Расистские и нацистские интерпретации происхождения языка и нации

Расистские и нацистские интерпретации происхождения языка и нации

Мы подошли к главному пункту всей лингвистической эпопеи, не утратившему эмоциональной остроты и в наше время. Сталин не мог не знать ни в 30-х, ни тем более в послевоенных 50-х годах о расистских и националистических тенденциях в западноевропейской науке второй половины XIX — первой половины ХХ века, в конечном счете вылившихся в расовую политику фашистских и национал-социалистических режимов. Этот вопрос требует особого и более тщательного рассмотрения именно в связи с марровским «новым учением о языке» и в контексте инициированной Сталиным лингвистической дискуссии 1950 года. Напомним также, что Сталин, редактируя статью Чикобавы, особое внимание уделил вопросам взаимоотношений расовой теории, интернационализма, индоевропеизма и «нового учения о языке». И они действительно имеют некое общее поле проблем. Поскольку имя Марра ассоциировалось с интернационалистическими идеями, борьба на «языкофронте» 1950 годов фактически была направлена против них. Отметим, что одной из проблем, бурно обсуждавшейся в конце XIX — начале ХХ столетия, была проблема биологической взаимосвязанности нации, языка и культуры и оценки факторов чистоты или ассимиляции, гибридизации и метисизации с другими нациями, языками, культурами. В зависимости от позиции по отношению к «расовой проблеме» приоритет отдавался или биологическому, или социальному факторам.

Фундаментальные проблемы происхождения народов, проблемы общей генетики и селекции будоражили умы не только биологов и антропологов, но и психологов, социологов, политиков, публицистов, историков. Книги Г. Лебона и Г.С. Чамберлена ^{24}, заложившие основы «расовой теории», широко издавались до революции и в России[581]. Близких к ним взглядов придерживались и некоторые русские деятели XIX века, в частности некоторые народники. Ленин в ранней работе «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократии?» с характерным сарказмом прокомментировал одну из отечественных разновидностей теории происхождения наций: «Итак, национальные связи — это продолжение и обобщение связей родовых! Г. Михайловский заимствует, очевидно, свои представления об истории общества из той детской побасенки, которой учат гимназистов. История общественности, гласит эта доктрина прописей, состоит в том, что сначала была семья, эта ячейка всякого общества, дескать, семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство». Сталин, повторив в 1929 году основные положения своей дореволюционной национальной доктрины, процитировал этот ленинский текст[582].

Марр хорошо был знаком со всем кругом проблем и аргументацией представителей расистского направления в культурологи и лингвистике его времени, в том числе и по первоисточникам. Это видно при знакомстве с его работами. Я уже упоминал, что выдающийся генетик-ботаник ХХ века Н.И. Вавилов проводил свои широкомасштабные исследования происхождения и распространения культурных растений в значительной степени под влиянием этно-лингвистических идей и аналогичных путешествий Марра. Сохранилось его письмо Марру от 9 февраля 1923 года, имеющее прямое отношение к рассматриваемой теме:

«Глубокоуважаемый Николай Яковлевич.

В отделе прикладной ботаники и селекции С.-Х. ученого комитета в Петрограде (Морская, 44) мы очень интересуемся изучением вопроса происхождения и географии культурных растений. Главным образом мы подходим к этому вопросу чисто ботанически, но нередко для выяснения генезиса культурных растений много дает лингвистический метод.

Узнав от проф. Берга и от некоторых из ваших учеников о Вашем интересе к вопросам происхождения культурных растений, мне хотелось бы быть Вам, во-первых, полезным в деле выяснения некоторых ботанических затруднений, которые у Вас могут встретиться, а затем, в свою очередь, обсудить с Вами некоторые из интересующих нас проблем. Между прочим, одно из растений, которое нас очень интересует, это вид пшеницы Тритикум дикоккум, вид вымирающий, возделывавшийся прежде в большом количестве, в особенности в Египте, в Малой Азии и в настоящее время сохранившийся в культуре только в Среднем Поволжье у чувашей, мордвы, отчасти татар, в Сербии, у армян в Армении, на Кавказе и в Персии и у басков в Испании. Этот же хлеб возделывается в Абиссинии. Словом, остались отдельные пятна культуры, связанные с народностями. Сорта, возделываемые этими народностями, ботанически довольно хорошо различимы. Например, формы, возделываемые чувашами, мордвою, ближе к формам закавказским, армянским… Бесспорно интереснейший факт то, что эта дренажная культура связана с этнографическим составом. Распространение полбы определенно связано с распространением чувашей, мордвы и татар. Я послал Вам несколько месяцев тому назад свою работу о происхождении ржи, в которой лингвистический метод помог расшифровать одну сложную задачу. Лингвистический метод оказался при этом особенно ценным… Если бы Вас заинтересовала по приезде в Петроград эта область, был бы очень рад поделится с Вами тем, над чем работаем.

