесь около нас было довольно; оседлые же чукчи всегда слыли тихими».

Выйдя из губы Св. Лаврентия 21 июля вечером, шлюп встретил в Беринговом проливе очень тихий ветер и густой туман. В течение пяти суток «Сенявин»» был вынужден держаться на одном месте. 27 июля около полудня шлюп находился вблизи Мечигменской губы. Чтобы войти в эту бухту и исследовать ее, Литке приказал спустить гребные суда и начал буксироваться ими при полном штиле. В начале десятого часа вечера шлюп бросил якорь, недоходя полторы мили до устья губы. Здесь «Сенявин» простоял два дня.

Продолжая итти на юг, шлюп поравнялся в широте 64°45? (северной) с заливом, упоминаемым Куком в его «Третьем путешествии»[52]. Залив показался Литке глубоко вдающимся в материк, с высокими остроконечными горами вблизи берегов.

Кук считал этот залив мелководным, и сенявинцы, пройдя к его устью, очень удивились, когда не смогли достать дна на 80 м, хотя несколько дальше в море глубина не превышала 54 м. Заинтересовавшись этим, Литке решил подробно исследовать залив и вошел в него. В самом устье, имеющем от 5 до 6 миль ширины, глубина оказалась от 70 до 80 м. Шлюп прошел в глубь залива и стал на якорь. Так как якорная стоянка оказалась плохой, был послан Семенов на байдаре отыскать более удобное место. В то же время другая партия моряков и естествоиспытатели отправились на берег к устью речки, около которой стояло несколько чукотских юрт. Эта партия, вернувшись, привезла неожиданное известие, что шлюп стоит не в заливе, а в проливе, отделяющем от материка большой остров Аракамчечен, лежащий от шлюпа к югу.

Литке приступил к подробному исследованию пролива.

В сумерки возвратился Семенов, посланный на байдаре для розысков хорошей стоянки. Он доложил, что хорошего якорного места не нашел, но что ему удалось открыть значительную губу, называемую чукчами Пенкегней.

— В глубине этой бухты я наблюдал, — рассказывал он, — как один чукча охотился за нерпой. Он положил на камень чучело нерпы, а сам, спрятавшись за камень, пошевеливал его и кричал голосом, похожим на крик нерп. На этот крик из бухты приплыла большая нерпа и, не подозревая обмана, приблизилась почти к самому камню. Чукча метко вонзил в животное большую стрелу, привязанную к крепкому шнуру, вытащил зверя на берег и убил его палкой.

Приблизившись к большому острову, шлюп стал на якорь. На другой день утром Литке съехал на берег и поднялся на гору, откуда открывался великолепный вид. Был виден весь Берингов пролив со всеми его заливами. Вновь открытый пролив и остров Аракамчечен лежали перед глазами, как на ладони. Литке, посоветовавшись с офицерами, назвал эту гору Афон (в честь победы, одержанной 19 июня 1807 г. адмиралом Сенявиным над турецким флотом), а пролив, отделяющий остров Аракамчечен от материка, именем Сенявина.

Ратманов был отправлен для исследования западного берега острова. Там он открыл небольшую, очень спокойную гавань, которую Литке назвал гаванью Ратманова.

31 июля с восходом солнца приступили к исследовательским работам. Литке отправился на баркасе и байдарке с Глазенапом, Нозиковым и естествоиспытателем Постельсом в южную половину пролива, поручив Семенову и Ратманову исследовать западный берег. На южном очень низменном мысе острова моряки увидели несколько байдар с чукчами. Они были очень приветливы и смирны. Литке подошел к ним и, подарив леденцы и махорку, вступил в разговор, припоминая слова, которые он узнал в губе Св. Лаврентия. Не имея никакого понятия о письменности, чукчи были очень удивлены, когда он записывал название наиболее трудно выговариваемых слов, а затем, смотря на бумажку, произносил их очень бегло.

