ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Соловецкий монастырь! Когда говорят о нем, вспоминается жуткая монастырская тюрьма и ее жертвы. Да, тюрьма Соловецкого монастыря, просуществовавшая без малого четыре столетия, была настоящим каторжным централом духовного ведомства и секретной государственной темницей. В ней мучили и истребляли борцов против самодержавия, крепостничества и православной церкви. Многие революционеры и сотни религиозных вольнодумцев были заживо погребены в земляных ямах, в каменных мешках Соловецкой крепости, в камерах тюремного замка.

Страшную память в нашем народе оставила о себе «беломорская Бастилия» российского самодержавия, сыграв крайне реакционную роль в истории освободительного движения в России.

Но была и другая сторона деятельности Соловецкого монастыря — военная, имевшая положительное значение. Она неразрывно связана с героической борьбой поморов против иноземных захватчиков, пытавшихся отторгнуть Беломорский Север от России.

…Соловецкий мужской монастырь был основан в первой половине XV века. Развивая бурную колонизаторскую деятельность, он превратился к концу следующего столетия в богатейшего северорусского феодала и крупного оптового купца. Свыше двух столетий — с XVI века до 60-х годов XVIII века — Соловецкий монастырь являлся почти самостоятельным государством внутри большой Русской державы. Имея свою населенную территорию, на которой действовали собственные законы и обычаи, он содержал войско, береговые и островные укрепления, судил своих подданных. Из-под юрисдикции монастыря изымались только уголовные дела.

Основой политического могущества монастыря-государства в феодальную эпоху являлись его огромные земельные владения, простиравшиеся по всему беломорскому и океанскому прибрежьям более чем на тысячу верст.

Соловецкий монастырь был приполярным промышленником. Во все времена старцы неустанно повторяли ту мысль, что «Соловецкий де монастырь место невотчинное»[1] (вотчинными они называли те монастыри, которые сеяли хлеб для себя и на продажу) и «орамых» (пахотных) угодий не имеет. Иногда следовало добавление такого содержания: «Да и завести хлебопашество за студеным климатом на Соловецком острове невозможно, ибо и огородных овощей (кроме одной репы) не родится; капуста же, лук, чеснок, огурцы и прочая овощь покупается в городе Архангельском привозное из Вологды».[2] Реже и неохотно «богобоязненные» иноки сообщали, что расположенный «во отоце окиана-моря» монастырь имеет «морские пожни» (сенокосы), а на берегу сеется «самая малось» ржи и жита, как тогда называли ячмень. В начале XVIII века зерновые сеялись в десяти усольях и в трех монастырских службах,[3] но ни одно соловецкое хозяйство не могло прожить без привозного хлеба.

В своих обширных владениях монастырь добывал в большом количестве соль, рыбу, тюлений жир, слюду, организовал выплавку железа, завел кожевенные избы, поташные заводы, всевозможные мастерские, включая оружейные, изготовлявшие холодное оружие для монастырского войска.

Основным занятием Соловецкого монастыря в XVI–XVII вв. было солеварение, широко распространившееся на Севере с XII века. На 50 монастырских соляных варницах было занято в отдельные годы более 800 постоянных рабочих и 300 временных.[4] В конце XVI века монастырь ежегодно продавал около 100 тыс. пудов соли, а в первой половине XVII века вывозил на внутренние рынки 130–140 тыс. пудов соли в год. В первой половине XVII века монастырь получал за пуд соли 10–11 коп., а с конца XVII в. — начала XVIII в. в связи с введением соляной пошлины средняя цена на пуд соли поднялась до 15–16 коп.[5] Выручка от соляной продажи шла на покупку хлеба. В XVI–XVII вв. монастырь расходовал в год более 10 тыс. четвертей хлеба (40 тыс. пудов). Соловецкие настоятели не без гордости заявляли, что монастырь «питается соляными промыслами».[6] Местом продажи соли и покупки хлеба была Вологда. Основной торговой магистралью являлась Двинско-Сухонская речная система.