Искренне уважающий Вас

Вавилов»[583].

Нетрудно заметить, что этносы, перечисляемые Вавиловым в связи с распространением определенных видов культурных растений, совпадают с яфетическими племенами по классификации Марра. Кроме того, Вавилов сообщает об удачном использовании результатов лингвистического анализа названий культурных растений перечисленных народов, проведенный методами Марра. Исследователи научного наследия Н.И. Вавилова В.Д. Есаков и Е.С. Левина пишут: «Нам не удалось выяснить, получил ли Н.Я. Марр это письмо. Обеспокоенный задержкой ответа, Н.И. Вавилов 18 мая 1923 г. направляет ему повторное письмо аналогичного содержания, которое возвращается отправителю и содержит пометку „пришло обратно 10. VI. 25“. Очевидно, письма уже застали Н.Я. Марра в Париже. Можно предположить, что этот вопрос был обсужден Н.И. Вавиловым во время личной встречи ученых после возвращения Н.Я. Марра из заграничной командировки. Во время экспедиции в страны Средиземноморья в 1927 году Н.И. Вавилов побывал в Испании, специально посетив Басконию, и установил агрономически и ботанически поразительную связь Северной Испании с Грузией. „Я вспоминаю, — писал Н.И. Вавилов, — с каким волнением слушал академик Н.Я. Марр наш рассказ об этом“. Выводы Н.И. Вавилова, положенные в основу теории о происхождении культурных растений, широко использовались и используются этнографами и лингвистами». Не имея возможности рассмотреть эти работы подробнее, я отсылаю к источникам[584]. Думаю, что дополнительного изучения требует и вопрос взаимосвязи вавиловской теории генезиса культурных растений с марровской этно-лингвистической теорией. Остается открытым вопрос: понимал ли эту связь Сталин, без видимых причин уничтоживший великого советского генетика в канун войны?

Сталин с середины 20-х годов следил за расовой и национальной проблемой в «арийской» интерпретации, правда, не столько за этническим и лингвистическим, сколько за ее политическим аспектом. Став Генеральным секретарем партии, он интересовался этой проблемой уже не только как специалист по национальному вопросу, но и как ведущий государственный деятель. До войны проявлял интерес к переводной литературе об итальянских фашистах, а позже к некоторым писаниям национал-социалистических вождей и к литературе о них. Явные следы этого интереса сохранились в его библиотеке и на книге Гитлера «Майн кампф». И после победоносной войны он продолжал интересоваться личностью Гитлера и национал-социализмом[585]. Кратко отметим, что с точки зрения расхожих расистских теорий того времени арийские племена, или, как особо подчеркивалось в немецкой лингвистической литературе — «индогерманские» племена, являются прародителями индоевропейских языков. При этом они сохраняют основной этнический фонд, самобытную племенную культуру и бессмертный «дух» арийской крови, ставший двигателем общечеловеческого прогресса. Большинство других национальных культур считались вторичными, деградирующими продуктами низшего сорта, поскольку они возникли в результате расового и национального смешения, поверхностного заимствования, подражания и даже паразитирования. Как утверждал Г. Чемберлен, а затем и А. Розенберг, для современных «арийцев» главная опасность исходит от евреев, которые, сами являясь продуктом давнего смешения семитических и арийских племен, обитают ныне в Европе, в недрах германской расы, стремясь сознательно разрушить ее этническую, языковую и культурную чистоту[586]. Как известно, в фашистской Германии наряду с расовыми законами, защищавшими «чистоту» крови, был принят закон о защите чистоты немецкого языка. Недавно одноименный закон был принят и в России. Культурологическая теория Марра от начала и до конца была антирасистской[587], что особенно подчеркивали его вольные и невольные сторонники, особенно в годы открытой борьбы с фашизмом. То, что его теория происхождения языка и мышления оценивалась именно так, а выступление Сталина в 1950 году воспринималось последователями Марра как неожиданная доморощенная интерпретация расистских идей, видно из воспоминаний Б.Б. Пиотровского. События происходят вскоре после завершения языковедческой дискуссии, между 1950 и 1951 годами: «Осенью с участием инструктора Дзержинского райкома партии т. Богдановой, довольно плохо разбиравшейся в науке, были проведены заседания, на которых выступал я с критикой индоевропеизма, но мне это ставили в вину, считая, что я защищаю Марра. Перехлест в обсуждении „нового учения языкознания“ привел к возврату давно отживших, чуждых марксизму теорий… Основное обвинение в мой адрес заключалось в том, что я выступаю против индоевропеизма и индогерманизма, то есть якобы против выступления И.В. Сталина… На другой день я пошел к тов. Веткину (партийный ленинградский деятель. — Б.И.), в его кабинете на полке стояла советская энциклопедия, и я предложил ему посмотреть в ней статьи „индоевропеизм“ и „индогерманизм“ (тогда еще синих томов на букву „И“ не было [то есть второго издания БСЭ. — Б.И. ]). Он прочел статьи и остолбенел. Я ему рассказал о листовках, которые сбрасывали фашисты армянским подразделениям Таманской дивизии, в них армяне считались чуждым для Кавказа народом. Он слушал, слушал и, наконец, спросил: „Так в чем же дело?“ Я осмелел и сказал: „Ведь вы же сами констатируете в институте низкий уровень идеологической работы“. Когда мы с ним прощались, он сказал одно слово: „Интересно…“»[588]

