Начало сталинской «революции сверху»

Начало сталинской «революции сверху»

Состоявшийся в декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) поставил в качестве основной задачи партии в деревне объединение и преобразование «мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы»[1]. Этой задаче должна быть подчинена вся экономическая политика Советского государства: финансовая, налоговая, кредитная и т.п., чтобы поддерживать всеми мерами общественное производство в деревне, бедняцкие и малоимущие середняцкие слои крестьянства и ограничивать зажиточные (кулацкие)элементы в деревне.

Коллективизация крестьянства должна была, считало партийно-государственное руководство страны, модернизировать сельское хозяйство и преодолеть его отставание на основе «общественной, товарищеской, коллективной обработки земли, с применением сельскохозяйственных машин и тракторов, с применением научных приемов интенсификации земледелия»[2].

Это должно было решить зерновую проблему, остро вставшую в конце 1920-х годов, поскольку к этому времени стал ощущаться недостаток зерна и другой продукции для снабжения населения городов и промышленных центров и сельскохозяйственным сырьем — промышленности, а также для экспорта.

В результате коллективизации предполагалось ликвидировать эксплуатацию в деревне и обеспечить за счет крестьянства дополнительную рабочую силу для освоения природных ресурсов страны, прежде всего в северных и восточных районах СССР.

И хотя производственное кооперирование крестьянских хозяйств (т. е. коллективизация сельского хозяйства) должно было проводиться постепенно на сугубо добровольных началах, не в порядке нажима и принуждения, а в порядке показа и убеждения, на практике этот основополагающий принцип кооперирования не соблюдался.

Сразу же после XV съезда началась кампания по созданию новых колхозов, разрабатывались планы по развертыванию коллективизации и т.п. Так, весной 1928 г. Наркомзем РСФСР и Колхозцентр РСФСР планировали вовлечь в колхозы за годы пятилетки 1,1 млн крестьянских хозяйств. Несколько позднее Союз союзов сельскохозяйственной кооперации предусматривал коллективизировать в течение пятилетия уже 3 млн крестьянских хозяйств, а в начале сентября 1928 г. в Госплан и Совнарком СССР был представлен план о коллективизации 15-16% хозяйств РСФСР, т. е. примерно 3,5-4 млн крестьянских хозяйств[3].

Некоторое представление о том, как шла коллективизация в первой половине 1928 г. дает доклад Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР в СНК СССР о состоянии колхозного строительства (11 сентября 1928 г.). НК РКИ СССР летом 1928 г. обследовал около 400 вновь созданных колхозов в отдельных округах Украины, Северного Кавказа, Поволжья, Центрально-Черноземной области, Сибири, Урала и других регионов и отмечал, что весной 1928 г. наблюдался «бурный» рост коллективизации, что являлось «прямым следствием проводимых в этом году мероприятий с/х политики» (налоги, самообложение, заем, хлебозаготовки), а также результатом «кампанейщины». В ряде мест, говорилось в докладе, «наблюдался чисто кампанейский метод работы по организации колхозов, выливавшийся часто в форму простой разверстки (объявление двухнедельника по организации колхозов и т.д.). Это сказывалось как на организационном обслуживании колхозного строительства, так и на хозяйственно-финансовом обслуживании»[4]. Подавляющее большинство вновь организованных колхозов являлось коллективными хозяйствами лишь по уставу. «Лишь в небольшой части вновь организованных колхозов, — отмечалось в докладе НК РКП СССР, — мы видим попытки организовать коллективное производство, но обычно это не идет дальше совместной обработки некоторой части земель и совместного пользования некоторыми видами с/х инвентаря... У них нет ни организационно-производственных планов, ни каких бы то ни было агротехнических улучшений, нет даже правил внутреннего распорядка, нет счетоводства и учета, нет никаких признаков улучшения бытовых и культурных условий»[5]. Поэтому, считали авторы доклада (заместитель наркома РКП СССР Д.З.Лебедь и руководитель с/х группы НК РКП Ф.А.Цылько), «не будет ничего удивительного, если после небывалого и совершенно исключительного подъема темпа коллективизации весной этого года мы будем иметь к весне будущего года такой же массовый распад организованных в этом году колхозов, если сейчас же, немедленно не примем соответствующих мер... Но если мы этого не сделаем, мы рискуем скомпрометировать самую идею коллективизации в глазах крестьянства и на долгие годы затормозить дальнейшее развитие колхозного строительства»[6].