В пору наивысшего хозяйственного преуспевания Соловецкого монастыря правительство нанесло по экономике хозяина Поморья[7] чувствительный удар. В 1667 году «за непослушание» старцев и нежелание признать политическую и церковную централизацию указом царя были конфискованы и переданы государству «Соловецкого монастыря вотчинные села и деревни, и соляные и всякие промыслы», расположенные на побережье.[8] Но и после того, как была «отписана на государя» часть владений, Соловецкий монастырь сохранил в качестве феодальной собственности десятки волостей и деревень, береговые крепости, 11 соляных варниц.

В архиве Соловецкого монастыря хранится ведомость начала второй половины XVIII века с подробным перечислением принадлежавших монастырю городков, уездов, недвижимой и «крещеной» собственности.

Соловецкий монастырь имел в то время 5430 крестьянских, бобыльских и половнических душ мужского пола. Только в Кольском и Двинском уездах (Сумский и Кемский остроги с окрестностями и Шуерецкая волость) монастырю принадлежало 3648 душ мужского пола.[9] Но главная для нас ценность ведомости и сделанного на основании ее «краткого экстракта» состоит в том, что они содержат в себе полный перечень денежных и натуральных повинностей «сирот монастырских». Документы проливают свет на положение монастырских крепостных, дают представление о формах докапиталистической земельной ренты, посредством которых осуществлялось в соловецкой промысловой вотчине присвоение прибавочного труда крестьян накануне потери монастырем земельных угодий. Все это позволяет сделать важные научные выводы.

«По монастырским издревле определениям» с крестьян взимался денежный оброк, подымные и другие подати, составлявшие в общей сложности около 500 руб. в год. Кроме налогов, крестьяне поставляли «для исправления разных работ» летом («лето» для них продолжалось с 1 марта до 1 октября) плотников и подсобников, зимой (с 1 октября до 1 марта) чернорабочих для возки сена, дров и т. д. О тяжести такой повинности дают представление следующие цифры: крестьяне давали в летнее время 22 плотника и 66 подсобников, а в зимние месяцы 38 работных людей.[10] Ничего, кроме пищи, они не получали от хозяина. Монастырь наживался на эксплуатации даровой рабочей силы.

Помимо всего этого, крестьяне должны были бесплатно работать на монастырских мореходных судах (ладьях) и привозить «в питомство монашествующим и трудникам хлебные и харчевые припасы», а также развозить продовольствие по усольям и службам. В их же обязанность вменялось «на зимовье поднимать ладьи и по весне лесом нагружать их». Своим инвентарем на своих лошадях крестьяне обрабатывали монастырскую пашню в приписной Муезерокой пустыни, убирали и молотили хлеб, заготовляли дрова, косили сено.

Непомерно большие денежные и натуральные повинности выбивали монастырских крестьян из колеи. Катастрофически быстро росло число разорявшихся хозяйств, бобыльских и половнических дворов. В селе Красноборском проживало 224 бобыля. В Устюжском уезде из 455 душ жителей 231 были половниками. О них мы читаем в ведомости: «Содержат монастырскую пашню, которую пашут и хлеб снимают и с полу — половина в монастырь, а другая дается им».[11] Естественно, бобыли и половники не могли тянуть в полном объеме монастырского тягла. Поскольку с красноборских и устюжских бобылей и половников взять было нечего, они освобождались от уплаты денежного оброка. Тем большая тяжесть налогов ложилась на крестьянские дворы. Многие из них пополняли ряды половников и бобылей. Получался замкнутый круг. Он был разорван конфискацией государством церковного и монастырского имущества.

В 1764 году земельные угодья и крестьяне Соловецкого монастыря были переданы Коллегии экономии. Эта реформа окончательно подорвала экономическую основу соловецкой вотчины и положила предел развитию монастырского феодализма на Севере.

Примеров, взятых из одного сводного хозяйственного дела, вполне достаточно, чтобы поколебать традиционное представление о Европейском Севере России как о районе, не знавшем пут крепостного права. В конечном итоге не имеет принципиального значения вопрос, кто надел на крестьян крепостной ошейник — монахи или дворяне и где крестьяне отбывали барщину — в поместье или в усолье. В Поморье не было дворян и помещичьих латифундий, но было много монастырей с Соловецким во главе. Монахи на Севере не менее жестоко угнетали крестьян, чем дворяне южной полосы.