Что же интересного нашел тов. Веткин в БСЭ? Заглянем и мы в двадцать восьмой том Советской энциклопедии первого издания, вышедшего в 1937 году (через три года после смерти Марра), в который, как я убежден, и Сталин заглянул в 1950 году.

Там, в частности, разъяснялось, кто такие «индоевропейцы», «индогерманцы» и говорилось о соответствующим им «пранароде» и «праязыке»: «Индоевропейские, индогерманские, ариоевропейские, прометеидские, представляют весьма многочисленную группу языков, распространенных в большей части Индии, Ирана, Закавказья, Средней Азии, почти во всей Европе, путем колонизации, в Америке, а также в значительной области Азии, Африки, Австралии, Океании»[589]. Здесь же помещена карта мира, иллюстрирующая распространение современных индоевропейских языков. Говорилось о сложностях с идентификацией армянского и хеттского языков как представителей этой семьи. В особой словарной статейке объяснялось, что «индоевропейский праязык, гипотетическая конструкция, созданная буржуазным языковедением XIX в. на основе наблюдаемых схождений древнеписьменных индоевропейских языков… Конструкция не имеет никакой исторической реальности, и всякая попытка оперировать с И.-е. п., как с действительно существующим языком, ведет к тягчайшим заблуждениям и искажению исторической действительности. Особенно усугубляются эти заблуждения, когда к И.-е. п. начинают причислять индоевропейский „пранарод“ с его „прародиной“»[590]. Говорилось, что в Германии появилась новая «наука об индоевропейских древностях», а во Франции «лингвистическая палеонтология»[591]. Добавим, что Марр также пользовался понятием «палеонтологический анализ языка», но вкладывал в него свой смысл. В БСЭ говорилось и о фашизме, взявшим на вооружение некоторые аспекты индоевропеистики, и о том, что Марр одним из первых ученых еще в 1923 году открыто выступил против таких поползновений. Говорилось также, что его концепция «стадиального развития языка» в целом противостоит расистской идеологии[592]. Готовя свои языковедческие работы Сталин, конечно же, познакомился с этими статьями из БСЭ об индоевропейских народах и языках. Об этом свидетельствует то, что именно в этом томе графически представлены различные варианты индоевропейского языкового древа[593]. Напомню, что Сталин собственноручно воспроизвел его рисунок на полях шестьдесят пятого тома БСЭ, когда знакомился с яфетической теорией.

Таким образом, Сталин понимал и тогда, в 30-х годах, и тем более теперь, в 1950 году, после войны с фашистской Германией, как тесно увязаны различные языковедческие и национальные проблемы с агрессивными идеологемами ХХ века. И совсем не по лингвистическому невежеству, а вполне осознанно Сталин в своих публикациях в «Правде» указал на прямую биологическую связь рода, племени, нации с их языком, выдвигая на первый план русский национальный язык, якобы восходящий к исходному корню — к курско-орловскому диалекту. Напомню, что в давней работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин, напротив, назвал складывающийся общенациональный язык в ряду других признаков только еще нарождавшейся буржуазной нации, то есть определял их происхождение не биологически, а социально-экономически и исторически. Больше того, именно тогда Сталин, как по металлу, отчеканил: «Нация — это, прежде всего, общность, определенная общность людей. Общность эта не расовая и не племенная».

