Глава VIII. РОССИЯ НА ГОЛГОФЕ

Глава VIII.

РОССИЯ НА ГОЛГОФЕ

Опубликованных достоверных источников с информацией о деятельности А.И. Верховского в 1914—1918 годах явно недостаточно. Заслуживающей внимания можно считать работу Александра Ивановича «Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914—1918 гг.)». Эта книга, в которой было немало горькой правды, была выдержана в антибольшевистском духе и потому становилась опасной для новой власти. Опасной на долгие десятилетия. Вследствие такого обстоятельства к настоящему времени она стала библиографической редкостью. Работа над книгой уже подходила к концу, когда в феврале 1918 года А.И. Верховский был арестован органами ВЧК.

Небольшая по объему (141 страница), эта книга представляет собой вполне достоверный источник. Она завораживает читателя и в то же время заставляет задуматься: откуда у молодого офицера могли появиться настолько глубокие познания во всех сферах общественной жизни Российского государства? Что заставляет историков (и не только их) разбирать книгу на цитаты? Почему некоторые вопросы, им поднятые, до сих пор не теряют своей актуальности?

Возможно, что именно по таким причинам в новое «смутное время» начала 1990-х годов «Военно-исторический журнал» опубликовал это произведение^{492}.

«Походный дневник» Верховский начал писать 1 августа 1914 года, тотчас по возвращении из сербской командировки, и закончил 22 марта 1918 года, поэтому ее можно считать, в определенном смысле, продолжением «Сербского дневника». Есть и отличия: «Сербский дневник 1914 года» Верховский писал «день в день» и в этом, кроме прочего, состоит его особая ценность. В книге «Россия на Голгофе» встречаются незначительные более поздние вставки, дополняющие и без того огромный массив информации. Печаталась книга в спешке. На сохраненном в семье дарственном экземпляре сестра Верховского сделала позже многочисленные корректорские правки.

Точная дата выхода книги в свет неизвестна, но, судя по дате автографа на книге — 30 мая 1918 года, можно с полным основанием утверждать, что она увидела свет до этой даты. В семейном архиве сохранился экземпляр этой книги с автографом А.И. Верховского, посвященным Лидии Федоровне Верховской: “Моему дорогому другу — жене, в воспоминание о пути, пройденном вместе“. Эта «опасная» книга со временем оказалась на сохранении у сестры Александра Ивановича в Ленинграде, а причиной тому была постоянная угроза обысков в квартире Верховского в Москве в 1930-х годах.

По воспоминаниям сына А.И. Верховского, Николая Александровича, большое участие в подготовке книги к изданию принял М. Горький. Книга была издана в Петрограде в 5-й Государственной типографии, располагавшейся по Стремянной улице в доме 12, бывшей типографии П.П. Сойкина.

«Россия на Голгофе» была издана в сокращенном виде. Сам Верховский так обосновывал это сокращение: «Невозможность писать полностью о современниках, а также тяжелая политическая обстановка дня принуждает меня сильно сократить последнюю главу дневника»^{493}.

Характерно посвящение автора, сделанное типографским способом на титульном листе: «Посвящается светлой памяти друзей, погибших за родину на полях сражений и замученных в усобицах революции».

Примечательно, что в этой книге-дневнике Верховский не остановился на подробностях Февральской революции

1917 года, окончившейся свержением трехсотлетней династии Романовых. Возможно, что объяснить это можно нежеланием писать неправду, а правда о его отношении к низложенному императору Николаю II могла быть понята в то время современниками превратно. Отношение Александра Ивановича к революционным потрясениям февраля 1917 года станет понятным всего лишь из одной его фразы из «Сербского дневника». Он писал, правда по отношению к революции, совершенной партией младотурок, свергших султана Абдул-Гамида: «Они все ждали, что из пепла сгоревшей в революции монархии вылетит Феникс, а выползло чудовище обло, с кровавой пастью!» (С. дн. 27. II).

А.И. Верховский в своей книге весьма оригинально высказывался и по поводу идеологии большевиков, к партии которых совершенно безосновательно постоянно примешивали его имя: «Большевизм, пожалуй, не столько идея, сколько темперамент. То, что составляет мечту каждого социалиста, то они хотят видеть сейчас, не медля ни минуты и все ломая на своем пути. Интернационал сейчас, передел капиталов сейчас, власть пролетариату сейчас…»^{494}.