Поморский крестьянин был лично зависим от Соловецкого монастыря. Прибавочный труд выжимался из него «внеэкономическим принуждением», как называл Карл Маркс грубую форму эксплуатации, подводимую им под категорию отработочной ренты.[12] Пользовался монастырь и более развитыми формами ренты — продуктовой и денежной. В монастырской вотчине до последних дней ее существования господствовали крепостнические отношения и феодальная эксплуатация.

Помимо «своих» крестьян, монастырь нещадно эксплуатировал «годовиков» — богомольцев, работников по обещанию. До 60-х годов XVIII века ежегодно их оставалось на островах по 200–500 и более человек. После конфискации монастырских владений число «годовиков» колебалось от 500 до 1000 человек.[13] Все они бесплатно трудились на 200–250 «братов», искателей «равноангельского житья», выполнявших обязанности надзирателей и управляющих.

Хозяйственная деятельность монастыря в самый цветущий период его жизни достаточно хорошо изучена и обобщена в блестящей работе В. О. Ключевского[14] и в превосходно документированной монографии А. А. Савича.[15] Этой же теме посвятили статьи А. Иванов,[16] В. Массальский,[17] А.Н. Попов,[18] Е. Сизов.[19] Из последних по времени работ большой интерес представляет исследование А. М. Борисова.[20]

Соляная промышленность и соляная торговля, земледелие, рыболовство, горное дело и другие побочные промыслы, внутренняя организация соловецкой вотчины — все эти вопросы скрупулезно исследованы советскими историками. Выявленные нами в архивохранилищах новые хозяйственные документы могут лишь дополнить восстановленную упомянутыми авторами картину промышленной деятельности Соловецкого монастыря, детализировать ее, уточнить некоторые положения и исправить отдельные неточности и ошибки, но не способны поколебать их выводы.

Наше внимание привлекло военное направление деятельности Соловецкого монастыря в период с конца XVI до второй половины XIX века.

Хозяева Соловков любили повторять изречение одной правительственной грамоты о том, что их монастырь иным монастырям не в образец и на пример его ссылаться не следует. От себя «святые отцы» добавляли, что Соловецкий монастырь в отличие от своих сверстников, старших и младших собратьев, расположен «вне всякого селения мирского на морском пограничном острове» и круглый год отрезан от большой земли: летом — водой, а зимой — ледяными глыбами, носимыми взад и вперед прибывающей и убывающей водой. Своеобразием географического местоположения Соловков монахи обосновывали необходимость военизации монастыря и создания в нем постоянных запасов оружия, фуража, продовольствия. В монастыре должно «быть непременно в запасе хлебных припасов годов на десять, а по крайней мере на пять», — доказывал один из архимандритов.[21]

Соловецкий монастырь, выросший, по образному выражению одного монаха-книжника XVI века, «в Русской Земли в Сиверной стране, на концы вселенныя» в непосредственной близости от шведско-датской границы, периодически подвергался агрессии со стороны «окружных языков» — северо-западных соседей Руси. Борьба с «каянскими немцами» (так в старину называли жителей современной Финляндии по имени города Каяна) была неизменным спутником соловецкой истории вплоть до начала XVIII века. Как «украинный» и «порубежный» пункт, он вынужден был одновременно с покорением суровой природы отбивать атаки посягавших на Поморье внешних врагов, которые не давали покоя русским людям, мешали им мирно жить и трудиться здесь, хотели отнять у нашего государства выход в Студеное море.

Напряженное положение на границе заставило Соловецкий монастырь побеспокоиться прежде всего о своей личной безопасности. Помимо этого, монастырь должен был принять меры к защите Беломорского края, так как начавшаяся еще в середине XV века колонизация монастырем западного поморского берега к исходу следующего столетия в основном завершилась. Земли духовного хозяина охватывали Белое море с юга, севера и запада. Оставались Керетская волость да Шуя Корельская, но и эти места будут приобретены монастырем в течение первой трети XVII века. Политическое влияние Соловецкого монастыря в Поморье обусловливалось тем, что он находился в этом районе, тогда как его опасный конкурент — Кириллов монастырь — удален был от своих поморских владений, раскинувшихся по реке Умбе, на почтительное расстояние.

В XVI–XVIII вв. Соловецкий монастырь был политическим центром края, а его настоятель — большой силой на Европейском Севере России, способной возглавить оборону государственных и соловецких границ.

