Кровавый Дон

Кровавый Дон

Первый Кубанский, или Ледяной, поход Добровольческой армии с 9 февраля по 30 апреля 1918 года проходил с боями в направлении от Ростова-на-Дону к Екатеринодару и обратно на Дон в станицы Егорлыцкая и Мечетинская. Это был, по существу, первый армейский маневр зарождающейся Добровольческой армии под руководством генералов Л. Г. Корнилова, М. В. Алексеева, а после гибели первого — А. И. Деникина.

Корнилов предполагал, что в результате похода он создаст мощный армейский кулак в лице Добровольческой армии, соединившись с кубанскими белыми отрядами, которые практически предали «добровольцев». Уже после того как колонны Добровольческой армии двинулись на Кубань, они покинули Екатеринодар.

Планировались большие и важные события.

По прибытии в Новочеркасск 2 ноября Алексеев опубликовал воззвание к офицерам, призывая их «спасти Родину». Как известно, в это время на Дону существовало военное положение, введенное 26 октября 1917 года атаманом Войска Донского генералом А. М. Калединым в связи с сообщением о красной революции в Петрограде, в результате которой ликвидировались все Советы казацкого типа в городах Донской области. Новая власть готовилась создать свои — красные Советы, которые в прямом и переносном смысле, и не только на Дону, были окрашены, а скорее, обрызганы при своем утверждении братоубийственной кровью.

В Новочеркасске Алексеев практически приступил к созданию добровольческого вооруженного формирования. В декабре к этой работе подключился и прибывший на Дон генерал Корнилов. Он горел желанием поскорее навести военный порядок не только на подконтрольных территориях, но и в самих белых отрядах.

Корнилов видел в своих начинаниях первые ростки возобновления Русской армии, которую потерял слабовольный царь.

В один из холодных ноябрьских вечеров генерал-лейтенант Алексеев под влиянием своих мыслей о создании так называемой «Алексеевской организации» в номере гостиницы пишет письмо Дитериксу — начальнику штаба Главковерха Духонина. В нем он утверждает, что «приехал в Новочеркасск, имея в виду не только найти временный приют, но и начать работу…

Как от масляной капли начнет распространяться пятно желаемого содержания и ценности… из этой цитадели должна затем начаться борьба за экономическое спасение наше от немца… создать сильную власть сначала местного значения, а затем общегосударственного… приступить к формированию реальной, прочной, хотя и небольшой силы, вооруженной для будущей активной политики. Элементы имеются: много офицеров, часть юнкеров и гардемарин из разгромленных училищ… наконец, добровольцы…

Погибнуть мы всегда успеем, но раньше нужно сделать все достижимое, чтобы и гибнуть со спокойной совестью».

Атаман Каледин, с которым генерал Алексеев обсудил при встрече свои планы относительно «приюта русскому офицерству», поставил определенные условия, сообразуясь с обстановкой.

— Михаил Васильевич, что касается «приюта русскому офицерству», даю принципиальное согласие, но вместе с тем хочу уведомить вас с учетом местных настроений — не задерживаться в Новочеркасске более недели. Поймите меня правильно, время неспокойное, лихое, холодное и голодное. Семьи станичников на нищенском пайке. Они одни — без хозяев.

— Алексей Максимович, голубчик, вы герой знаменитого Луцкого прорыва, храбрейший из воинов, которых я знал, что-то не понимаю вашего предложения, — слегка возмутился всегда спокойный и выдержанный Алексеев.

— А что тут не понимать? Казачество, возвращающееся домой, к семьям, не хочет воевать ни с немцами, ни с Советами, — навоевалось. Больше того, скажу вам, оно, вдохновленное первыми декретами Советской власти, почти полностью перешло на ее сторону. У меня сил мало — молодежь, юнкера, отряд генерала Попова и части полковника Чернецова. Пару сотен наберется от силы. Красноармейцы уже совсем рядом, а у них сил в десятки раз больше. Да-да, не на порядок, а в несколько порядков. Конкретнее — они уже недалеко от Новочеркасска…

«Как меняют людей обстоятельства! — подумал Алексеев и внимательно взглянул в глаза донскому атаману. — Но он должен же понимать, что обстоятельства переменчивы, принципы — никогда. Разумный человек применяется ко всяким обстоятельствам. Ловкий человек создает их. Деятельный тип умеет использовать их. Нерешительный человек дает им ускользнуть».

