Обед в бунгало

Обед в бунгало

В дополнение к сказанному хотелось бы в общих чертах обрисовать портрет Уоллеса как человека. Первое впечатление от встречи с ним было таково, что он похож на русского. Среднего роста, шатен, открытое, приятное лицо, сдержанная улыбка. Казалось, что Уоллес как будто чего-то стесняется, чуть скован в движениях. Но это, однако, не мешало ему, особенно если он не гость, а хозяин, свободно беседовать, общаться, быть предупредительным.

Уоллес обладал способностью располагать к себе собеседника. Если в разговоре он допускал какие-то неточности или в чем-то заблуждался, то чувствовалось, что это его заблуждение искреннее.

Превосходно Уоллес умел распознавать людей. Он щедро одаривал вниманием тех, к кому относился с расположением, и не оставался бы самим собой, если бы поступал иначе.

К представителям Советского Союза Уоллес неизменно проявлял доброе отношение. Не могу не вспомнить с теплотой об одном случае. Как-то в седьмом часу утра у меня дома раздался звонок.

– Слушаю, – взял я телефонную трубку.

Звонок в такую рань на квартиру посла представлялся не совсем обычным.

– Андрей Андреевич, говорит дежурный комендант посольства. Только что в посольство зашел человек, извинился за ранний визит и назвал себя вице-президентом Уоллесом.

– А дальше что было?

– Он просил передать какие-то таблетки для супруги посла, после чего тут же удалился. Эти таблетки теперь у меня.

Оказывается, накануне жена Уоллеса и моя жена говорили о каких-то таблетках для похудения, достоинства которых могут оценить только женщины. Достать эти таблетки в то время представлялось делом сложным, и все же Уоллес не счел за труд сделать это и даже лично доставить их в посольство. Факт невесть какой значительный, однако он кое о чем говорит.

Наши встречи с вице-президентом обычно проходили в самом Вашингтоне. Но однажды он предложил:

– А что, если мы с женами выедем за город, пообедаем где-нибудь там, а заодно и обсудим кое-какие вопросы?

Возражений с моей стороны не последовало. Уоллес высказал и еще одно пожелание:

– Надеюсь, вы не будете против, если в этой поездке примут участие посол Швейцарии и его супруга?

И против этого возражать не приходилось.

– Кстати, – добавил Уоллес, – я и этот посол женаты на близких родственницах.

В назначенное время – день выпадал на воскресенье – Лидия Дмитриевна и я отправились к находившемуся примерно в сорока милях от города месту встречи. Она состоялась в бунгало – деревянном, непретенциозном по внешнему виду доме, оказавшемся тем не менее внутри очень удобным и вовсе не таким уж простоватым, как снаружи.

Обед был организован хорошо, как и подобает. В ходе беседы швейцарский дипломат сообщил мне важную весть:

– Мое правительство проявляет заинтересованность в восстановлении дипломатических отношений между Швейцарией и СССР.

Разумеется, мною был проявлен к этому должный интерес. Дипломатических отношений между двумя странами не существовало с 1923 года, когда в Лозанне был убит советский полпред Вацлав Боровский. Я обещал послу:

– Я сразу же сообщу о сказанном вами в Москву. В личном плане хочу заметить, что эта идея может получить развитие.

Так оно и произошло: вскоре Советский Союз и Швейцария восстановили нормальные дипломатические отношения.

Почти в самом конце беседы в бунгало Уоллес мне шепнул:

– Я хотел бы поговорить с вами немного один на один.

Мы поднялись из-за стола, оставив женщин в обществе швейцарского дипломата, отошли на некоторое расстояние от них и присели за отдельный столик в углу этого просторного помещения.

Вице-президент сказал:

– Сейчас, когда в общем-то уже видны признаки победы союзников над гитлеровской Германией, нашим странам надо использовать обстановку для крутого улучшения отношений между ними. Союзнические связи не должны ослабляться. Меня этот вопрос очень тревожит, так как в США к нему относятся по-разному. В частности, в большом бизнесе имеются такие люди, у которых антипатии к СССР сейчас даже берут верх над теми добрыми чувствами, которые разбужены в американском народе подвигами Красной армии на фронтах войны.

Выслушав Уоллеса, я заявил в ответ:

– Вы совершенно правы во всем, о чем говорили. Действительно, после окончания войны нельзя допустить ослабления связей между СССР и США. Ведь мы стали союзниками потому, что этого требовали фундаментальные интересы обеих стран, а не какие-то их конъюнктурные соображения. Это вытекает и из обмена мнениями лично между Сталиным и Рузвельтом.