Если оставить в стороне идеологические и конъюнктурные аспекты, вопрос о соотношении нации, языка и культуры до сих пор не может решаться однозначно. В 1926 году в СССР вышла небольшая книжка выдающегося американского этнографа, лингвиста и культуролога Фердинанда Боаса «Ум первобытного человека». Марр частенько ссылался на его труды. Каждый на своем материале, Боас на основании изучения языков и культур индейцев Америки и отсталых племен других стран, а Марр — изучая культуру народов Кавказа и других регионов, пришли к одним и тем же выводам. Приведу выдержку из замечательно написанной и хорошо переведенной книги Боаса, предварительно отметив, что он выдвинул концепцию, согласно которой раса (этносы), языки и культуры никогда не развиваются согласованно или синхронно. Каждое из этих явлений имеет собственные циклы и темпы развития. При этом, отмечал Боас, «значительные изменения в языке и культуре неоднократно совершались без соответствующих изменений в крови»[594]. В то же время «можно показать, что в других случаях народ сохранял свой язык, подвергаясь материальным изменениям, относившимся к крови и к культуре или к той и к другой»[595]. До наших дней не утратил своего познавательного значения общий вывод Боаса, очень важный для понимания еще одного аспекта системной концепции Марра и характера эволюции взглядов Сталина на национальные проблемы. По наблюдениям Боаса: «Тип и язык народа могут оставаться неизменными, а его культура может изменяться; неизменным может оставаться его тип, но его язык может измениться; или его язык может оставаться неизменным, а типы культуры — изменяться»[596]. «Если это верно, — размышлял Боас, — то такой проблемы, как вышеупомянутая арийская, в действительности не существует, так как эта проблема прежде всего лингвистическая, относящаяся к истории арийских языков; предположение же, согласно которому этот язык в течение всего хода истории должен быть языком известного определенного народа, между членами которого всегда существовало кровное родство, равно как и другое предположение, согласно которому этому народу всегда должен был быть присущ известный культурный тип, — совершенно произвольно и не согласно с наблюдаемыми фактами.

Тем не менее следует признать, что теоретическое рассмотрение истории типов человечества, языков и культур заставляет нас предполагать, что в раннюю эпоху существовали такие условия, при которых каждый тип был гораздо более изолирован от остального человечества, чем в настоящее время. Поэтому культура и язык, принадлежащие отдельному типу, должны были оказываться гораздо более резче обособленными от культуры и языка других типов, чем в нынешний период. Правда, такого состояния нигде не наблюдалось, но из наших сведений об историческом развитии почти неизбежно вытекает предположение, согласно которому оно существовало в очень ранний период развития человечества. Если это так, то возник бы вопрос: характеризовалась ли изолированная группа в ранний период непременно одним типом, одним языком и одной культурой, или в такой группе могли быть представлены разные типы, разные языки и разные культуры?

Историческое развитие человечества представляло бы более простую и более ясную картину, если бы мы были вправе предположить, что в первобытных обществах эти три явления находились в тесной взаимной связи. Однако подобное предположение совершенно недоказуемо. Наоборот, при сравнении нынешнего распределения языков с распределением типов представляется правдоподобным, что даже в самые ранние эпохи биологические единицы могли быть шире, чем лингвистические и, вероятно, шире, чем культурные единицы. По моему мнению, можно утверждать, что во всем мире биологическая единица — если не обращать внимания на мелкие местные различия — гораздо шире, чем лингвистическая единица: иными словами группы людей, являющиеся по телесному виду столь близко родственными, что мы должны рассматривать их как представителей одной и той же разновидностей человечества, обнимают собой количество индивидуумов, значительно превышающее число людей, говорящих на таких языках, о которых нам известно, что они генетически родственны друг другу»[597]. Боас, как и Марр, считал, что в глубокой древности антропологические и лингвистические типы сближались больше, так как каждый из них «существовал в виде нескольких небольших изолированных групп, у каждой из которых был свой язык и своя культура». Но и тогда не могло быть полного соответствия всех трех компонентов, поскольку изменения в языке, а тем более в культуре происходят значительно быстрее и радикальнее, чем изменения биологического (расового, этнического) облика людей[598]. Боасу и Марру вторит их современник, выдающийся лингвист Ж. Вандриес: «…надо остерегаться смешивать родство диалектов, вытекающее из их сравнения, с родством рас и родством культур. Это три разные научные области»[599]. Таким образом, не остается никаких надежд обнаружить, даже гипотетически, древнейших «пап и мам», то есть биологических родоначальников современных языковых семей, о чем не уставал повторять и Марр. Индоевропейская, перевернутая на острие языковая пирамида действительно не имеет никакого реального шанса на «схождение» в единственной точке-времени прародины, в которой прародители конкретного народа говорили бы на изначальном праязыке и творили «семейную» протокультуру.