После обеда моряки переправились на другой большой остров Иттыгран, лежащий к югу от Аракамчечена. Они остановились в небольшой открытой бухте, где было несколько чукотских селений, и здесь путешественники встретили такой же радушный прием. Особенно приветливы были женщины. Они очень искусно выманивали у моряков «титита» (иголки). Молодые девушки за несколько иголок пели хриплыми голосами и плясали очень некрасиво и нескромно. Литке по-чукотски спросил их:

— Можно ли у вас купить оленя?

— Да, да, сейчас! — ответило ему сразу много голосов. Через несколько минут были притащены две туши только что убитых оленей.

Вот как описывает этот случай Литке: «Хозяйки обрадовались, когда я предложил им оставить у себя внутренности оленей; они тотчас принялись потрошить туши руками, от рождения не мытыми, с жадностью вычерпывая из них кровь. Известно, что чукчи, заколов оленя, затыкают рану, чтобы не терять крови, из которой приготовленное кушанье считают первым лакомством. От этого мясо бывает черное и скорее портится… Одаренные не скупо, приятели наши ласково провожали нас к баркасу, входили в воду, чтобы помочь нам».

Окончив к вечеру исследование острова Иттыгран, моряки переехали к ночи на мыс Погелян, а с восходом солнца отправились вдоль побережья в западном направлении и в одной миле от мыса нашли хорошую гавань. Литке назвал ее гаванью Глазенапа Здесь на берегу было расположено маленькое чукотское селение Иергин. Туземцы оказались не только приветливы, но и очень услужливы. Они всячески старались помогать морякам в работах.

Проехав еще несколько миль вдоль острова, потом поперек пролива и вокруг восточной оконечности острова Иттырган в южное устье[53] пролива Сенявина, моряки остановились в небольшой бухточке этого острова. Произведя ряд астрономических и других наблюдений, шлюп 6 августа вышел из пролива Сенявина и пошел вдоль берега. На следующий день, продолжая описание берега, дошли до Чукотского носа. На низменном мыске его было небольшое селение.

Обогнув Чукотский нос, шлюп пошел на запад вдоль побережья Анадырского залива. Медленно подвигаясь вперед, в полдень 10 августа «Сенявин» находился на том самом месте, где ровно сто лет назад был Беринг, поэтому Литке ближайший мыс назвал мысом Столетия. 13 августа шлюп подошел к бухте Преображения, названной так Берингом в день этого праздника. Вблизи бухты шлюп заштилел.

На берегу виднелось селение чукчей и несколько табунов оленей. В 12 милях на северо-западе находится очень высокий и утесистый мыс, лежащий ровно под 65° северной широты. Так как он не носил никакого названия, Литке назвал его мысом Беринга.

Исследуя далее побережье Анадырского залива, шлюп достиг залива Св. Креста, в одной из бухточек которого стал на якорь. Литке с несколькими офицерами съехал на берег, где их встретила большая толпа чукчей. Один из чукчей, по имени Хатыргин, пригласил моряков к себе в юрту. Юрта была больше и чище тех, которые они видели раньше. Гостей посадили на оленьи меха. Из разговоров выяснилось, что отсюда до устья реки Анадырь только полтора дневных перехода, тогда как по старым картам расстояние до него показано более 100 миль по прямой линии. Кроме того, Хатыргин сообщил, что отсюда до устья Анадыря простирается ровный низменный берег и что сам залив Св. Креста вдается к северу на целый дневной переход. Все эти сведения были весьма важны. Для исследования залива Св. Креста были снаряжены отряды из офицеров и штурманов. Сам капитан занялся астрономическими и магнитными наблюдениями.

18 августа береговые утесы, омываемые огромными бурунами, покрылись снегом; море ревело, и свирепый ветер гудел в снастях шлюпа. Однако на следующий день стихло, и тотчас были отправлены исследовательские партии: Ратманов с баркасом и байдарою — на западный берег залива и Семенов — на восточный. Оба они с своими командами были снабжены продовольствием на пять суток.