Владея Карельско-Мурманским прибрежьем, монастырь, естественно, вынужден был строить крепости, содержать гарнизоны в острогах всего Поморья и защищать свои материковые владения подобно собственнику в эксплуататорском обществе. Защита обширной северной окраины страны составляла поэтому важнейшую заботу и неотъемлемую обязанность духовного вельможи. «Вот почему, — пишет С. Ф. Платонов, — Соловецкому монастырю пришлось, кроме частновладельческих прав и обязанностей, принять на свой страх и кошт долю чисто правительственных функций».[22] Политическая обстановка вынуждала монастырь строить укрепления на островах и в прибрежной полосе, иметь оружие, содержать войско, то есть заниматься военной стратегией.

В общих чертах давно известно, что Соловецкий монастырь был при царизме не только проповедником христианства, местом ссылки и заточения борцов против политического и религиозного насилия, ростовщиком, колонизатором, словом, преуспевающим, с точки зрения феодальной и буржуазной морали, хозяином, но и воином, принимавшим активное участие в защите Поморья от покушения балтийских соседей Руси — Швеции и Дании, пытавшихся интервенцией решить вопрос об обладании Русским Севером и морскими торговыми путями на Восток — в Сибирь, Китай, Индию. Однако военная сторона деятельности Соловецкого монастыря, составляющая важную главу в военной история русского народа и Русского государства, до сих пор детально не изучена, хотя достаточно обеспечена источниками, причем часть их опубликована, а другая находится в центральных и Архангельском областном архивах и также доступна исследователям.

Некоторое внимание историков привлекали лишь два самых острых периода в военной биографии Соловецкого города: годы польско-шведской интервенции в начале XVII века и годы Крымской войны. Тем не менее, участие монастыря-крепости в обороне Севера и в эти драматические периоды отечественной истории изучено не полностью и не до конца. Дореволюционные историки не смогли осмыслить значения Соловков в событиях на Севере в период «смутного времени», как называли они жестокий социально-политический кризис начала XVII века. Только этим можно объяснить тот факт, что историки прошлого века говорили об отдельных частных вопросах шведской интервенции на Севере, вроде эпизода с рейдом польских отрядов на Вагу и Двину,[23] но из-под их пера не вышло ни одной специальной статьи о борьбе со шведской агрессией в Поморье, в которой бы отводилось подобающее место островам Соловецкого архипелага, если не считать литературной компиляции Н. Орлова, три четверти которой отведено тому же нападению «воровских людей» на Холмогоры в 1613 году,[24] словно только одно оно угрожало Северу порабощением и представляло для него главную, чуть ли не единственную в то время опасность. Беломорье сохранено в составе России местным населением. Даже враги отдавали должное бесстрашию поморов, но внимания русских буржуазных авторов крестьяне не удостоились.

Советские исследователи постепенно восполняют пробел исторической литературы прошлых времен. Об участии Соловецкой крепости в разгроме шведской агрессии на Севере в начале XVII века сообщаются некоторые сведения в общих курсах по истории Карелии.[25] С конца 30-х годов появляются специальные статьи о русско-шведских взаимоотношениях «смутного» времени В. А. Фигаровского,[26] В. Лилеева,[27] Г. А. Замятина,[28] И. С. Шепелева.[29] Самая глубокая из этих работ статья профессора Г. А. Замятина почти целиком посвящена разбору дипломатических связей и вооруженных столкновений монастыря со шведами. В ней читатель найдет убедительную аргументацию и ряд заслуживающих серьезного к себе отношения наблюдений.

Советские историки заинтересовались и партизанским движением на Севере в годы борьбы со шведским нашествием. На эту тему опубликованы статьи В. А. Фигаровским[30] и В. Шунковым.[31]

К сказанному остается добавить, что государственное издательство Карело-Финской ССР выпустило популярную брошюру В. Пегова[32] и научно-популярную книгу И. П. Шаскольского[33] о борьбе со шведскими захватчиками в Карелии в начале XVII века. В обоих трудах нашли отражение боевые дела беломорской крепости. Одна из глав книги И. Шаскольского называется «Шведская интервенция в Северной Карелии». Научная ценность этой работы, несмотря на недочеты и фактические ошибки,[34] повышается тем, что в приложении даны в переводе на русский язык ранее неизвестные историкам шведские документы, опубликованные Ваараненом.