Адъютант военного министра Верховского поручик Верцинский (?) уверял «направо и налево», что генерал Верховский «совсем не социалист»… Один из героев Ф.М.Достоевского так определял отрицательные качества этой категории людей: «Почему это все эти отчаянные социалисты и коммунисты в то же время и такие неимоверные скряги, приобретатели, собственники, и даже так, что чем больше он социалист, чем дальше пошел, тем сильнее и собственник… почему это?»^{495}.

Был ли А.И. Верховский по своим убеждениям таким социалистом? Рискнем сказать, что нет. Хватательные инстинкты, стяжательство, накопительство и корысть были ему чужды. Его личные интересы всегда были на втором плане. В то же время хорошо известно — Александру Ивановичу была близка в то время идея Г.В. Плеханова о несвоевременности Октябрьской революции. Плеханов, большую часть жизни посвятивший «освобождению рабочего класса», писал: «Русская история еще не смолола той муки, из которой со временем будет испечен пшеничный пирог социализма». Эти слова, увы, оказались пророческими.

Интересно, что несмотря на критику Плехановым «Апрельских тезисов», названных им «бредом», Ленин с большим почтением относился к Георгию Валентиновичу и не преследовал его.

Плеханов, одним из девизов которого был «Страна не может быть великой, пока бедны ее граждане!», скончался 30 мая 1918 года и был похоронен 5 июня в Петрограде рядом с Белинским на Литераторских мостках. Возможно, что Верховский мог присутствовать на его похоронах. Во всяком случае, такое предположение вполне допустимо: в личном архиве сохранилась фотография «Плеханов в гробу», и на ее обороте стоит автограф известного в то время фотографа Оцупа.

На допросе по делу «Весна» 7 февраля 1931 года А.И. Верховский так показывал свою «контрреволюционность»: «Я встретил Октябрьскую революцию как враг. Я считал ее лозунги: «хлеб, мир и свобода» — обман, считая, что Советская власть ведет страну к гибели. Поэтому я все силы положил на борьбу с Советской властью и участвовал во всей борьбе, руководимой партией с.-р. Я подготовил восстание с целью захватить власть в Ленинграде, для чего сколачивал кадры демократического офицерства и вел агитацию на заводах. Устанавливал взаимодействия для вооруженной борьбы с Соввластью с Украинской Радой, для чего я ездил в Киев по предложению ЦК партии с.-р. с одним из членов ЦК (кажется — Ирштейн). Говорил с Петлюрой, но соглашение не состоялось, т.к. Рада вошла в союз с немецким правительством. Вел подготовку создания новой власти при действующей армии, для чего вместе с Черновым, Фейтом и Гоцем ездил в Ставку (ноябрь 1917 г. — Ю.С) Все это не привело ни к каким результатам. Тогда я хотел уехать на Западный фронт и поступить во Франции во французскую или американскую армию. В завязавшейся войне России ни на белой, ни на красной стороне я не желал участвовать. Но когда на Волге с.-р. стали формировать армию Учредительного собрания, я принял предложение Донского (член ЦК) ехать туда…»^{496}. (По словам А.И. Верховского, поездке на Волгу помешал его арест, проведенный органами ВЧК накануне отъезда.)

К поездке Верховского в ставку 4(17) ноября 1917 года можно добавить, что накануне этой даты, 23 октября 1917 года, т.е. за 2 дня до октябрьского переворота, большевики вроде бы и не возражали против того, чтобы Верховский продолжал возглавлять во Временном правительстве военное министерство, полагая, что он не допустит нового «корниловского мятежа». Прошло менее двух недель, и отношение к генералу Верховскому круто поменялось.

«Воззвание к фронту против Духонина.