Литке с Глазенапом и Нозиковым переехали на берег и устроили палатку из шкур лахтаков[54], наподобие юрты, закрыли ее парусом и осыпали снизу землей. Хотя в палатке, не угасая, горел в камельке огонь, температура держалась не выше 1–2° мороза, в щели дул холодный ветер. Матросы построили себе землянку, и в ней было гораздо теплее и уютнее, чем в палатке капитана.

Вечером 24 августа возвратился Семенов, который обследовал более 36 миль побережья к северу и нашел везде ровный отмельный берег и только в одном месте небольшую открытую бухту. До вершины залива оставалось еще около 20 миль и столько же до противоположного берега. Через сутки возвратился и Ратманов со своим отрядом, исследовавший западное побережье залива.

Чтобы покончить исследование всего залива, шлюп снялся с якоря и перешел в глубину бухты, найденной Семеновым. Ратманов и Семенов были снова посланы на гребных судах заканчивать исследования, а Литке переправился для наблюдений на берег.

29 августа поднялась сильная буря. Литке очень беспокоился за шлюп и всю ночь не смыкал глаз. На рассвете из палатки и землянки выбежали на берег моряки, чтобы посмотреть, цел ли шлюп. Море бушевало, но «Сенявин» стоял крепко и надежно.

В ночь с 1 на 2 сентября моряки любовались северным сиянием. Весь день 2 сентября около лагеря Литке провела большая компания оседлых и оленных (кочующих) чукчей. Между кочевыми был один крещеный. Литке заговорил с ним. Чукча рассказал, что его крестили три года назад на Колыме, крестным отцом его был комичар (комиссар), его учили молиться, но он почти ничему не выучился и никакого понятия о самой вере не имеет, но все же живет по-христиански и часто крестится.

— А сколько у тебя жен? — спросил капитан.

— Конечно, одна, — отвечал он, — ведь христиане больше иметь не могут.

Литке подарил ему медный котел, топор и долото, а его жене дал кашемировый платок и нитку бус. Чукча поблагодарил, но попросил прибавки для другой жены, оставшейся дома.

— Как же ты мне только что говорил, что у тебя одна жена?

Чукча смеялся над своим промахом.

Вечером капитан пригласил к себе в палатку всех находившихся поблизости чукчей. Их набралось двенадцать человек. Хозяин угощал их рыбными консервами, чаем и водкой. Кроме того, каждому было подарено по две восьмушки махорки. Гости вели себя скромно и чинно. Им очень понравился камелек, топившийся в палатке, и они спрашивали, нет ли на шлюпе лишнего для промена на меха. Просидев более двух часов, гости ушли спать под свои байдары.

Все следующие дни, до самого окончания работ, эти чукчи большую часть времени проводили в землянке с матросами, а ночевали всегда под байдарами.

Доктор Мертенс вылечил несколько чукчей от гнойного воспаления глаз. Чукчи выразили восторженную радость и горячо благодарили доктора. Мертенс оставил им несколько баночек глазной мази для других чукчей, страдавших этой очень распространенной здесь болезнью. Кроме того, он оставил им несколько десятков коробок с порошком от паразитов, которые были бичом каждой яранги[55].

Чукчи очень радовались подаркам Литке, необходимым в домашнем быту молоткам, топорам, пилам и другим инструментам. Особенно они благодарили за оселки, которые открыли им секрет отточить нож в несколько минут, вместо обычных трех дней. Женщины более всего были рады подаренному мылу.

5 сентября Литке закончил наблюдения и перебрался на шлюп. В тот же день возвратились и обе исследовательские партии. Ратманов обошел западный и северный берега залива и нашел две губы, глубоко вдающиеся в полуостров, и одну небольшую, но очень удобную и хорошо защищенную. Семенов в это же время исследовал восточную часть залива. Вечером этого дня «Сенявин» вышел в море, направляясь к Камчатке. По пути он подробно исследовал побережье у мыса Св. Фаддея и у других наиболее приметных мест.

23 сентября шлюп вошел в гавань Петропавловска, где ожидал его шлюп «Моллер», пришедший сюда более месяца назад. Моряки обоих судов очень обрадовались друг другу и предстоящему совместному возвращению в Кронштадт.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.