В 1972 году Мурманское книжное издательство выпустило сводный труд по истории Мурманской области в дооктябрьский период, в котором нашла отражение древняя и средневековая история части бывшего Архангельского Поморья.[35]

К сожалению, в большинстве из перечисленных работ отражены военные действия главным образом в Западной Карелии, на Карельском перешейке и на территории северо-западного Приладожья, в особенности борьба за город Корелу (Кексгольм) и Корельский уезд, а окраинной, северной беломорской Карелии отводится в лучшем случае крайне скромное место (исключение составляет статья Г. Замятина). Второй недостаток упомянутых работ состоит в том, что они освещают участие монастыря и поморов в борьбе со шведской интервенцией в начале XVII века в основном по литературным материалам — русским и иностранным. Из зарубежных книг чаще других привлекался составленный в XVII веке труд Видекинда «История шведско-московитской войны», неизданный перевод которого с латинского языка, выполненный С. А. Аннинским, хранится в архиве Ленинградского отделения института истории. Понятно, что при такой узкой источниковедческой базе в статьи и брошюры не вводились новые документы, а из одной работы в другую переходили «отстоявшиеся» примеры. Никто из упомянутых нами авторов не обращался к фонду Соловецкого монастыря Центрального государственного архива древних актов. Тем самым историки лишили себя возможности правильно определить значение Соловецкой крепости, которая с XVI до XVIII в., и особенно в годы «смуты», спасала от шведских феодалов свои владения и северные районы России. Комплексу укреплений Соловецкого монастыря не отводилось того места в обороне Соловецкого Поморья, которое ему на деле принадлежало.

Состояние Соловецкой крепости в годы, отделяющие польско-шведскую интервенцию от Крымской войны, вовсе не привлекало внимания историков. Но ратные дела ее в дни Восточной войны вновь пробудили угасший было интерес к Соловецкому монастырю.

При выяснении роли Соловецкого монастыря в обороне Поморья в XIX веке следует иметь в виду, что экономическое и политическое положение монастыря на Севере к этому времени изменилось. Если до 60-х годов XVIII века монастырь оборонял весь край, составлявший его вотчину, то в 1854–1855 гг. он защищал в основном Соловецкие острова, которые вместе с «подворьями» в некоторых городах составляли теперь все его владения. Бесспорно, и в это время монастырь оставался важнейшим узлом обороны Севера и имел большое стратегическое значение: Соловецкие острова закрывали вход в Онежскую губу Белого моря, преграждали путь к городам Кеми, Онеге и Сумскому посаду (ныне город Беломорск). Именно поэтому англо-французские захватчики обрушили основной и самый мощный на Севере удар на Соловецкий монастырь. Иными словами, нельзя сводить оборону Поморья к одним только событиям 6–7 июля 1854 года, разыгравшимся у стен Соловецкого монастыря, но эти события были наиболее ярким моментом в обороне Архангельского Поморья в период Крымской войны.

В богатой литературе о войне 1853–1856 гг. боевым действиям на побережье от Печенгского монастыря до Мезени и обороне Соловецких островов в особенности уделено далеко не достаточное внимание. Некоторые авторы принимают неизученность документальных материалов о военных действиях на Севере за отсутствие таковых и не только упрощенно излагают события, но и дают им произвольное толкование.

У дореволюционных историков А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. Ф. Гейрота отдельные случайные эпизоды, относящиеся к обороне Соловецкого монастыря и в целом Беломорья, заслоняют собой патриотический героизм крестьян и промыслового населения Севера, поднявшихся на борьбу с иноземными захватчиками. К тому же А. М. Зайончковский и М. И. Богданович уменьшают число кораблей и огневую мощь союзной эскадры, бороздившей воды северных морей, и ограничивают свои крайне скудные, изложенные на трех-пяти страницах, замечания по Баренцево-Беломорскому театру военных действий кампанией 1854 года.[36] По мнению А. М. Зайончковского, против Архангельска и Новодвинска англичане «решили ничего не предпринимать, находя первый недоступным для их судов, а второй сильно укрепленным». Британцам оставалось «попытать счастье против беззащитного, но наиболее лакомого пункта побережья — Соловецкого монастыря с его предполагаемыми богатствами».[37] Сама оборона монастыря дана в полушутливом тоне.