Я сделал паузу, посмотрев на Уоллеса, чтобы узнать, как он воспринимает мои слова. Он внимательно слушал, тогда я продолжил:

– Что касается второго вопроса – о настроениях бизнеса США, то вам, как вице-президенту, конечно, лучше знать эти настроения. Но думается, что та тенденция в перемене настроения определенных кругов большого бизнеса, о которой вы говорили, имеется. Мы, советские люди, находящиеся в США, тоже ее уловили. Но нам кажется, что администрация могла бы использовать свой вес для того, чтобы изменить эти нездоровые настроения. Ведь бизнес – не монолит. Деловые круги, по нашему мнению, могут получить много пользы от торговли и развития связей с Советским Союзом. Для этого в дни мира открываются колоссальные возможности. Особенно учитывая тот факт, что Советский Союз будет испытывать большую потребность в закупке оборудования и в США в целях восстановления промышленности, серьезно пострадавшей от нашествия гитлеровских варваров.

Тут Уоллес впервые за время встречи со мной как бы мимоходом заметил:

– Президент, как известно, не очень здоров, хотя занимается делами активно, в том числе уделяет большое внимание и вопросу о будущем советско-американских отношений.

У меня сложилось впечатление, что брошенная как бы мимоходом фраза о состоянии здоровья президента на самом деле была обдуманной.

Трудно сказать, знал ли Уоллес или не знал, что на предстоящих президентских выборах его звезда закатится и его преемником станет сенатор Трумэн. Скорее всего, он этого не ведал. Вполне возможно, что и у самого Рузвельта тогда план замены вице-президента еще не созрел.

С Уоллесом впоследствии мы встречались еще дважды. Он пришел ко мне в Нью-Йорке в начале 1946 года. Его интересовал только один вопрос:

– Как вы отнесетесь к моей возможной победе на предстоящих в 1948 году президентских выборах?

Я дал, разумеется, ответ, который бы его ободрял. Однако меня, откровенно говоря, несколько озадачила сама постановка такого вопроса, причем по двум причинам.

Во-первых, мой собеседник хорошо знал наше отношение к нему как видному соратнику Рузвельта. И ответ с нашей стороны на поставленный им вопрос мог быть простой: «Мы – за поддержание добрых отношений между СССР и США и только приветствовали бы победу выступающего за это кандидата в президенты».

Во-вторых, то, что он задал такой вопрос, все же не свидетельствовало о достаточно точном знании им реального положения и настроения избирателей, уже подвергшихся воздействию мощной волны пропаганды в пользу политики «большой дубинки», за которую еще в начале нынешнего века ратовал американский президент Теодор Рузвельт. С помощью этой «дубинки» правящий класс США собирался и теперь действовать в международных делах.

После этой беседы у меня, не скрою, осталось ощущение, что Уоллесу, видимо, становилось все труднее прощупывать биение пульса политической жизни США, а в опытных советниках он явно испытывал недостаток.

Где-то примерно в то же время Уоллес пригласил меня с женой провести несколько часов у него на даче, а точнее, в загородном доме, расположенном примерно в ста милях от Нью-Йорка. Мы прибыли туда. Это было довольно солидное хозяйство делового направления. Здесь выращивался на продажу молодняк крупного рогатого скота. Но главным в хозяйстве оказалось разведение кур, а на языке ресторанов – «цыплят». Давал объяснения сам хозяин:

– Цыплята – это основа моего бизнеса, все остальное – это так себе. Посмотрите, пожалуйста, на мое «дело». Это – птичники и их «население».

Мы увидели тысячи и тысячи кур. При осмотре можно было заметить, что к любому составляющему органическую часть этого бизнеса ритуалу, например чистке курятников, здесь относятся всерьез. И похоже, сам бывший вице-президент вовсе не чурался такой работы.

Во время разговора я поинтересовался:

– Доходно ли «куриное дело»?

В ответ Уоллес каких-либо цифр не назвал. Он произнес скороговоркой несколько слов, смысл которых лучше всего можно было бы передать так – «не ахти».

У нас осталось ощущение, что Уоллес не выбился в миллионеры, а возможно, и не очень-то к этому стремился. В «большой бизнес» он явно не был вхож.

Я вспоминаю об Уоллесе – как в политическом, так и в человеческом плане – с теплотой и добрым чувством.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.