В результате экономического нажима на крестьянство, главным образом, на середняков и зажиточных, уровень коллективизации к лету 1928 г. вырос более, чем в два раза по сравнению с 1927 г. В целом по СССР количество колхозов в 1928 г. увеличилось почти на 18,5 тыс. по сравнению с 1927 г. (с 14 832 до 33 258), а число крестьянских хозяйств в колхозах возросло с 194,7 тыс. до 416,7 тыс. (с 0,8% до 1,7%). В Российской Федерации прирост числа колхозов за это время составил 13 261, а уровень коллективизации вырос с 0,7 до 1,6%, на Украине соответственно: колхозов — на 4168, а уровень коллективизации поднялся с 1,4 до 2,5%, в том числе в Степной Украине — с 1,6 до 3,8%[7].

К осени, на 1 сентября 1928 г., уровень коллективизации крестьянских хозяйств в СССР и в союзных республиках характеризовался следующими данными[8]:

Как показывают приведенные в таблице данные, хотя уровень коллективизации вырос к осени 1928 г. в два раза, он по-прежнему оставался низким. Основную массу членов новых колхозов составляли бедняки. По данным Колхозцентра РСФСР, социальный состав новых колхозов (по 3039 колхозам) представлен следующим образом: крестьянские хозяйства безлошадные и однолошадные составляли 85,1%, а без коров и с одной коровой — 73,1 %. В новых коммунах Северного Кавказа бедняки составляли 94,6%, а середняки — только 5,4%; в артелях соответственно — 82,4%, 16,7% и зажиточных — 0,9%; в товариществах по совместной обработке земли — 75,1%, 22,0% и 2,9%. Это значит, что середняцкие хозяйства «предпочитали идти в те виды колхозов, где элементы обобществления хозяйства представлены в наименьшей степени»[9].

Экономический нажим на середняков увеличился после XV съезда ВКП(б). Интересно в этой связи письмо кооперативного работника Смоленской губернии Н.М.Маркова председателю ВСНХ РСФСР С.С.Лобову от 1 сентября 1928 г.: «работая все время в кооперации и непосредственно сталкиваясь с крестьянином, — писал Марков, — я пришел к выводу, что у нас на этом фронте неблагополучно; после XV съезда поход на кулака задел основательно и нс только задел, но изменил наш курс на советского середняка в деревне. Нет сомненья, что основная наша задача — коллективизация деревни, но мы еще не можем отбросить главного товаропроизводителя, а это наблюдается в широких размерах...

Классовая политика, проводимая без тактического подхода к середняцкой массе — не мудрая политика, приводит к реакции как политически, так и экономически. Ты скажешь, что это замечено и есть соответствующие решения, исправляющие перегибы весеннего курса. На деле происходит примерно вот что: в вопросе поднятия товарности сельского хозяйства, по-моему, получается (шаг вперед, два назад) не систематизированные отношения с середняком — дергают его и не дают спокойно и уверенно развивать хозяйство: самообложение, проводившееся методами продразверстки, дает тот же результат — переход на потребрельсы, а скачок сельхозналога приведут к тому же результату.

Пишу это из практических наблюдений по Сычевскому уезду — массовый отказ от земель, даже надельных, сокращение продуктивного скота в угрожающих размерах, а с будущей весны неизбежное сокращение посевных площадей... Скачки сельхозналога примерно таковы: прошлый год на хозяйство падало 38-40 руб., ныне 160-180...

Недовольство принимает скверные формы — есть случаи, когда заслуженные красноармейцы из крестьян срывают с себя ордена Красного Знамени. Об этом следует подумать».

Н.М.Марков предлагает исправить положение «и не одними статьями в газетах, а реальными мероприятиями, а какими — об этом вам следует позаботиться»[10].

Письмо было передано В.М.Молотову который в то время был секретарем ЦК ВКП(б) по работе в деревне, он передал его Л.М.Кагановичу (секретарю ЦК партии) с припиской: «Т. Каганович! Хотя и есть однобокости и даже ошибки (насчет самообложения, например) — но письмо заслуживает внимания. В.Молотов»[11].