А. Ф. Гейрот не отказывает «некоторым из крестьян» в мужестве, отводит три абзаца действиям неприятеля у монастырских стен в навигацию 1855 года, но больше увлекается историей «святой обители» и описанием жизни «святых подвижников», заступничество которых якобы спасло Соловецкий монастырь от поругания и гибели.[38]

В трехтомной «Истории Крымской войны и обороны Севастополя» Н. Ф. Дубровина северный участок Восточной войны совсем не представлен.

Советская научно-популярная литература, посвященная войне 1853–1856 гг., очень поверхностно и схематично излагает события, происходившие в то время на Севере. Так, профессор С. К. Бушуев в книге «Крымская война», изданной АН СССР в 1940 году, счел возможным ограничиться замечаниями: «Английская эскадра проникла к Архангельску, к Соловецкому монастырю. Небольшие воинские части вместе с местным населением, которому было роздано оружие, отбили атаки английских судов. На английский ультиматум о безусловной сдаче в плен всего гарнизона Соловецкого монастыря, настоятель ответил, что…(идет ответ архимандрита, позаимствованный из упомянутой книги А. М. Зайончковского. — Г. Ф.). 19 июля (н. ст.) английская эскадра начала бомбардировать Соловецкий монастырь, со стен которого последовали ответные действия. Английской эскадре не удалось захватить богатую добычу в Соловецком монастыре, и, отойдя от Соловков, она начала грабить остров Кий и жечь селения».[39] В следующей книге на эту же тему, выпущенной Воениздатом в 1946 г., С. К. Бушуев слово в слово повторяет эти же сведения.[40] Не лучшим образом освещены интересующие нас события И. В. Бестужевым[41] и совсем путанно Е. А. Берковым.[42]

В фундаментальных исследованиях по Крымской войне Е.В. Тарле и Л. Горева нападение кораблей англо-французской эскадры на Беломорье и Соловецкий монастырь упоминается в ряду других малозначительных эпизодов Крымской войны.[43]

Если сбросить со счетов полдюжины брошюр о боях за Соловецкий монастырь, вышедших из клерикальных кругов, с их вымыслами о чудесном спасении обители святыми угодниками Зосимой и Савватием и несколько статей, посвященных обороне Поморья в целом, в которых сообщаются общеизвестные факты о бомбардировке фрегатами осадной эскадры Соловецкого монастыря,[44] то вся специальная литература вопроса исчерпывается собственно двумя журнальными сообщениями, одно из которых опубликовано в дореволюционное время капитаном М. Полянским[45] и не имеет научного значения. Вторая заметка появилась в мартовском номере журнала «На рубеже» за 1950 год под многообещающим заголовком «Осада Соловецкого монастыря англичанами». Ее автор А. Жилинский передал читателям записанные им в начале века воспоминания глубоких стариков-поморов и хвастливые рассказы монахов, современников обороны Соловецкого монастыря. Введенный в заблуждение источниками информации, А. Жилинский встал на путь прославления монахов.[46]

Полное отсутствие подлинно научных, основанных на достоверных документальных материалах исследований о военных действиях на Севере в годы Крымской войны отрицательно сказалось на освещении этого вопроса в нашей учебной литературе. В стабильном вузовском учебнике студенты, учителя школ и преподаватели институтов находят буквально одну фразу: «В апреле английские корабли обстреляли Соловецкий монастырь на Белом море».[47] И коротко, и неверно. Не говоря уже о том, что в апреле никакие корабли не могли подойти к Соловецкому монастырю (Белое море освобождается от льда лишь в конце мая), ограничиваться одной приведенной фразой — значит ничего не сказать.

В западноевропейской литературе, судя по библиографическим справочникам, нет отдельных работ, повествующих о неудачном нападении кораблей союзной эскадры на Соловки. Не дошло до нас и воспоминаний английских участников штурма монастыря 6–7 июля 1854 года.

Можно сделать вывод, что ни в отечественной, ни в зарубежной литературе нет ни одной сводной работы, которая могла бы создать у читателей целостное представление о Соловецкой крепости и ее роли в обороне русского Поморья в XVI–XIX вв.