Футурологическая же мысль Марра — Сталина о будущем едином или даже единственном языке человечества (именно так, поскольку до войны они оба проповедовали ее) имеет шанс воплотиться в жизнь только при условии, если человечество на вечные времена будет обречено жить на одной-единственной планете Земля. Тогда рано или поздно все народы, все языки и культуры естественным путем сольются на ее тесной поверхности. Нечто подобное происходит сейчас в городах-мегаполисах. Граждане Земли будут представлять собой не белую, не черную, не желтую или иную расу (как и предрекал Тейяр де Шарден), а нечто совершенно иное, с особым общим языком всеземной культуры, черты которой все явственнее проступают сквозь современную многонациональную амальгаму. Но не приведет ли это будущее глобальное «схождение» человечества к коллапсу биологии и культуры усредненных землян? Невиданное обострение национализма в XIX–XXI веках — это проявление инстинктивного, а чаще искусственно разжигаемого страха перед лицом такого «схождения». Но уже сейчас ясно, что этап будущего глобального этнического «схождения» неизбежно и как бы сам собой перейдет в очередной этап «расхождения», но на ином, межпланетарном уровне. Рано или поздно на других небесных телах начнут развиваться новые, по формулировке Сталина, «исторически сложившиеся, устойчивые общности людей», со своими этно-планетарными типами, языками, культурами. Устоявшийся земной тип человечества выбросит из своих недр «веера», «пучки» родоначальников новых рас, на которые будут наслаиваться волны колонизаций до тех пор, пока там не начнут складываться естественным путем самобытные этносы по типу того, как они сейчас формируются на субамериканском континенте. Иначе говоря, начнется новый этап игры дивергенций и конвергенций, расхождений и схождений. Все это и обеспечит столь необходимое разнообразие будущих человеческих «мутонов». И тогда какой-нибудь человек новой внеземной расы займется поисками своих земных пращуров и, конечно же, придет в отчаяние, запутавшись в густой сети генетических, расовых, национальных, этнических, генеалогических, культурных, языковых, географических, социальных и исторических переплетений. Но уже сейчас человечество имеет все возможности, чтобы предусмотрительно собрать и сохранить информацию о своей глобальной родословной, взяв за основу современные научные достижения в информатике и генетике, а также идею организации глобального «Народного архива»[600]. Занимаясь проблемами происхождения языка и мышления, невозможно не услышать доносящегося из недр праматери Земли глубокого вздоха совокупного человечества, готовящегося выбросить первые анастомы новых рас. Эта футурологическая картинка всего лишь иллюстрация, демонстрирующая нелепости мифов о первых «папах и мамах» и даже изначальном этносе, якобы сохраняющем первозданную чистоту крови. На большее она и не претендует.

* * *

До войны Сталин поддерживал К.Э. Циолковского не столько как изобретателя космических ракет, казавшихся тогда забавными игрушками, которые, впрочем, можно было использовать в военном деле, сколько за головокружительные идеи космополитического космизма (заселение иных планет), столь близкие тогда идеям интернационального строительства планетарного коммунистического общества. В 1935 году они обменялись приветственными письмами, причем Сталин ответил «знаменательному деятелю науки» всенародно, через «Правду». Но, будучи хоть и романтиком, но в еще большей степени политиком-практиком, Сталин довольно скоро перестал всерьез принимать эти идеи. Ведь даже сейчас, в XXI веке, вектор национализма кажется много мощнее вектора космополитизма (интернационализма). Еще перед войной Сталин решительно отвернулся от космополитического романтизма своих былых соратников. Война стала лучшим доказательством чудовищной силы национального «духа» при ныне существующем планетарном устройстве. И после войны Сталин продолжал сводить последние счеты со своим «интернациональным» прошлым. Однако в великой битве за будущее судьба человечества решается не только на полях межнациональных мировых и региональных войн, не только в ожесточенной драке за государственные границы и национальный суверенитет. Она еще в большей степени и на очень отдаленную перспективу решается кабинетными учеными, конструкторами, мыслителями, типологически схожими с Марром. Без всякого сомнения, Марра, как и идейных большевиков ленинского призыва, как Н. Федорова, К. Циолковского, В. Вернадского, Н. Вавилова, А. Сахарова и других «космополитов», следует включить в сонм провозвестников общечеловеческого «русского космизма». Но Марр, подойдя к самой границе земного культурно-исторического пространства, так и не перешагнул через нее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.