* * *

Красные кавалерийские отряды, словно лава вулкана, выжигали любые очаги сопротивления в округе. Алексеев находился в растерянности. Он знал, что мужественный Каледин зря паниковать не будет. От тягостных раздумий Алексеева отвлек крик, доносившийся с улицы. Он подошел к окну и увидел жуткую картину, как солдат отнимал у женщины узелок с хлебом. Она сопротивлялась, кричала, царапала его, зовя на помощь, но вояка резким рывком все-таки выхватил у нее паляницу, от чего она упала наземь. А грабитель, выбросив платок, стал убегать, заталкивая добычу за пазуху под шинель.

Через мгновение он скрылся за углом соседнего дома.

«Вот до чего мы докатились!» — возмутился седой генерал.

На него нахлынули воспоминания, бессвязно возникали полузабытые картины детства и быстро промелькнувшей юности. Потом, словно прогрохотал в памяти длинный тяжеловесный поезд, — военная служба, бои под Плевной с ранением в бытность ординарцем у легендарного генерала Скобелева, учеба в Николаевской военной академии, получение генеральского чина, участие в Русско-японской войне 1904–1905 годов и Русско-германской с последней должностью начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего. А потом череда революций и конец России. И вот он здесь в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии.

Утром 29 января 1918 года на Войсковом круге царило уныние.

Дежурный по штабу принес телеграмму от Л. Г. Корнилова. В ней говорилось об отходе Добровольческой армии на Кубань.

Атаман Каледин понял — это конец вольнице, потому что ни сил, ни желания у станичников воевать, а тем более одолеть красную лавину нет. Рассчитывать на чудо атаман не мог, так как считал, что взывать к чуду — развращать волю. Он медленно поднялся из-за стола и тихо промолвил руководителям станичников:

— Дальнейшая борьба бесполезна. Лично я полагаю, что нам всем нужно сложить полномочия и передать власть городскому самоуправлению. Мы должны всегда помнить, что у дьявола есть свои чудеса. У нас этих чудес сегодня нет.

— Атаман, надо обсудить создавшееся положение, может, найдем выход из тупика, — предложил один из членов Круга.

— От слов погибла Россия, — возразил атаман. — Заболтали ее длинноязыкие. Дело, понимаешь, дело должно быть на кончике слова.

На Круге решили в 16:00 подписать акт о передаче власти. Сдав всю казну, в 14:00 Каледин объявил перерыв совещанию, прошел в свой кабинет.

«Пока смерть подвластна нам, — подумал атаман, — мы никому не подвластны».

Резким движением правой руки он расстегнул рыжую кобуру, достал револьвер…

Через несколько минут в опустевшем атаманском дворце раздался глухой выстрел. Это был акт бегства неудачника от себя самого. Перед удачливыми людьми открыты все двери за собой. Такой человек уже выпрыгнул в окно и оказался в объятиях смерти.

Каледина почему-то не пожалели. Его стали осуждать за это малодушие. В жизни так нередко случается: когда судят о конкретном поступке, то, прежде чем объективно оценить его, надо учесть разные обстоятельства и принять во внимание весь облик человека, который совершает его.

Да, атаман был смел и решителен в бою с открытым противником на поле большой брани. Здесь была гражданская бойня, в водоворот которой затягивались не только казаки сильного пола, но и их семьи — жены, дети, внуки, старики. Он был в цейтноте и не видел выхода из возникшего ситуационного тупика.

А как обстояло дело с Алексеевым?

Его начинания продолжили другие военачальники.

Алексеев сильно хворал. Сначала болезнь никаких осложнений не предвещала — насморк от простуды. Появившийся кашель свидетельствовал уже о бронхите, а потом резкое прогрессирование болезни. Боли за грудиной, вялость, потливость, бессилие и, наконец, сердце не выдержало из-за отека легких.

«Неужели это конец? — обратился он к себе. — Стоит ли жизнь того, чтобы жить? Это вопрос для эмбриона, а не для мужчины. Умереть сегодня страшно, — а когда-нибудь — ничего. Как прав Гораций — всех ожидает одна и та же ночь».

Алексеев скончался от воспаления легких 8 октября 1918 года и был похоронен в Войсковом соборе Кубанского казачьего войска в Екатеринодаре. При отступлении белых войск в начале 1920 года его прах по настоянию вдовы был перевезен в Сербию и перезахоронен в Белграде.