Однако в практике проведения налоговых и «добровольных» платежей ничего не изменилось, продолжался и даже усилился нажим на крестьянство. Еще в апреле 1928 г. пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) поставил задачу извлечения «части деревенских накоплений в денежной форме, под углом зрения обложения верхних слоев деревни — с одной стороны, и производительного применения значительной части извлеченных средств в самой деревне — с другой (заем укрепления крестьянского хозяйства; закон о самообложении; жесткая дисциплина в сроках взыскания платежей и т. д.»[12] И хотя эти указания касались хлебозаготовок на местах, методы насилия, принуждения и репрессий стали применяться и при проведении других хозяйственно-политических кампаний — налоговой, коллективизации и т. п. Массовый характер приобрели описи имущества крестьян-недоимщиков, привлечение к индивидуальному обложению середняцких и даже бедняцких хозяйств. В обзоре ОГПУ о политическом положении (1928 г.) говорится, что во многих районах Северного Кавказа, Сибири, Центральной России «зарегистрировано значительное число случаев, когда при описи имущества неплательщиков (сельхозналога. — Авт.) не соблюдается классовый принцип». Так, по Усть-Лабинскому району Северного Кавказа «из описанных хозяйств большинство оказалось середняцких, маломощных и бедняцких»[13]. В станице Ладожской из 212 описанных хозяйств недоимщиков оказалось: 100 середняцких, 27 малоимущих и 70 бедняцких хозяйств. В число таких хозяйств попало хозяйство бедняка — красного партизана, имевшего недоимки 14 руб. 80 коп. В связи с отсутствием в хозяйстве имущества (инвентаря и проч.) была описана изба[14]. В Балахнинском районе Красноярского округа из 480 индивидуально обложенных хозяйств 340 оказалось середняцких и бедняцких, т. е. 70,8%; в Сургатском районе Омского округа из 640 хозяйств, привлеченных к индивидуальному обложению, 412 было неправильно обложено. В целом же по Сибири в числе индивидуально обложенных налогом 64% хозяйств оказались бедняцко-середняцкими.

На Украине отмечались многочисленные случаи применения угроз и насилия по отношению к крестьянам в связи с взысканием налоговых платежей. В Херсонской области Березниговатский райисполком в 1928 г. дал директиву председателям сельсоветов: «Произвести повальную опись имущества неплательщиков налогов, не исключая и бедноты»[15].

В 1928/29 г. Было достигнуто дальнейшее усиление экономического нажима на наиболее состоятельную часть деревни и середняков. По данным начисления налога по РСФСР, крестьянские хозяйства с доходом более 400 руб., составлявшие 15,9%, уплачивали 60% общей суммы налога против 46,2% в 1927/28 г. Облагаемый доход (по СССР) по всем видам источников дохода в 1928/29 г. по сравнению с предыдущим годом вырос на 13,7%, а по второстепенным и неземледельческим источникам — на 82,7%.

О резком росте налогового обложения в деревне в 1927-1928 гг. можно судить по тому, что за это время сельхозналог на одно зажиточное хозяйство увеличился в 2,7 раза, а на одно середняцкое в 1,6 раза.

Усиление налогового обложения крестьянства (и не только его зажиточной части) не могло не вызвать, с одной стороны, сопротивление крестьян, а с другой — рост темпов коллективизации.

Чтобы уклониться от высоких налогов, крестьяне и прежде всего середняки (не говоря уже о зажиточных) сокращали посевные площади и поголовье скота: «Совсем задушили налогами, сеять много нельзя. Надо посевную площадь сократить и сделаться бедняком». Нередко середняки заявляли: «Последний год живем середняками, сейчас нужно уничтожить хозяйство и заделаться бедняком». (Ишимский округ, Сибирь). О свертывании сельхозпроизводства на Урале, в Сибири и других районах сообщалось в информационных сводках органов ОГПУ[16]. Многие крестьянские хозяйства не в состоянии были уплатить в сроки налоги и оказывались либо неплательщиками, либо скрывали часть посевов и скота, чтобы избежать непомерного обложения. Органами власти к таким крестьянам применялись меры административно-репрессивного характера. В Сибири, например, за укрытие объектов обложения было оштрафовано 24 964 хозяйства на сумму 1141951 руб. В Средне-Волжском крае за первую половину 1929 г. за неуплату сельхозналога описано 6080 хозяйств, 3582 из которых продано и т. д.

Экономический нажим и административно-пропагандистские мероприятия сказались на темпах коллективизации в 1929 г. Так, весной 1929 г. Воловский район Тульского округа Московской области был объявлен районом сплошной коллективизации; летом — Чапаевский район Средне-Волжского края, три района Ирбитского округа Уральской области (Еланский, Знаменский и Байкаловский). Районы сплошной коллективизации стали создаваться и в других краях и областях. К сентябрю 1929 г. на территории РСФСР было объявлено 24 района сплошной коллективизации и даже один округ сплошной коллективизации — Хоперский (Нижне-Волжский край).