Борьба за мир натолкнулась на сопротивление буржуазии и контрреволюционных генералов…

По сообщению газет, в ставке бывшего главнокомандующего Духонина собираются соглашатели и агенты буржуазии: Верховский, Авксентьев, Чернов, Гоц, Церетели и др. Они будто бы собираются даже образовать новую власть против Советов. Товарищи солдаты! Все названные выше лица уже были министрами. Они все действовали заодно с буржуазией и Керенским. Они ответственны за наступление 18 июня и за затягивание войны. Они обещали крестьянам землю, на деле арестовывали крестьянские земельные комитеты. Они ввели смертную казнь для солдат. Они подчинялись английским, американским и французским биржевикам…

За отказ повиноваться приказам Совета Народных Комиссаров генерал Духонин отставлен от должности Верховного главнокомандующего… В ответ на это он распространяет в войсках ноту от военных атташе союзных империалистических держав и пытается спровоцировать контрреволюцию…

Не подчиняйтесь Духонину! Не поддавайтесь на его провокацию! Бдительно следите за ним и за его группой контрреволюционных генералов!..»^{497}.

Книгу «Россия на Голгофе» Верховский заканчивал весной 1918 года. Александр Иванович оставался верен себе, и в отличие от других участников исторического процесса, он не пытался переложить вину на конкретных людей. 22 марта он писал с болью в душе о том, каким образом Россия оказалась на Голгофе: «Великая скорбь посетила родную землю. Обессиленная, лежит Россия перед наглым, торжествующим врагом, и все равно, интеллигенция и рабочие, буржуазия и крестьянство, все классы, все партии России несут муку и позор поражения. Все лозунги провозглашены, все программы перепробованы, все партии были у власти, а страна все-таки разбита, унижена безмерно, отрезана от моря, поделена на части, и каждый, в ком бьется русское сердце, страдают без меры.

Многие, многие потеряли веру в свой родной край, в силы земли наших предков. Что же? Пусть малодушные плачут, пусть теряют веру в свой народ. Но сильные верят и будут бороться за возрождение России…

Определить и доказать причины нашей неудачи должны будут многотомные исследования, написанные в тиши библиотек и архивов, когда смолкнет ревущая стихия народной смуты. Нам же ясно до очевидности, до боли в глазах от яркого света этой правды, мы разбиты потому, что мало любили свою Родину, единую для всех! Не социалистическую, не буржуазную, а просто Родину, где мы впервые увидели свет, поля и леса которой мы любим, потому что они наши родные, народ которой, какой бы он ни был, наш родной народ, который мы любим и будем любить и будем верить в него и его возрождение к новой, лучшей, светлой жизни красоты и счастья.

Мы все виноваты. Мы разбиты потому, что перед лицом злобного врага мы занялись внутренними счетами, и вместо общих усилий для обороны страны, в междоусобной злобе надорвали свои последние силы.

Довольно же злобы, довольно ненависти, довольно политических мечтаний.

У нас есть родина, измученная, истерзанная, брошенная под ноги торжествующего победителя! Будем же бороться во имя родной земли, во имя родного народа! Только общими усилиями мы спасем его…

Пусть лозунгами нашими будет «родина, единение и правда», лозунгами новой общей работы во имя возрождения великой России!

Смертной мукой, невыносимым страданием были для всех, кто любит свою родную землю, эти страшные годы войны и месяцы революции, Голгофа русской армии, Голгофа русской земли. Великим мучением очищается душа народная от старых грехов, обновляется, ищет правды. С Голгофы лее страдания засияет и новый свет; начнет строиться новая русская земля, где все будут иметь равное право на место под солнцем, где все классы общества будут братьями, одинаково любимыми общей матерью-родиной, где закон и меч защитят каждого человека от всяких попыток насилия. Вспомнит тогда Россия и тех своих сыновей, кто любили ее больше жизни, кто безропотно, не спрашивая «зачем?», отдавали за нее свою жизнь на полях сражений, кто замучен был за нее темными, забывшими Бога, людьми в Гельсингфорсе, Выборге, Севастополе, Киеве, в окопах на фронте, и те, кто теперь, израненные и искалеченые в боях, выброшены на улицу искать заработка. Вспомнит Россия своего офицера, который в родине своей любит мечту, любит ее в ее целом, без классов и партий, любит за то, что это его родная земля.

Велики переживаемые нами испытания, но в горе нашем найдем в себе силы прощения. И тогда весь единый народ с единой любовью к Родине скажет: «Пусть живет Великая Родина наша! Пусть под знамя Родины идет каждый, в ком сердце бьется, у кого в жилах течет русская кровь; тогда не погибнет Великая Россия, не погибнет и русский народ!»^{498}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.