* * *

В кабинете Алексея Максимовича Каледина было найдено письмо, датированное 29 января 1918 года. Оно адресовалось генералу от инфантерии, генерал-адъютанту Михаилу Васильевичу Алексееву. В нем атаман писал видному полководцу и прославленному генштабисту:

«Вы отчаянно и мужественно сражались, но не учли того обстоятельства, что казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого предводителя своих интересов и отходят от него…

Мне дороги интересы казачества, и я Вас прошу щадить их и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России… избавьте Тихий Дон от змей, но дальше не ведите на бойню моих милых казаков. Я ухожу в вечность…»

Самоубийство атамана потрясло Тихий Дон. Потом его преемник генерал П. Н. Краснов о Каледине скажет:

«Гулким эхом раздался по Донской земле калединский выстрел и пробудил совесть казачью».

А она, эта самая совесть, пробудилась от зверств Троцкого и ему подобных, ненавидевших казачество и православную веру. Казаки, недавно примирившиеся с мыслью о переводе стрелок на мирную жизнь, поняли по поведению красноармейцев и быстро насаждающейся местной власти со своими жестокостями, неизбежность скорой расплаты. Многие поняли, что в таких условиях возможности выжить у них нет. Одни считали, что надо сопротивляться, другие — уходить в партизанку, а потом к белому офицерству.

Каледина похоронили со всеми почестями 2 февраля 1918 года. Супруга — Мария Петровна пережила его на год. Могил не сохранило время, а главное — люди и события. Их сына в одиннадцатилетнем возрасте принял водоворот тихого Дона, — он утонул. Личные материалы Каледина побывали в Югославии и Чехословакии. После войны пражский архив атамана был возвращен в СССР и в настоящее время находится в спецхранении.

После этого на Дону развернулась полная героизма и драматизма, замешанная на кровавом трагизме борьба белого и красного казачества. Это была война, на которой отец мог убить сына, сын — отца, брат — брата. Идеология стравливала людей для кровавых сшибок. Народные массы, крестьянство и мятежное казачество «проголосовали на выборах» за Советскую власть, после чего люди убивали несогласных, агитируя друг друга с оружием в руках, где земляк стрелял в земляка, сосед — в соседа, где вчерашние закадычные друзья становились заклятыми, непримиримыми врагами.

Дон требовал крови, и она полилась ему в угоду…

* * *

В феврале 1918 года в городе Новочеркасске собрался Четвертый Малый круг Войска Донского. Под давлением пружины Красной Армии его делегаты практически единогласно приняли решение незамедлительно начать переговоры с командованием советских войск.

Красноармейские отряды 23 февраля вступили в Ростовна-Дону, а через два дня красный отряд Голубова без всякого сопротивления вошел в город Новочеркасск. Войсковой круг был разогнан, атаман А. М. Назаров и председатель круга Е. А. Волошинов были арестованы и вскоре расстреляны.

Понимая, что пощады от Советской власти им не светит, более полутора тысяч донских казаков ушли в партизаны с походным атаманом П. Х. Поповым, ушли в Сальские степи, чтобы продолжить борьбу с большевиками.

Петр Харитонович Попов (1867–1960) — донской атаман, Генерального штаба генерал от кавалерии, исследователь истории донского казачества. Активный участник Гражданской войны на стороне белых. Его путь — типичный для многих из белой эмиграции: Турция, Болгария, Франция, США, Чехословакия.

В 1939 году арестован германскими властями за отказ участвовать в формировании казачьих частей в составе германской армии, однако через короткий промежуток времени его выпустили из застенков гестапо с запрещением заниматься какой-либо общественной деятельностью. В 1946 году он снова переехал в Америку, где дважды переизбирался Донским атаманом. Неудачно пытался создать Зарубежное Донское правительство.

Последние годы проживал в доме престарелых россиян Толстовского центра. Скончался от инсульта 6 октября 1960 года в Нью-Йорке.

Похоронили его на Свято-Владимирском кладбище в городе Касвилл, штат Нью-Джерси.

В Новочеркасске соответственно в 1911 и 1912 годах были опубликованы его исторические произведения: «Герои Дона» и «Донские казаки и их заслуги перед отечеством».