Разумеется, развертывание сплошной коллективизации во второй половине 1929 г. не являлось результатом добровольного вступления крестьян в колхозы, а в значительной мере в результате экономического и административного принуждения. Показательна в этом отношении коллективизация Хоперского округа. По решению Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) и СНК РСФСР округ был объявлен «опытно-показательным» по коллективизации. С 15 сентября по 15 октября 1929 г. в округе проходил месячник по проведению сплошной коллективизации. В округ было направлено около 400 партийных, советских, профсоюзных и колхозно-кооперативных работников и специальная комиссия во главе с инструктором Колхозцентра Барановым. Уровень коллективизации за месяц поднялся более, чем в два раза и уже к октябрю достиг 38%.

«Достижения» эти в огромной мере стали результатом администрирования и насилия при проведении коллективизации. Об этом, в частности, свидетельствует докладная записка Баранова, зачитанная в ноябре 1929 г. на пленуме ЦК ВКП(б) председателем СНК РСФСР С.И.Сырцовым:

«Местными органами проводится система ударности и кампанейства. Вся работа по организации проходила под лозунгом: «Кто больше!» На местах директивы округа иногда преломлялись в лозунг: «Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти».

Широкой массовой работы не проводилось. Был случай, когда постановлением схода организовали колхоз, а нежелающим вступить предлагали подать специальное заявление, почему они не желают идти. Имели место случаи широкого обещания тракторов и кредитов: «Все дадут — идите в колхоз»...

Совокупность этих причин дает формально пока 60%, а может быть, пока пишу письмо, и 705 коллективизации. Качественную сторону колхозов мы не изучили...

...Таким образом, получается сильнейший разрыв между количественным ростом и качественной организацией крупных производств. Если сейчас же не принять мер к укреплению колхозов, дело может себя скомпрометировать. Колхозы начнут разваливаться».

И далее от себя С.И.Сырцов добавил: «Сама случайность выбора района для сплошной коллективизации, недостаточная подготовка, административный нажим являются тем тревожным моментом, который нельзя сейчас не отметить».

На что Сталин бросил реплику: «Вы думаете, что все можно «предварительно организовать»?..»[17]

Стремление Сталина и его ближайшего окружения ускоренными темпами решить не только проблему коллективизации, но и остро стоявшую тогда зерновую проблему проявилось в подстегивании коллективизации. Из центра осуществлялся нажим на места, был провозглашен лозунг «сплошной коллективизации» крестьянских хозяйств целых административных районов и округов, и затем и краев, и областей.

О темпах коллективизации лета — начала осени 1929 г. можно судить по следующим данным (на июнь-сентябрь 1929 г.)[18]:

В отдельных регионах страны уровень коллективизации был значительно выше. Так, в Уральской области он поднялся с 5,2% на 1 июня до 10,0% на 1 октября 1929 г., в Нижне-Волжском крае — соответственно: с 5,9% до 18,3%, на Северном Кавказе — с 7,3% до 19,0%, в Степной части Украины — с 8,6% до 16,0% и т. д. На эти районы приходилось более трети (37,3%) коллективизированных крестьянских хозяйств. Достигнуто это было путем экономического нажима на крестьянство, главным образом зерновых районов. Секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) А.А.Андреев в марте 1929 г. докладывал И.В.Сталину: «Зверски жмем на различные платежи, судим, снимаем тех, кто недостаточно выполняет платежи». Энергично проводился сбор самообложения, сельскохозяйственного налога, страховых платежей, сельхозссуд, паевых взносов и т.п. За два месяца 1929 г. было взыскано в крае 14 млн руб.

Общая сумма только сельскохозяйственного налога в 1928/29 г. составила 425 млн руб, не считая других платежей (самообложение, обязательное страхование и проч.). К наиболее состоятельным крестьянским хозяйствам применялось индивидуальное обложение. Нередко к индивидуальному обложению привлекались не только кулаки, но и часть середняков, не выполнивших государственных повинностей (налоги, заготовки и т.п.). Все взрослое население индивидуально обложенных хозяйств лишалось избирательных прав. В 1929 г., например, 3,9% взрослого населения было лишено избирательных прав, хотя, по официальным данным, в РСФСР в то время кулацких хозяйств числилось 2,2%.

Таким образом, накануне «сплошной коллективизации» экономические меры воздействия на крестьянство и прежде всего на его зажиточную часть стали дополнятся политическими, а затем и административно-репрессивными мерами, что особенно проявилось во время хлебозаготовок 1928-1929 гг.