Предлагаемая книга — попытка дать историю создания Соловецким монастырем крепостных сооружений на острове и в прибрежных пунктах, выявить оборонное значение для русского государства в XVI–XIX вв. системы соловецких укреплений вообще и монастырского замка в частности, показать беспримерный героизм поморов в борьбе с захватчиками.

Недостаток литературных источников автор компенсировал архивными материалами. Использованы дела московских, ленинградских и архангельского архивов, главным образом дела фонда Соловецкого монастыря Центрального государственного архива древних актов СССР (ф. 1201). Среди них мы находим описание старинных крепостей, битв, характеристику войска и сообщения о патриотических поступках северян. «Отводные» книги оружейных старцев, составлявшиеся при «от: воде» (передаче) оружейной казны от одного приказчика к другому, дают полное представление о количестве и качестве вооружения, запасах боеприпасов.

Ход боевых операций в Белом море в годы Крымской войны полно отражен в делах, хранящихся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства СССР (III отд. с. е. и в. к., ф. 109), в Центральном государственном историческом архиве СССР в Ленинграде (канцелярия синода, ф. 796 и канцелярия обер-прокурора синода, ф. 797), в Государственном архиве Архангельской области (канцелярия Архангельского военного губернатора, ф. 2; Архангельская губернская палата государственных имуществ, ф. 115; канцелярия Архангельского гражданского губернатора, ф.1).

Из печатных источников назовем основные: А) Центральная и местная периодика прошлого и настоящего столетия. Особенно тщательно изучены «Архангельские губернские ведомости». Б) Большой ценности документы по оборонному значению Соловецкого монастыря содержатся в «Актах Археографической экспедиции», т. 1, 2, 3, 4; в «Актах исторических», т. 4 и 5; в «Дополнениях к актам историческим», т. 1, 3, 5, 6 и др.; в «Актах юридических»; в «Чтениях в обществе истории и древностей российских при Московском университете», кн. 3, 1874, кн. 3, 1894, кн. 3, 1897 и др.; в «Актах Московского государства», изданных Академией наук под ред. Н. А. Попова, Спб., 1890; в «Русской исторической библиотеке», т. 32 и др.; в «Материалах по истории Карелии XII–XVI вв.», изданных под ред. В. Г. Геймана в 1941 г. в Петрозаводске. В) «Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии», ч. 1–3, Казань, 1881–1898 гг.

К разделу печатных источников следует отнести «Летописец Соловецкий» (рукописные варианты и типографское тиснение), «Летопись Двинскую», «Новый летописец», «Описания» монастыря настоятелями Макарием, Досифеем, Порфирием, Мелетием,[48] построенные на собственных наблюдениях авторов и подкрепленные подлинными документами, хранившимися в соловецком архиве. Следует при этом учитывать, что в сочинениях «отцов монастыря» фактический материал обычно тенденциозно подобран и подан, но при критическом отношении нужные сведения можно из них извлечь и исключать «Описания» из числа важных свидетельств нет основания.

Из зарубежной литературы использована книга Иоганна Видекинда «История шведско-московитской войны».[49]

Привлечены также путевые заметки путешественников П. Челищева, П. Свиньина, Я. Озерецковского, М. Истомина, С. Максимова, В. Суслова, Вас. Ив. Немировича-Данченко, П. Федорова, С. Протопопова, М. Пришвина, М. Горького.[50] Не все записки путешественников равноценны. В некоторых из них запечатлены отдельные, мало интересующие нас подробности жизни и быта монашеского общества, к тому же сильно ретушированные, на других заметен налет субъективизма, но все дневники, вместе взятые, создают яркую и достаточно правдивую картину, характеризующую разные стороны деятельности монастыря, в том числе и военную.

Имеющиеся материалы и современный уровень обработки документов позволяют написать правдивую военную историю Соловецкого монастыря, историю борьбы поморов с иноземными захватчиками, в разное время вторгавшимися в пределы далекой окраины нашего государства. А сделать это тем более необходимо, что славные традиции прошлого близки и дороги советским людям.

Неиссякаем интерес к прошлому Отчизны, ее боевым традициям. И страницы военной истории русского Севера способствуют воспитанию советского патриотизма, любви к Родине, к ее героическому прошлому и прекрасному настоящему.