Рукописи книг «Борьба за свободу Дона» и «Дон в изгнании» были сожжены администрацией дома престарелых.

Но вернемся к событиям на Дону.

Советская власть в этом крае была установлена весной 1918 года, а уже 23 марта 1918 года провозглашается Донская советская республика.

Согласно рекомендации Москвы, 9 апреля 1918 года в Ростове-на-Дону собрался Съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов Донской республики, который избрал органы местной власти — ЦИК под председательством В. С. Ковалева и Донской Совнарком под руководством казака станицы Усть-Хоперской, активиста в установлении Советской власти на Дону Ф. Г. Подтелкова.

В мае 1918 года, в период осуществления операции по принудительной мобилизации казаков северных округов Донской области в Красную Армию, Ковалев и Подтелков со штабом были окружены и пленены восставшими против Советской власти казаками.

Тут же был совершен суд, который обвинил их в предательстве интересов казаков и приговорил к смертной казни. Скорый приговор тут же был приведен в исполнение, — красных казаков повесили свои же станичники. Суд был, конечно, неправый. Но, как говорится, не показывайте мне кодекс — покажите судью. Судья был противником красных.

В ответ на эту дерзость белых партизан Советская власть ответила красным террором, повальными обысками, широкой реквизицией, расстрелами офицеров, юнкеров и всех других, которых подозревали в связях с партизанами.

Как только показалось весеннее солнце, сигнализирующее крестьянину — пора браться за поля-огороды, начались захваты и переделы помещичьих и войсковых запасных земель.

И тут основная масса казачества не вытерпела — ответила восстаниями. К середине мая 1918 года в руках восставших было всего 10 станиц, но восстание стремительно ширилось. В Новочеркасске восставшие казаки открыли 11 мая Круг спасения Дона. Круг избрал нового Донского атамана, которым стал Петр Николаевич Краснов, проявивший себя в годы Первой мировой войны как один из лучших кавалерийских генералов русской армии, пройдя путь от командира полка до командира корпуса. Обладал он и творческим талантом — держателя острого и вдумчивого пера.

Область Войска Донского провозглашалась демократической республикой под названием Всевеликое войско донское. Всего в ряды войска было мобилизовано около 100 тысяч человек. Чтобы накормить, обмундировать, обучить и вооружить такое войско, нужны были средства. Краснов их увидел не у Антанты, а у немцев, стоящих на западных рубежах области. Он обещал им в продолжавшейся войне нейтралитет и предложил наладить «правильный товарообмен». Немцы получали от донцев продовольствие, а взамен снабжали казаков захваченным на Украине русским оружием и боеприпасами.

Генерал А. И. Деникин понимал несколько иначе эту помощь. Он считал, что германская ориентация атамана, так же как ориентация на казачьи интересы, является изменой национальным нуждам России.

Ориентация Краснова на союзников была до конца не понята «добровольцами» Деникина. Атаман на самом деле считал, что ни немцы, ни англичане, ни французы Россию не спасут, а лишь разорят ее и зальют кровью. Для него они были временными союзниками. Явными врагами Краснов считал большевиков.

Он говорил, что, пока большевики стоят у власти в России, Дон в состав России не войдет, а будет жить по своим законам, правилам и традициям.

К концу лета казаки вытеснили большевиков с Донской области и стали на ее границах. Но неоднородность населения на Дону создала среди казаков полярность мнений и взглядов на саму проблему дальнейшего построения жизни. Большевиков поддержали донские иногородние и крестьяне. Именно сельское сословие выдвинуло из своих рядов военачальников, ставших впоследствии полководцами красной конницы, — Б. М. Думенко и С. М. Буденного.

В ноябре 1918 года в Германии произошла революция, Первая мировая война закончилась, и германские войска стали возвращаться на родину. Сразу же поставки оружия и боеприпасов на Дон прекратились. Казачьи полки стали отступать. На Дон покатилось красное колесо террора с расказачиванием и, к сожалению, не холодной местью…

Замечено по жизни, что самое жестокое мщение — это пренебрежение возможностью мести. Это пренебрежение скоро ощутили на себе мстящие красные. В гражданских сшибках месть превращается в сильный припадок лихорадки, в наслаждение души мелкой и низкой. О такой мести прекрасно написано у Михаила Шолохова.

А он ведь хорошо знал Дон!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.